Без ума от тебя

– Всем добрый вечер! – сказал Джон. – А папа что, уже накатил?

– Твой двоюродный брат переезжает в Брис… О боже! Харриет, ты ли это? – Джаклин прижала руку к груди и откинулась назад, изображая сердечный приступ, а Мартин-старший сказал:

– Чудны дела твои, господи!

Джаклин вскочила с места и, подойдя, одернула платье на бедре Харриет. Та оцепенела, шокированная бесцеремонным прикосновением.

– Вот так! Идеально. Как приятно в кои-то веки видеть тебя в платье.

Торжество в ее голосе означало, что стоит приложить усилия, и похвала не задержится, и Харриет пожалела, что не надела мужские брюки – в качестве радикального феминистского высказывания. С террористами в переговоры не вступают.

– Спасибо. С юбилеем.

Харриет улыбнулась Джаклин, а затем – Мартину-старшему, чей взгляд был устремлен сквозь нее. Муж и советник, он имел румяный вид заседателя палаты лордов, который на протяжении многих лет ест и пьет в свое удовольствие. Судя по всему, его главная роль в супружестве сводилась к тому, чтобы накачиваться дорогим алкоголем и поддакивать жене, повествовавшей о чужом беспределе: совершенно верно, Джеки, это просто возмутительно.

Следом появился брат Джонатана Мартин-младший в сопровождении жены Мел и хмурого тощего Барти, который был в рубашке и с галстуком. Он ходил в частную школу, и родители обряжали его по детской моде столетней давности. Когда-то такие мальчики покупали сладости на шиллинги и играли в каштаны.

– О боже, Харриет! Я тебя не узнал! Я решил, что у Джона новая женщина!

Мартин-младший снова окинул ее взглядом.

– Ну разве это не удивительно! – подхватила Джаклин. Это?

– Видеть тебя в платье так непривычно, как… как будто ты транс, – хихикнул он, и Харриет онемела от непристойности намека, а все покатились со смеху.

– Да, она выглядит невероятно, согласитесь же?

Джон включил свой избирательный слух. Почему она чувствовала себя так, точно он ее предает? Я не нуждаюсь в их одобрении.

– А почему тетя Харриет в карнавальном костюме?

Барти посмотрел на мать, и все пришли в бурный восторг от этого не по-детски остроумного вопроса.

Барти был специалист по неудобным вопросам, которые он задавал в лоб родителям насчет присутствующей компании. Почему у дяди Джона и тети Харриет нет детей? Этот якобы невинный вопросик он озвучил в прошлое Рождество, когда был подан коктейль из креветок.

– Потому что они не женаты.

Так уклончиво ответила бабушка Барти, и Харриет очень хотелось ее поправить. Она не была противницей брачных отношений, но и не стремилась к ним. Вступать в брак исключительно из одолжения или чтобы оправдать ожидания общества представлялось ей неправильным. Она с самого начала четко обозначила свою позицию, прежде чем он стал закидывать удочку. И каждый раз, когда тема возникала снова, она твердила свое: нет, это не для меня. Ни сейчас. Ни потом. Причина была не в Джоне, а в ней самой.

– Харриет сказала, что ты предупредила отель насчет зеленой угрозы, – обратился Джон к матери, когда все расселись.

Подали террин из свиной рульки, Джону – без зеленого листочка в качестве украшения.

– Значит, если бы они забыли, то вали все на мать, да? – с наигранным смешком воскликнула Джаклин, бросая взгляд на Харриет.

– Джон спросил, предупредила ли я, и я сказала, что вы взяли это на себя.

– Господи, да я пошутила!

Джаклин отмахнулась от нее, в то время как официант наполнял ей бокал. Значит, язвительные выпады подаются как юмор, а попытки Харриет защитить себя – как крайняя обидчивость? Джаклин Барраклаф явно в ударе и к концу вечера крикнет «Бинго!»

– Самое время сказать тост! – Джон взял бокал с мальбеком, все последовали его примеру, а Барти с шумом потянул колу через соломинку. – За наших замечательных родителей и сорок лет их счастливого брака – это ваше выдающееся достижение. За рубиновую свадьбу! Пусть нам всем так же повезет в жизни. И тоже хватит терпения, ха-ха-ха!

