Дуракаваляние, или Пробы пера в прозе и стихосложении

Три последующих года она провела в семи детдомах. В большинстве из них она не задерживалась долго – ее всегда тянуло домой. Она сбегала и снова попадала в детдом, но не забывала своего родного края, города и дома.

И однажды она сбежала навсегда. Укутавшись в платок, в валеночках, она месяцы шла по железной дороге, на восток. Когда везло, ехала на поезде. Добрые люди не дали умереть с голоду.

Дома ее уже давно никто не ждал – считали погибшей во время бомбежки поезда. И вот представьте ту смесь эмоций – удивление, непонимание, неверие, радость – моей бабушки, когда она, услышав стук, открыла дверь и увидела свою дочь… Надо было слышать мою маму, когда она рассказывала об этом. Мне до сих пор кажется, что я был свидетелем того чудесного события.

* * *

Своими воспоминаниями о суровых годах войны мать пробудила во мне и уважение к хлебу. Моя бабушка, уходя на работу, говорила своим дочери и маленькому сыну (то есть моим будущим маме и дяде) такие слова: «Вот вам две картофелины и хлебушек. Разделите их на три части и съешьте утром, в обед и вечером». Конечно, дети не могли удержаться от того, чтобы не съесть все это сразу. Вечером их мать приходила и все понимала по их глазам. По ее щекам начинали течь слезы, и она крепко обнимала детей, пытаясь хотя бы согреть их своим теплом. Она знала, что большего не сможет им дать до следующего утра.

После этих рассказов я не могу смотреть на тех бездушных людей, для которых самое святое не свято.

Расставание

Мне уже исполнилось семь лет. С каким же нетерпением я торопил время! Безумно хотелось в школу. Мы с друзьями уже сходили в свой будущий второй дом, и после этого нам еще сильнее захотелось попасть за эти загадочные стены. Однако в это здание мне заглянуть больше не удалось. Моя семья переезжала за тысячи километров, в другой конец нашей бескрайней страны.

Машина с контейнером стояла у подъезда, знакомые и незнакомые люди выносили и грузили вещи. Обычно, как я успел заметить, люди переезжают с одного места на другое счастливыми или, по крайней мере, с веселыми лицами. Я же ничего подобного не испытывал. На душе скребли кошки. Мне было жалко расставаться со своими друзьями, особенно с Олегом. Я даже упрашивал его ехать со мной.

Но еще грустней было прощаться с этой землей. Нигде меня больше не ждало столько романтики, сколько ее было здесь. На память пришло последнее землетрясение и связанный с ним веселый сюжет. Звенел будильник, и я чувствовал, что земля действительно трясется, вернее не земля, а пол. Пианино каталось из одного угла в другой, посуда летела с полок, а в окно было видно качающиеся дома. Но самым увлекательным для меня было смотреть на бегающих перепуганных родителей. Папа пытался открыть дверь, но она не поддавалась. Кругом стоял страшный скрежет…

Конечно, все могло закончиться трагически, но тогда я этого не понимал. Теперь я жалел, что этого больше не повторится, и мне становилось грустно.

* * *

Итак, прощай Камчатка, здравствуй, Волга!

Часть II

Первый раз в первый класс

Медленно тянулись последние летние дни. В школу хотелось чрезвычайно. Наверное, только в этот короткий период мы испытываем нескрываемую зависть к ученикам, зародившуюся в детском саду. И только тогда в наших сердцах настолько горяча жажда исполнения заветного желания. Ведь у детей слово «школьник» ассоциируется со свободой. Нам казалось: в этом храме знаний нас ждет что-то необыкновенное, и, действительно такого здесь будет немало. Но страсть к учению почему-то исчезает, стоит начаться урокам. Такова природа человека: он всегда ценит то, чего не имеет. Эта истина стара, как мир. На плечи маленького человечка ложится множество разных забот, возникают нерешенные задачи, появляются обязанности. И от этого никуда не уйдешь – приходится выносить все тяготы жизни…

Но пока никто из тех, кто собирался в школу впервые, этого не знал. По рассказам старших сестер и братьев, складывалось романтическое представление о будущем, на которое мы смотрели сквозь розовые очки. Поскольку толком мы еще не знали, что нас ждет впереди, на душе появлялось чувство неизвестности и загадочности. А в первый день сентября к этому настроению прибавлялся еще и небольшой внутренний страх перед этим неведомым. Появлялись неуверенность, растерянность, глаза расширялись, глядя на мир удивленно. Сбившись в кучу, первоклассники боязливо смотрели по сторонам и, естественно, друг на друга.

