Почему я?

– Я… м-м-м… это, сняла его, когда купалась, а потом просто надеть забыла, – заикаясь, вдохновенно врала она.

Молодец, быстро нашлась.

– Ой не лги мне, дочь моя. Нельзя здесь лгать, грех это. А Библию ты читаешь?

Она отрицательно мотнула головой.

– Значит, и не молишься на ночь? – мой скорбный голос звучал как страшный приговор. – Тогда послушай меня, раба божья Анна. И вдруг после скорби… – начал читать я наизусть Евангелие от Матфея: – солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою; и пошлет Ангелов Своих с трубою громогласную, и соберут избранных Его от четырех ветров от края небес до края их…

Откуда я так хорошо знал Евангелие? Да не знал я его, и если честно, то, к своему глубочайшему стыду, даже не читал никогда целиком. Хотя и считал себя относительно верующим человеком. Просто когда-то прочитал отрывок о грядущем апокалипсисе, о котором все время твердили все наши СМИ, пытаясь запугать во что бы то ни стало до усрачки простых обывателей, ну и запомнил, а тут этот отрывок пригодился как нельзя кстати.

Все. Девушка созрела. Она сидела как громом пораженная, тихая такая и смотрела на меня преданными глазами.

– Ты поняла меня?

Она утвердительно закивала головой. Хотя по ее карим очам, в которых царила «полная глубина», я-то понял, что она не поняла ни хрена.

– А вы кто? – продолжая слегка заикаться от волнения, уважительно спросила она.

Обращение на «вы» мне очень понравилось, согласитесь, это намного лучше и, что самое главное, гораздо учтивее, чем «онанист золотушный». Так-то, красавица. Вот теперь можно и пообщаться. Я не стал сразу отвечать на поставленный ею вопрос, кто я. Хотя меня так и подмывало высокопарно сплюнуть что-то типа – я твой командир, а с этого момента вообще царь и Бог для тебя. Наверное, это было бы уже чересчур.

– Смотри. Узнаешь себя? – я взмахнул правой рукой и на стене появилось изображение Ани, летящей с бешеной скоростью в автомобиле, высунувшейся из окна навстречу своей смерти. Опять утвердительный кивок. – Тогда сиди, смотри, слушай и не перебивай.

Я разъяснил ей все точно так же, как до этого Гелла объясняла мне. Только в отличие от меня, Аня справилась со стрессом быстрее, и, вообще, она оказалось девушкой понятливой и крайне сообразительной. На удивление быстро въехала в тему, внимательно выслушала меня, по ходу задав всего пару вопросов. Абсолютно спокойно, без истерик дала мне продолжить и закончить. После чего решительно заявила:

– Ну, все понятно, я, конечно, согласна помочь местным и все такое, но спать с тобой не буду.

Интересный поворот. На что мне пришлось тут же заметить, что она меня не интересует ни в коей мере и никоим образом и, вообще, спать с ней – это последнее, чего бы мне хотелось в этой или же в другой жизни – это была подлая, наглая и беспардонная ложь. Потому как какая-то часть меня, функционируя достаточно автономно и живя отдельной жизнью, находясь под сильным впечатлением от прелестей девушки, восстала, оттопыривая мои брюки в районе ширинки, сковывая тем самым донельзя мои движения. Эта часть изо всех сил тянулась к очаровательной Ане, как подсолнух жарким августовским полднем тянется к солнцу. Близость чувственного, обнаженного тела Ани и полугодовалое отсутствие интимной близости с лицами противоположного пола сильно способствовали этому подъему, и еще, конечно, надо быть честным, чего греха таить, где-то в глубине, я бы даже сказал, очень глубоко в душе, я мечтал, что Аня воспримет меня как рыцаря в сияющих доспехах, спасшего ее от неминуемой гибели, обязательно преисполнится, воспылает ну и… Ну вы меня понимаете, не маленькие. Возможно, я бы даже вряд ли ее вот так сходу, не раздумывая выбрал, если бы мой организм не испытывал неутоленный полугодовой сексуальный голод. Мужики. Мужики, чем вы вообще думаете? На мое утверждение, что она меня ну ни капельки не интересует, Аня ответила ехидной ухмылочкой, которая говорила о том, что провести ее мне, скорей всего, не удалось.

– А тебя вообще как звать-то? – поинтересовалась Аня.

Ну и где тот уважительный тон, с которым она обращалась ко мне еще полчаса назад?

