Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием

– А во-вторых, я уже ознакомилась с документом и смею заметить, что методы Вашей системы крайне деспотичны. Я бы даже сказала тоталитарны. Чтобы не сотворили аристократы, они остаются людьми со своими правами. А также они имеют право на ошибку и возможность её исправления. Вы же предлагаете полное лишение их конституционных свобод. «Свита» сможет вмешиваться в частную жизнь на совершенно ином уровне. Внеплановые обыски даже чистых перед законом аристократов, допросы, полный доступ «Свиты» ко всей личной информации родственников из побочных ветвей. Вы предлагаете абсолютный контроль. При таких условиях и вздохнуть спокойно будет нельзя, – недовольным тоном высказалась.

– А Вам есть что скрывать? – парировал Гриша. – Добросовестного аристократа не смутят подобные требования, тем более факт утечки данных полностью исключается вмешательством стим-тека. Чего же бояться? – улыбаясь, спросил.

– Я боюсь лишь отсутствия гуманизма. Не связаны ли столь радикальные меры с тем, что Вы по рождению не являетесь аристократом? Может, Вы в тайне ненавидите их?

– Почему же в тайне? – ответ её удивил. – Как и любой добродетельный аристократ, я явно ненавижу нечестивых. И Вы правы. Мой статус при рождении напрямую связан с такими мерами. Я и Фарль в отличии от всех присутствующих можем здраво оценить ситуацию. Мы видим картину целиком, – тут на него внезапно напал легкий приступ смеха. – Я тут подумал, что Ваши претензии очень смешные. Вы член партии Рестеда, который борется за справедливость между классами. Кажется, такой лозунг утвердила Лотти, чтобы обойти нелюбимое политиками слово «равность». Уверен, рыжик не упустила бы возможность насолить аристократам. Вы же видно не совсем понимаете желания своего лидера. Строите из себя классового гуманиста, идеалистку, которая хочет исправить этот мир. Это даже мило… только вот последняя идеалистка в совете вызвала «возмущение теистов». Будьте милостивы, не повторите трагедию.

Слова Гриши были ядом, который медленно просачивался в душу. Никто в совете не понимал те изменения, что претерпело сознание Григория, один только Фарль предполагал. Он знал их причину, знал кто источник.

– Ваши слова – явное оскорбление! – воскликнула Милена.

– Хотя постойте, – перебил её. – Может быть, Вас смущает, что Свита распространяет своё влияние и на новообразовавшиеся партии, вроде Рестеда?

– Да как Вы смеете?!

Эдмунд, что был рядом, остановил её, чтобы она не сказала лишнего. Он посмотрел на уставший вид Григория, на его плавный ход зрачков, отражающих полное безразличие к происходящему.

– Григорий, простите за дерзость, – проговорил он. – Но разрешите задать вопрос? – тот махнул рукой. – Вы пьяны?

– Не пьян, но и не трезв, – без зазрения совести ответил. – Утром промочил горло стаканчиком другим.

– Вы же понимаете, что и сами теперь подпадаете под действие аристократической юстиции, Григорий? – спокойно вступил Андрей. – Явиться в нетрезвом состоянии на заседание совета – неслыханная дерзость и явно не признак добродетели души. Что можете сказать на этот счёт?

– Не припомню, чтобы запрещалось пить аристократам. Также не припомню, чтобы фуршет в гостевом зале не был устелен алкогольными напитками. Недобродетельно было бы прийти, находясь в серьезном состоянии алкогольного опьянения. Я же напротив трезв разумом, и кто смеет заявить, что мои слова являлись ложью.

– Давайте отойдем от темы личных взаимоотношений, – попросил Фарль. – Их можно выяснять за пределами этих стен.

