bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
35 из 38

– Второе предположение?

– И второе, и первое. Мы настолько мало знаем, что вправе выдвигать любые версии.

Казалось, что Данилов почему-то задался целью подтрунивать над Машей. Мысль пришла не только мне – Маша замедлила шаг, пристально посмотрела на полковника. Но тот шел с выражением полной невинности на лице.

– Петр, Андрей Хрумов хочет говорить с тобой, – неожиданно сообщил счетчик.

Я остановился. Едва рептилоид оставил на переднем плане сознания моего деда, как его скорость упала до черепашьей. Видимо, мелко семенить четырьмя лапками – не лучший способ передвижения для человека.

– Петя, я начинаю понимать. Мне так кажется, – без предисловий выпалил дед. – А ну-ка поворочай мозгами!

Маша с Даниловым тоже остановились.

– Дед, я пока не могу понять, что их напугало. Здесь нет явной опасности…

– Ну! – подбодрил дед.

Я окинул взглядом равнину. Звездное море над головой, тишина, легкий ветерок… и впрямь теплее становится…

– Здесь нет опасности, – сказал я. – Так? Здесь нет борьбы, дед! Цивилизация Тени – не сопротивляется?

Если при первых словах рептилоид дернул мордой, словно соглашаясь, то дальше наши догадки явно разошлись.

– Не так просто! Будь это мир трудолюбивых и покорных пацифистов – геометры проглотили бы его в момент! Думай, мальчик, думай! Сильные, сплоченные, способные выложить все ресурсы ради поставленной цели, готовые пасть в борьбе, имеющие жесткую власть, не останавливающиеся перед насилием геометры – бежали. Постыдно бежали, причем они и сами это понимают! Ну? Что произошло?

Неужели дед действительно что-то понял?

– Тень – те же самые геометры? – рискнул я предположить. – Цивилизация с такой же этикой и целеполаганием? Только более мощная?

Рептилоид зевнул. Наверное, дед пытался изобразить вздох.

– Я никудышный воспитатель, – сказал дед. – Наставника из меня бы не вышло. Если уж такого изначально талантливого человека, как ты, я не сумел научить мыслить нестандартно… убив на это столько времени…

Умеет дед ругать себя так, что идиотами оказываются окружающие.

– Андрей Валентинович. – Данилов чуть повысил голос. – Если вы поняли, что тут происходит…

– Нет. Ничего я объяснять не буду, – заявил дед. – Если моя догадка верна – то это просто не нужно. Если неверна – то зачем нагружать вас ложными версиями?

Данилов посмотрел на меня, и в его взгляде явно читалось сочувствие. Честное слово, за это неожиданное понимание я готов был простить ему даже предательство!

– Ничего он не скажет, – подтвердил я. – Можешь мне поверить.

Мой дед наставительно произнес:

– Любое сужение вариантов ведет к проигрышу. Жестко заданный вектор может быть тактически выигрышным, но стратегически рано или поздно обречен на провал. Обдумывайте ситуацию сами.

В его голосе читалась ирония.

– Ладно. Я уступаю место Карелу, – решил дед. – Если я попытаюсь идти самостоятельно, мы тут застрянем на пару недель.

Рептилоид упруго встряхнулся, и я спросил:

– Карел, а ты знаешь, что предположил дед?

– По условиям нашего соглашения я не могу контролировать его мысли, – быстро ответил счетчик.

Наверное, это навсегда останется утверждением, которое я не смогу проверить.

Но выхода не было, и я молча кивнул.

– Еще километров пять, – сказал Данилов. – Верно? Петр, а если мы там ничего не найдем?


Победителей, как известно, не судят.

Я думал об этом, пока наша странная экспедиция продолжала путь по планете Тени. Может быть, я действительно не прав? И Данилов с Машей приняли единственно верное решение, приведя корабль геометров к Земле?

Я ведь слишком привык побеждать. С самого детства. Даже когда случались в жизни поражения – все они были лишь раздражителем, трамплином для новых успехов. Все эти дурацкие олимпиады… «молодая надежда России»… «будущая гордость Отечества»… Училище, космофлот… Да, никаких особых жизненных амбиций у меня не было. Зато уверенность в том, что любое начатое дело окончится победой, никогда меня не оставляла. Даже когда я сажал несчастную «Спираль» на шоссе, под всей паникой, под злостью и покорностью судьбе оставалась уверенность – справлюсь.

