Прости, но я скучаю

– Кто там? – прохрипела она.

– Это я. Сунна.

– Входите, – сказала Маккензи, чувствуя облегчение и смущение. Кто это еще мог быть? Почему ее тело до сих пор реагирует на все, как на чрезвычайную ситуацию? Она встала, стряхнула крошки с рюшей пиратской рубахи и скорчила рожу, представив, что Сунна войдет и застанет ее в этом наряде.

– Не могу. Заперто.

– Верно. – Маккензи отодвинула стул, открыла одну дверь, подбежала к другой, запертой на верхней площадке лестницы, отодвинула засов и стала возиться с замком. Унизительно, когда кто-то ждет и наблюдает все это, как будто она выставляет напоказ свою паранойю. Наконец она открыла и эту дверь, Сунна оглядела ее со смешанным выражением недовольства и веселья.

– Что ты там делала? Двигала мебель?

– Нет. – Маккензи покраснела.

– Ты… переодевалась в пирата?

– Ага. – Она переступила с ноги на ногу, и ее огромные черные сапоги заскрипели. Рэндаллу не хватало средств, чтобы заказывать для новых сотрудников новые костюмы; свой она унаследовала от парня на несколько размеров крупнее.

– Раньше ты не ходила в пиратском костюме.

– Нет, конечно.

Сунна наморщила лоб.

– Слушай, я вышла проверить почту и случайно захлопнула дверь в квартиру. Хозяин уже едет, но можно я подожду у тебя? Он может ехать целую вечность, а прихожая не отапливается, и здесь жутко холодно. В этом городе вообще холодище. В это время года здесь холоднее, чем в Торонто зимой. – В голосе Сунны звучали обвиняющие нотки, как будто погодой в городе заведовала Маккензи.

– И вы все время стояли здесь? – Маккензи забыла о своем смущении из-за стула и пиратского костюма. – Ох, извините, я же не знала. Нужно было зайти раньше.

– Нужно было. А то я, похоже, пропустила пиратскую вечеринку.

Маккензи всегда боялась показаться невежливой. Она сдалась.

– Это для работы, – сказала она.

– Ты работаешь… на пиратском судне?

– В «Пиратской пицце».

– А, знаю, видела вывеску. На Гамильтон-стрит, верно?

– Ага.

– Ну, а я работаю совсем рядом, в «Огненном фитнесе». Я инструктор.

Маккензи отступила назад и сделала приглашающий знак.

– Извините, заходите, пожалуйста. Хотите кофе?

– Хочу. Спасибо. – Стоя на нижней ступеньке, Сунна огладывала кухню Маккензи. – А у тебя здесь мило. Светло для подвального помещения.

– Мне очень нравится. Гораздо лучше, чем дома у родителей. Вот, пожалуйста. – Маккензи поставила перед Сунной наполовину наполненную кружку. – Извините, все, что осталось в кофейнике. А больше я сварить не могу, придется бежать в магазин за зернами.

– Спасибо, все замечательно. – К дому подкатил автомобиль, колеса прохлюпали по луже. В плите что-то щелкнуло и загудело. Конечно, Мод – вредная тетка, но уж неловкого молчания она бы не допустила. Сунна отхлебнула кофе, рассеянно глядя на два причудливых мака, нарисованных чернилами прямо над сгибом руки Маккензи. – Мне нравится твоя татушка.

– Спасибо. – Маккензи забеспокоилась – вдруг Сунна попросит объяснить, что означают эти цветы. Она бессознательно потрогала их.

– Хотела бы я знать, – сказала Сунна, – кто это?

– В смысле? – осторожно спросила Маккензи.

– Ты сказала, что знаешь, кто мог написать письмо. И, похоже, тебе не безразлично.

– Ну, не знаю. Кто угодно мог. – Маккензи, как будто защищая, прикрыла цветы ладонью. Сунна задала именно тот вопрос, которого ждала Маккензи, только сформулировала его по-другому.

– Твой бывший? – не отставала Сунна, не обращая внимания на смущение Маккензи.

– Возможно. – Она представила себе, как Джаред пишет письмо. Подъезжает к дому на своем старом синем пикапе с бабушкиным ожерельем, свисающим с зеркала заднего вида. Подходит к дому и опускает конверт в почтовый ящик, думая о Маккензи, но пока еще не решаясь встретиться с ней лицом к лицу.

«Жду прощения – так хотелось повидаться…»

А может быть, он приехал как раз, чтобы встретиться, но она оказалась в университете, а он присел на крыльцо и нацарапал записку.