– Это было провокацией! – проигнорировала Милена. – Непозволительное отношение ко мне и лидеру Рестеда – Шарлотте Аллаги. Вы назвали её Лотти и рыжик, какое право Вы имели…

– Полное, – отрезал он. – Поверьте мне, я именно тот человек, который смеет называть её так и любым другим словом. Уверяю Вас, я близок с ней куда сильнее, чем Вы, Милена. Если желаете подробностей, можете уточнить у рыжика.

– Думаю, нам стоит отложить решение по поводу юстиции на следующее заседание, – заявил Андрей. – Чтобы искоренить факт неприязни, рожденной сегодняшней стычкой. А также чтобы все члены совета находились полностью в трезвом рассудке и благостном расположении духа.

– Согласен, – наконец заговорил Сатори. – К тому же предлагаю достопочтенным Фарлю и Григорию слегка пересмотреть взгляды на юстицию, чтобы удовлетворить всех недовольных.

Эдмунд, Милена и Симон поддержали их. На этом собрание закончилось. Фарль остановил Григория, когда тот проходил по коридору на пути к выходу. Он был сильно раздосадован обстоятельствами, даже разгневан.

– Что ты творишь, Гриша?! Не мог поубавить напора? Теперь будет гораздо сложнее убедить совет в необходимости Свиты.

– Брось, Фарль, – апатично произнёс аристократ. – Они примут нашу волю, как принимали всегда. Даже если дело дойдет до разногласий, то по количеству голосов проект пройдет. Уверен, Эдмунд поддержит нас, а если и нет, то не выступит против. Вопрос юстиции вне его интересов.

– Григорий, нам нельзя возвращаться ко временам, когда количество голосов было превыше общего решения. Такой подход неверен, – он остановился и помассировал переносицу. – Я понимаю, Гриш… тебе тяжело после всего и всё-таки…

– НИХРЕНА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!! – крикнул он и тут же опомнился. – Прости… само вырвалось. В общем, не переживай по пустякам, я всё улажу.

Он пошёл вперёд, пока Фарль решил уладить разногласия с Миленой. Григорий ступал дальше, углубившись в себя, но он внезапно затормозил, когда увидел знакомое лицо. Лицо, которое вызвало у него острую боль. Молодой человек в черном фраке и синем галстуке стоял напротив него, держа в руках букет белых златоцветников. Второй рукой он опирался на трость. От него последовала легкая невзаимная улыбка.

– Что ты здесь забыл? – выпалил Гриша.

– Пришёл навестить старого друга, зачем же ещё? Я был у тебя дома, но, как видишь, тебя не застал. Лишь после вспомнил о том, что сегодня собрание.

– Навестил? – саркастично выдавил он. – А на этом позвольте откланяться.

– Дела… понимаю, – с грустью произнёс. – Вот прими это, – он протянул букет. – Я не смог прийти на годовщина, извини. Тебе приходится нелегко, должно быть. Надеюсь, этот скромный подарок приподнимет тебе настроение. Это златоцветник. На языке цветов он означает…

Григорий агрессивно выбил цветы из его рук, и лепестки разлетелись по полу. Словно первый снег они окропили собой паркет.

– Я ЗНАЮ ИХ ЗНАЧЕНИЕ! – оборвал Гриша. – Поверь, мне ни капли не легче от твоего сочувствия. Поэтому катись в ад, – сказал и обошёл его.

– Уже был. Не понравилось, – его голос отозвался печалью, сродни той, что таится в душе Григория.

Кол Галланд стиснул зубы и молча ушёл. Молодой человек кое как присел на корточки, чтобы прибрать беспорядок. Ему в этом помог подошедший Фарль. Милена стояла позади и лишь смотрела на это. Мужчина был ей незнаком.

– Здравствуй, Фарль, – поприветствовал он. – Рад видеть тебя.

– Взаимно, – Ной Кэммпл собрал букет. – Прости, но нам нужно идти, – тот одобрительно кивнул.

Фарль проводил друга поклоном. После уже на подходе к Атмосу раздался звонок с телефона-гарнитуры.

– Слушаю, – ответил мужчина, ослабив галстук.