Победителей не судят, но почему я решил, что смогу победить и в этот раз?

Если цивилизация Тени окажется еще большим злом, чем Конклав и обитатели Родины? Если мы просто не в силах будем ее понять – как, возможно, случилось и с геометрами? Если эти планеты пусты?

И последнее предположение казалось все более и более обоснованным.

Данилов начал насвистывать мелодию, безбожно фальшивя, и я узнал ее не сразу. «На пыльных тропинках далеких планет…» Впрочем, следов мы не оставляли – эта планета казалась хорошо убранной и пропылесосенной.

До той точки, которую корабль обозначил как «нехарактерную структуру», оставался какой-нибудь километр. Но я не видел там ничего, абсолютно ничего. Никаких сооружений, никаких энергетических вихрей, ничего, что только можно было бы принять за проявление иного разума.

Равнина. Пригорок. Звездный свет. Мы шли вперед, счетчик по-прежнему уверенно вел нас, но с каждым шагом меня все больше и больше охватывало отчаяние.

– Мне очень жаль, – вдруг сказал Данилов. – Петр, ты слышишь?

До боли в глазах я всматривался в залитую разноцветным сиянием пустыню. Может быть, за холмом?

Вот только что там может скрываться?

– Мы вполне можем исследовать другую подобную аномалию, – произнесла Маша. – Или полетать над планетой. Корабль же способен на атмосферные полеты?

Это было сказано вполне доброжелательно. Примерно с тем же снисхождением я отнесся к Маше и Данилову после их пленения – когда они убедились, что выхода нет и сопротивляться не стоит.

Только счетчик молчал. Топал вперед целеустремленно и неутомимо. Он-то и впрямь был на моей стороне, вряд ли их цивилизацию устроит альянс Земли и геометров, а уж тем более – потеря привилегированной роли живых суперкомпьютеров. Но неужели он еще не понимает – орешек оказался нам не по зубам? То, что напугало геометров, останется для нас непостижимым… значит, мы не сможем вмешаться в надвигающиеся события.

– Карел, ты видишь там хоть что-нибудь необычное? – спросил я.

Рептилоид ответил не сразу. Остановился, задрал голову. Потом попросил:

– Возьми меня на руки.

Я поднял его со странным ощущением – в моих руках, укрытые в маленьком теле, были сейчас два разума… вероятно – одни из самых острых в Галактике. Плоть хрупка. Слишком хрупка для силы, которую ей приходится вмещать.

– Подними выше, – приказал рептилоид.

Выжав его вверх, я застыл. Странную группу мы представляли – человек с серым вараном на воздетых к небу руках.

– Вижу, – спокойно сообщил рептилоид. – Опускай.

– Что там? – спросил Данилов. Голос его напрягся.

Глаза рептилоида сверкнули.

– Человек.

– Что? – Данилов посмотрел вперед, наклонился над рептилоидом. – Где?

– За холмом. Человек. Один. Движется навстречу.

Через мгновение мы уже бежали вперед. Подъем был пологим, нетяжелым, рептилоида мы опередили вмиг, но ничего, совершенно ничего необычного не видели.

Пока не достигли вершины холма.

Бежавший впереди Данилов застыл, присел в стойке стартующего бегуна, словно пытаясь спрятаться. Рядом замерла Маша. Я остановился между ними, всмотрелся.

Метрах в ста от нас стоял человек.

Кажется – девушка. Кажется – молодая. Звездная иллюминация позволяла различить лишь фигуру и длинные волосы, но не черты лица.

– Ну вот, – неожиданно спокойно сказал мне Данилов. – Ты оказался прав, парень. Хотя бы в чем-то…

Человек не шевелился. Стоял, подняв голову, глядя на вершину холма, на нас. Казалось, что особого удивления он не испытывает. Словно на бесконечных пустынных просторах люди встречаются постоянно.

Люди?

А ведь Карел не удивился тому, что нам встретился гуманоид! Неужели – ждал именно этого?

Я отстранил Данилова. Вышел вперед. Поднял руку, пытаясь обратить на себя внимание.

Фигурка шевельнулась. Тоже махнула рукой, плавно, неторопливо. И двинулась навстречу.

Вот и контакт!

Шаг, другой… Я вдруг увидел, что девушка – именно девушка, теперь сомнений в этом уже не оставалось – шла не совсем к нам. Куда-то вбок… на каменистый пятачок, чем-то неуловимо отличающийся от остальной пустыни. То ли выглаженный ровнее, то ли более темный – словно над ним не властен был звездный свет.