Таким в этот день стоял и я. Букет цветов в моих руках вообще лишил меня дара речи. Поэтому я долго не мог ответить на вопрос первой нашей учительницы, Татьяны Ивановны: «Как твое имя, мальчик?» Школьные коридоры казались бесконечно длинными. Класс был целой Вселенной, а парты, за которые сейчас и не посмеешь сесть, боясь их сломать, обещали спрятать не только будущие шпаргалки, но и нас самих.

Закончился обряд знакомства и рассаживания. Горе свалилось на голову всем мальчикам – каждого из нас посадили рядом с девочкой. Почему-то на всех это подействовало странным образом – и те, и другие сидели ни живые и ни мертвые. Только изредка мельком посматривали друг на друга.

Хоть мне и было интересно слушать учительницу, но от невольного желания поболтать, особенно в конце урока, хотелось «выть», а болтать было не с кем. Да и о чем можно говорить с девчонкой?! Этот вопрос задавал себе не только я.

Первая неделя пронеслась незаметно. Снова наступил понедельник. Опять надо было идти в школу. Утром мама проводила меня до самых дверей класса. Было еще рано, учительница пока не пришла. Когда я посмотрел на свою соседку по парте, мне стало не по себе. Сердце защемило. Обуяла тоска. Не выдержав этого испытания, я потихоньку исчез из класса. Погода в эти сентябрьские дни стояла чудесная, и невозможно было придумать ничего лучше, чем кататься на велосипеде. Я ездил по улицам и снова наслаждался беззаботностью.

Вечером мама спросила меня, как дела в школе. Я ответил общими фразами, мол, все хорошо. И даже сумел рассказать, чем мы якобы занимались. Мама слушала и улыбалась, а в конце моего сочинения как бы невзначай заявила: «Встретила я недавно твою учительницу. Татьяна Ивановна, кстати, живет здесь, в нашем доме. И она обещала зайти к нам сейчас, помочь наверстать упущенное». Краска стыда залила мое лицо. Потом, придя в себя, я подумал: «Да, мне не позавидуешь. Спокойной жизни теперь не будет. И надо же было ей поселиться здесь!»

Кнопка, Булька и Пулька!

Эта новогодняя история приключилась, когда я учился в первом классе. У нас уже года три жила маленькая собачка, наша любимица по имени Кнопка, карликовый той-терьер. Она была альбиносом – вместо черно-коричневого окраса, соответствующего этой породе, белая с едва заметными темными пятнами. Ее вместе с другими собачками привезли моряки из Японии по заказу для одного цирка. Мой отец дружил с директором, и тот, зная, что мы с сестрой давно просили родителей завести собаку, подарил ее нам.

Месяца за три до празднования Нового года у Кнопки родились два щенка. Маленькие, хорошенькие, размером с небольшой кулак, правильного темного окраса, совсем не похожие на свою маму. Один оказался раза в полтора крупнее другого, активнее, шустрее. Когда им ставили миски с едой, он быстро съедал свою порцию и лез «помогать» своему братцу. Тот имел спокойный, флегматичный характер, на пищу не набрасывался, а долго стоял над своей миской, брал еду аккуратно и долго ее пережевывал. Было смешно за этим наблюдать.

И вот мы нарядили елку, повесили на нее много игрушек. В то время стеклянных у нас было немного, в основном – сделанные из папье-маше, спрессованной бумаги и ваты. Но тоже очень красочные, посыпанные золотистыми и серебристыми блестками. Разные герои из сказок, снеговики, Деды Морозы, Снегурочки, птицы и животные.

Наступило 31 декабря. Этот день не выпал в тот год на выходной, и мы пошли в школу, а родители – на работу. Маме пришлось для вечернего праздничного стола заранее кое-что приготовить, накрутить мясной фарш для котлет. И, чтобы все это не испортилось, она спрятала кастрюльки с заготовками за наряженной елкой, поставив возле балконной двери. Там всегда дуло из-под порога и было прохладно, как раз то, что нужно, вместо небольшого холодильника, в который все не уместилось бы.