– Первый, я собрал Чисел, как ты и хотел, – заговорил Павел. – К полуночи они прибудут в намеченное место. Тебя ожидать?

– Само собой, у нас много тем для обсуждения, – холодно произнёс Первый. – Всё идет по плану?

– Наши люди повсюду. Они контролируют каждую структуру, нет повода для волнений. Нам стоит пригласить крота из совета? Полагаю, он также захочет послушать, что ты скажешь.

– Нет, сегодня обойдемся без него, ему и так есть чем заняться. Я побывал в совете, и мне уже передали всю нужную информацию. Тут всё спокойно, его присутствие излишне. К полуночи я прибуду, а к этому моменту ты закончи дела в Рестеде.

– Понял тебя.

Первый сел в Атмос и приказал шофёру направляться в особняк.

Тем временем Милена закончила разговор с Фарлем, но на этом её работа не закончилась. Следующим пунктом в расписании было посещение центра Рестеда, который обосновался в Рабочем районе. Добравшись до него, она вошла в большое белое здание со стеклянными панелями. Количество членов партии в одной только Артеи достигало почти 20% от населения. Они, как муравьи, ползали по большим залам, похожим на маленькие ячейки с сотрудниками. Пятнадцати этажный офис целиком и полностью заполнился рабочими. Они занимались разносторонней деятельностью: благотворительность, решение социальных проблем, помощь в судебных разбирательствах по делам аристократов, защита прав пролетариата и меньшинств, и, конечно же, участием в политике. И всей этой огромной системой заправляла Лотти. Организовать рабочий процесс ей помогали Фарль и Эдмунд, по первой они были активными участниками строительства нового Рестеда. Однако финансовое благополучие во многом было заслугой самой Шарлотты. Она в своё время занялась скупкой земли и собственности, упавшей в цене в пору «возмущения». В тот период многие уехали из Артеи, Фетры и Кома – центров восстания – в более безопасные города. Этим и воспользовалась Лотти.

Милена поднялась на девятый этаж, там был кабинет Павла. Он сидел, зарывшись в документах. Его стол был завален макулатурой, с которой он мог достаточно быстро разобраться, если на то была бы веская причина. Если таковой не было, то его прокрастинация оставляла стопку бумаг на потом. Вместо работы он любил сидеть в своём кожаном кресле, попивать чашку кофе и смотреть на виды района, которые за эти годы заметно преобразились. Казалось, Рабочий район посветлел, стал свободнее и свежее. Чаще по дорогам стали рассекать Атмосы, да и количество высоток за последний год увеличилось.

Девушка постучалась к Павлу и вошла.

– Моё почтение, – заговорила она, поправив русые волосы. – Госпожа Шарлотта на месте?

– Рад Вас видеть, Милена. Да, она на месте. Правда, не в духе. Переговоры с архиепископом провалились. Оно и неудивительно. Я не знаю, чего она ожидала, желая купить землю бывшего собора. Пусть она и предлагала помощь в реставрации, – сказал он, откинувшись на спинку.

– Вы сомневаетесь в решениях Шарлотты? – угрюмо спросила аристократка.

– Сомневаться в целом полезная штука, предпочитаю руководствоваться логикой чистого разума. Как дела в совете?

– Превосходно, – отгрызаясь, ответила и вышла из кабинета.

Павел улыбнулся и продолжил работу.

«Как же ты всё-таки юна, Милена, – подумал он. – Считаешь, что совет имеет хоть какую-то власть. Считаешь, что можешь что-то изменить. Рыпаешься, пытаешься выбраться из этой ямы, но всё бесполезно. Эти двое уже смирились и просто лежат на самом дне, прекрасно осознавая, что балом правит он. После своего чудесного воскрешения, он назвал себя величайшим дураком, и эта фраза навсегда застряла в моей голове. В тот момент я понял, что этот парень и есть величайшая загадка, которую я желаю разгадать. Человек, что меняет реальность одним своим словом. Разве есть в этом мире хоть что-то занимательнее? Он, и правда, дурак. Тот, кто видит этот мир без иллюзий в своём первородном виде… это подкупает».