– Олегом меня звать, но для тебя – товарищ командир, – попытался я хоть как-то сохранить свой стату-кво. И вообще…

Вот что, девушка, ступай к себе, а у меня еще дел по самое не балуйся, – обратился я к Ане строгим командирским голосом.

– А какие у тебя дела?

– Я же тебе говорил, что нужно отобрать еще шесть человек.

– А можно повыбирать с тобой, а то чего я одна буду сидеть?

Ну пожалуйста!

Я посмотрел на ее умиленно скорченную, якобы смиренную рожицу, ну как тут откажешь! Опять тяжело вздохнул и согласился:

– Ладно, давай выбирать вместе, только накинь на себя что-нибудь поприличней.

Она картинно вскочила, вытянулась в струнку, отдала честь и, давясь от смеха, громогласно произнесла:

– Слушаюсь, товарищ командир! – Ее пухлые груди при этом качнулись из стороны в сторону, словно тоже отсалютовали, заставив меня сжать зубы.

Я с тоской проводил длинные стройные ноги, уносящие сквозь стену загорелую спину, аппетитнейшие полушария попки, разделенные тонкой полоской трусиков-стрингов, ну и всего остального, что прилагается к этому. Еще раз вздохнул и, как побитая собака, поплелся в свою конуру.

Первое, что я сделал, заварил себе чай с мятой, говорят, успокаивает, лучше бы, конечно, брому, но где его взять, разве что у Геллы попросить. Представляю, как это будет выглядеть: «Уважаемая Гелла, не найдется ли у вас чего-нибудь этакого, а то стояк вконец замучил».

Я опять уселся за компьютер. На мониторе осталось восемнадцать иконок – и только десять человек, которых я смогу выбрать. Сейчас я допью чай, успокоюсь, соберусь, а то эта красавица мне совсем мозги набекрень сдвинула, и от начала до конца просмотрю всех и только после этого кому-то отдам предпочтение. «И, дорогой Олежек, постарайся в следующий раз думать все-таки головой», – назидательно произнес мой внутренней голос. «О, давно тебя не было слышно. А я чем по-твоему думал?» – зло парировал я. «Ну во всяком случае не той головой, что на плечах», – съязвил внутренний голос и быстренько удалился, не дав мне возможность оправдаться. Сука!

Стена раздвинулась, и на пороге появилась Аня, заставив меня захлебнуться горячим чаем и закашляться до слез – эта зараза решила меня добить окончательно! Конечно, она оделась, но выглядела еще круче и еще более сексуально, привлекательнее, чем без одежды. Не знаю, как ей это удалось, но это так. Во-первых, за такой короткий промежуток времени, что она отсутствовала, Аня успела нанести на лицо макияж, свои густые каштановые волосы зачесала назад, собрав их в тугой «конский хвост», напялила короткий белый топик с условным названием «маечка», совсем не закрывавший ее округлый живот с серьгой в пупке. Конечно, маечка прикрывала грудь, но Анечка, дрянь этакая, по какой-то непонятной для меня причине совсем забыла надеть бюстгальтер, наверное, торопилась очень, поэтому тонкая полупрозрачная ткань, плотно обхватывающая ее грудь и еле сдерживающаяся под таким мощным напором, очерчивая весь рельеф, давала прекрасную возможность рассмотреть все, вплоть до коричневых сосков и небольшой родинки на правой груди. На маечке не на нашем языке, черными, крупными буквами было броско выведено «HOOTERS» – есть такой ресторанчик в Америке, где официанток подбирают с исключительно выдающимися вперед достоинствами, я уверен, что Аня заняла бы в этом ресторанчике должность топ-менеджера, никак не меньше. К ее общему облику надо добавить поношенные коротенькие джинсовые шортики, прохудившиеся в разных местах и сидевшие на ее заднице так, как будто она в них родилась, синие босоножки на высоком каблуке удлиняли и без того длинные ноги. Надо ли говорить, что все это делало ее еще более неотразимой и чертовски, до неприличия сексуальной.

Видя, что я продолжаю кашлять, она деловито подошла и от всей души постучала мне по спине.

– У тебя совесть есть? Ты смерти моей хочешь? – осведомился я, прокашлявшись и продышавшись.

– А что такое? – невинно поинтересовалась она.

– Что такое? – возмутился я. – Ты посмотри на себя! Я же сказал: «Оденься».

– Я оделась, как вы и приказали, товарищ командир, – в ее голосе отчетливо звучали издевательские нотки. – А что не так-то, Олежек? – притворно спросила она, оглядывая себя со всех сторон.