«Прошу прощения, так хотелось повидаться…»

– А может, подружки. Или кто-нибудь еще. – Маккензи засмеялась, как будто и не задумывалась об этом. – Думаю, у каждого есть целый список людей, которые могли бы написать такое письмо, да? Тех, от кого ждешь, что они явятся и все объяснят. И другой список – тех, перед которыми мы сами должны извиниться. – Она слабо улыбнулась и сделала вид, что пьет из своей пустой кружки.

Сунна слегка приподняла брови, но остальные черты лица остались совершенно неподвижными. Интересно, подумала Маккензи, она делает себе ботокс? Как правильно – делает ботокс? Использует ботокс? Или «ей сделали ботокс»? В свои девятнадцать Маккензи была слишком молода, чтобы разбираться в жаргоне стареющих бедолаг.

– Но ты же надеешься, что это кто-то один? Во всяком случае, раньше ты так сказала.

Маккензи поморщилась.

– Послушай, Сунна, я уже опаздываю на работу. Защелкни, пожалуйста, дверь, когда приедет Ларри. – Она встала и нависла над Сунной. В этой рубашке с рюшами, с треуголкой – да-да, треуголкой! – на голове, Маккензи вовсе не была настроена на разговор по душам. Она сгорбилась, будто пытаясь уменьшиться в размерах. – Но, знаешь, я с радостью продолжу разговор, если ты завтра придешь в «Бумажный стаканчик». – «По крайней мере, я буду лучше к нему готова».

Сунна фыркнула.

– Да-а… Ну, не знаю. Не могу сказать, что мне это так интересно.

– Кто написал письмо? Неинтересно?

– Ничуть. Вот неинтересно, и все тут. – Сунна заерзала на стуле и принялась тереть что-то на блузке. Сверху раздался громкий стук, и обе посмотрели на потолок. Сунна закатила глаза и пробормотала что-то о Мод.

– Ну, если придешь за компанию, я буду там по-любому. Посидишь со мной, просто выпьем кофе.

– О-о, – протянула Сунна. Вид у нее был удивленный, а потом стал виноватым, как будто до нее только сейчас дошло, что она ведет себя невежливо. – Да, неплохо было бы сходить с кем-нибудь выпить кофе. Я еще никого здесь толком не знаю и даже не могу вспомнить, когда в последний раз пила с кем-нибудь кофе. Да и дома почти у всех подруг были дети, и они только об этом и могли говорить. Воспитание. Подгузники. Няньки…

– У меня детей нет, – сказала Маккензи, взяла с полки попугая на липучке и запихнула его в сумочку. – Только этот дурацкий попугай, дурацкая рубашка и дурацкие сапоги. А о них я говорить не собираюсь.

– Ладно. – Сунна снова заерзала на стуле. – Ну, то есть Мод-то наверняка придет. Вот. А я, наверное, нет.

– Все ясно. Но, если все же надумаешь, я там буду. Посидим вместе. И обещаю, на мне не будет этих шмоток.

– Хорошо, – сказала Сунна. Она снова выглядела смущенной, и Маккензи стало ее жаль. Как будто Сунна ничего не могла с собой поделать. – Да, если бы и были, ничего страшного. Ты смотришься… смотришься стильно. – Она сделала большой глоток кофе и усмехнулась. – Для пирата.

– Ну, спасибо, – улыбнулась Маккензи.

•

Когда Маккензи открыла верхнюю дверь, на площадке уже стоял Ларри, подняв руку, как будто собирался постучать. При виде Маккензи волнение на его лице сменилось разочарованием. Но она все равно улыбнулась ему, достаточно быстро сообразив, что к чему. Подобные возбужденные взгляды обычно предназначались не ей, зато Сунна наверняка на них насмотрелась.

– Привет, Ларри.

– Привет, – сказал он, пытаясь незаметно заглянуть ей за плечо.

– Как дела? – спросила Маккензи: он так и не посторонился, чтобы дать ей пройти. Она не умела просить людей пропустить ее, а он, похоже, не умел улавливать намеки, так что они могли застрять здесь надолго.

– Отлично, – сказал Ларри. – Да. Хорошо. Его голова на длинной жирафьей шее качнулась вперед.

– Хорошо, – сказала Маккензи.

Ларри прокашлялся.

– Собрались куда-то? На маскарад?

– Нет, на работу.

– Ах, ну да. Конечно.

Он, казалось, смутился от того, что упомянул маскарад, а Маккензи слишком устала, чтобы объяснять.