Внезапно раздался звонок. Это была Роза.

– Внимательно слушаю Вас, Розалия. Что-то случилось?

– Нет, всё замечательно. Звоню спросить есть ли у Вас время сегодня вечером? Теисты проводят благотворительную акцию, и я подумала, что Вы могли бы прийти как представитель Рестеда.

– Я польщён Вашим предложением, но, к сожалению, у меня есть неотложные дела. Сами понимаете. Если Вас не затруднит, то мы могли бы встретиться в любое другое время и обсудить дела в более приватной обстановке. К примеру, завтра по обеду?

– Я была бы очень рада.

Милена дошла до другого кабинета на этом же этаже. За стеклянной перегородкой было видно Шарлотту, она нервно перебирала в руках пачку сигарет, сдерживая себя от желания покурить.

– Шарлотта, Вы курите? – обеспокоенно спросила Милена.

– О, здравствуй, дорогая, – произнесла, спрятав пачку. – Нет… точнее, да, но я бросила. Не знаю, зачем храню её. Каждый раз как нервы шалят, рука сама прямо-таки тянется. Наверное, такой борьбой стараюсь держать себя в тонусе.

– Никогда не задумывалась, что в Вас есть такая черта. Почему Вы начали курить? – та лишь отмахнулась. – Слышала, что встреча с архиепископом была неудачной.

– Не напоминай. Меня чуть ли не рыжей ведьмой назвали. Этот Авреель, как заноза в мягком месте. Говорил мне Фарль, что ничего не выйдет, а я понадеялась на своё обаяние. Шовинист чёртов. В такие моменты понимаю, что с Феодором было бы проще. С его уходом Церковь ушла от здравого смысла в метафизику, творится полная околесица… Ай, не могу! – она вынула сигарету и запыхтела, как паровоз. – Прости, что тебе приходиться это видеть, но правда нет сил уже. А как у тебя в совете?

– Примерно также… Этот Григорий Кол Галланд точно такой же шовинист. Никакой профессиональной этики! Просто вывел меня из себя! Предложил такую ужасную систему контроля за аристократами.

– Ты про Свиту? – спросила, отряхнув пепел.

– Вы знаете?

– Конечно же. Фарль советовался со мной. Ты права, она слегка деспотична, но справедлива. Пусть меня и не радует факт того, что и Рестед попадает под юрисдикцию Свиты, но это потери, которые мы можем понести. Ты выступила против, как понимаю?

– Я подумала, что это негуманно. Старалась поступать, как Вы. И представить не могла, что Вы будете за… Так мне проголосовать в поддержку?

– Само собой, но если сможешь выбить послабления для партий, то лишним не будет, – тут у неё выскочила улыбка. – А что Гриша таково сказала, что ты его шовинистом обозвала?

– Он назвал меня милочкой, а Вас посмел назвать Лотти и рыжиком. Ещё и тираду устроил, что он имеет право так обращаться. Ну что за нахал?!

Лотти во весь голос рассмеялась.

– Ай да Гриша, ай да мелкий засранец, – Милена поразилась. – Во многом он прав. Григорий, действительно, один из немногих людей, который может меня так называть без санкций. Ты, должно быть, не знаешь, но мы с ним друзья детства. Хотя сейчас наши отношения слегка натянуты. Я дружна с его женой, пусть она, конечно, и редкостная стерва, но благодаря ей я познала прекрасный мир магазинов одежды. Мы все находимся в тесной спайке, Милена.

– Я не знала об этом. Впредь я буду более уважительна к нему относиться.

– Не стоит, милая, – произнесла, потушив сигарету. – Поверь мне, бесить этого человека – одна из радостей моей жизни. Не стоит поступаться с личными чувствами в угоду того, что тебя даже не касается. Мои отношения с Григорием только мои.