– Ты, наверное, не услышала слово «прилично», шедшее сразу за словом «оденься», или вообще никогда этого слова не слышала? Разоделась как… – я не стал продолжать. Она в упор посмотрела на меня, в глазах вовсю резвились бесенята.

– Ну, и как кто я разоделась?

Я молчал.

– Во-первых, дорогой товарищ командир, мне так удобно, а во-вторых, тебе же все равно, ты же из этих.

– Из каких из этих?

– Ну из этих, из гламурненьких, – она подняла руки вверх и показала в воздухе кавычки, естественно, маечка тоже поползла вверх, оголив грудь, заставив меня в очередной раз пустить слюну.

– С чего ты взяла?

– Ну как же, ты сам говорил, что тебя женщины не интересует.

У меня появилось острое желание отправить ее обратно в прошлое. Жалко, Гелла не объяснила, как это делается.

– Я не сказал тебе, что меня женщины не ин-те-ре-су-ют, – произнес я зло по слогам. – Я сказал, что ты меня не интересуешь.

– Да?.. Ну извини, значит, я тебя неправильно поняла, хотя для меня это одно и тоже, – ехидно сказала она, усаживаясь в кресло и гипнотизируя своими карими игривыми очами.

– Ладно, не обижайся, хорош кипятиться, проехали. Мир, ок?

Действительно, чего на нее обижаться – сам выбрал это диво дивное, никто пистолет у виска не держал. Хотя, я так чувствую, нахлебаюсь я с ней по полной.

– Ок. Мир.

– Супер! – улыбнулась она. – У тебя, кстати, ничего нету выпить? А то у меня была бутылочка «Шеридана» в серванте, куда-то делась.

А вот это уже интересно. Каждый путешественник во времени, преодолевая пространственно-временной континуум, непременно желает набубениться. Интересно, как сей удивительный факт прокомментировал бы великий ученый-теоретик, физик господин Эйнштейн, и как это вообще вписывается в его теорию относительности?

– Выпить у меня тоже ничего нет. Пусто. Я так понимаю, у них здесь в будущем сухой закон. Так что, не обессудь. Могу предложить кофе, чаю или свежевыжатых соков на выбор.

– А что ты пьешь?

– Чай… с мятой.

– С мятой? Как интересно… – сказала она, задумчиво накручивая волосы на палец. – Я слышала, мята успокаивает. Ты что, сильно возбудился?

В ее глазах уже не бесенята плясали, а целая свора чертей, вовсю отжигая, отплясывала канкан. Пожалуй, она решила отыграться по полной за то, что я напугал ее Страшным судом. Я скрипнул зубами и, подняв глаза к небу, в немой мольбе застонал: «Господи, дай мне силы не придушить эту язву!»

– Все-все. Молчу! – Она вскинула руки вверх, как будто сдавалась, проклятая маечка с легкостью поднялась вслед за загорелыми руками своей сволочной хозяйки. – Больше не буду, Олежек, честное слово. Согласна на апельсиновый сок.

Я открыл холодильник, плеснул этой ехидне ледяного апельсинового сока в стакан в тайной надежде, что она застудит свое горло и помолчит хоть немного, будучи не в состоянии больше язвить и издеваться надо мной. Протянул ей стакан – так люди подают яд своей жертве.

– Спасибо, – сказала она, делая небольшой глоток, подленько так глядя на меня поверх стакана своими лукавыми, шальными глазами.

– На здоровье, рыба моя.

Сам я уселся за компьютер. Она тут же подтянула кресло, в котором сидела, поближе ко мне, забралась в него с ногами, положила руки и подбородок на мое плечо, как будто так и надо. Эта чертовка еще и пахла здорово. Сейчас она находилась в опасной близости, заставив мое тело напрячься, мята не помогала, но, разумеется, мое состояние ее нисколько не трогало.

– Ну, что там у нас? – бодро поинтересовалась Аня, продолжая прижиматься ко мне. – Кто следующий на очереди? За кого проголосуем?

По тому азарту, который сквозил в ее голосе, я понял, что она сейчас считает себя игроком, участвующем в этакой своеобразной игре нового толка под названием «Выбирашки». Ну-ну.

Мы просмотрели всех по очереди, никого не пропустили. На душе после всего, что мы увидели, стало пасмурно и паскудно. Некоторое время мы с Аней не могли проронить ни слова. Лишь сидели, оцепенело уставившись на экран компьютера. В комнате повисла ватная, осязаемо зловещая тишина, казалось, даже температура в помещении резко упала на несколько градусов, стало прохладней, и вообще, от чего-то было жутко. Такое впечатление, что тебе на плечи повесели двухпудовые гири. Еще пахло смертью. Она витала где-то совсем рядом, взирая на нас, ускользнувших по случаю из ее цепких костлявых рук пустыми глазницами, ее тошнотворное дыхание гниющей плоти ощущалось повсюду. Выпить захотелось неимоверно. Притихшая Аня только плотнее прижалась ко мне, ее бил легкий озноб.

– Олег, то, что мы сейчас увидели, это настолько ужасно, что у меня просто нет слов. Знаешь, когда ты мне показал, как умерла я, это… ну как сказать-то… – запнулась она на мгновение, подбирая слова. – Ну мне все равно моя смерть кажется нереальной вроде, как понарошку, ну как подделка какая-то, вроде прикола, что ли… И потом, мы же сейчас с тобой живы, разговариваем, дышим, я чувствую твое тепло и поэтому, наверное, не верю, что я умерла. Да, согласна, я все видела, что со мной произошло, головой все понимаю, но это как будто случилось не со мной, а с кем-то другим. Но тут, когда касается других, все настолько реально, бр-р-р! Страшно-то как, молодые, красивые, сильные, крепкие – они не заслужили этого. – Она замолчала на время, стараясь переварить увиденное. – Ты ведь можешь?.. – призывно обратилась она ко мне, тормоша за плечи и с мольбой глядя на меня.

Я отрицательно помотал головой, понимая, куда она клонит.

– Ну, Олег, их же можно всех спасти. Правда?

– Теоретически да, – ответил я как можно спокойней, хотя у самого кошки на душе скребли. – Но практически нет. Нам разрешено достать из прошлого еще шестерых, на этом лимит кончается.

– А как же остальные?

– Остальные останутся там, – вздохнул я и указал на экран монитора.

– Но ведь так нельзя, это не по-человечески.

Я ничего не ответил, лишь пожал плечами.

– Какие они здесь все сволочи, гады, суки жестокосердные!

– Они не жестокосердные, Ань, они прагматичные. Ты только представь, сколько народу умерло вот так, не по старости, а по глупости, по странному стечению обстоятельств со времен сотворения мира – миллиарды и миллиарды, и большинство из них молодые, умные, красивые, добрые, хорошие и достойные во всех отношениях люди, но, к сожалению, их невозможно спасти всех. Смирись. Такова жизнь. Таков закон природы. От этого никуда не деться. Просто нам с тобой и еще шестерым выпал нереальный шанс не гнить сейчас в земле, а продолжить жить, и жить не просто так, бесполезно коптя небо, а чем-то помочь другим людям, сделать что-то нужное и хорошее не для себя, а для других. Понимаешь меня?

– Да, Олег, понимаю, конечно, ты прав на все сто. Ну и кого ты выберешь следующего?

Я посмотрел на присмиревшую Аню, в ее голосе теперь не было давешнего азартного оптимизма, ей уже совсем не хотелось играть в «Выбирашки». Оказалось, что это совсем не весело и ой как не просто, она передала мне это право выбора в единоличное пользование, я ее за это не винил. Ответственность брать на себя неимоверно тяжело, а в этом случае тем более.

– И еще, знаешь, Олег, – глухо произнесла она, посмотрев на меня исподлобья, – спасибо, что выбрал меня.

– Принято. Кофе будешь? – спросил я, решив разрядить ту тяжелую атмосферу, что создалась в комнате.

– Да, буду, если можно, то очень крепкий.

– Эспрессо?

– Да, эспрессо.

Я отправился к аппарату, чтобы заварить для нас кофе.

– Ты так и не сказал, кого ты выбрал.

Глядя, как горячий кофе шипя льется тонкой, мутной струйкой в кружки, образуя темную пену, я задумался. Передо мной тут же всплыла худенькая, высокая, голубоглазая, с короткой стрижкой девушка-блондинка, одетая в белые мокасины, голубые джинсы и белую демисезонную куртку-плащевку, поднимающаяся по эскалатору в каком-то гипермаркете.

По тому, как угловато, неуверенно она держится, постоянно заправляя длинными музыкальными пальцами волосы за уши, она явно не гордится своей модельной внешностью, наоборот, видно, что, слегка сутулясь, она старается быть чуть ниже, стесняясь своего роста, пытаясь его хоть как-то скрыть. Наверняка в школе ее травили, обзывая «дылда», «шпала», «шлагбаум» или еще как – обидных прозвищ так много. Она выросла, закончила школу. Стала очень приятной, интересной девушкой, но те постоянные незаслуженные оскорбления, что швыряли в ее адрес одноклассники, слишком крепко укоренились в ее подсознании. Она до сих пор не верит, что теперь мужчины смотрят на нее с интересом, что она может нравиться. Ей все кажется, они обращают на нее внимание лишь потому, что их удивляет ее высокий рост. Она уверена, что он отталкивает их.

Снизу, по эскалатору, торопясь, как торопятся все дети неизвестно куда, ведь еще столько дел, которые нужно переделать, перепрыгивая через две ступеньки, взбирается наверх мальчишка лет семи. Его мама увлеклась покупками и, мечтая о том, как она будет круто выглядеть этим летом, примеряет, вертясь перед зеркалом в примерочной, очередную шмотку, она на распутье, никак не может выбрать себе новую обнову, а сынишке сказала: «Я сейчас, быстро. Ты подожди меня здесь на скамеечке, возле магазина. Только никуда не уходи». Но просто так без дела сидеть на скамейке, ожидая маму, ему скучно, вот он и нашел себе занятие – катается на эскалаторе, ему нравится это. Здорово! Он допрыгивает до высокой тети, останавливается рядом с ней, задрав голову, с любопытством смотрит на нее, девушка мило улыбается, подмигивает мальчишке. Он карзубо улыбается в ответ – недавно выпал еще один молочный зуб.

Эскалатор донес их наконец доверху, сейчас они должны ступить на площадку и разойтись в разные стороны, девушка пойдет по магазинам, мальчишка поедет обратно вниз. Он торопится, делает первый делает шаг – металлическая панель, прикрывающее жерло крутящегося эскалатора, под ним разъезжается, он падает вниз. Девушка, не задумываясь, молниеносно ринулась за ним. Откуда такая хорошая реакция? Не давая ребенку упасть, рывком подхватывает его и выбрасывает наружу, но сама выбраться уже не успевает – лента эскалатора двигается хоть и медленно, но неотвратимо и, как гигантская, жирная змея, засасывая девушку, увлекает за собой, неторопливо перемалывает ее тело на глазах изумленного, спасенного ею мальчишки, который так даже ничего не понял и не успел толком испугаться. Последнее, что она успевает сделать, корчась от ужасной боли, выкидывает своими красивыми длинными пальцами его ярко-красную шапочку с помпоном.

– Для начала ту девушку на эскалаторе, в гипермаркете. Она заслуживает этого, – твердо сказал я, отвечая на поставленный Аней вопрос, и передал ей кружку с дымящимся крепким кофе.

– Спасибо, – поблагодарила меня Аня, принимая обеими руками кружку. – Ее зовут Алина.

– Да, я помню, – ответил я, глотнув горького, терпкого напитка, и снова уселся за комп.

После Алины был выбран Юра – невысокий, жилистый парень с копной непослушных, соломенных волос, непокорно торчащих в разные стороны, и сколько бы он их ни причесывал, какие бы стрижки ни делал, они все равно никак не хотели укладываться хоть в какое-либо подобие прически. Юра имел врожденное чувство собственного достоинства и обостренное чувство справедливости. Он не так давно закончил школу, но повзрослел намного раньше. Скорей всего раннему взрослению способствовало то, что отец Юры поступил подло и несправедливо много лет назад, бросив их с матерью и крохотной сестренкой на руках. Юра расценивал это как предательство. От отца не было никакой помощи. Он как будто забыл об их существовании. Мама пахала с утра до ночи на двух работах, пытаясь хоть как-то справиться с нищетой, свести концы с концами и вырастить двух детей. Юра знал, что он в семье хоть и маленький, но мужчина. Помогал маме как только мог, а чуть подрос, пошел работать. Больше всего на свете он хотел, чтобы его родные больше не знали, что такое нищета, не считали каждую копейку, часто недоедая, потому что этих самых копеек не хватало.

Сейчас он работал на сталелитейном заводе. Начал прилично зарабатывать, и им втроем стало жить намного легче, он мог время от времени просто так делать подарки маме и взрослеющей сестренке, а еще откладывал сестренке на институт. Мама, принимая подарки от сына, крепко прижимала натруженными руками их к груди, в уголках уставших глаз появлялись слезы гордости за сына, что он стал такой взрослый, настоящий мужчина – сильный, любящий, внимательный, крепкое плечо и твердая опора.