Все подняли бокалы, а Харриет заметила, с каким кислым выражением Мартин-младший смотрел на брата, когда тот произносил тост.

– Может быть, папа хочет сказать несколько слов? – с многозначительным видом произнес он, но отец опрокинул бокал грога и сказал:

– За меня говорит жена, поэтому мы и прожили сорок лет.

И гамбит Мартина-младшего провалился.

– Спасибо, что организовали это. У меня замечательные сыновья! – подала голос Джаклин.

– Ну что, пора дарить подарки, да? – сказал Мартин и кивнул Барти. – Твой выход!

Поскольку Барти смотрел непонимающе и с места не двигался, Мелисса наклонилась и что-то зашептала ему на ухо. Барти сполз со стула, прошел в конец зала и вернулся с прямоугольным пакетом, перевязанным ленточкой. Под общие выражения восторга он молча сунул пакет бабушке.

– Это мне? – спросила Джеки.

– Что нужно сказать, Барти?! – пронзительным голосом осведомилась Мел с другого конца стола.

– С юбилеем, бабушка, – угрюмо пробурчал Барти и плюхнулся на свое место.

Джеки разорвала бумагу. В пакете оказалась вставленная в рамку свадебная фотография – молодые Мартин и Джаклин стоят на ступеньках регистрационного бюро. У Мартина волосы цвета соломы, которые позже станут темно-русыми. Джаклин в прелестном простом свадебном платье по моде восьмидесятых из атласа цвета латте и с длинной фатой на ободке.

– О, Марти! Мелли! И Бартоломью, конечно! Ну не стоило!

Барти, судя по виду, придерживался того же мнения.

– Вы только взгляните, что они нам сделали, – Джаклин повернула фотографию к Джону и Харриет, как будто в момент ее дарения они отсутствовали.

– Вы выглядите изумительно! Платье вам очень идет, – сказала Харриет, радуясь возможности сказать что-то хорошее и при этом не кривить душой.

– Ты бы видела, Мелисса, наряд, в котором я уезжала. У меня был коротенький плащ-разлетайка, – сказала Джаклин, давая понять, что только одна из присутствующих молодых женщин знает толк в моде.

– Да, мамочка в свой большой день выглядела просто сногсшибательно!

Джон положил ладонь на руку Харриет и посмотрел на нее обожающим собственническим взглядом.

В этот момент у Харриет возникло дурное предчувствие, душевное беспокойство, которое она предпочла заглушить, выпив еще вина.

Глава 4

На десерт подали шоколадную маркизу с малиновым кули и шариком мороженого с бобами тонка, что не вызвало разногласий, и тут Мартин-младший сказал:

– Харриет, а как твои успехи в свадебной фотографии?

Последние слова он произнес как бы в кавычках, точно за ними скрывалось что-то неприличное типа эскорт-услуг. Возможно, дело было в хорошем красном вине, но Харриет чувствовала, что ее дипломатический настрой убывает: раньше ей не раз казалось, что дошла до края с родственниками Джона, хотя на самом деле находилась где-то на полпути.

Два года она была безукоризненно вежливой по отношению к ним и что в итоге? Она по-прежнему их раздражала, оставалась чужой. Код, открывавший сейф под названием «семейство Барраклаф» был ей не по зубам.

– Спасибо, все хорошо.

– От клиентов нет отбоя? Бизнес процветает?

– Да. Люди упорно женятся. Растущая статистика разводов никого не смущает.

– Звучит довольно цинично, – тут же прицепился к ее словам Мартин.

«Пошло-поехало», – подумала Харриет.

– Я пошутила. По-моему, это романтично, что это никого не смущает.

– Ты построила свою карьеру на свадьбах, а сама, похоже, не очень-то их любишь.

– И ты, скорее всего, не любил бы, будь они у тебя по два раза в неделю.

Мартин покрутил вино в бокале, держа его за ножку, точно дегустировал купаж при посещении винодельни.

– Тогда зачем занимаешься, если тебя это не увлекает?

– Не думаю, что у Харриет именно такое отношение, – подал голос Джон, но был проигнорирован.