– Вы знаете стольких людей в совете, – задумавшись, проговорила Милена. – Может, Вам знаком и этот человек? Я не припомню его имени, но его явно знает достопочтенный Фарль. Он высокий такой, чернявый, – пыталась описать.

– С голубыми глазами? – уточнила Лотти, опустив взгляд.

– Точно. Они были столь тусклыми и безжизненными.

– Я понимаю, о ком ты, – тут она вновь достала сигарету и закурила уже вторую. – Я знаю, кто он.

– Видимо, этот человек не так значим, если я про него ничего не слышала. Так или иначе все Ваши близкие добились успехов в этой жизни. Аж от сердца отлегло. Я уже подумала, что Ваше окружение целиком и полностью состоит из удивительных личностей.

– Уверяю тебя, – она посмотрела на небо. – То, что мы не знаем, зачастую является самой значимой деталью всего механизма. Могу сказать, что человека удивительнее его я не встречала и не встречу. И мой совет… держись от него подальше. Он из тех, кто несёт в себя силу, способную упорядочивать хаос, – сказала и выдохнула серую табачную пелену.

***

Ровно в полночь в баре Аркобалено собрались все Числа, чтобы отчитаться перед тем, кто по праву управляет Артеей. Это был самый настоящий тайный совет, совет детей Пустоши.

VII

Чуть меньше двух лет назад в Пустоши.

Расколотое племя во главе с Нейтаном шло вперёд по бескрайним просторам. Тибон вёл их по наиболее безопасным тропам, но его вечные стоянки с каждым разом всё хуже сказывались на кочевниках. Припасов катастрофически не хватало, а с охотой им по-прежнему не везло. Демон Пустоши неустанно преследовал их, движимый жаждой мести. Прошло чуть больше месяца с начала их пути от Нового Кома, но они даже не приблизились к Хелмфорту. Буря напрочь изменила рельеф местности, да так сильно, что даже освоенная часть Пустоши, где они сейчас и были, стала такой же опасной. Жара стояла лютая, солнце беспощадно посылало свои лучи на головы путников. Бедолага Николас кое-как ковылял, благородно предоставив повозку беременной девушке. Эта была старшая сестра Тибона.

– Как думаете назвать ребенка? – поинтересовался Нейт.

– У нас всё иначе, Раэв. Мы не даём имён при рождении, имена для нас – отражение сущности. Каким он будет, так и наречём. Но это трудно назвать именем, это, скорее, «особенность» человека, заключенная в одном слове. Имя Тибон мне дали за близость с Пустошью. Тибон – это одно из названий явлений Пустоши, что означает «одомашненный» на языке волхвов.

– Одомашненная Пустошь? – озадаченно переспросил он. – Это как?

– Так прозвали место, где мы селимся. Это своего рода обуздание малой части Пустоши, которую и называют Тибоном. В племени меня сочли за одного из порождений Пустоши, которое приучено к общине.

– Звучит как-то жестоко… Словно ты какое-то животное.

– А что значит твоё имя? – спросил мальчик.

– Если бы я знал. Как мне рассказали, мой отец – Йеда – был вождём племени, приказавшим давать имена детям. Не думаю, что оно несёт в себе какой-то глубокий смысл, – он задумался. – Как думаешь, демон следит за нами сейчас?

– Скорее всего, да, пусть на равнине ему спрятаться и сложно, но он определенно неподалёку.

– Тогда почему не нападает?

– Боится. Боится снова проиграть, его гордость задета, поэтому он не отступит и будет выжидать момента, когда сможет напасть, – ответил Тибон.

– В Пустоши есть возможность пополнить припасы? Где вы берете питьевую воду, к примеру?

– Обычно роем колодец, под слоем песка и земли на самом деле проходит много источников. Где ни капни есть шанс добыть воду. Но на это требуется время. Есть шанс дождаться дождя, но я не знаком с этими местами, поэтому не могу сказать, когда нам ждать погоды. К тому же дождь сопровождается грозой, которую нужно пережать в лагере… юрты просто снесёт. Также маленькая возможность будет, если мы найдем источники на поверхности. Но это совсем редкое явление.

– Источники говоришь, – задумался Нейт. – Подожди-ка. Николас! – крикнул он. – Николас!

Он побежал искать ученого, который плелся где-то позади. Парень добежал до него и взял карту, по которой они всё этого время шли. В своё время Николас позаимствовал её в архиве Нортграда, чтобы нанести туда координаты пустынного племени. Но она оказалось их путеводителем, приведшим прямо к Новому Кому, а теперь и ведущему к Хелмфорту. Нейтан вернулся обратно к Тибону.

– Тибон, гляди, – он раскрыл перед ним карту. – Новый Ком являлся портовым поселением, находящимся возле цепи озер, которые выходили в море. Но помимо этого от озёр протекают несколько рек, они маленькие и негодные для мореплавания и гидроэлектростанций.

На карте были нанесены русла рек.

– Можешь определить, какое из течений к нам ближе всего? – спросил Нейт.

– Дай посмотреть… мы шли только на восток с незначительными отклонениями, с учетом стоянок и скорости нашего передвижения мы должны быть тут, – указал. – Ближайшее русло – вот здесь. При удачном стечении обстоятельств мы можем добраться до него за два дня пути, если свернем на север. Ты молодец, Раэв! Это может нас спасти! Надеюсь, нам повезёт в дороге.

Они наметили новый маршрут и оповестили остальных, чем сильно их замотивировали. Где есть вода, есть и живность. Это могло спасти кочевников. Их дух приободрился, они уже с большим энтузиазмом направлялись к цели. Даже шаг Николаса и Наташи стал более уверенным. Так, они продолжили свой путь по пустынной местности. Горизонт искажался от жара, он словно пульсировал, изгибался. У многих погода начала вызывать головные боли, крепкие тела бедуинов не выдерживали, а тела слабых антропологов так и вовсе. В какой-то момент на Николаса напала горячка, его настиг солнечный удар, уже не первый, но достаточно сильный. Его пришлось положить в тележку вместе с беременной. Нейтан шагал по рыхлому песку, и каждое движение давалось ему с трудом. Он спрятал голову под капюшоном, иногда поглядывая на чистое небо. Над ними простирался голубоватый небосвод, на всех он давил своей массой, той безмятежностью, с которой навис над светло-золотистой землёй. А для Нейта небо было облегчением, его легкость была глотком свежего воздуха. Когда он смотрел на него, то мысли приходили сами собой. Парень отвлекался на них, погружался в размышления, напрочь забывая о тягости тела. Он становился таким же свободным от плоти, как живое небо. Ему самому было неясно о чём конкретно он мыслит, как всегда, витиеватые идеи перекрещивались между собой, создавая мешанину, которую он преобразовывал в стройную логическую цепочку. Пустошь поменяла ход его дум, а возможно, это был и возраст. Если в детстве он размышлял ни о чём, он просто наблюдал за миром и делал выводы, которые никак не применял на практике, то с возрастом все эти знания он старался приложить к себе. Через мир Нейт старался познать себя, согласовать свою сущность с окружением. Людей вокруг он воспринимал как себя самого, и изучая их поведение, быт, привычки, веру, он словно заполнял свою пустоту.

До начала своего пути познания, он знал, что у него есть привычка смотреть на небо. Нейт не знал почему, пока не встретил Тринадцатого и Восьмого. Теперь же он заметил в себе странность смотреть в глаза собеседнику, эту особенность имели все дети Пустоши. «Глаза отражение души», – так высказался Тибон. Интересно было, что цвета радужки он не запоминал, как будто она не имеет значения. Нейтан понял, что ему не безразлична и тональность голоса, голос был очень важной составляющей, по которой бродяга оценивал человека. Эти простые вещи, свойственные всем людям, он подметил совсем недавно. Неосознанные действия, причины которых он не понимал, стали ясным следствием, после того как он примерял людей на себе. Это были маленькие части его, которые всё равно радовали. Большей же радостью стало понимание себя как эгоиста и в какой-то степени инфантила. Через них он складывал свою личность, они стали его ключом, открывающим иные черты. Так Нейт вдруг охарактеризовал себя как «наивный дурачок». Шаг за шагом он складывал пазл себя.