Ларри посмотрел на ее большие черные сапоги. Потом сдвинулся с места, и она, решив, что он наконец ее пропустит, сделала шаг вперед. Но она ошиблась – теперь они просто оказались ближе друг к другу.

– Когда-то «Доски» одевались пиратами, – сказал он, как будто сам себе.

Маккензи постаралась скрыть смущение. Она кивнула, надеясь, что он подумает, будто она его поняла, и пропустит ее. Как бы не так.

Он усмехнулся, как будто она попросила его объяснить, о чем речь.

– Местная группа. Называлась «Доски». Они все носили пиратские сапоги, совсем как у вас. – Он осекся, как будто сообразил, что ляпнул глупость. – Ну, не скажу, что ваши уж совсем пиратские, – начал он.

– Именно такие, – сказала она.

– Круто. – Он кивнул. Все кивает, кивает и кивает. – Да, «Доски». Я ходил на все их концерты. Где они, там и я.

Маккензи опаздывала. Она с тоской заглядывала ему за плечо.

– Да? А что за музыка?

– Панк-рок, – ответил он. Он тоже заглядывал ей за плечо. Вид у него был крайне огорченный. – Тогда у нас была отличная сцена. Нас было не так много, и, – он снова прокашлялся, – никто из знаменитостей сюда никогда не приезжал, но местные парни были что надо. Играли в основном в подвалах и гаражах, а еще в метро. Это было лучше всего. Тут когда-то был немецкий ресторан, назывался «Шницель-хаус», его владельцам даже не нравилась панк-музыка, а сами ребята нравились, поэтому они пускали панков играть у себя…

Он говорил быстро, а лицо у него стало мечтательным, как будто он рассказывал ей о другой стране, о месте, где он когда-то жил, но куда так и не смог вернуться. С потерянным видом он пригладил волосы, и Маккензи стало его жаль.

Он замолчал, и это было даже более неловко, чем его исполненные ностальгии речи. Ища, за что уцепиться, она заговорила первой:

– Вы часто ходите на концерты в «Обмене»[4]? – В начале недели Грант задал ей тот же самый вопрос, и она быстро сменила тему, чтобы не признаваться, что с наступлением темноты она вообще никуда, кроме работы, не ходит, а концерты видела исключительно на YouTube.

– О! – Глаза Ларри загорелись. – Вообще-то… нет. Я не был на концертах… много лет… То есть… но, может быть, мне стоит?..

Как будто он спрашивал у нее разрешения. Как будто она сейчас скажет, что он не сможет пойти на шоу, даже если захочет.

– Конечно, стоит, Ларри. На сайте все есть, цены на билеты, расписание концертов и все такое… Так что… – Они глубоко вздохнули в унисон. Она улыбнулась. – Но вы же приехали, чтобы впустить Сунну?

– Ох! Да, – сказал он, внезапно снова занервничав. – А она… она?..

– Да, – сказала Маккензи. – Она внизу, в моей квартире. Можете просто отпереть ее дверь, а я скажу ей, что она открыта.

Лицо Ларри вытянулось.

– О-о, – сказал он. – Не хочу вас задерживать! Я могу… я могу спуститься и… – Он замолчал, ясно осознав, что предлагает войти в квартиру Маккензи в ее отсутствие и что это звучит довольно странно. – Нет, – продолжал он почти про себя. – И правда так лучше. Если вы уходите… Я просто открою ее дверь и уеду… – Он указал на свой фургон. С таким же успехом он мог явиться в смокинге, с цветами и каким-нибудь романтическим заявлением, написанным в небе дымом из маленького самолета.

Наконец им удалось сдвинуться с места синхронно: каждый сделал шаг вправо. Он отпер дверь Сунны, и Маккензи решила немного подождать, прежде чем позвонить вниз, чтобы Сунна поднялась – это было похоже на небольшую услугу, о которой Сунна никогда не узнает. Ларри казался достаточно безобидным, но все же…

Маккензи смотрела, как Ларри идет по тротуару, при каждом шаге тяжелая цепочка от кошелька хлопала его по ляжке, и тут кое-что пришло ей в голову. Сердце у нее екнуло.

– Постойте, Ларри, я хочу спросить…

Он обернулся.

– Сегодня днем в почтовом ящике оказалось письмо; оно было порядком испорчено, и мы не знаем, от кого оно, но до меня только сейчас дошло, что оно, вероятно, для вас – оно у Мод.

Ларри покачал головой.