– Меня привлекает возможность хорошо выполнить работу и доставить людям радость. – Харриет помолчала. – Иметь место жительства не предполагает потребности менять его ежемесячно.

– Расскажи про недавнюю свадьбу, Хэтс, – с легким отчаянием в голосе проговорил Джон. – Когда жених соскочил, – он посмотрел по сторонам. – Правда-правда. В церкви битком, невеста подъезжает на «Роллс-ройсе», и тут выясняется, что жених исчез, как лорд Лукан. С той лишь разницей, что не убил няню. Вот ужас-то! Вообразите себе!

Мелисса открыла рот. Идея продвинуться в рейтинге популярности, травя байки о чужих конфузах, претила Харриет.

– Так действительно было, но больше я ничего не знаю, – осторожно сказала она. – Он пришел в церковь, передумал и ушел. Невеста узнала, когда приехала. Что случилось и почему он ушел, я не в курсе.

– Каков мерзавец! – сказал Джон. В присутствии родителей он никогда не выражался. – Походя сломал девушке жизнь.

– Надо думать, они еще на деньги попали, – заметил Мартин-старший. – При отмене в день свадьбы деньги не возвращаются.

Все закивали со скорбным видом, приговаривая:

– Это кошмар!

– С чего вдруг передумывают в последний момент? – задалась вопросом Мелисса. – Это так… – казалось, она подыскивала самое точное слово, – …спонтанно?

«Это как раз прямая противоположность «спонтанности», – подумала Харриет. Это полностью осмысленный и осознанный шаг, преследующий определенную цель. Именно поэтому он причиняет такую боль. Харриет постоянно думала о том, насколько нужно быть жестоким, насколько бессердечным, чтобы бросить того, кого ты якобы любил. Подстроить для него падение с такой высоты.

– Это почти как в том фильме, – сказала Джаклин. – Ну, вы знаете его. Старый, с Дастином Хоффманом.

– «Человек дождя»? – предположил Мартин-младший.

– Нет, он бежит со всех ног и срывает свадьбу девушке… Вспомнила – «Выпускник»!

– Я там больше никого не видела, – сказала Харриет.

Хотя, возможно, физически никого рядом не было, но жених все время думал о ней. Или о нем? Нет, не стоит романтизировать неблаговидный поступок, придумывая мелодраматическую мотивацию.

Интересно, Кристина ритуально спалила платье и наблюдала за тем, как пламя поедает белую ткань? Подобное переживание подталкивает к агрессии – иначе от него не избавиться. Это как пиратский шрам.

Десертные тарелки убрали со стола, и Харриет заметила, что Джонатан выразительно смотрит на кого-то в дверях. Он не говорил, что предполагается вынос торта или чего-то в этом роде, и Харриет решила, что сейчас они с братцем начнут соревноваться в проявлениях сыновьей любви. Еще чего доброго придется идти наружу и смотреть на кружащий в небе биплан с праздничным транспарантом.

Официант подошел к Харриет и с торжественным видом поставил перед ней блюдо, накрытое серебряным клошем. В комнате воцарилась тишина. Харриет посмотрела по сторонам. Это только ей?

Официант наклонился и снял клош. На большом белом блюде стояла маленькая квадратная бархатная коробочка ярко-синего цвета.

Харриет нахмурилась. Подняла глаза. Странное Блюдо с Крохотной Бархатной Коробочкой стояло только перед ней – у других ничего не было. Более того, судя по устремленным на нее взглядам, остальные не были удивлены.

– Что это? – спросила она.

– А ты открой! – сказал Джон, которому не сиделось на месте от радостного предвкушения, и Харриет почувствовала дурноту.

Что за подстава? Он что, белены объелся, сошел с ума? Господи, пожалуйста, только не это! Что происходит?

Харриет взяла коробочку и потянула крышку – она поддалась с трудом. На белой шелковой подкладке лежало бриллиантовое кольцо – большой камень в центре, а по бокам – два поменьше на платиновом ободке.

Тишина казалась зияющей пропастью, в которую Харриет вот-вот рухнет.

– Это кольцо? – сказала она, потому что других слов просто не нашлось, и присутствующие, которые сидели затаив дыхание, разразились истерическим хохотом.