– Стойте! – крикнула Маша. – Подождите!

– Эй! – завопил Данилов.

Мы поняли, что сейчас произойдет, одновременно. Но ничего поделать уже не могли. Девушка замедлила шаг, будто колеблясь. Да что же это такое, неужели наши крики и жесты не вызывают у нее ни малейшего любопытства?

Девушка продолжала идти.

– Смотри! – Данилов схватил меня за руку. – Смотри!

Воздух наполнился дрожью. Дохнуло холодом. Фигурка девушки заколебалась, словно отражение в воде. Над площадкой, к которой она и шла, которую, похоже, видела куда более отчетливо, чем мы, разлилась волна бледного света. Короткая, мягкая волна – стирающая ее фигуру, растворяющая краски и формы.

Когда свет померк, перед нами никого не было.

– Ворота, – хрипло сказала Маша. – Это – ворота.

– Шлюз, – поправил ее Данилов. Посмотрел на меня: – Петя, я понял, что мне напоминает эта планета…

Я кивнул. Я тоже понял.

– Карантинный блок.

Может быть, это была ложная ассоциация. Я лишь раз находился в карантинном блоке, на ознакомительных курсах в училище. Мог туда загреметь и после посадки с рептилоидом, но вот… не случилось. Однако теперь вспомнился сразу и дрожащий, раздражающий свет потолочных панелей, в которые были вмонтированы бактерицидные лампы, и синтетический привкус стерильного, озонированного воздуха, и тяжелая, густая тишина.

– Это же просто их форпост, – прошептал Данилов. – Планета, на которую позволяют сесть кому угодно! А дальше – их транспортом…

– Куда – дальше? – спросила Маша.

– Откуда мне знать? На другую планету. В подземные города. На тот свет!

– Карел, кто была эта девушка? – Я глянул на рептилоида.

– Я не знаю. Возможно – она пилот геометров, из тех, что не вернулись отсюда. Возможно – местная.

– И ты не удивлен, что эта цивилизация – тоже человеческая?

Рептилоид посмотрел на меня со снисходительным удивлением:

– Ничуть. Если геометры принимали тебя за агента Тени – значит этой цивилизации доступен и человеческий облик.

– А что же случилось с девушкой?

– Вероятно, Данилов прав. Здесь транспортная зона. Врата.

– И что теперь делать?

– Возвращаться. Или двигаться следом. Я предпочту войти в этот круг.

– А я бы предпочел вернуться, – сказал Данилов. – Но это имеет смысл, лишь если согласишься и ты, Петр.

Я смотрел на место, где исчезла девушка, и что-то во мне упорно протестовало – «не ходи!». Нет, я не думал, что мы только что наблюдали изощренный вариант самоубийства – скорее всего это и впрямь транспортный терминал наподобие кабин геометров.

Просто, делая шаг вперед, мы принимали правила игры, по которым жила цивилизация Тени. Кем бы они ни были – такими же людьми, как мы, или существами, способными к метаморфозам подобно куалькуа.

Они не считали нужным охранять планету, вся функция которой сводилась к одному – служить посадочной площадкой. Может быть, чем черт не шутит, вдобавок здесь и впрямь осуществлялась дезинфекция визитеров…

А потом перед гостями представала разбросанная по всей суше сеть Врат. Только что нам продемонстрировали – неужели случайно?… никогда не поверю! – как ими пользоваться. Вот и весь выбор. Входи – или убирайся.

– Это и впрямь похоже на действия сверхцивилизации, Андрей Валентинович… – сказала Маша. И дернулась, осознав, что обратилась к человеку, объявленному ею мертвым.

Уж не знаю, сам счетчик догадался дать слово деду или тот потребовал этого:

– Чахленькая выходит цивилизация, девочка. С горизонтальным развитием. Как в старых американских романах, где на каждом астероиде стояли свой бар, церквушка и шериф со звездой…

Дед издал очень натуральное кряхтение, он все лучше и лучше управлялся с речевым аппаратом рептилоида:

– Планета, превращенная в космодром и переднюю, – это смешно. Знаешь, один старый писатель-фантаст в свое время сказал: «Галактика для меня – слишком мало. В ней всего сто миллионов звезд. Не мой размах, я буду писать о метагалактиках…» Лучше бы он всмотрелся в одну-единственную звезду…

Данилов тихо хихикнул.

– Но должен же быть в этом какой-то смысл? – мрачно спросила Маша. – Хоть какой-то? Демонстрировать размах… нет, это слишком мелко. Зачем тогда… Андрей Валентинович?

Дед долго молчал. Наконец ответил, смущенно и неохотно:

– Маша, если я прав, то тебе не слишком понравится ответ. Он и мне чем-то несимпатичен.

Опять за старое взялся… Нет, я понимаю, всю жизнь дед зависел не от того, что действительно знает, а от того, что сможет утаить. Намеки, невнятные угрозы, пускание пыли в глаза, туманные пророчества – вот что позволило ему выйти из роли кабинетного ученого и влезть в грязное болото политических интриг.

Но хоть теперь он мог бы вести себя по-иному!

– Дед, мне идти – туда?

– Я думаю, что нам всем есть смысл войти в ворота.

– Без тебя нам все равно не улететь, – повторил Данилов. – Я не считаю, что это будет умным поступком, но если ты идешь… значит, стоит идти всем вместе.

Наверное, надо было смириться.

Хотя бы потому, что демонстрация силы оказалась более чем наглядной. Цивилизация такого размаха – не лучший союзник. Она вообще не годится на роль союзника, как Британской империи в пору расцвета не чета была какая-нибудь захудалая африканская колония.

– Пошли, – сказал я. – Наверное, лучше, если мы возьмемся за руки. А тебя… Карела… понесем.

– Я не против, – согласился дед.

Подобрав рептилоида, я посмотрел на Данилова. Тот молча взял меня за локоть. Маша пристроилась к нему.

– У тебя не осталось никаких игрушек? – полюбопытствовал я.

– Нет, – ответила она. Похоже, искренне.

Хотя чем нам может помочь лазерный пистолет? Или даже прославленный аларийский ггоршш?

– Очень сожалею, что вам приходится это делать, – сказал я, когда мы неуклюже, с грацией потерявшихся младенцев, начали спускаться по склону. – Если бы…

– Да иди ты в баню, – беззлобно огрызнулся Данилов. – Теперь-то уж…

В чем заключалась неупорядоченность этого места и уж тем более – поглощение энергии, ведомо было лишь кораблю. Я ничего особенного не замечал. Даже когда мы ступили на мелкую, похрустывающую под ногами гальку, даже когда дошли до той точки, где исчезла, подобно привидению, незнакомка, – ничего не произошло. Данилов крепко держался за мою руку, мы топтались рядком, подобно трем идиотам, решившим быстренько научиться танцевать сиртаки. Рептилоид – даже не знаю, кто контролировал сейчас его тело, – крутил головой.

Ничего не происходило.

Не работает!

Это был лишь миг, краткий, но пронзительный миг позора. Я стиснул зубы, представляя наше возвращение на Землю. Да что угодно бы произошло, самое мерзкое и гнусное, но хоть что-нибудь! Пусть придется драться с целым миром, идти по колено в дерьме и крови – я пройду. Пусть будет как угодно трудно – доползу…

Перед глазами повисла мутная мерцающая пелена.

Пальцы Данилова впились в меня до боли. Рептилоид обмяк – похоже, он вошел в транс, опасаясь чего-то аналогичного джампу. Маша вскрикнула, дернулась к Данилову, тот не устоял – и мы стали падать. Мир колыхался, плыл. Все тонуло в призрачном белом свете. Под ногами уже не было камней – ничего не было, мы падали.

Возник звук, а может, даже и не звук, короткий взвизг, стон пространства. Это и впрямь оказался переход – еще один вариант игры с измерениями, не тот, что придумали люди, не тот, что использовали геометры.

Я почувствовал, как гаснет сознание, накатывает отупение, мысли двигаются лениво и вяло.

И все же это было что-то. Хоть что-то.

Часть вторая

Тень

Глава 1

Удар. Удар и свет. Я повалился, проехался лицом по липкой грязи, растянулся во весь рост. Еще пытаясь упасть навзничь, защитить прижатого к груди рептилоида.

Уже понимая, что со мной никого нет.

Миг, когда исчезла рука Данилова, так крепко вцепившегося в меня, когда улетучился прижатый к груди рептилоид, остался где-то за гранью памяти. Валяясь в холодной жиже, щурясь от ослепительного солнечного света, непроизвольным, эмбриональным движением подтягивая колени к животу, я готов был забиться в истерике. Нас разделили. С легкой непринужденностью опытного хирурга отсекли друг от друга.

В висках пульсировала боль. Голова казалась чугунной болванкой, только что прошедшей печь, прокатный стан и кузнечный пресс. Горло дергалось от рвотных позывов. Меня продернули сквозь пространство, и продернули явно далеко – воздух был другим, наполненным густыми неприятными запахами, и сила тяжести – земная, а то и побольше. Бившее в глаза сияние казалось ослепительным даже сквозь сомкнутые веки.

Прижимая мокрые, грязные ладони к вискам, я сел на корточки. Боль отпускала, но медленно, неохотно. По телу пробегала дрожь. Неужели это последствия перехода? Тогда я предпочитаю джамп… отныне и навсегда…

Красные круги перед глазами гасли. Я слегка приоткрыл веки. Мир вокруг казался полустертым, выцветшим, будто старая фотография. Но с каждым мгновением наполнялся красками – яркими, буйными, дикими.

Джунгли.

Я валялся на границе леса и болота, на узкой полосе влажной, поросшей высокой травой земли. Встающее из-за горизонта солнце – чувствовалось, что сейчас не вечер, а утро – светило поярче земного и с каким-то едва уловимым белесым оттенком. Слева тянулись сплошная, непролазная густо-зеленая стена, оранжево-желтые пятна цветов, белые плети воздушных корней. Справа раскинулась обманчиво затканная травой ровная буро-коричневая топь. Только пробитый невдалеке от берега травяной ковер, разорванный будто от падения чего-то тяжелого, выдавал болото. Я вздрогнул, пытаясь представить, уж не два ли человеческих тела упали в трясину.

Нет, вряд ли. Бурая жижа была ровной, не взбаламученной. Да и размеры прогалины слишком велики – туда мог целиком ухнуть челнок.

– Блин… – прошептал я, отползая от края трясины. Хоть в чем-то повезло. С детства не люблю топи – то ли какой-то фильм маленьким увидел и испугался, то ли, гуляя с дедом, угодил в трясину… вполне мог дед мне такое приключение устроить в педагогических целях. Психоанализом я себя не мучил, не знаю. Но болота не люблю.

Дальше от берега земля стала твердой, хотя и сохранила влажную мягкость. Я встал, брезгливо отер с лица грязь. Огляделся. Нет никого. Поблизости, во всяком случае. А местность колоритная. Болото – до горизонта, целый океан грязи. Вот джунгли, похоже, тянутся километров двадцать, дальше поднимаются горы – скалистые, голые, угрюмые.

– Дед! – крикнул я. – Саша! Данилов!

Крик завяз во влажном воздухе, затерялся.

– Маша!

В груди неприятно сдавило. Нет никого. Может быть, на всей этой планете. Если за нами наблюдали – а я в этом почти не сомневался, то могли и перебросить в разные миры. Зачем только? Поэкспериментировать? Понаблюдать за реакцией? Возможно, конечно. Только это эксперимент из разряда планет-космодромов… не верю я в такие сверхцивилизации.

Похлопав себя по карманам, я убедился, что банки с едой не пропали. Больше ничего у меня и не было. Нет, правда, что же творится? Неужели все-таки эксперимент на выживание?

Срывая пучки высокой травы, я стал вытирать с себя грязь. Трава самая обычная. Конечно, я не ботаник, но на непредвзятый взгляд – флора здесь земная. Можно надеяться, что и динозавры по джунглям не бегают.

Головная боль помаленьку проходила, успокаивалась. Успокаивался и я. И наконец заметил то, на что стоило обратить внимание сразу.

Под моими ногами была такая же площадка, Врата, что и на бродячей планете.

Странное ощущение. Я не мог внятно объяснить, чем отличалось это место. Даже мысленно, для себя самого, не находил слов. Просто чувствовал этот густо заросший пятачок, как стрелка компаса – кусок железа.

А еще знал, что ворота закрыты. Можно истоптать всю траву, прыгать, бегать, кататься по земле – ничего не произойдет.

Если такова транспортная сеть в мирах Тени – то можно им поаплодировать. Не унылые «телефонные кабинки» геометров, а что-то сотканное из окружающей реальности, из камней, травы, грязи. Да к тому же еще и оставляющее в сознании след, маяк.

– И чего вы добились? – прошептал я, озираясь.

Хотелось верить, что и впрямь кто-то и чего-то добивался. Что от моих поступков и слов сейчас что-то зависит.

Сделав несколько шагов, я вышел в центр Врат. Постоял, ожидая.

Да хоть бы я в землю врос – ничего не происходило. Но я, наверное, долго бы тут простоял, ожидая неведомо чего.

Вот только у самой кромки леса высокая трава зашевелилась без всякого ветра.

Что я там думал насчет флоры и фауны? Через мгновение я уже лежал, вглядываясь в зеленое мельтешение стеблей. Инопланетная органика несъедобна, как я в свое время объяснял маленькому соседу. Вот только знает ли об этом каждый местный хищник?

Трава успокоилась. И воображение послушно нарисовало мне затаившегося перед прыжком саблезубого тигра. Это оно еще по-доброму, в Галактике достаточно гадости, при виде которой тигру в объятия бросишься.

Убегать было глупо, да и опасно. Приближаться, впрочем, тоже. Но не стоять же столбом, не зарываться в землю?

Я приподнялся на корточках, выпрямился в полный рост – некоторых хищников может отпугнуть более высокий противник – и двинулся вперед. Медленно, но по возможности уверенным шагом.

Вдруг отпугну…

А потом я увидел, к кому подкрадываюсь.

В примятой траве, раскинув руки и глядя в небо, лежал молодой парень. Чуть моложе меня, лет двадцати двух, наверное. Пепельноволосый, с темной, медного оттенка кожей. Одетый в зеленую, сливающуюся с травой куртку, такого же цвета брюки, тяжелые, со стертыми подошвами ботинки. На одежде виднелись следы подсохшей грязи, словно парень побывал в болоте. Он медленно перевел взгляд на меня – с легким проблеском интереса в раскосых карих глазах. И снова уставился в небо.

Я был так растерян, что задрал голову.

Ничего. Только одинокое облако.

– Что с тобой? – переходя от растерянности на «ты», спросил я. Запоздало понял, что он меня не поймет.

И еще более запоздало – что я говорю не по-русски, не по-английски и даже не на языке геометров.

– Лежу, – негромко ответил парень.

Вот так контакт!

Я сел на корточки, не отрывая взгляда от незнакомца. В голове вертелась какая-то глупость, и я, конечно же, дал ей ход.

– Давно?

– С утра.

Самым странным, разумеется, было то, что я его понимал. На мгновение закралась мысль, что и здесь поработал Карел.

Впрочем, к чему умножать сущности? За моей спиной – Врата, перенесшие меня из мира в мир, да еще и научившие находить себя. Одним вмешательством в психику больше, одним меньше.

Сейчас я, как никогда, нуждался в совете. Но куалькуа, единственный, с кем можно было поговорить, молчал.

Парень приподнялся на локтях, оглядел меня внимательнее.

– Как тебя зовут?

– Петр.

– Я не знаю тебя.

Сказано было без особого интереса, без подозрительности. Просто информация. Словно он обязан меня знать и незнакомое лицо его смущает, но не сильно, слегка…

– Я здесь впервые.

– Понятно… – Он вновь откинулся в траву. Поколебавшись, я последовал его примеру. В голове крутилась сотня вопросов, которые надо задать в первую очередь. Вот только расспрашивать – это вовсе не значит получить информацию. Очень часто – наоборот, давать ее.

– Тебе здесь нравится?

Вот теперь в его голосе было любопытство.

– Еще не знаю, – осторожно ответил я.

– А мне нравится. Снег.

– Что?

Единственная зависшая в небе тучка никак не походила на снежную.

– Меня так зовут. Снег. Дурацкое имя?

– Да нет, почему…

– Родителей, дающих детям имена нарицательные, следует наказывать за хулиганство, – с отвращением сказал парень. – Они говорят, что, когда я родился, всю землю покрыл первый снег. И это было очень красиво.

Помолчав, он задумчиво добавил:

– Хорошо, что в тот день не прорвало канализацию…

Я засмеялся. Не оттого, что острота, явно повторенная в тысячный раз, была столь удачна. Меня отпускало напряжение.

Жители Тени оказались куда ближе к землянам, чем геометры.

– А твое имя что-нибудь значит?

– Нет.

– Счастливчик. У тебя есть что-нибудь пожрать?

– Да.

Парень с неожиданной энергией вскочил.

– Что же ты молчал? Доставай!

Я вытащил из карманов банки. Мне есть не хотелось, тем более пищу геометров. Но энтузиазм, с которым Снег накинулся на еду, вызывал подозрения.

На страницу:
35 из 38