После короткого рабочего дня мама забрала нас с сестрой из школы, и мы пошли домой. Настроение было праздничное. В зале нас ожидала лесная красавица, под ней, мы знали, лежат подарки – наши любимые шоколадные конфеты и мандарины. Более всего в новогодние дни мне нравилось смотреть на мигающие разноцветные гирлянды, ощущать запах свежей хвои вперемешку с мандариновым. С этим и ассоциируется главный народный праздник до сих пор!

И вот мы входим в квартиру, а там… Первое, что показалось странным, – никто из собак нас не встречает. Они обычно уже звонко лаяли и повизгивали, едва заслышав бряцанье ключей, доставаемых из кармана. А тут – тишина. Затем, уже из коридора, мы увидели, что весь пол в большой комнате усыпан разорванными в мелкие клочки цветастыми и белыми бумажками, кусками ваты, фантиками и елочным дождем. И как финал сцены – наша елка лежит на полу. Видимо, собаки, пытаясь дотянуться до висевших на ней игрушек, завалили дерево. Но это, оказалось, еще не апогей. Подарочные пакеты были разодраны, выкатившиеся из них мандарины лежали нетронутыми, а вот конфеты… Если не съедены, то понадкусаны все. Но более всего мы удивились тому, как три маленькие собачки умудрились слопать весь фарш для котлет, приготовленный для всей семьи! Кастрюля была вылизана, крышка валялась рядом. И мы не на шутку перепугались за собак. Они же лопнут!

Мы нашли их на своем месте. Булька и Пулька мирно спали рядом со своей мамашей Кнопкой. Все трое напоминали откормленных поросят – животы больше них самих, все в вате и измазаны шоколадом. Кнопка понимала, что нашкодила, и старалась не смотреть нам в глаза. Но все равно по ним было видно, что все счастливы и ни о чем не сожалеют. Праздник у них удался!

Светлана

И все-таки акселерация – явление, заметное не только по внешнему виду детей, но и по усложнению возникающих перед ними вопросов. Когда наши папы и мамы впервые задумывались о любви? Немного смущаясь, мои родители признаются, что это было в возрасте двенадцати лет. А недавно братишка одного из моих знакомых заявил, что он влюбился в девочку из своей группы, а ему всего шесть.

Так вот, посмотрели мы с друзьями интереснейший фильм. Главную героиню звали Светланой. Не знаю, какие выводы сделали после этого кино мои товарищи, но я для себя решил: мою жену, не девочку, с которой бы дружил, а сразу жену, будут звать Светланой. Не откладывая свои намерения в долгий ящик, я окружил одноклассницу, которую звали именно так, вниманием и заботой. Через несколько дней я уже нес ее портфель, провожал после уроков домой, а утром в школу. Сколько это продолжалось бы, неизвестно, но реплики «тили-тили тесто…» задели молодое самолюбие. На общем мужском совете нашего класса было вынесено решение, что мне необходимо не только бросить девчонку, но и отомстить ей (за что – я так и не понял). Способ мести возник в моей голове моментально.

Весь класс заливался смехом, а Светлана стояла у парты и, недоумевая, смотрела в портфель…

Утром я забежал за ней и, улучив момент, переложил из своего ранца в ее портфель два огромных, заранее принесенных кирпича и исчез. Из-за угла ребята и я вместе с ними озорно наблюдали за перекосившейся фигуркой девочки, топающей в школу. А в классе Света, утерев платочком пот со лба, жаловалась на то, как много учебников приходится носить в школу.

Не могу забыть как те глаза, выражавшие изумление и обиду, так и всплеск всеобщего смеха. Мне было немного жаль девочку и стыдно за свой поступок, но зато товарищи по заслугам оценили мою затею. С тех пор главным выдумщиком считали меня. Никуда не денешься, приходилось оправдывать ожидания класса и свой новый титул.

Слезы

Нет, на уроки я сегодня не пойду – в кинотеатре показывают интереснейшее кино про индейцев! Поцеловав маму, я, для маскировки, взял портфель и отправился… как и решил, не в школу. По пути спрятал ранец в таком месте, где, думал, вряд ли кто его увидит. Это была свалка.

Довольный собой и своей хитростью, я весело запрыгал по дороге. Еще радостнее мне скакалось после фильма.

Но такое настроение длилось недолго. Перерыв всю свалку, своего портфеля с книжками и тетрадками я не нашел. Слезы сами собой покатились из глаз.

Я плелся обратно, рыдая. Представлял грозное лицо папы.