– А Харриет не проведешь! – заходился от смеха Мартин-младший.

– Это кольцо, – подтвердил Джон, искательно глядя ей в глаза в надежде угадать ответ. – Давай сделаем как полагается.

Он взял коробочку из ее влажной безжизненной руки, отодвинул стул, высвободив место, и встал на одно колено.

– О, Джей-Джей! – проблеяла на заднем плане Джеки, восхищенная тем, как ее младшенький играет в мистера Дарси.

Глядя на серьезное лицо Джона, Харриет на самом деле чувствовала, как подступает тошнота. Только представьте – ответить рвотой на предложение. Вот тебе, подавись, сбежавший жених.

Голова кружилась, пульс частил, и все это было не к добру.

– Харриет Хэтли, ты уже делаешь меня самым счастливым мужчиной в мире. Осчастливишь ли ты меня до конца моих дней, согласившись стать моей женой?

Две секунды, последовавшие за этим вопросом, казалось, вместили целую культурную эпоху. Харриет панически соображала, как лучше поступить, что следует сделать, а времени на это не было.

– Да, – наконец пролепетала она тоненьким упавшим голоском. – Да, конечно.

Дальше все было как в тумане. Гром аплодисментов, неловкий поцелуй Джона, наполовину в губы, наполовину в щеку, позвякивание латунного колокольчика – в груди Харриет этот звук отозвался ревом сирены – и призыв Мартина-младшего: «А теперь шампанского!», желающего продемонстрировать широту души и добавить к счету Джона несколько бутылок элитного Moët.

Джон взял Харриет за левую руку и надел ей на палец кольцо, приговаривая:

– Тебе нравится? Это моей бабушки. С маминой стороны. Два месяца назад мама обнаружила его в мансарде и отдала на реставрацию. Вообще-то это мама подала мне идею, это все благодаря ей!

Еще бы.

– Ну что, отвращение к свадьбам преодолено, да? – с торжеством в голосе осведомился будущий свекор, указывая на кольцо.

Прежде чем Харриет успела открыть рот, Джон уже дал ответ:

– Когда речь идет о собственной свадьбе, это совсем другое дело. Да, Хэтс?

А Харриет, судя по всему, полагалось сидеть молчком? Она была чем-то вроде движимого имущества, лишенного права голоса?

Она перевела взгляд на будущую свекровь, которая с улыбкой смотрела на нее, точно большая породистая кошка, съевшая ворону.

– Да, оно красивое. Спасибо, Джаклин.

– Добро пожаловать в семью, Харриет.

Глава 5

Следующий час Харриет прожила, цепляясь за фразу «Подумать – мне нужно обо всем подумать!». Фраза была как спасательный круг. Как бочка, падающая в Ниагарский водопад.

– Куда отправишься за платьем? – осведомилась Джаклин.

Подумать – мне нужно обо всем подумать!

– Предпочитаешь праздновать в городе или за городом? – поинтересовался Мартин-старший.

Ох, не знаю, нужно обо всем подумать!

Подумать действительно было о чем. Скажем, а если бы она ответила «нет»? Харриет внутренне корила себя за малодушие, но будь она даже готова устроить эту сцену и пережить ее последствия, теперь она точно знала, что это лишь часть разговора, которого им с Джоном не избежать.

Следующие полтора часа она лгала направо и налево, многократно и постыдно. Соглашалась с тем, какое счастье ей привалило, что денег на свадьбу куры не клюют, и Джонатан, сделавший предложение, – просто красавчик.

– Я предполагал, что он поставит вопрос ребром, – высказался Мартин-младший. – Тебе ведь тридцать четыре, да? А тридцать пять – все, будильник прозвенел.

Он постучал себе по носу и выразительно посмотрел ей на живот. Харриет с трудом сдержала порыв плеснуть шампанским ему в физиономию.

По крайней мере, она могла честно сказать себе, что ничто не предвещало подобного оборота дела. Она даже мысли не допускала, что Джону взбредет фантазия делать предложение в присутствии родителей, брата, невестки и племянника, считая это правильным, романтичным и уместным.

– