Выбор смерти. Сборник рассказов

Выбор смерти

Сборник рассказов

Евгений Триморук

Редактор Юрий Бень

Оформление обложки Тимофей Трембо

Корректор Марина Вишневич

Благодарности:

В книге использован фрагмент картины Р. Магритта "Влюбленные"

© Евгений Триморук, 2021

ISBN 978-5-4493-0974-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моей жене

ВЫБОР СМЕРТИ

Рассказы-антиутопии

Антиутопический штрихкод Евгения Триморука

Но я готов, так же, как и каждый, – или почти каждый из нас. Я готов.

Е. Замятин. «Мы»

Всегда труден переход от поэзии к прозе и почти всегда неизбежен. По крайней мере, так считал великий А. С. Пушкин. Мнение свое он основывал на том, что к тридцати годам утрачивается свежесть и непосредственность восприятия действительности, столь необходимое поэту.

Евгению Триморуку немногим за тридцать и после написания трех сборников стихотворений он обращается к прозе. Молодого писателя трудно упрекнуть в выборе легкого пути: он обращается к такой сложной жанровой форме как антиутопия.

Первый сборник стихотворений Е. Триморука «Касание языческих богов» был посвящен К. Бальмонту, сборник рассказов «Выбор смерти» вполне мог бы быть посвящен В. Набокову. Но кто из русских постмодернистов этого влияния избежал?

Многочисленные аллюзии и реминисценции, контаминации имен и названий произведений, их рассечение и искажение – всем этим наполнены рассказы-антиутопии Евгения Триморука. Есть достаточно прозрачные. Такой герой как Кириллов (рассказ «Выбор смерти») явно отсылает нас ксознательному самоубийце из романа Ф. Достоевского «Бесы», в литературный план рассказа органично вписывается имя героини Гедда Ганская, что дает и пьесу Г. Ибсена, и рассказ И. Бунина. Есть и более сложные – Лени Рифенберг, Ева Ун-Бра (рассказ «Больная речь»). Проявляя милосердие к читателю, автор главную героиню рассказа называет Адельф Тег-Лир, давая тем самым понять, что отсылает нас к истории Третьего рейха. В рассказе, давшем название сборнику, человеку дано выбрать способ неизбежной ранней смерти, никому не дано умереть в своей постели, такова воля тоталитарного государства.

Как человек с двумя высшими образованиями (филфак и Литинститут) автор прекрасно знает, что такое прием затруднения чтения. Оправдан ли он в рассказе, самой простой повествовательной форме, судить читателю. Найдет ли автор среди них соучастников или они предпочтут остаться потребителями, как большинство в последнее время? Молодой прозаик рискует, пытаясь обрести собственное дыхание и неповторимый голос. Пусть пока вполне современным штрихкодовым способом, но будем надеяться в дальнейшем на некий полноценный жанровый код рассказа-антиутопии.

Романная традиция, что совершенно оправданно, в сборнике на втором плане, хотя главное, то, что присутствует и у Е. Замятина, О. Хаксли, Д. Оруэлла – опрокинутость мира, безусловно, есть и в рассказах-антиутопиях Евгения Триморука. Эту перевернутость Новейшего времени замечательно передает Г. Иванов в строчках: Друг друга отражают зеркала/Взаимно искажая отраженье.

Если условность у В. Аксенова и В. Войновича только в основании сюжета их романов «Остров Крым» и «Москва 2042», то у Евгения Триморука она в основании художественного мира. В одном из лучших рассказов сборника «Талейранова клятва» даже существует некий надзорный над обществом орган Служба Бессмысленных Условностей. Сокращение СБУ дает активную и ядовитую актуализацию. В рассказе – предательство морально-этическая норма жизни общества. Это подержанно алфавитом рассказа, где упомянуты такие персонажи, как Сагайпадский и Скородачный. Абсолютно прозрачна этимология фамилии главного героя – Мазепский. Так автор видит историю соседнего нам государства.

