bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 25

– Введите конечную точку маршрута…– хриплый мужской голос из динамиков, расположенных по старинке в боковых стенках дверей, сильно испугал Яну. Нет, в ее мире, в настоящем земном Харькове были роботы, разговаривали навигаторы, но, чтобы вот так без водителя машина запрашивала, куда ехать? Такого не было…Хотя где-то журналистка читала, что такого рода транспорт находится на стадии разработки, но, как это обычно бывает в нашем государстве, дальше разработки дело никуда не пойдет.

– Правительственный Дворец! – отчетливо произнес Аркадий Иванович, наблюдая за реакцией Яны в зеркало заднего вида.

«Волжанка» мягко тронулась с места, довольно резво набирая обороты. Двигатель работал почти бесшумно, только меняющийся пейзаж за окном говорил о том, что они едут, а не стоят на месте.

И дороги у них лучше…С грустью подумала Янка. Столько едем, а пока еще ни одной ямки не было. И машины, словно с картинки из фантастического журнала. Может, действительно, дело ни в коррупционном правительстве, ни в ленивых дорожниках, безграмотных инженерах, а в обычных людях? Ведь каждая благополучная страна начинается со своих жителей и отношение их к своему государству.

Машина вывернула из-за корпуса, включив легкую ненавязчивую мелодию в чисто звучащих динамиках. Они выехали в больничный парк, медленно катясь мимо густо посаженных фруктовых деревьев и аккуратных тротуарчиков, мощенных разноцветной легкомысленной плиткой. У каждой скамейки, примостилась урна, вся прошлогодняя листва убрана, кустарники подстрижены декоративными причудливыми фигурами, значение, многих из которых осталось для Красовской загадкой.

– Товарищ Сталин очень не любит, когда к нему на прием опаздывают, – проговорил в пустоту Аркадий Иванович. И тот же миг широкий капот «волжанки» разъехался в стороны и слева возникла синяя сирена, взвывшая длинным протяжным воем.

Ага…Значит привилегированное сословие есть и на Тивите. Решила Яна, но тут же отвлеклась, потому что начальник службы безопасности начал проводить с ней инструктаж:

– Товарищ Сталин не любит, когда к нему опаздывают. Когда зайдете, то постарайтесь поменьше пялиться на него и смотреть в глаза, тем более с вызовом…

– Как сейчас? – Яна взглянула в глаза Аркадия Ивановича.

– Тем более так…Генсек с крутым норовом…Возможно. Взглянув так, даже при всей вашей бесценности, мы будем вынуждены поступить с вами совсем не по-человечески.

– А вы вообще люди? – кротко поинтересовалась журналистка. В которой вспыхнул давно забытый азарт лучшего репортера Харькова. – Что-то у обычных людей я не замечала таких глазок с огоньками, как у вас? – прищурилась она, невинно уложив руки на коленки, будто примерная первоклассница.

Начальник службы безопасности поморщился, как от зубной боли. Из чего Красовская сделал вывод, что ему данная тем неприятна.

– Лучше бы было для вашей собственной безопасности, чтобы вы просто согласно кивали!

Яна замолчала и отвернулась к окну, поняв, что более ничего нового из хитрого гэбиста ей вытянуть ничего не удастся. Тем более они выехали в город, который был знакомым и чужим одновременно. Харьков-на-Немышле…Подумать только! Ее родной Харьков с мещанскими проулками и широкими проспектами на какой-то другой планете-близнеце Земли стал настоящей столицей целого государства! Машина перепрыгнула через невысокий бордюр, выезжая на довольно просторную улицу. С трудом Яна узнала в ней Московский проспект, район универмага «Харьков». Те же сталинские дома, покрытые причудливой вязью лепнины, те же стрельчатые окна, тот же серп и молот на одном из зданий на пересечении Конюшенного и Московского, те же трамвайные пути, хотя…Яна пригляделась к проезжающей мимо «шестерке». Никакого грохота этот вид общественного транспорта не издавал, мерно парил над асфальтом, рассекая воздух вытянутым форштевнем, словно кабина самолета. Узкие окна были не затонированы, и журналистка заметила, что народа в нем мало, кто-то дремал, прислонившись к прозрачному стеклу, молодая пара любовно ворковала на задней площадке, а солидный старичок в драповом пальто с глубочайшим вниманием читал какой-то толстый книжный том, похожий на переиздание трудов Ленина. Если этим народом правит товарищ Сталин, то Красовская решила для себя, что такое вполне себе возможно.