После он задумывался о том, почему он так поздно начал конструировать себя. Он посчитал, что всему виной пять лет заточения, где его круг общения был ограничен им самим. Лотти и Гриша имели возможность общаться со множеством людей и имели образы «наставников», на которые могли опираться или напротив избегать. Для Шарлотты это, несомненно, была Роза, а для Григория – Симон. Они надели на себя их личности, и спустя время отсекли лишние части, не подходящие им. А у Нейта был только Гильмеш.

«А мог ли я перенять у него черты, стать таким же? Может, я просто не замечаю этого? Разве одержим я чем-то так сильно, что готов поступиться с человечностью? Возможно ли, что даже спустя столько времени дух Гильмеша витает надо мной?», – эти мысли пугали его до чертиков.

Он так сильно погрузился в себя, что не заметил, как прошёл день. Тибон остановил племя, буквально почуяв неладное.

– Раэв, ты чувствуешь этот запах? – спросил он.

– Теперь, когда ты сказал… я чувствую резкий кисловатый запах. Но он такой слабый.

– Мы сейчас на подветренной стороне. Запах идёт с той стороны, куда мы идём, – ответил Тибон.

– И что это значит?

– Не знаю, просто раньше я не встречался с таким. К тому же ветер прохладнее обычного.

– Может быть, из-за близкой воды? Я тут подумал, это похоже на запах стоячей воды с примесью. В Пустоши бывает что-то подобное… вроде болот?

– Не видел, но если оно в Пустоши, то опасно. Мы должны изменить маршрут, обойдём, потеряем день, но зато будет в безопасности, – серьёзным голосом обрисовал.

– А у нас есть этот день? – парировал Нейт. – Запасы почти иссякли, и люди не выдержат ещё день пути без передышки. А возможности отдохнуть нет. Я понимаю, что это безрассудно, но сделать крюк не менее опасно. Потеряем много сил. К тому же твоя сестра, она может не выдержать. Я не говорю о Николасе и других. Солнце раздавило их.

Тибон задумался, его лицо изобразило недовольную гримасу, но обдумав, он выдохнул. Доводы Нейта его убедили. Положение сестры сильно волновало его. Она должна была родить в скором времени, и Тибон хотел, чтобы это случилось в более безопасном месте.

Они пошли дальше. Муллы везли телегу уже с тремя людьми, один из подростков тоже слёг. Чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовался неприятный запах. Бедуины спустились с песочных равнин на более твердую почву, так дорога стала проще. Воздух там был холоднее, потоки вальсировали внизу, отскакивая от холмов. Однако вместо зноя теперь их мучала вонь. На удивление здесь на земле проступали высохшие растения, корни которых племя использовало для еды. По пути они собирали всё, в особенности насекомых. Их они жарили на глиняной посуде или ели сырыми. В какой-то момент почва под ногами начала хлюпать, она пусть и не сильно, но могла засосать. Дальше им приходилось быть ещё осторожнее и смотреть куда ступать. Некоторые области могли проглотить человека по колено. Медленно пейзаж сменился. И золотой песок превратился в черную, мокрую землю с мутными лужами. Постепенно народ начал кашлять, так как в нос всё сильнее въедался смрадный запах. Казалось, он стоял зеленоватой пеленой по всей округе. Ориентироваться с закатом стало сложнее. Солнце уже принялось скрываться за линию горизонта, и как на зло тучи решились очернить небо. Они постепенно заволокли его полностью.