Была зима. Воскресный день. Несмотря на яркое солнце, снег начал падать с утра редкими, красивыми, крупными снежинками, как будто кто-то сверху раскрыл пачку овсяных хлопьев, взятую с полки магазина, и начал трусить ею над городом, над головами прохожих. Легкий бодрящий морозец, утоптанный настил снега на тротуарах во дворе, хрустящий под ногами. Настроение прекрасное. Юра сегодня договорился с Юлей, девчонкой, которая ему очень нравится, пойти в кино. А сейчас он выгуливал свою собаку алабая – красивую белую суку, с короткой шерстью, подведенными, словно накрашенными умелым мейкапщиком, коричневыми, умными глазками, купированным хвостом и ушами. Собака серьезная. Она была уже достаточно крупная, но на самом деле еще щенок.

Юра с детства мечтал о собаке, но тогда они не могли себе позволить, а сейчас это стало возможным, ему удалось по случаю у знакомого, недорого, поскольку это был последний в помете, приобрести щенка среднеазиатской овчарки. Хоть щенок и был последышем, они, как правило, самые слабые и болезненные, но собака, которая досталась Юре, опровергала все законы собачьего бытия, напротив, росла большой умницей, крепкой, сильной и невероятно красивой, чем-то напоминала белого мишку, имела веселый добрый нрав, умела себя вести. Всегда держалась достойно, напоминая своими повадками истинную леди. Хотя, надо отдать должное, была еще и редкой хитрулей, впрочем, как и все особи женского пола.

Они не спеша подходили к дому, уже заканчивая свой ежедневный утренний моцион, собака сделала все свои дела и к тому же навалялась вволю в снегу, шерсть блестела, она улыбалась, у нее настроение тоже было хорошее. Возле соседнего подъезда, заехав на тротуар всеми четырьмя колесами, стоял черный джип – «шестая бэха», он встал так, что заставлял всех прохожих, чертыхаясь про себя, то и дело рискуя упасть, обходить его по скользкой, нечищенной проезжей части, облокотясь на раскрытую дверцу. Возле джипа стоял сам хозяин машины, мужчина с Востока, этакий хозяин жизни. Одет дорого, но не по сезону. Руки от холода спрятаны в карманы короткой черной кожаной куртки, узкие джинсы, на ногах дорогие, «выпендрежные», начищенные до блеска остроносые туфли. На всех проходящих он поглядывал свысока черными как угольки, юркими глазами. Он явно не хотел замечать, сколько неудобств создает припаркованное не на месте, принадлежащее ему чудо баварского автомобильного концерна, наоборот, ситуация его явно забавляла.

Он весело покрикивал на пожилых людей, проходящих мимо: «Эй, бабка, сюда не ходи, туда ходи, а то снег в башка попадет, совсем мертвый будешь!» Произносил эту фразу из известного фильма, нагло ухмыляясь в свою черную как смоль, трехдневную щетину, ему это казалось очень смешным. Никто ему ничего не говорил, не старался призвать уважать остальных людей, потому что связываться с «джигитом» никто не хотел, себе же дороже. Это ему очень льстило, боятся – значит уважают, решил он. Рядом терлась его собака – мощный стаффорд, тоже не пышущий любезностью.

Юра со своей питомицей поравнялся с джипом. Стафф, оторвавшись от обнюхивания очередного сугроба, поднял свои немигающие, безжизненные как у акулы глазки, увидев среднеазиатскую овчарку, почему-то посчитал ее легкой добычей и засеменил на своих кривых лапках прямо наперерез. Водитель джипа не стал отзывать свою собаку, наоборот, он с любопытством следил за развитием событий. Стафф без предупреждения попытался снизу вцепиться алабаю в горло, но среднеазиатская овчарка обладает бешеной реакцией и мертвой хваткой: овчарка легко, играючи увернулась от страшной открытой слюнявой пасти, схватила стаффорда за холку, сомкнув свои белоснежные зубы в железной хватке, и стала его трепать из стороны в сторону, стафф завизжал от боли.

– Эй, сука, ты чего дэлаешь? – с заметным акцентом угрожающе заорал хозяин стаффа. – А ну убрал живо свою шавку. – И грязно выругавшись, накинулся на Юру с кулаками.