Город был похож на себя и не похож одновременно. По правую руку от нее находился тот же самый Ботанический сад, так же из-за ограды были видны свеже зеленые саженцы каких-то малознакомых ей растений. Девушка себя ни в коем случае не считала себя большим специалистом в области растениеводства, но таких культур на родной Земле не встречала.

На Площади Восстания находился тот же самый подземный переход, точно так же по нему спешили люди, ныряли в приветливо распахнутый зев метро, чтобы через пару минут оказаться уже где-нибудь на Алексеевке или Барабашово. Интересно…Подумала Красовская, а Барабашово тут тоже есть? Вряд ли…Эпоха развитого социализма и рыночные отношения друг другу противоречили.

Машина остановилась на перекрестке, подчиняясь красному сигналу светофора. Рядом затормозили обычные Жигули третьей модели, из приоткрытого окна валил дым, и доносилась какая-та ненавязчивая мелодия. В какой-то момент, Яне стало казаться, что она просто провалилась в прошлое, что на дворе стоит год эдак семидесятый, мама с отцом еще живы, ходят в школу, радуются жизни и еще не знакомы друг с другом. Ее нет еще и в планах, ведь свадьбу они сыграют спустя только пять лет. Вокруг ни одной иномарки. Неоновые яркие вывески обменок не торчать над каждым углом, призывая харьковчан менять валюту, вместо магазина дешевых цен возле универмага висит строгая вывеска с надписью «комиссионный магазин». Все вокруг попахивало каким-то нездоровым сумасшествием и явной фантастикой! И чтобы отогнать от себя это едкое чувство, Яна уточнила у начальника службы безопасности местного генсека:

– А какой сейчас год на Тивите? – Аркадий Иванович вопрос проигнорировал, то ли задумался о чем-то, то ли просто не стал отвечать. Вместо него в разговор вступил Координатор.

– На дворе 2085 год, Яночка! Год рассвета нашей империи! Год, когда наши самые смелые мечты станут сбываться…– наткнувшись на недовольный взгляд Аркадия Ивановича, он тут же замолчал, поняв, что сболтнул лишнего. А вот Красовская сразу засекла перемену настроения ее захватчиков, решив, что разберется чуть позже с их мечтами и планами…

Между тем, проскочив поворот на Конный рынок, они пролетели перекресток на Руднева, мост через Немышлю, которая в этом месте города была туго стянута каменными бортами канала, бурлила и пенилась, образуя яростный водоворот. Пролетели мимо Сумской, которая в этом варианте журналистке совсем не нравилась, без красивых магазинов, мрачно-суровая, с невзрачными бронзовыми вывесками государственных учреждений. И подъехали к площади Конституции, называвшейся теперь площадь Коммунизма. Пик Коммунизма был и в ее мире, теперь появилась еще и площадь в чужом. Перед въездом на брусчатку их остановил высокий статный милиционер в камуфлированном комбинезоне. В руках его Яна заметила какой-то странный предмет, больше напоминающий бластер из звездных воинов, но снова спрашивать, что это, побоялась, слишком серьезен стал Аркадий Иванович и испуган Координатор. Он вообще затих на своем сидении без движения, и Красовская вообще засомневалась, жив ли он? Видимо, и для него поход в столь высокий кабинет был в новинку.

Гэбист приоткрыл окошко «волжанки, нажав какую-то кнопку под своей левой рукой и подал пластиковую корочку красного цвета. Милиционер долго в нее не стал всматриваться, а вместо этого одним движением провел ее у себя по наручным часам. В них что-то запиликало, скорее всего, подтверждая личность Аркадия Ивановича. Шлагбаум моментально поднялся, пропуская их на площадь, где в отличие от настоящего Харькова не было праздно гуляющих жителей, прогуливающих занятия студентов или мамочек с колясками. Площадь была пуста, а над ней темной громадиной возвышалось нечто, чего не было в том, настоящем Харькове, который помнила журналистка.

Огромная двенадцатиэтажная «свечка» возвышалась над всем городом. Каждый черный мраморный валун, из которого были сложены ее могучие стены, был идеально подогнан, словно сделан был нечеловеческими руками. Узкие окна-бойницы, под стать стенам, затемнили черной светоотражающей лентой. Кованые ворота с пиками на вершинах были закрыты, а возле них прогуливались несколько часовых, одетых так же, как и тот милиционер, встретивший их на въезде на площадь Коммунизма. Яна подняла глаза вверх, пытаясь рассмотреть башню, которой оканчивалось здание Тивитского правительства. Вместо флага на ее пике была укреплена специальная решетка, в которой находился огромный человеческий глаз. Словно в фильме Властелин Колец, в котором мелькали ярко-оранжевые искорки молний, точь-в-точь такие же, как и уже знакомых ей местных жителей.

«Волга», коротко взвизгнув покрышками, подъехала к главным воротам, за которыми виднелось узкое крыльцо, выкрашенное в черный цвет с резными лакированными перилами. Отсутствие большого количества охраны сильно удивило мою подругу. В ее представлении дворец генсека должны охранять полки милиционеров, а не два разгильдяя, которые умудрились даже не взглянуть в их сторону. Лишь один из них, скорее всего младший по званию, подобострастно козырнул, бросившись мгновенно открывать ворота. То ли машину начальника службы безопасности тут хорошо знали, то ли так доверяли фейс-контролю на входе…

– Только не спорь с ним…– прошептал ее на ухо перед самым входом с тревогой Координатор, придержав ее за руку. Ладонь ее похитителя была почти ледяная. Яна с трудом аккуратно высвободила кисть из мертвой хватки, легкомысленно хмыкнув:

– Что мне ваш товарищ Сталин может сделать. Если я и без того нахожусь на другой планете с полулюдьми, у которых вместо глаза полыхает пламя, а взамен человеческого языка змеиный?

– Поверь, девочка моя…То, что ты видела до этого, всего лишь легонькая прелюдия! А товарищ Сталин…– Координатор испуганно обернулся по сторонам, будто их кто-то мог подслушать и мгновенно доложить куда следует. – Он может все…

– Учту! – кивнула журналистка, шагая за Аркадием Ивановичем на первую ступеньку, ведущую в здешний Мордор.

Ни на одном из входов их не остановили. Коридорные постовые лишь лениво провожали их спокойным взглядом. Изредка кивая приветливо гэбисту, который в запутанных закоулках здания правительства Тивита ориентировался не хуже, чем с компасом. Яна с Координатором еле успевали за ним, бодро шагающим по мягкому ворсистому ковру, расстеленному в коридоре.

Повсюду была идеальная чистота. Или просто на черных стенах, потолке и полу было не заметно пыли? Вместо традиционных ламп дневного света, используемых на Земле, здесь через каждые два метра на стенах были закреплены электрические свечи, создававшие жутковатую атмосферу какого-то оккультного сооружения. Нарисованные на стенах пентаграммы пугали своей масштабностью, а массивные двери с золотыми кольцами вместо ручек таинственно блестели в приглушенном свете свечей.

Помимо воли, настроение Яны упало окончательно. По спине пробежала ледяная волна ужаса, но она сдержалась, чтобы не доставлять удовольствия своим похитителям. Ведь, наверняка, они этим походом по мрачным коридорам и лестницам этого и добивались. Не могла в этой громадине не существовать лифтов, тем более у такой высокоразвитой цивилизации!

Наконец, после долгих блужданий, в ходе которых никто посторонний им так и не встретился, они остановились перед закрытыми двойными дверьми, на черной поверхности которых белой несмываемой краской был изображен распятый человек. Изображение было настолько реальным, почти осязаемым, что Красовская в первый момент испуганно отшатнулась, поймав на себе довольный взгляд Аркадий Ивановича.

– Товарищ Сталин очень любит ваши библейские картины и черный цвет! – с легкой надменной улыбкой пояснил он, стуча золотым кольцом по дубовой двери.

– Я заметила…– кивнула Яна, стараясь сдерживать эмоции. – У него специфический вкус!

Координатор шикнул на нее, но больше на этого бородатого халдея она внимания никакого не обращала. Теперь, когда журналистка выяснила, что он всего лишь пешка, рядовой исполнитель, «батюшка» потерял для нее всякий интерес.

Двери поехали в сторону, разъезжаясь на каких-то магнитных приспособлениях. В лицо Красовской дунуло жаром, словно она наклонилась над открытым огнем. Через секунду это ощущение исчезло, но остался острый запах чего-то неприятного, щекочущего в носу. Далекая от химии журналистка не могла понять его природу.

– Он вас ждет! – провозгласил Аркадий Иванович, посматривая с опаской внутрь комнаты, в которой царил полумрак. Координатор шагнул первый, набрав в легкие воздуха, будто ныряя в холодную воду. Следом, аккуратно ступая по мягкому ковру, зашла Яна.

В кабинете было темно. Черные плотные шторы завешены, от чего Красовской показалось на миг, что она ослепла. Но с секундным запозданием прямо напротив них вспыхнуло пламя камина и сразу несколько подсвечников, закрепленных на стене. Координатор вздрогнул, шепча что-то себе под нос. Журналистка с интересом осмотрелась. Не сказать, что ей не было страшно, но жгучее любопытство перевешивало все остальное. Ей было интересно и жутко одновременно, тем более кабинет местного генсека, называющего себя товарищем Сталиным, оказался удивительным, если не сказать больше.

Резные деревянные панели из мореного дуба украшали библейские сцены, тут было и убийство Авеля Каином, и изгнание Адама и Евы из рая, распятие Христа на Голгофе и изображение Понтия Пилата, принимающего решения о казни. Чуть левее камина стоял стол с мраморной столешницей, за ним удобное кожаное кресло, вполне современное, резко выделяющаяся своим новоделом из общего интерьера. Несколько шкафов с бумаги у стены и, что больше всего удивило Яну, над камином перевернутое православное распятие. Сатанисты какие-то, подумала она, прикусив от любопытства нижнюю губу. Распятие было выполнено настолько реально, что Красовская могла рассмотреть капли крови на пробитых запястьях Христа. Она сделала шаг вперед, чтобы получше рассмотреть, но позади нее вдруг подуло горячим пламенем. Спину обожгло жаром, и женщина резко развернулась. За Координатором, который ничего не почувствовал, стояла фигура мужчины в черном двубортном пиджаке и черной рубашке без галстука. Статный брюнет с легкой улыбкой наблюдал за ними, скрестив руки на груди, улыбаясь. Именно от него и шел огненный жар. Не сказать, что он был молод. Его волосы тронула первая седина, засеребрившаяся на висках, но четко очерченные скулы, греческий нос и чувственные полуоткрытые губы делали его, безусловно, красавцем. Между тем настоящим Сталиным и этим Тивитским не было ничего общего. Заметив ее испуганный взгляд, Координатор все же что-то понял и повернулся вслед за ней. Лицо его исказилось, глаза забегали, руки по инерции вытянулись по швам, словно у солдата на строевом смотре. Чуть заикаясь, он почтительно промямлил:

– Товарищ Сталин, Старший Координатор центра предсказаний и прогнозирования событий Иван Поливало по вашему вызову прибыл!

Иван Поливало…Так вот, как звали ее похитителя! Подумала Яна.

– Вы хорошо поработали, товарищ Поливало…– заметил мужчина в черном пиджаке, делая шаг к ним навстречу. Жар стал почти нестерпимым. Он, будто сжигал Красовскую изнутри, но, сжав зубы, она решила терпеть до конца. – А это, я так понимаю, наш бесценный кадр с Земли? – генсек Тивита приблизился к ней совсем близко. Теперь женщина могла рассмотреть его поближе. Умные спокойные глаза напоминали омут, в котором легко можно было утонуть, если заглянуть поглубже. Он не носил очков, как остальные тивитцы. В его глазах не плескалось огненное пламя, там царила тьма. От ее глубины и сосущей пустоты на Красовскую накатила тоска. Ей вдруг расхотелось жить, бороться, куда-то возвращаться, о чем-то мечтать. Она забыла обо всей радости в ее жизни, даже о своем маленьком ребенке, в душе стало темно и тоскливо. Генсек, будто высосал из нее все силы, оставив лишь мрак.

– Достойная работа! – похвалил он Поливало, отводя взгляд от Красовской. И в этот миг в нее будто влили свежего воздуха. Она, наконец, смогла вздохнуть, пропихивая в легкие кислород. – Достойная работа требует достойной оплаты…Чего ты хочешь, старший Координатор? – Сталин повернулся к поддельному батюшке, буравя того взглядом. Иван замешкался, не решаясь о чем-то просить.

– Впрочем, наверное, как и все? – с грустью уточнил Сталин, придвигаясь к нему с быстротой молнии. Яна не заметила в полумраке, как он сделал несколько шагов. Он, будто бы парил над полом, мгновенно передвигаясь по кабинету.

– Д-да-да…– подтвердил свое желание, чуть заикаясь, Координатор.

– Ты уверен?

– Так точно, товарищ Сталин…

– Как всегда…– в его стальном голосе Яна услышала явные нотки грусти.– Назад пути не будет!– уточнил на всякий случай он, прикладывая к груди Поливало свою ладонь, с дорогим перстнем на безымянном пальце в виде змеи, обвивающей какое-то дерево. Почему-то журналистка не сомневалась, что это была яблоня.

– Пусть! Я больше не могу…– выдохнул Координатор, и в тот же момент из его груди полился зеленый свет. Он мягко окутывал ладонь генсека, клубясь вокруг него туманом. Глаза Поливало округлились, то ли от счастья, то ли от удивления. Он вздрогнул всем телом и резко рухнул на пол, словно сломанная кукла, нелепо раскинув руки и ноги в стороны. Через какое-то мгновение, показавшееся журналистке вечностью, тело Ивана вспыхнуло, исчезая в языках огненного пламени.

– А сейчас, Яна Викторовна, мы займемся вами…– глаза правителя Тивита повернулись к ней, буравя непроницаемым взглядом.

15

Харьков 2019

После короткого совета, проведенного у них на квартире, больше напоминающего сюжет фантастического фильма вроде Властелина Колец, было принято решение начать действовать. Дворкин с Агриппиной, как разбирающиеся в магии и ее тонкостях, должны были заняться дневником Митусова и таинственной библиотекой Ковена Ведьм, пытаясь оттуда выудить хотя бы какую-то информацию, а вот Максиму досталась более прозаическая миссия, но он все равно был ей доволен. Во-первых, все эти чародеи и прочая ерунда были для него в новинку, а, во-вторых, ему почему-то до сих пор казалось, что пропажа Яны – это не дело рук какого-то дьявола, которого вполне может и не быть на свете, а нечто прозаическое, которому легко найти логичное и более материальное объяснение. А потому, он выбрал себе направление поисков, связанное с прошлым хозяином квартиры, неким Олегом Митусовым. Запросил информацию в отделе, где ему его опера скинули на электронную почту короткую справку, из которой было мало что понятно. Известно, что этот мужчина родился в Чехословакии в СССР, как переехал в Харьков и когда, покрыто тайной мрака. О периоде его жизни заграницей мало что удалось выяснить, как не бились аналитики управления. Более или менее достоверные данные появляются уже в восьмидесятых годах двадцатого века, когда этот Олег вместе с матерью и сестрой неожиданно объявляется в городе, занимая пост ни дворника, ни инженера на одном из многочисленных заводах, а директора одного из самых крупных хозяйственных магазинов Украинской ССР.

Как ему удалось достичь столь невероятных высот, оставалось загадкой. Только общедоступная история его начинается именно с этого. Кем он был до приезда в Харьков? Кем работали его родители? Почему покинули Чехословакию? Оставалось тайной…

Одновременно с основной работой, Митусов занимается научной деятельностью. В частности, пишет докторскую диссертацию по химии. Сразу докторскую…Никаких данных о его кандидатской не сохранилось, что тоже по меньшей мере выглядит странно. Его научный руководитель сам глава НИИ «Химического анализа» профессор Головко, лауреат всех возможных конкурсов и регалий. Митусов, по его словам, подающий большие надежды ученый, и его работа директором магазина, лишь вынужденная мера.

Работа над диссертацией длится почти три года. За это время никаких значимых событий в жизни бывшего хозяина их квартиры не зафиксировано. Он живет на Комсомольской с матерью и сестрой, которая вскоре выходит замуж и покидает родное гнездо.

В 1989 году, когда уже грянула перестройка, когда по всему СССР из-за недостатка финансирования закрывались многие НИИ, работа над диссертацией была окончена. Тема диссертации хранилась в строгой тайне, и знали ее только несколько десятков рецензентов, да руководитель проекта.

Одним прекрасным весенним утром Митусов отправился на Всесоюзную Аттестационную комиссию, готовый защититься и получить заслуженное звание доктора наук, отправился на троллейбусе, не имея своего автотранспорта, что для занимающего столь высокий пост в хозяйстве Харькова было уже само по себе странно. На одной из остановок с ним что-то произошло. Олег вышел из общественного транспорта, будто бы озаренный какой-то идеей, что частенько бывает с людьми науки, напрочь забыв о пакет со своей работой. Опомнился он только тогда, когда добрался все же до института. Разочарование его было столь велико, что именно это послужило толчком для его нервной системы, чтобы слететь с катушек. Митусов бросился на поиски диссертации, но она бесследно исчезла. И поскольку была в единственно экземпляре, не считая черновиков, то все надежды директора хозяйственного универмага лопнули в один момент, как мыльный пузырь.

Его защиту отложили, но нарушения в психики были столь сильны, что он мало того, что забросил свою основную работу, но и перестал появляться в институте, который вскоре канул в лету, вместе с почившим в небытие Советским Союзом.

Универмаг, где работал Митусов, выкупили какие-то бизнесмены, решив в нем открыть супермаркет. Места для заговаривающегося директора в нем не нашлось. Митусов оказался безработным, сидящим на шее у старушки матери с нищенской пенсией. Тут и пошло самое интересное. Болезнь стала прогрессировать. С увлечением Олег стал рисовать везде, где только можно странные фразу и знаки, на первый взгляд никак не связанные между собой, но имеющие вполне логичное продолжение. Когда места в квартире для наскальной живописи стало не хватать, он перешел на подъезд и улицы, а еще через несколько лет, когда соседям это все надоело, они вызвали неотложку и поместили мужчину в психиатрическую лечебницу. Там Митусов находился порядка пяти лет, пока в девяносто девятом году не скончался от туберкулеза. Хоронить его не стали, а тело кремировали. Мать вскоре умерла, сестра отправилась в поисках лучшей жизни заграницу, как многие из соотечественников в тот период. Квартиру продали некой компьютерной фирме, у которой Максим с Красовской ее и выкупили по сходной цене.

Вот, если кратенько, и вся история…Максим откинулся на спинку сидения машины и отложил листок со справкой в стороны. Оставалось два неясных момента в биографии этого сумасшедшего харьковского художника. Откуда он появился? Как стал директором магазина? И почему его тело не выдали матери для нормального традиционного погребения? И куда делась диссертация? Из-за нее ли он сошел с ума, или было что-то еще, о чем официальная хроника предпочитает не упоминать?

Вопросы следовали один за другим, не давая пока что ни одного мало-мальски вразумительного ответа. Для того, чтобы разобраться во всем этом, следовало начать с начала…С чего? Наверное, с бывшего НИИ и руководителя диссертации Митусова профессора Головко.

Через заявку в паспортный стол, сделанную неофициально, Максиму удалось выяснить, что профессор Головко Иван Никитич живет по улице Академика Павлова, недалеко от клуба «Радмир». То есть, практически, на другом конце города, скрепя зубами, полковник отправился туда, радуясь лишь тому, что следующим местом его посещения была Первая Психиатрическая Больница, которая была по пути, но в которой он решил побывать после. Чтобы разобраться в произошедшей ситуации с Олегом Митусовым, а соответственно и с его женой, следовало начать сначала, а сначала была именно диссертация, так и не увидевшая свет.

Он свернул влево, повинуясь властному голосу навигатора, на грунтовку, бывшей когда-то, несомненно, асфальтом. По обе стороны от дороги потянулись небольшие аккуратные домики частного сектора, со старыми деревянными рамами, потертой дерматиновой обивкой, и даже с настоящими сараями, в которых кудахтали настоящие куры. Дом номер шесть, в котором проживал профессор Головко, оказался совсем уж неухоженным снаружи. Часть стены, смотрящей на улицу, пошла трещинами, калитка из потемневшего штакетника покосилась, повиснув на одной петле. Некогда прекрасный яблоневый сад зарос молодой порослью клена. На миг, Макс усомнился, что Головко еще жив. Ведь могло быть и так, что в паспортном столе что-то напутали, до них не дошла информация… Притормозив перед полуразрушенным забором, полковник полиции вышел из машины и огляделся. Дверь на веранду была полуоткрыта. На высоком крыльце стояли стоптанные резиновые галоши, покрытые толстым слоем грязи. Из чего полицейский сделал вывод, что в доме все же кто-то живет. Он негромко крикнул, давая о себе знать:

На страницу:
8 из 25