– Что ты плачешь, мальчик? – вдруг услышал я приятный голос женщины.

– Портфель потерял, – ответил я, хлюпая, и завыл еще сильнее.

– А где ты его потерял, не на свалке случайно?

– Да… Да! На ней! – воодушевляясь, признался я.

– Пойдем со мной, – сказала моя спасительница и мы пошли.

Это была наша дворничиха. Как хорошо, что портфель попался именно ей.

За хлебом

Мама суетилась на кухне. Потихоньку собирались гости. Стол становился краше и великолепнее, яства издавали манящие запахи. И тут оказалось, что совсем нет хлеба.

Поскольку я был самым незанятым членом семьи, в магазин отправили меня. Вручили мелочь на хлеб и мороженое. Попросили долго не задерживаться. И я полетел в ближайшую булочную. Купил, что требовалось, рванул назад, но мимо киоска с любимыми лакомствами не пробежал. Как только это холодное и сладкое божественное изделие попало мне в руки, моя спешка мигом куда-то исчезла. Я уже, смакуя, поплелся, а вместо меня полетело время. Честно говоря, про гостей я забыл. Решил съесть эскимо, сидя на лавке.

По дорожке важно расхаживали голуби. Потому как они постоянно клевали что-то на асфальте, я понял: птицы голодны. И, играя роль спасителя, начал «сеять» крошки. Еще забавнее было кормить воробышков. Они с трудом взлетали с огромным куском в клюве и неустойчиво планировали над землей. Не забыв напоследок наломать побольше хлеба голубям, количество которых все возрастало, я наконец пошел домой.

Нажал на кнопку звонка. Дверь открыла мама… И только тут, увидев ее взгляд, я вспомнил, зачем ходил в магазин.

Лотерея

Сколько веселых историй связано у каждого с такими мероприятиями как сбор металлолома или субботник… Помните? Есть, что рассказать, и мне.

Наши сообразительные шефы придумали отличный способ заинтересовать нас сбором макулатуры. За двадцать килограммов бумаги давался билет лотереи, причем беспроигрышный. На него можно было получить у пионервожатой что-то из этого списка: книжку, машинку, набор ручек, куклу, надувную игрушку, мяч. В общем, кому что достанется.

Нашему энтузиазму не было предела. Хозяева некоторых квартир со вздохом отвечали, что мы пятые, кто приходит к ним и что у них уже ничего не осталось. С одним из друзей мы набрали уже тридцать килограммов. Где взять еще десять – не представляли. Тогда Женька позвал меня к себе, и… Не зря мы к нему пошли! Глядя на полки в их доме, прогнувшиеся от тяжести книг, я даже упрекнул друга: «Ну что же ты раньше-то молчал? Сколько бегали по домам, искали». Выбрали мы в итоге книжки потолще да потяжелее.

Перебирая их, учительница спрашивала, откуда они, и откладывала в сторону. Мы соврали, что нам их дали с макулатурой, и лицо ее засияло. Получив свои выигрышные билеты, мы, довольные, пошли к пионервожатой. Здесь нас ждали новенькие клюшки. По домам мы расходились абсолютно счастливыми…

А следующим утром я заметил, что Женька отправился в школу не один. С ним шагал разводящий руками отец. «Видно, волнуется», – подумал я.

Теперь я понимаю причину того волнения Женькиного папы. Несколько томов сочинений Л. Н. Толстого стоили того.

Металлолом

Раз мы затронули общественно-полезную тему, то о сборе металлолома не рассказать просто нельзя. Тем более, что этот случай до сих пор вспоминают с улыбкой на лице все учителя нашей школы и жильцы соседнего дома.

Наш класс поклялся занять первое место. Но как решить эту задачу? Сначала мы разошлись по двое и по трое по всевозможным местам нашего района. Банки, крышки, трубы, утюги, листы железа, бочки постепенно собирались в кучу. Этого нам показалось мало, и дело, решили мы, идет очень медленно. И вдруг с сенсационным сообщением прибежал Сережа: «Ребята, в соседнем дворе в домах поменяли трубы и батареи, и все они пока лежат на улице! Надо их собрать. Победа – за нами!»

Возражений ни у кого не возникло. Батарей оказалось так много, что даже общими усилиями на место сбора металлолома мы смогли дотащить их только к вечеру. Усталые, но радостные, в предвкушении заслуженного «золота», мы разошлись по домам.