– Вряд ли это мне. У меня, – он смущенно опустил глаза, – не так много друзей. А те, что есть, не стали бы искать меня здесь, тем более по почте. Я никогда здесь не жил. Может быть, это письмо моей тетке? Но она умерла, так что не беспокойтесь. Или оно показалось важным?

Маккензи покачала головой.

– Нет, просто кто-то извиняется, что с кем-то не встретился. – Она чувствовала себя опустошенной. Чем больше возможных получателей было у письма, тем меньше вероятности, что оно предназначалось ей – а это и так было маловероятно.

Вполне логично, что письмо скорее адресовано умершей тетке Ларри, чем кому-то из нынешних обитателей дома. Но, если и вправду на что-то надеешься и если эта надежда занимает столько места в твоей грудной клетке, что трудно есть или дышать, нужно включать логику, чтобы освободить для нее еще немного места. Это вопрос выживания.

Ларри, лучший в мире домовладелец

Ларри

Пойти на панк-шоу – совсем не то, что пойти в банк, или в продуктовый магазин, или… да куда бы то ни было. Пойти на панк-шоу означало, что тебя увидят и назовут потом либо панком, либо позером; от этого будет зависеть твоя самооценка, но вести себя нужно так, как будто тебе все равно, просто до лампочки. И одеться, как будто тебе до лампочки… но тут требуется умение. Ларри разложил на кровати всю свою одежду, как подросток, готовящийся к первому школьному дню в старшем классе. Он боялся, что с первого взгляда будет видно, сколько труда он вложил в свою наружность. Нужно было приложить достаточно усилий, чтобы казалось, будто это дается ему легко.

Он включил CD-проигрыватель, и комнату наполнил вибрирующий баритон Джелло Биафры, так что Ларри почти перестал слышать собственные мысли. «Вот для чего была изобретена эта музыка».

Музыка для Ларри была единственной кнопкой отключения мыслей. Это было похоже на пузырь в океане, убежище, внутрь которого не проникало то, что заполняло весь мир снаружи. Только ноты, аккорды и ударные. Когда он слушал панк-музыку, его разум, никогда не перестававший работать, отключался. Вот почему Ларри не мог жить в этом доме – в тишине разум загнал бы его в могилу. Какая дата была указана в завещании? 1952? Самой ранней панк-группой, о которой знал Ларри, была «Los Saicos», а они появились только в 60-х.

По совету Маккензи он зашел на сайт «Обмена» и увидел, что ближайший концерт сегодня вечером. Сегодня вечером. Хедлайнером была местная группа под названием «Джетляги». Фотографии на сайте не было, а когда он попытался нагуглить их на телефоне, Гугл предложил ему выполнить поиск по запросу «джетлаг», после чего выдал 76 800 000 результатов поиска, хотя Ларри ничего такого не запрашивал. И все-таки. «Джетляги». Звучит вполне по-панковски. Афиша концерта на сайте выглядела неряшливой и дешевой, как будто кто-то дал девятикласснику маркер и две минуты; это было многообещающе. Именно так должны выглядеть афиши панк-группы. Ларри не мог дождаться, когда снова окажется плечом к плечу с единомышленниками, в помещении, слишком шумном для разговоров.

Но тут его пузырь взорвала нехорошая мысль: а что, если это новый панк-рок? Когда-то давно – кажется, в 2006 году – Ларри зашел в CD-плюс и попросил парнишку за прилавком показать ему что-нибудь новенькое из панк-рока. Парнишка выдал ему целую стопку кошмарнейших дисков и сказал, что они отличные. Плаксивые детки, называющие себя панками только потому, что играют быстро. Кого они могут обмануть? Вдруг сегодня вечером он влипнет именно в это?

Может быть и хуже: там окажутся его старые приятели и сочтут, что он позер. Ни одна из его одежек не подходила по размеру. Он был в замешательстве. Что хуже: оказаться в зале единственным панком или единственным позером?

Теперь он тонул в океане, и даже Джелло Биафра не мог его спасти.

Ларри не слышал, как зазвонил телефон, но посмотрел на него как раз в тот миг, когда загорелся экран. Звонок с неизвестного номера. Ларри попытался приглушить музыку.

– Алло?

– Привет, Ларри. – Ларри выпрямился и огляделся, хотя голос доносился из мобильного телефона; кровь застыла в жилах.