Если набоковский герой «Приглашения на казнь» виновен тем, что он случайно не прозрачен, как все, то герои рассказов Евгения Триморука виновны экзистенциально, самим своим существованием. В рассказах «Молчание Морфа», «Дети зла», чтобы закольцевать картину опрокинутого мира, автор рисует портреты властителей или тех, кто стремится ими стать. Не обходится и без пародийного модуса повествования, в частности, показана победа феминистского начала в будущем государственном устройстве. Устройстве, где нет места любви, или она, в лучшем случае, имеет извращенный характер (рассказ «Молчание морфа»). В рассказе «Идущие во тьме» любовники и любовницы нумеруются, как одежда в театральном гардеробе. Настолько обезличенный мир, где индивидуация невозможна даже через высокое чувство любви, заслуживает аппокалипсической участи. Это и собирается ему обеспечить, нажав пресловутую кнопку, герой рассказа «Призрак Герострата».

Достается от автора и «венскому шарлатану» (так В. Набоков называл З. Фрейда). В рассказе «Гибель учителя» показан мир, основанный на законе сублимации, доведенном до абсурда. Преследуется даже легкий намек на сексуальное желание, не говоря уже о попытке его реализации. Чем не сегодняшний дурной западный культ гендерного равноправия? Рассказ построен несколько проще, чем остальные рассказы сборника. Аллюзия на знаменитое стихотворение А. Рембо «Гласные» (все героини маркированы гласными французского алфавита), имеющем, как эротические, так и колористические трактовки не слишком усложняет его понимание. Основной пафос всего сборника рассказов-антиутопий – обезличивание человека в обществе сохраняется.

Как и один из героев Набокова автор сборника прибегает к пародии, как к подкидной доске воображения. Сложно! Но, согласно теории систем, сложные системы устойчивее простых. Будем надеяться, что из этого Хаоса, придуманного молодым писателем, родиться какой-то новый мир, и если уж не дивный, то, по крайней мере, новый и художественный.

Литературное пиршество алфавита рассказов, авторское воображение впечатляют. Но в этом таится и определенная опасность. Если автор не преодолеет своего страстного многословия, не поймет, что слово самоценно и может отомстить за легкомысленные игрища с собой, он рискует остаться писателем для редкого слоя любителей словесности. Впрочем, за выбор приходиться платить. Особенно дорого за выбор жизни. Жизни сочинителя.

Ю. Бень

Выбор смерти

Рассказы-антиутопии

Я верю не в непобедимость зла,

А только в неизбежность пораженья.

Г. Иванов

ИДУЩИЕ ВО ТЬМЕ

Тем, кто видит, не нужно света.

Морис Метерлинк. «Слепые»

I

Она его не любила. И скрывала это, как и подобает Единице. Но все равно продолжала каждый месяц сопровождать Тройку в Процедурную. (По шкале Олдоса деф Дельвига-Деффа (вкратце Дельфига) дефективных людей называли «дефиками»). У Тройки значились в истории болезни три физиологических нарушения. Утверждали – вирус. Высшие, чистые и здоровые с дефиками почти не соприкасались. Они находились даже выше Единиц. Только администраторы, доктора и инженеры, обладающие иммунитетом к любому заражению, уделяли определенное время пострадавшим. Иерархия у Высших оставалась за пределами понимания дефиков.

– Только бы не разочароваться, – твердил про себя Тройка, не помня, откуда она взялась, и не понимая, что это значит.

К сожалению Единицы, Тройка, проходя еженедельную стерилизацию «Однопамяти», как будто изловчился повторять одни и те же вопросы. Как будто его заклинило. Словно какая-то шестеренка требовала смазки, или, что тут врать, убедительной госпитализации, чтобы, уж тут наверняка Высшие разберутся, переведут его в Четверки. И тогда Единица с полным правом сможет вздохнуть с облегчением, как дефик, выполнивший свой человеческий долг. Слово-то какое обидное – дефик, – для Единицы, и ведь с одним только недостатком.

– Она же очень очаровательная, – продолжал бубнить дефик, идущий позади Единицы.

Тройка как будто тянул время. И даже, как не раз казалось Единице, нарочно растягивал слова. И не нравилось ей это постоянное «те», которое он с небольшой паузой добавлял к какому-нибудь глаголу: «скажите», «ведёте», «можете». Такой наглости она не встречала ни со стороны тех же нелепых Пятёрок и даже Двоек. А те поприличнее будут. И одеваются они опрятнее. Не то, что эти…

Ведь снова обул бежевые, старые. И рубашку не заправил в брюки. И пальто с широким воротом. Зачем ему? Морока с ними, да и только. Уже бы давно ужесточили разделение, а то не отмоешься вечером. Вот что скажет врач из Высших, когда она зайдет к нему с этим?

Такого и упоминать страшно.

И почему ее Однопамять на него не действует? Не испорчена ли машина? Не испорчена ли она?

Глупости. Глупости.

– О-чар-о-вать, – пропобовал на вкус Тройка засевшее слово.

Снова что-то шепчет, как будто заучил формулу, и теперь никак не выбьешь ему из головы. Вот ученые пишут, врать же не будут, что в соседнем городе уже до того дошли, что после Процедурной дефик забыл свои обязанности, а другой и вовсе подумал, что он девочка пяти лет, а ведь еще вчера считался здравомыслящим Двойкой. Или неделю назад, или две (тут Единица сама путалась), так стерли все рефлексы, что вышел чистый и здоровый человек, и Высшие его признали своим, и к себе увезли. Вот теперь как. Повезло.

Ученые не зря в многотомных трудах указывали, что Однопамять мешает лечению, что сначала нужно очистить разум от всяческих воспоминаний, в которых и кроется вирус, унесший миллионы жителей планеты. Из-за прошлого дефики зацикливаются на своих проблемах, поэтому Высшие их и не отпускают, стараясь вначале вылечить. Но так говорить нельзя – это обидно для любого дефика.

Единица иногда как будто понимала, что Тройка обладает каким-то иммунитетом, что он, может быть, из совсем старых, давнишних постарадальцев, именно таким, как утверждают исследователи, труднее всего, потому что они пережили катастрофу, находясь в ее эпицентре, и приняли на себя удар одними из первых, и таких уже совсем мало осталось, и их пожалеть надо.

И в тоже время Единица не смела никому доложить, потому что замечания находились вне ее компетенции. Да и выявят у нее подозрение на «бесчувственность», «безжалостность» и «брезгливость» к другим дефикам, что, в свою очередь, могло приблизить ее к тем же Двойкам. Никак нельзя, решила она. Да и для установки диагнозов и очередных отклонений существуют Высшие, которые и определяют у дефиков выздоровление, а уж на это и воздействует привлекательная сторона Единицы, сексуальным видом способствуя достичь положительных результатов. И такие случаи практиковались давно, иначе бы ученые не добавили к Единицам презентабельность и эротичность как один из важнейших факторов оздоровительной профессии. Неделю назад, к примеру, дефик перескочил сразу с Пятёрки на Тройку, что, если не верить в чудо, доказывало правомерность лечения. А два или три дня назад, Единица как будто сосредоточилась, Двойка перерос в Единицу, и это благодаря тому, что, как оказалось, его в Процедурную сопровождали не одна, а две Единицы обоего пола. Вот повезло, так повезло.

И почему ей не дадут напарника, хоть отдаленно похожего на того врача из Высших? Он такой милашка, когда смотрит на ее убедительное декольте, что не вызывает никаких сомнений в его тайных намерениях. Но тут Единице стало неловко от собственных мыслей, потому что она не совсем помнила, какие тайные намерения означал взгляд доктора, подслеповатого, от чего казался более равнодушным, чем внимательным.

II

Известно, что вид красивой женщины благотворно влияет на мужчину, даже если одним из дефектов является зрение. Точнее, острая режущая боль в глазах, которая не позволяет раскрыть широко веки. Ученые врать не будут.

Как всегда, Тройка шел несколько позади Единицы, шаркая ногами. Словно волочился, поминутно пряча лицо от яркого света, при этом опуская голову в высокий ворот пальто, боясь солнечной пощечины. Полураскрытые раздраженные веки, с ярким оранжевым окрасом по краям, прожигало мелкими колющими лезвиями. В шуме часов он насчитал три удара.

В воображении Тройки Единица представлялась самой очаровательной девушкой, которую он ощущал в двух шагах впереди себя каждую неделю. Каждая ароматовала иначе. Но Тройка не знал, что они разные, как не знал и того, что прошло очень много дней ради «Однопамяти».

И почему ей навязали именно Тройку? Единицу злило, что она в ущерб себе и «Однопамяти» все равно его помнит. Полуспущенные веки. Вялая походка. Покоренный вид.

Известно, что Единицы сопровождают Двоек, а те в свою очередь Троек, и т.д., по расписанию, по регламенту. Но ей не объяснили, почему с нею поступают так, а она не рискнула спросить. И так хорош новый Высший врач.

Высший благородными чертами напоминал «подслеповатый» памятник, который они вскоре пройдут. Голова, скрывающая лицо от солнца, когда было известно, что изображенный давно терял зрение. От чего же он прикрывает ладонью веки?

И двух недель ведь не прошло, как Высший врач сменил предыдущего. Она слышала, (то ли два дня назад, то ли три), что они не брезгуют дефиками с самыми минимальными нарушениями. А у нее всего-то одно. И не тот же Тройка ей как-то сказал по выходе из кабинета? И что сказал? И уже с месяц (или дольше?) она сопровождает его в Процедурную, где, как ей было известно, с ним проводили беседу о нормах приличия и субординации?

Страшный кабинет. Самой бы туда не попасть.

Дефикам всегда нужно напоминать. Что напоминать? Что-то напоминать.

После стерилизации Однопамяти их постоянно нужно корректировать. В чем корректировать? В чем-то корректировать?

И почему она помнит это сложное слово «корректировать»?

Некоторые, смутно осознавала Единица, бросались на себе подобных дефиков. Были случаи, когда насиловали сопровождающих девушек, Единиц. Ладно бы Двоек. Те совсем никуда не годятся. Но Единицы могут себя защитить. Она ведь хорошо слышит. А это самое важное.

И как только смели эти дефективные?

Единица опомнилась и в ужасе посмотрела назад – Тройка как будто уклонялся в сторону, к чему-то как будто прислушиваясь.

– Да, испугалась. Мысли мои он что ли… – и не рискнула продолжать, потому что тоже что-то слышала, что недостаток в одном компенсируется чем-то другим. Она ведь хорошо слышит. Это уж точно.

Тут и закрались очень-очень удаленные архивы разговоров, намеков, что Высшие ищут дефиков со скрытными способностями, еще более опасными, чем вирус Однопамяти.

– Нет. Тут что-то другое. Он успел прикрыть глаза. Или отвернуться. Точно. – А разве это так легко, быть привлекательной? Да, ей всегда нравилось, что ее раздевают глазами. Но это еще не значит, что можно трогать. Он, наверняка, такое подумал.

Единицу одолевали злость и возмущение.

Даже в воображении.

– Даже в воображении их раздеваю смело, – повторял полушепотом Тройка.

Тем более такому, как Тройка. Фу! Хоть бы Двойка. А так целых три недостатка. Он почти неполноценный. Хорошо, что их за руку не стоит водить, как она слышала, как Шестерок или Семерок. Тех, вообще, за оградой держат или в качестве домашних питомцев. Как они смеют к ней прикасаться?

Как будто сопровождать дефиков так легко? С таким упрямством по шкале Дельфика (так ли?) он должен считаться Четверкой. Будь она Высшей, она перевела бы его на уровень ниже.

Да.

Ученые врать не будут.

III

Сутулый, он несколько приниженно плелся позади Единицы, а когда обращался к ней, то чувствовал в голосе некоторую робость. Поэтому не с первого раза ему удавалось озвучить свои вопросы. Он боялся их снова забыть. И теперь, словно прожевывая слова, чтобы, уж если выговорить, то наверняка, потому что следующая попытка потребует дополнительных усилий, и тоже может сорваться. Тройка мысль не закончил. Он забыл начало. Он забыл ее смысл. Он забыл ее важность.

Тройка как бы научился ощущать атмосферу слов, потому улавливал их массу, и уже позже добавлял некие легкие оттенки, бархатным переливом играющие у него в голове, что успокаивало и боль в глазах, и усталость, и даже приглушало безотчетный страх, который его ожидает.

После стометрового унылого молчания, проходя в тени Канцелярии Правды, он снова начнет: «Куда мы идем»? И не скажет «очаровательная», боясь разочарования.

Сухая Пятерка в спешке посторонилась, так что прыткая Сопроводительница (тяжелое слово, которым баловали себя дефики от Двоек и ниже), несколько замедлила шаг, и Тройке показалось, что она, наконец, немного поостановилась. Но это было слишком желанным. Часы-то тикают. Время-то идет. А ему нужно было все рассчитать.

Как знать.

Ученые врать не будут.

Под крышей Музея Ученых (тех самых или из древних эпох) ей вновь придется содрогнуться от его приятного голоса: «Почему у меня так болят глаза»?

Проныра.

Вот уж голос ему дался.

Зануда.

Единица злилась, что здесь, именно здесь, и, что хуже, она помнила об этом, несмотря на «Однопамять», что он уже не в первый раз проделывает то же самое. И ей невольно приходится ожидать, когда Тройка вновь что-нибудь скажет.

Нудилка.

Грассирующие нотки Тройки мелкой дрожью доходили до ее пяток. Как же он ее начинал возбуждать, и ведь они еще не дошли до Процедурной.

Нудяжка.

Как бы он снова не проделал свой фокус.

Нудя.

Даже баритон Высшего не мог сравниться с его голосом. Обволакивающим. Обрекающим. Обжигающим. Как ему удавалось так говорить?

Площадь Библиотекарей.

Единица много читала, поэтому и говорила, что у нее Приобретенная Недостаточность. Но очки, взятые в качестве защиты от возможно вируса, надевала только в выходные, когда нужно было сопровождать дефиков в Процедурную.

Ученые врать не будут.

Сегодня же надела линзы, чтобы скрыть второй дефект, чтобы не оказаться среди Двоек. Но ей все равно назначили такую легкую работу, с которой справится любая слабая Двойка.

Переулок Славистов.

Единица уже думала об этом. Кажется, в отделе Однопамяти ей не доложили нужную порцию сыворотки.

Тупик Филологов.

Единица запуталась. Нужно возвращаться. Уж не Тройка ли?

Или Высшие что-то подозревали? Мысли Единицы начали путаться, когда Тройка ей что-то сказал. Или это было раньше?

И теперь ей казалось, что о себе, как о Единице, она размышляет в третьем лице.

Снова площадь Библиотекарей. Снова этот памятник полуслепца. И здесь же словно концентрировались лучи палящего солнца. Здесь Единица чувствовал самые мучительные желания. Здесь Тройка успевал найти самую уютную тень.

Возле Департамента Исследователей Тройка изменил диапазон: «Почему Процедурная в другом квартале»?

Единице не хотелось верить, что это назначено в наказание. Она убеждала себя, что следует программе «Установи Взор». И лишняя укрепляющая «Мерло-Рабзола-Понти» от мигрени ей не помешает. Тройка почти вскрикнул, когда вышли на Площадь Равенства. Единица сжалась. Тройка даже остановился отдышаться возле памятника Антону Антоновичу Борхаскли, который и выступал за всеобщее неравенство, и, словно в доказательство тому, тень от его гранитного изваяния куда-то ускользнула, так что оба спутника оказались открытыми под палящим солнцем.

Сплошные площади и памятники.

Тройка рискнул повернуть голову в сторону курантов и почти тут же зажал глаза, испытав сильнейшую боль, проникающую до самого мозга.

Тело Единицы покрылась испариной. Если Тройка к ней притронется, она сойдет с ума. Надо будет закричать.

И вместо ужасной картины мучений и насилия ей представились навязчивые образы разврата, которые каждое утро и вечер на канале «Ору Эр», культивировались. И на мгновение Единице становилось легче.

В любой расставленной тени, под колоннами, углами домов Тройка все также спрашивал: «Для чего мы идем пешком? Почему нужно вначале в Первый отдел Процедурной, а потом во Второй, и не наоборот?» Издевается, иначе никак.

Единица слышала в его вопросах насмешку, злорадство, желание ее догнать и затянуть в дверь подъезда или в тень переулка.

Ее почти тошнило от жары, и невыносимо, как слепни, наслаивались самые липкие образы.

Для нее было пыткой слышать до точности по секундам задаваемые вопросы. Словно ее привязали к столбу, а над головой подвесили ведро с водой, на дне которого вырезали небольшое отверстие, и из него равномерно капала вода точно в темечко.

IV

По шкале Дельфига Тройке приписали «Медлительность». Малая погрешность, проходящая по ватерлинии, приближенной к Четверке. Но он не понимал, зачем за ним приходят так поздно и потом торопятся к Процедурной? Он с раздражением угадывал торопливый стук ее каблуков еще до того, как она появится перед его дверью, словно бы чеканила мелкими шажками по коридору.

В глазах снова сильно помутнело, словно приближался приступ. Он вновь уставился, если так можно сказать о человеке с больными глазами, в упругую фигуру Единицы. Прозрачное снежное платье обрамляло ее тело, слишком роскошное и точеное, чтобы оставаться земным. Тут не меньше двухчасовых тренировок в день. Единицам, неписанным законом, прописано ходить в спортзал. Так они выглядят крепче, привлекательнее и совершеннее. После душа их кожа как будто источала свечение, словно они здесь, среди дефиков, на земле, восполняли Высших существ, тех, кто находится за пределами понимания. Если так выглядят эти дефики с минимальным недостатком, то что говорить о них, каждодневно ускользающие от его, Тройки, пытливого и мучительного взора, что говорить о Высших? Может быть, у Единицы таз несколько ниже? Но ему ведь могло показаться. И так не хотелось разочаровываться. И Тройка не знал, почему вклинилось это «не хотелось», ведь он ничего не помнил о прошлом.

В конце концов, основной дефект – это зрение. Тройка во многом был не уверен. Возможно, ему хотелось представить ее сексуальность, а лучше ясно ее увидеть. Чтобы очарование воображения слилось с очарованием реальности. Но Тройка был этого лишен. И не только этого.

Да.

Ученые брехать не будут.

Когда подводит зрение, теряется нечто большее, какая-то связь с невиданным, что, сколько ни представляй и не описывай, все равно находится за пределами твоего видения.

Единица явно ускорила шаг. И сейчас даже быстрее, чем обычно.

Чтобы он ей не успевал задавать вопросы?

Она как будто убегала от него, от Тройки.

V

Долгие несколько часов заставляли его, Тройку, сидеть в приемной среди Двоек и Четверток. Хотя с ними было хорошо. Они много знают. О многом говорят. Тогда Тройка и услышал кое-что.

И один ли раз?

Всего лишь слух.

Легкая фантазия.

Или это случилось после удара, когда он вновь засмотрелся на полуобнаженные бедра Со-про-во-ди-тель-ни-цы?

Этот памятник Борхаскли поставлен явно в насмешку.

Послушать Тройка не отказывался. И даже с удовольствием пропускал вперед тех, кто торопился.

«Одно вызывает другое», – кто слева.

«Как не… Что? Нет», – голос у стены, выше головы, прислонился.

«Давно», – издали.

«„Мерло-Рабзон“ или „Рабзар-Понти“, что лучше»? – прямо в ухо.

«В вечернем выпуске объявили о карантине», – рядом.

«На канале „Хакрхес“ передавали тревожные вести», – через плечо.

«На „Ору Эр“ обучают больше», – тот, что рядом.

«Нарушенное зрение ограничивает воображение», – тот, что через плечо.

«Я, когда был Единицей, многое насмотрелся», – издали.

«Исследователи врать не будут», – уходящий в кабинет справа.

«„Мерло-Рабораб-Понти“ – успокойте нервы осознанием равенства», – радиоточка.

«У страдающих кожей нарушено осязание», – телевизор.

«Могут и толкнуть», – автоответчик.

«И почему еще не вылечили»?

«Последствия», – радиоточка.

«Аллергия», – тот, что через плечо.

«Аллегория»? – тот, что рядом.

«Раритетное предложение от фирмы „Нор-в-Нор“. Спешите», – телевизор.

«Только Высшие», – радиоточка.

«Во вчерашнем издании журнала „Эпохальное время“ признали, что удается довести до уровня Высших даже Двойки», – телевизор.

«Четверки», – позвали кого-то.

«Какие именно? Тройки тоже разные бывают. Слух лечат? Обоняние»? – тот, что через плечо.

«Если дефекты из агрессивных, то и Двойки остаются Двойками», – тот, что рядом.

«Сложные Тройки. Хроническое», – тот, что через плечо.

«И Единицы со своим фокусом не избавляются», – тот, что поблизости.

Сообщения были еженедельными, ежедневными и ежечасными.

Каждый дефик размышлял о своей боли, доказывая, что она сильнее, чем у остальных, даже если у других находили похожие симптомы. Убеждали в своей больной исключительности. И всегда прислушивались, не скажет ли кто о более необычном лечении? Хотя многие подозревали, что по закону только в Процедурной должны выдаваться лекарства.