Защитник общины, или Варенье для Ярмила

Они позавтракали пампушками и привезенным с собой сыром, оделись и отправились на разведку – знакомиться с городом, магазинами и рынком. Кармель уже спрашивала хозяев, где находится почта, и получила ответ: «Рядом с рынком, универмагом и универсамом». Нужно было запомнить точное местоположение, выполнить отложенные заказы – кошелечные амулеты, свечи и две бутылочки – и отправить их покупателям. Заодно оценить, есть ли на почте очереди, и записать время перерыва, чтобы не топтаться под дверями.

Рынок, универмаг и универсам с почтамтом были, если так можно выразиться, центром цивилизации. Кармель отметила, что рядом находится автобусная станция – мало ли, вдруг машина окончательно сломается, а надо будет срочно куда-то ехать – и предложила Рычеку:

– Пойдем на рынок? Купим что-нибудь на бульон, я сварю суп, а еще посмотрим, есть ли какие-то овощи. Хочешь рагу? Или лучше салат?

– Не хочу, – лаконично ответил Рычек.

Кармель вздохнула и решительно направилась в рыночные ряды – пожилая волчица продавала куриные потрошки, из которых должен был получиться отличный бульон. Купив потрошки, она переместилась в колбасный павильон, оттуда – к зеленщикам, за луком, укропом и петрушкой, а оттуда к овощным рядам. Кабачки, огурцы, редиска, картошка, чеснок, помидоры, и… о, домашняя сметана!

Кармель набила две сумки, купила Рычеку малинового петушка на палочке – пусть побалуется леденцом, пока она сварит суп – и возле почты вновь столкнулась с парой шакалов. Не вчерашних, других, но похожих – шляпка на даме, старомодный костюм на ее супруге. Кармель поздоровалась в ответ на приветствие, а хорошего дня парочке не пожелала – слишком много шакалов, любопытство неприятно ерошит шерсть шолчицы.

«Если будет совсем невмоготу – переедем», – подумала она, сворачивая в проулок.

Шолчица неожиданно заворчала – с явным недовольством, но не произнося ни слова.

«Я не хочу, чтобы кто-то лез в мою жизнь, – напомнила Кармель. – Хватит, я этим сыта по горло».

Глава 3. Ярмил. Метелица и Логач

Дед Зиновий Ярмилу радовался искренне, плату за гостеприимство брал историями о большом мире и спецназовских делах – не выпытывая секреты, а интересуясь тяготами службы. И сам в ответ рассказывал то, о чем Ярмил осторожно начал расспрашивать. В первый приезд много не выяснилось, а когда Гвидон привез Ярмила в Метелицу во второй раз, у Зиновия гостил его брат, адвокат Клим. Деды ударились в воспоминания, и это открыло глаза на общую картину – далеко не все шакальи общины процветали. Были и зажиточные поселения, были и бедные, где обитатели или работали в коровниках, курятниках и на поле, или вносили ежемесячный денежный налог.

– Оттуда молодые бегут не от скуки, – объяснил Клим. – Как становятся совершеннолетними, уезжают, поступают в любые училища, чтобы получить профессию, или устраиваются подсобниками на перерабатывающие заводы, в пекарни, столовые – поближе к еде. Не хотят навоз вилами ворочать или огороды пропалывать. И это понятно. В городе жизнь легче, смену отработал, вышел за ворота завода и делай что хочешь – хоть в кино иди, хоть в кафе, хоть на выставку экзотических растений.

– А здесь, в Метелице, вы деньги вносите? – спросил Ярмил, подъедавший городские угощения, которые Клим привез с собой – пряную человеческую еду в коробочках, не понравившуюся Зиновию.

– У нас сейчас все оплачивается из общинных денег. Когда-то повезло – у основателей Метелицы были большие земельные участки в предгорьях. Их выкупила нефтяная корпорация, обнаружившая богатое месторождение. Хорошо заплатили, хватило и тут землю купить, и общинный фонд создать, и строительство начать. Потом удачно деньги вложили, Метелицу обустраивали пошагово, на проценты. В коровник, в курятник, на поля начали нанимать людей и оборотней – у людей современная техника, фактически, мы отдаем поля в аренду. Сейчас процентов хватает и на охрану, и на благоустройство, и есть отдельный счет, дающий возможность асфальтировать дороги или покупать пожарные машины для Логача. Отчасти нам повезло, отчасти мы пожинаем плоды своих трудов – те, кто работал вне Метелицы, долгие годы отчисляли деньги на общинный счет. Добровольно. Без принуждения.

Ярмил обдумал слова дедов и понял, что такое «богатство поколений». Дед Клим делился своими гонорарами, и это дало возможность сыну деда Зиновия поступить в железнодорожный институт. Позже сын деда Зиновия вносил деньги на общинный счет, чтобы не беспокоиться о том, будет ли тепло в родительском доме, получат ли они общинное молоко, муку и яйца.

О сыне деда Зиновия Ярмилу пришлось выслушать немало. Он и фотографии смотрел, и имена всех дедовых внуков запомнил. Формально Зиновий был не одинок – сын, много лет отработавший на железной дороге, ушел на повышение в столичный главк, и перестал приезжать в общину. Раньше привозил внуков к деду с бабушкой, а когда выросли, ездить не заставлял. Повзрослевшие внуки из столицы только в отпуск на море летали, к Зиновию не заглядывали, отговариваясь тем, что неудобно из Минеральных Бань до Метелицы добираться.

Зиновий и сыном, и невесткой, и внуками гордился, и, одновременно, печалился.

– Они меня к себе зовут, сюда никто не вернется. А я раз в столицу съездил, две недели погостевал, еле отплевался. Шумно, людей и оборотней толпы, еда химическая, машин столько, что на улице дышишь одними выхлопными газами. Нет, это не для меня.

Ярмил кивал, слушал хвалебные истории, немного жалел деда и старался ему помогать. Дом у Зиновия был крепкий, но ветшающий, второй этаж и деревянный балкон требовали ремонта, и один из своих отпусков пришлось потратить на заказ и доставку материалов и надзор за бригадой строительных рабочих. Дед вздыхал, что Ярмил из-за него не съездил на море, не слушал объяснений, что моря в планах не было, постоянно благодарил и собирал со всех домов Метелицы кулинарную дань, чтобы стол ломился от блюд на завтрак, обед и ужин.

Когда Гвидон пошел на повышение, снова стал командиром Ярмила, а потом надумал переводиться в Лисогорск на должность заместителя командира ОМОНа, случилась очередная развилка судьбы. Очередные перемены не по своей воле. Гвидон не сомневался в том, что Ярмил переведется вместе с ним. Казимир и Бартош тоже были уверены, что он вернется на прежнее место службы, в ОМОН: «Мы же стая!». Ярмил кивал и разрывался – он обвыкся в Ключевых Водах, унитазное проклятье перестало действовать, Калина подарила ему венок с печальником, а инструкции Светозара помогли усмирить домового. Только-только жизнь наладилась, и снова переезжать?

Но и несомненные плюсы на горизонте маячили. Печальника можно было перевезти, от Лисогорска до Метелицы было ближе, и Ярмил мог скататься к деду Зиновию на выходные, чтобы проследить за ремонтом или генеральной уборкой. Дочка Гвидона, шкодливая Светланочка, часто гостила у дедушки с бабушкой и Ярмил уже привык с ней играть. Волк – в прятки, он – в морской бой и детское лото с яркими карточками. В Метелице хорошо кормили, давали еду с собой, а еще рядом, в бывшем доме лесника, жил рысь-огнеборец Ларчик с красавицей женой и шустрыми котятами. С Ларчиком Ярмил ходил на рыбалку охотнее чем с Гвидоном – не надо было распутывать лески, забрасывать снасти. Накидаешь с вечера прикормки, а потом собираешь в садок рыбу, которую рысь лапой из воды достал. Раздашь потом шакалам, и все радуются – и дядя Ромуальд с тетей Розой, и дед Зиновий, и прочие соседи родителей Дарины.

После долгих раздумий и совещаний с волком, Ярмил решился на переезд из одной служебной квартиры в другую. Печальника он перевез, прикрепив венок к подголовнику пассажирского сиденья. Пушистому комочку шерсти путешествие понравилось: глазки поблескивали, ветерок из приоткрытого окна вспушил коричневые пряди, а еще вымел пыль из труднодоступных уголков венка, вернув свежесть.

Дед Зиновий переезду волчьей стаи обрадовался, просил Ярмила приезжать в свободные дни между сменами, и неважно, в Метелице Гвидон, Дарина и Светлана или нет.

– Я к тебе привык, не представляю, как век доживать, если ты у меня бывать перестанешь!

– Я и так у вас постоянно живу, чаще чем в квартире. Лучше бы вы хоть раз ко мне в гости выбрались, на квартиру и венок посмотрели.

– Трудно мне, – жаловался дед Зиновий. – Даже в Лисогорске слишком шумно и людно. Лучше ты как-нибудь печальника сюда привези, чтобы я с ним познакомился.

Дни и недели как-то незаметно сложились в годы, у Гвидона с Дариной родился сын-шолчонок, которого они назвали Светозаром, у Ларчика с Альмой появился общий ребенок, брысенок с кругленькими ушками и длинным хвостом. И только Ярмил довольствовался случайными свиданиями с волчицами и не знал, встретит ли он свою истинную. Или хотя бы ту, у которой хотелось задержаться дольше чем на пару ночей. Иногда он вспоминал Кармель – чаще вспоминал волк, а Ярмил вслед за ним – и гнал прочь желание съездить в Болотницу. Незачем. Незачем беспокоить ту, которая носит фамилию Тышка.

В целом жизнь Ярмила была вполне сносной, жаловаться не на что. Была одна загадка, хотелось бы докопаться до истины, но и тут он опоздал, прямо как с Кармель.

Он так и не узнал, как зовут родителей Дарины. Гвидон постоянно повторял «мама» и «батя», Зиновий их имен не упоминал, говорил: «Ты от родителей Даруси пришел? Ты родителям Даруси рыбу отнесешь?». Сначала Ярмил не тяготился, а потом понял, что глупо спрашивать имена, когда ты с оборотнями общаешься не первый год. Он обходился обращением «вы», несколько раз подступался к Гвидону с прямым вопросом, но того что-то отвлекало, и тайна оставалась тайной. Но не сильно мешала жить.

Первые дни мая, как обычно, выдались суматошными. Люди и оборотни славили Ясменя-Громовержца, владыку молний, и это значило, что у силовых структур, спасателей и огнеборцев будут дежурства с двойной, а то и с тройной нагрузкой. На юге Ясмень-Громовержец открывал ярмарочный сезон, на площадях ставили Майские Деревья, собирали на том же железном основании, что и городские елки, только вместо елок и можжевельника втыкали сухие ветки. Их увешивали бумажными фонариками, разноцветными лентами, флажками, калачами и связками пряников и баранок. Это было не только украшение, но и гадание – селяне и пасечники издавна по подношению определяли, мирно ли настроен Громовержец, к чему готовиться. Если баранки просыхали под майским солнцем, их несли к ближайшей реке или полноводному ручью – обязательно к проточной воде, не к озеру – отплетали полевыми цветами и отправляли по течению, отпуская зимние холода и беды. А если грозовой дождь размачивал хлебные дары, испорченную сушку закапывали на краях полей и огородов, веруя, что она притянет скудную летнюю влагу.

Ни силовики, ни огнеборцы на праздники не гадали. И без гаданий было известно, что ярмарки и народные гулянья на площадях закончатся беспорядочными фейерверками, после которых огнеборцам придется тушить квартиры и балконы, загоревшиеся от рикошета, проливать тлеющие деревья и траву, а патрульные полицейские будут разнимать драки и ловить карманников. Да и группам быстрого реагирования найдется работа – алкоголь и атмосфера вседозволенности усугубят порочные наклонности и подтолкнут людей и оборотней к противоправным поступкам.

Ярмил вышел на сдвоенное дежурство, после которого планировал уйти в короткий отпуск и поехать к деду Зиновию в Метелицу. Дарина и Гвидон тоже собирались навестить родителей после праздника – в общине всегда пекли много всяких вкусностей, и можно было подъедать пироги целую неделю, разогревая в микроволновке и запивая вкусным молоком из Ежовки.

Первая неприятность случилась в первые сутки – двое волков попытались в открытую ограбить часовню Хлебодарной, выгребая пожертвования из ящиков, стоявших возле чаш и статуэток лис и шакалов. Группа Ярмила выехала на вызов, похитители были задержаны прямо возле часовни. И все бы ничего, но Ярмил сильно вывихнул плечо – остановил машину, на которой похитители собирались скрыться с места происшествия. Ухватился за дверцу автомобиля, за раму открытого окна, придержал, не позволяя газующей машине сдвинуться, а тут и товарищи подоспели.

Он не пошел в медпункт, потому что там и без него был завал – в другую группу какой-то сумасшедший кладоискатель кинул допотопную, но все еще смертоносную гранату. Гвидон отстранял волков по состоянию здоровья, вызывал замену, но личного состава все рано не хватало, и Ярмил промолчал. Решил, что вывих пройдет сам по себе, волк в Метелице отлежится и залечит травму. Так бы и вышло, но на вторые сутки он гнался за пронырливым лисом, сорвавшим с женщины золотую цепочку, неудачно спрыгнул с крыши и усугубил незалеченный вывих, разорвав связки и сухожилия.

До Метелицы-то он доехал, одной рукой машину вести не так уж сложно, а когда решил поспать в сарае, обнаружил неприятный сюрприз – превращение срастанию порванных сухожилий не поспособствовало, стало еще хуже, волк полночи тихо скулил и вылизывал лапу. Утром Ярмил снова превратился, осмотрел плечо и понял, что надо идти к врачу.

«Вернусь в Лисогорск и схожу, – сказал он волку. – Тут только заикнись. Адрес врача в Логаче дадут, но разговоров будет на три недели. Потерпим».

Он кое-как наложил себе тугую повязку, деда Зиновия попросил концы бинта завязать. Тот запричитал, но Ярмил его мягко осек, за день довольно сносно научился действовать левой рукой, чтобы не нагружать правую, и привык к постоянной ноющей боли. Вечером его зазвали на ужин к родителям Дарины, и выяснилось, что домашнее платье – хоть с розами, хоть с бабочками – ничего не меняет. Дознаватель он и дома дознаватель, даже если гостит у мамы, от зоркого взгляда ничего не укроется. Ярмилу удалось отовраться, сказать, что рука болит из-за последствий ушиба и неудачного превращения. Дарина поверила, выдала ему шакалью растирку, помогавшую при травмах, и велела наносить на плечо утром и вечером. Ярмил растирку взял, поблагодарил, и порадовался, что Гвидон, разговаривавший с батей о рыбалке, ничего не слышал. Обязательно бы докопался с вопросом: «Почему сразу не пошел в медпункт?».

Ночь прошла получше первой – то ли из-за того, что не перекидывался, то ли растирка помогла. Утром Ярмил отправился на пробежку, попутно осмотрел пруд и дверку норы Гвидона с Дариной, хорошо размял ноги, принял душ, позавтракал, взял бидончик и отправился в Ежовку – купить молока и прогуляться. На посту прохлаждался охранник, который ему не нравился – слишком толстый и завистливый волк, не отрывавшийся от сериалов на планшете, и пропускавший незнакомые машины, не заглядывая в багажники. Ярмил уже говорил об этом с дядей Ромуальдом, но тот ничего не предпринял – поохал и сообщил, что в Логаче очень трудно найти дисциплинированных охранников. Выбор невелик. А из Теремцов в общину на работу ездить не желают – бензина много уходит.

Когда Ярмил миновал калитку, ему показалось, что от будки-поста попахивает бузинным пивом. Он почти остановился: принюхаться, выявить нарушение, если таковое имеется, позвонить директору охранного агентства и потребовать прислать замену. От выполнения его отвлек появившийся автомобиль Ларчика. Рысь подъехал к посту, притормозил, крикнул Ярмилу:

– В Логаче ЧП!

– Что случилось?

– Садись, вместе поедем и посмотрим, по пути расскажу.

Оказалось, что в Логаче совершено преступление на религиозной почве. Приезжий жрец-старообрядец, из числа ревностных служителей Камула, сжег три автомобиля – заборол скверну в одном отдельно взятом квартале города. Там, где остановился переночевать. Поджег и пошел завтракать, вроде бы и скрылся с места преступления, и в то же время не скрылся: когда в квартиру постучали – открыл дверь и проследовал за полицейскими, не переставая проповедовать.

– Оглянитесь на себя, сыны и дочери Камула! Вы погрязли в грехах, очеловечились, позабыли о своей истинной природе. Волк, который не может пробежать семь верст на лапах, недостоин охотиться со стаей своего бога. Вы садитесь в автомобили, едете на службу к людям, пожираете химическую пищу и обращаетесь к врачам. Вы забыли, что судьба и здоровье волка – особенно альфы – в ладонях Камула. Захочет – исцелит, даст силы, чтобы загнать добычу. Не захочет одарить благосклонностью – покорно прими клеймо неудачника, ложись и умирай!

– Прямо как наши шаманы глаголет, – буркнул Ларчик.

– Видишь ли… – осторожно ответил Ярмил, провожавший жреца взглядом. – Многие в это верят. Не очень истово, позволяя себе послабления. В маленьких городках принято добегать на работу на лапах, а потом перекидываться. В больших об этом уже позабыли.

Про врачей он ничего добавлять не стал – у военных и полицейских было не принято осуждать тех, кто обращается в медчасть или лечится в госпитале. Специфика службы. Сам Ярмил в госпитале ни разу не лежал, к фельдшеру заглядывал, старался побольше ходить пешком – заодно и энергия растрачивалась – а по утрам бегал то на ногах, то на лапах. Бежать от Лисогорска до Метелицы на лапах было бы разбазариванием времени, автомобиль здорово выручал, как не пользоваться? В общем, Ярмил считал себя весьма и весьма цивилизованным волком, но сейчас был рад, что он наблюдает за задержанием, а не задерживает – арест жреца Камула попахивал святотатством. От такого – по возможности – лучше держаться подальше.

Ларчик отправился на место происшествия, осматривать остовы автомобилей, залитые пеной, и помогать подчиненным писать протоколы. Ярмил чихнул – «слишком сильно воняет гарью, как рысь это терпит?» – и пошел к центру города, помахивая бидончиком и раздумывая, надо ли ему что-то купить, раз уж он оказался рядом с рынком и магазинами. Полицейские и жрец-старообрядец шли впереди, ветер доносил фразы: «Просто попробуй и хоть месяц проживи по заветам Камула. Сразу увидишь, как жизнь изменится».

«Как ты думаешь, мы много грешим? – спросил Ярмил у волка, останавливаясь и разглядывая витрину рыбного магазина, где был выставлен аквариум с раками. – Может быть, Камул не подпускает ко мне мою волчицу, потому что я недостоин бежать в его стае? Мы с тобой в часовни ходим редко, скрутки жжем только после праздников – на праздники мы на дежурствах. В Ключевых Водах чаши были на территории части, а в Лисогорске надо куда-то идти, а мы ленимся. Здесь, в Логаче, я даже не знаю, где часовня, не удосужился зайти за столько лет. А вдруг дело в этом?»

«Не знаю, – подумав, ответил волк. – Мне кажется, дело не в скрутках. Мы с тобой не любим дым, Камулу он тоже может не нравиться. У нас нет ссор, я гуляю, когда захочу, могу поохотиться в лесу, но мне это не интересно. Если ты считаешь, что пойманный заяц привлечет к нам волчицу, я попробую его загнать. Или поохотиться на диких уток».

Ярмил еще раз посмотрел на раков, решил не покупать, дошел до пекарни, заказал себе два куска торта, какао и два пакета сухарей с собой, и уселся на веранде, наслаждаясь мягким майским солнышком. Когда он доел заказанное и сложил пакеты с сухарями в бидон, в пекарню явилась оживленно переговаривающаяся группа оборотней. Ярмил опознал старообрядца-проповедника, одного из оборотней, чья машина сгорела до черного остова, местного жреца Камула в темно-сером одеянии, и начал прислушиваться к разговорам.

– Я ходатайствовал за вас по просьбе паствы, – отрывисто и недовольно проговорил местный священник. – Лично я не одобряю порчу имущества и не стал бы просить полицейских закрыть дело. Но прихожане написали заявления об отказе о возбуждении уголовного дела, а трое богатых волков пообещали скинуться и возместить потерпевшим ущерб. Мне пришлось покориться общему решению.

– Потому что я принес им истину, – спокойно ответил старообрядец. – Они осознали, что неправильно живут. Это не значит, что они изменятся. Но я сумел раздуть в их душах потухшую искру веры. Это зачтется и им, и мне. Камул суров, но справедлив. Он благоволит своей стае.

– Давайте обойдемся без богословских споров. Сколько вы намереваетесь пробыть в городе?

– Пару дней.

– Будет лучше, если вы поживете у меня. Завершите дела, которые вас сюда привели, я куплю вам билет и посажу на автобус.

– Я путешествую на лапах, – ответил старообрядец. – Камул всегда рядом, он сопровождает меня в странствиях.

Жрецы некоторое время вяло препирались, допили чай, принесенный хозяином пекарни, и вместе с сопровождающими направились к выходу с веранды. Старообрядец остановил взгляд на Ярмиле, спросил:

– Задумался? Понимаешь, что надо что-то менять?

– Да, – чувствуя, как по спине побежали мурашки, ответил он. – Мы… волк тоже задумался, да.

– Пусть пребудет с тобой сила Камула! Он укажет путь.

Старообрядец потянулся через ограждение веранды, прикоснулся к запястью Ярмила и ободряюще кивнул – во взгляде не было фанатизма, только забота и обеспокоенность старшего волка, подталкивающего молодого собрата на правильную дорогу.

Он пробормотал слова благодарности – в спину, старообрядец уже уходил вслед за жрецом. Притихший волк обрел дар речи, сказал: «Он альфа. Он бы мог собрать сильную стаю. Но не хочет, он путешествует в одиночку».

«Пойдем, – Ярмил поднялся, взял бидончик с сухарями, попрощался с хозяином пекарни. – Когда шагаешь, легче думается. Давай решим, что лучше сделать. Сначала надо купить молоко. А потом? Перекинуться и поохотиться? А как ты будешь охотиться без одной лапы?»

«Не знаю, – ответил волк. – Зайца я не поймаю, это точно. Можно разорить утиное гнездо».

«А зачем? Утиные яйца вонючие»

«Я не собираюсь их есть. Просто добыча»

Ярмил хотел залезть в пакет и набрать горсть сухарей, неудачно шевельнул рукой и зашипел от боли. Жаль. На ходу думается хорошо, а когда жуешь, думается еще лучше. Плохо, что нельзя совместить.

Он прибавил шаг, миновал указатель с перечеркнутой надписью «Логач», прищурился – с пригорка были видны ворота ограды Метелицы – и увидел, что из них выезжает машина Гвидона. Ничего удивительного в этом не было: семейство Вишневецких регулярно посещало магазины, покупая родителям Дарины хозтовары – возмещали убыток продуктов. Через десять минут стало видно, что в Логач едет только Гвидон – командир вел машину, на пассажирских сиденьях никого не было. Ярмил собирался помахать автомобилю и идти в Ежовку, но Гвидон дал по тормозам, приоткрыл дверь и сообщил:

– Общину ограбили! Садись, поедем в полицию.

– Как ограбили? – всполошился Ярмил. – Что украли?

– Садись, расскажу. Дарина прочесывает Метелицу на лапах, вынюхивает следы, а мы должны привезти полицейских, чтобы они составили протокол.

– Камул милостивый! – выдохнул Ярмил, открывая дверь автомобиля. – Как будто мешок с бедами прорвало! Сначала машины сгорели, теперь ограбление.

Глава 4. Кармель. Неожиданная встреча

Обитатели Метелицы – или шакалы, жившие в Логаче – продолжали здороваться с ней на улице, как только они с Рычеком выбирались в центр городка. Спасибо Хлебодарной, в дверь не стучали, а на долгие прогулки у Кармель времени не было. Она обустроила себе рабочую комнату – благодаря огромным окнам с жалюзи, старинным шкафам и настенным светильникам, помещение выглядело как настоящая обитель ведьмы – и с головой окунулась в выполнение заказов и осуществление новых идей. В супермаркете нашлись недорогие прозрачные стаканы, и Кармель изготовила первую партию свечей с сухоцветами и сухофруктами – воск и фитили были куплены давным-давно, маленькая приготовительная плитка работала отлично, и плавка и заливка прошла на ура. Результат ей понравился, и она разместила объявление с фотографиями на сайте, жалея, что не успела сделать побольше свечей к Ясменю-Громовержцу – можно было бы рискнуть, арендовать место на ярмарке, поторговать и свечами, закатанными в травяную смесь, и новыми изделиями.

В праздник они с Рычеком выбрались в Теремцы, долго бродили по торговому комплексу, накупили выпечки и готовой еды в дорогой кулинарии, огромный пакет пузырьков, наборов для изготовления свечей и ароматизаторов на распродаже, а напоследок приобрели большого плюшевого волка. Рычек серьезно сказал Кармель, что ему нужен друг, и этот волк подойдет – он надежный и вызывает доверие. Игрушка стоила дорого, но Кармель ее немедленно купила. Сын нечасто что-то просил, как не побаловать?

По дороге домой они придумывали волку имя. Шолчица неожиданно подала голос, предложила: «Ярмил». Кармель вздрогнула, смутилась и не решилась произнести имя вслух. Рычек долго думал, сказал, что волку ничего не подходит и отложил выбор до лучших времен. Дома он устроил логово: составил стулья и накрыл их пледами, и отказывался вылезать из норы, питаясь коврижками и пряниками. Кармель махнула рукой на здоровое питание и продолжила разбирать свои запасы. В коробках нашлась брошюра об изготовлении ботанических свечей, фотокопии страниц о свечах-гаданиях с самоцветами, и она начала примеряться к заклинаниям и делать пробные образцы. Свеча «Роза» с сухоцветами и аметистовой крошкой предрекла ей встречу с возлюбленным. Это вызвало слабую улыбку: «Значит, и покупателям понравится, плохого не покажет».