– Тетя Ребекка? – Ларри сглотнул слюну. – Это… ты? – Тетя Ребекка покоилась в гробу уже шесть месяцев. Или семь. Или… когда же это было? В каком месяце? Он никогда не слышал, чтобы мертвые вступали в контакт таким способом, но, с другой стороны, все настоящие истории о привидениях случились, когда смартфонов еще не было. Может быть, смартфоны умеют и это? Он ущипнул тыльную сторону своей ладони, чтобы проверить, не сон ли это.

– Нет, это Мод, – сказал голос.

«Тьфу ты. Мод». Он засмеялся.

– А что смешного? – Похоже, Мод не одобряла смешное.

– Ничего, – ответил Ларри.

Мод кашлянула.

– Ларри, нужно, чтобы вы приехали и привели в порядок почтовый ящик. Как можно скорее, пожалуйста.

– Ну, хорошо…

– Сегодня вечером сможете? – Она не стала дожидаться ответа. – Нужно успеть, пока снова не пошел дождь. А то в него попадает вода, а еще собаки или, может быть, мыши, и от этого портятся купоны. Я потратила значительную сумму денег, покупая по полной цене товары, на которые у меня по меньшей мере десятипроцентная скидка. А еще мне нужно, чтобы вы посмотрели… не знаю, батарея или что-то еще в моей квартире. Оно шумит. И можно ли сделать так, чтобы двери других жильцов меньше скрипели? Соседки входят и выходят посреди ночи и будят меня. – Она начала кашлять прямо в трубку, и Ларри отвел телефон подальше от уха. – Кроме того, Ларри, – заговорила она раньше, чем прошел приступ кашля, – с чердака доносится… э-э-э… извините… странный звук. Как будто что-то скребется; вам следует посмотреть, когда приедете.

Кажется, Мод наконец выговорилась. Ларри посмотрел на настенный календарь: август. Прошлого года. Кого он хочет обмануть этим календарем, как будто ему нужно планировать расписание по датам? У него нет никакого расписания. Помимо ночных смен в художественной галерее на этот месяц у него намечено только одно дело. К счастью, оно выпало на один из его свободных вечеров.

«На сегодня».

– Понятно, – сказал Ларри. – Но я не могу прийти сегодня вечером; я… собираюсь на концерт. Панк-шоу. – Звучало здорово. Как будто много лет он был в коме, а сегодня вечером впервые за долгое время откроет глаза и пойдет прогуляться. Но с каждой минутой ему становилось все страшнее. Часы на стене громко тикали, и казалось, что они кричат ему, как взбудораженная мош-яма, полная прыщавых шестнадцатилетних подростков:

«По-зер, по-зер, по-зер!»

Есть ли на свете что-нибудь более жалкое, чем взрослый мужчина, боящийся, что подростки плохо о нем подумают?

Мод прервала его безумные мысли. Она не знала, что такое панк-шоу, и попросила объяснить.

– Это направление в музыке, – сказал он, все еще лихорадочно соображая. – Похожее на рок, но более динамичное. И более политизированное. Оно включает в себя множество поджанров – некоторые поспокойнее, есть панк-рок, кантри-панк…

– Ларри, а вы не можете пойти… в другой раз? Это очень важно.

– Хорошо, – сказал он, удивляясь сам себе. Но что еще он мог сказать? Он вовсе не боится идти на панк-шоу, просто он понадобился пожилой даме. Он проявляет доброту. Он не отброс, не лох и не трус – он просто добрый. Он лучший в мире домовладелец.

– Спасибо, – сказала Мод без особой благодарности в голосе. – И еще…

Ларри ждал продолжения.

– И еще что?

– Ничего, это все, – ответила Мод. – Спасибо.

Поэтому в тот вечер, вместо того чтобы пойти на панк-шоу, Ларри отправился в дом на Монреаль-стрит и заменил единственный почтовый ящик. Он прибил еще два – для 2139B и для 2139C; он принес для них наклейки и с помощью линейки убедился, что прилепил их ровно. На его стук никто не ответил, и он вошел в маленькую прихожую. Стены старого дома все еще хранили запах тети Ребекки, и когда Ларри вошел, этот запах как будто обнял его, как обнимала его сама тетя. Ларри любил тетю Ребекку, но ему не нравилось, как она пахла. Он слегка поперхнулся. Стараясь двигаться быстрее, он открыл все двери, но они не показались ему такими уж скрипучими. Что там у них еще? Гудящая батарея? Скрипы на чердаке? Он взглянул на лестницу, ведущую в часть дома, где жила Мод, – на чердак, – и содрогнулся. Если бы Мод позвонила еще раз, Ларри сказал бы ей, что батареи, как и старые дома, – штука шумная, и с этим ничего не поделать. Старые дома полны скрипучих дверных петель и грохочущих батарей. Она привыкнет к этому. Он снова запер все двери, вышел и остановился на тротуаре, чтобы полюбоваться старым домом. Ну и пусть он больше не панк, не входит в круги элиты и не посещает крутые тусовки. Зато он лучший в мире домовладелец. Ларри улыбнулся, наслаждаясь редким моментом, когда он был собой доволен.

Он двинулся к машине – всего несколько шагов. По другой стороне улицы мелкими неверными шагами шел старик в черной спортивной куртке – видно, собирался неторопливо прогуляться по окрестностям. Ларри улыбнулся и вежливо кивнул прохожему, но тот не обратил на него никакого внимания.

Ларри обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на дом и, может быть, в надежде увидеть выходящую из него Сунну. Взгляд почти непроизвольно устремился к чердачному окну, как будто его привлекло внезапное движение. Но было слишком темно, и Ларри так ничего и не разглядел. Даже если там что-то было.

А оно было, это Ларри знал точно.

Веселенькое утро Бренды

Сунна

Реджайна – странное место. Люди называют ее городом, и формально так оно и есть, но она похожа на город так же, как восемнадцатилетний подросток – на взрослого: отдаленно и неубедительно. Горизонт напоминает рот шестилетнего ребенка, у которого вот-вот выпадут молочные зубы, – всего несколько разбросанных невысоких башен. Движение редкое, в центре города тихо. Хотя это не так плохо. Сунна была приятно удивлена как размерами, так и расположением квартиры, которую она смогла себе снять. Всего в нескольких кварталах от библиотеки. Спальня оказалась больше, чем вся ее квартира в Торонто, а путь на работу занимал десять минут пешком.

Короткая дорога выводила ее из тихого района с высокими деревьями и разноцветными домами на Брод – оживленную улицу, вдоль которой выстроились офисы, парикмахерские и кофейни.

1 октября, в день угрозы взрыва, у Сунны до восьми утра не было клиентов по записи, поэтому она не торопилась, радуясь редким прохожим, которые ей встречались. Она жаждала общения, и ей было приятно даже помахать рукой в знак благодарности водителю, пропустившему ее на переходе.

Проходя мимо банка крови, она в первый раз услышала вой сирен, и хор сигналов тревоги, доносившийся как раз с той стороны, куда она направлялась, становился все громче. Она ждала, что мимо проедет вереница машин «скорой помощи», но они оставались на месте. Она ускорила шаг.

В нескольких кварталах от ее фитнес-центра Сунну встретили заградительные ленты и полицейские машины; подойти ближе она не могла. Она двинулась вдоль заграждений, но вскоре поняла, что оцеплен весь центр города. По периметру выстроились толпы людей – все громко галдели и пытались что-нибудь разглядеть. Дыма не было, но мигающие огни отражались от каждой стеклянной поверхности. Что там могло случиться?

Выбравшись из хаоса, Сунна свернула на тихую улицу и достала телефон. Она попыталась позвонить в спортзал, но никто не отвечал, и она стала листать список контактов, ища кого-нибудь не из прошлой жизни в Торонто. Ли. Айрин. Лоуренс. Эйб. Николь. Нет, нет, нет, нет, нет. Красота. Что может быть веселее, чем листать список людей, которые забыли тебя, едва ты уехала из города. Осталось только одно подходящее имя, и оно вовсе не вызывало энтузиазма: Бренда. Бренда работала администратором в «Огненном фитнесе». Это была шумная, развязная особа с гладкими светлыми волосами и взбитой челкой – писк моды-1992, – которая делала ее похожей на собачку йоркипу. В других людях Бренду интересовало одно – нравится она им или нет, хотя временами казалось, что она делает все, чтобы нравиться как можно меньше. Она разговаривала и смеялась слишком громко, изрыгая теплый аромат мятной жевательной резинки и неприятный запах изо рта, настолько резкий, что он казался почти видимым, как смог. Сунна и не думала, что когда-нибудь позвонит Бренде, но вот пришлось.

– Алло?

По шуму на заднем плане Сунна поняла, что Бренда находится в центре толпы.

– Привет, Бренда…

– Привет! Сунна! Это ты!

– Бренда, что происходит?

– Минуту, Сунна! Я отойду! Здесь такой шум! – Гомон толпы стих, но Бренда все еще кричала в трубку, ее голос был искажен, как музыка из взорвавшегося динамика. – Сунна! Боже мой! Что случилось?