Каково же было наше разочарование на следующий день, когда встревоженные рабочие ходили по школе с нашим директором. Оказывается, это были не замененные, а новые батареи. Только еще не крашенные, поэтому мы и приняли их за старые.

Теперь все это хозяйство медленно переносилось обратно. Через неделю мы с грустью провожали в обратный путь последнюю из батарей.

Случай в лагере

Романтик в душе – это прекрасно. Под впечатлениями от «Робинзона Крузо» наша компания, сложившаяся в пионерском лагере из самых отчаянных ребят, тайно устроила себе шалаш за территорией лагеря, на берегу огромного озера. Здесь мы пропадали целыми днями. В один из таких дней в голову пришла идея – попробовать полностью обеспечить себя дарами природы. Из «фабричного» мы взяли с собой только спички.

Ягоды нам очень быстро надоели. На свежем воздухе аппетит разыгрался так, что есть хотелось неимоверно. Чтобы удовлетворить свои потребности, решили попытать удачу на озере, которое славилось богатством рыбы. Удочек у нас не было, поэтому мы воспользовались методом браконьеров. Из проволоки и майки сделали сачок, наложили в него бабочек, тополиного пуха и прочей ерунды. Но главной приманкой служил белый цвет майки.

К нашему удивлению, мы вытащили сачок, полный мелкой рыбы – синтявки, как тогда называли уклейку. Нарушив запрет, мы залезли в воду и наловили раков, прямо руками. Встал вопрос, как все это сварить. Но в детстве неразрешимых вопросов нет. Кастрюлей нам послужила найденная на берегу большая консервная банка. В ней мы сварили, без соли, наш небогатый улов и, надо признаться, ели с аппетитом. Нам даже показалось мало.

После этого целую неделю мы все вместе провели в санчасти. На этом любовь к лесной жизни в нас, на время, пропала.

Правда

Место для стартовой площадки оборудовали прямо у гаража школьных автомашин. Это была пятая ракета нашего инженера Ромы. На нее возлагались большие надежды, так как через неделю в районе должен был проводиться конкурс технического творчества.

Четыре предыдущих ракеты еще не взлетали – они только подпрыгивали на месте, испуская клубы дыма и огонь.

– Эта взлетит. Диаметр сопла уменьшен до минимума, корпус облегчен, – уверял всех Ромыч.

Я, как помощник номер один, установил направляющий стержень, подготовил электропускатель, установил ракету.

– Первый к пуску готов, – отрапортовал я.

Рома стоял в позе победителя, скрестив руки на груди и наблюдая за действиями окружающих.

– Всем отойти, – сказал он и добавил: – Павлуха, у тебя легкая рука. Контакт!

– Есть контакт… – Остальные мои слова никто не услышал… из-за оглушительного взрыва. Первое мгновение все стояли молча, ничего не понимая, моргая глазами. Затем раздался чей-то смешок, постепенно переходящий в дружный хохот.

– Еще один такой взрыв – и машина наша! – воскликнул кто-то.

Всеобщее веселье прервали грозные громкие окрики: «Держи хулиганов!» – и всех как ветром сдуло.

Через несколько секунд мы, тяжело дыша, уже стояли перед кабинетом литературы. Ребята из параллельного класса, давясь от смеха, рассказывали веселую историю, свидетелями которой они только что оказались: «Чешете вы, как скаковые лошади, через кусты, клумбы, заборы. А за вами, не отставая, – бабка лет семидесяти. Да и еще кричит что-то вдогонку». Мы от души посмеялись.

Зашли в класс, расселись и почти забыли про случившееся. Ромыч размышлял над за своими расчетами, как вдруг, минут за пятнадцать до окончания урока, неожиданно распахнулась дверь, и в класс вошел школьный завуч.

– Кто был на той перемене на улице? Встать! – грозно сказал он. Никто и не пошевелился. – Земсков, собирайся, пойдем к директору!

Недоумевая, Володька взял портфель и поплелся за серьезно настроенным завучем. Было ясно: разбираются по поводу взрыва. И надо же – вызвали самого невиновного! Земскова и близко там не было. Он даже про запуск не знал.

Володька стоял лицом к лицу с «пострадавшей».

– …А тот. Товарищ директор, он крикнул: «Еще раз взорвем – и машина наша». Володька стоял и не знал, о чем идет речь, отказывался от всех обвинений. Потом он начал догадываться, что, видимо, ребята опять проводили опыты.

– Кто с тобой был?

Володька подумал, что отказываться бесполезно, вызовут еще милицию, и решил – будь, что будет. На перемене мы отправили «разведку». Узнали, что он взял все на себя. Весть была добрая и недобрая одновременно.

– Так, опять Земскову не повезло.

– Да, это попахивает жареным. Бабка больно настырная попалась. На учет в детскую комнату могут поставить.

– Надо как-то выручать.

– А что тут думать? Надо идти к директору и все рассказать.

– Только идем все, а не только Ромыч и Павлуха. Ведь участвовали и удовольствие получали все.

Сказано – сделано. Через минуту полкласса стояло в кабинете директора.

– Любовь Александровна, это мы все устроили. Вовка тут ни при чем. Он и не знает даже, что случилось.

Директор улыбнулась:

– Земсков во всем признался, нечего его выгораживать.

– Это он соврал, чтобы выгородить нас. А на самом деле ракету принес я, и я все устроил, – уверял Рома.

– Ну не только ты, – вступились другие.

В кабинете поднялся гам. Каждый старался приписать себе как можно больше подвигов.

Любовь Александровна взялась за голову:

– Что вы меня путаете, какая ракета? Рассказывайте по порядку!

К концу перемены общими усилиями справедливость была восстановлена. «Пострадавшая» уже не обвиняла никого в покушении на свою жизнь. Бабка оказалась с чувством юмора, а главное, понимала наш энтузиазм.

Но теперь пришлось всю исследовательскую работу вести под руководством преподавателя физики. И, надо сказать, не безуспешно.

Первая любовь

Теперь можно сказать с уверенностью: да, это была самая первая любовь, настоящая.

Осенним дождливым днем я отправился в кино. Это было воскресенье, и мне чудом удалось достать билет. Я шел довольный по людным улицам, предвкушая интересный кинопросмотр. До фильма оставалось около часа, и я решил прогуляться по набережной. Шелест листьев под ногами, мелкий моросящий дождь, заставляющий втягивать шею в плащ, серые волны реки, напоминающие о пролетевшем лете – все это сбивало хороший настрой. Я шел уже понурый, перепрыгивая через лужи. Прохожие не привлекали моего внимания.

И вот я случайно поднял глаза – и в груди всколыхнулось. Сердце забилось учащенно, и я, может быть, даже раскрыл рот, теперь трудно сказать. Навстречу мне шла прекрасная блондинка. Желтенькая курточка, светлые брючки, заправленные в сапожки, говорили и об ее прекрасном вкусе. Возраст не больше моего, подумал я. И понял или, лучше сказать, вспомнил, что это – мой идеал. Девочка как будто сошла с «картинки» моего представления о прекрасном. Огорчало лишь одно – она была с мамой. В моей голове мелькнула мысль: познакомиться в ходе разговора, поводом для которого могли послужить любые вопросы. «Как пройти…», «Как найти…» и так далее. Но язык меня не послушался – я не смог вымолвить ни слова. Так я и прошел мимо. А через несколько минут я понял, что влюбился с первого взгляда. Но где теперь искать свою любовь?

В кино идти уже не хотелось, однако, надеясь на то, что комедия меня взбодрит, я все же пошел. В зале расположился на своем месте и… обмер. Впереди меня, креслом левее, сидели и мама, и ее прекрасная дочь. Про себя я подумал, что это чудо. О чем был фильм – не скажу, даже если очень захочу. Я смотрел не на экран, а, как прекрасной картиной, любовался девочкой.

После кино, как шпион, я отправился за двумя дамами, чтобы выяснить, где они живут. В битком набитом автобусе мы стояли с ней в двух шагах друг от друга. Она, видимо, почувствовала мой пронзительный взгляд, и наши взоры на мгновение встретились. Таких голубых, просто небесных глаз я не видел ни у кого. Хотелось верить, что мы связаны одной ниточкой, но слишком рано я возмечтал.

На одной из остановок мама и дочь вышли – так неожиданно, что я не успел выскочить. Мощная волна входящих людей втащила меня вглубь автобуса. Мне было обидно до слез. Но почему-то верилось в то, что блондинка обязательно должна была в меня влюбиться. «И если она умная девочка, – решил я, – то она приедет в следующее воскресенье к этому кинотеатру на этот же сеанс».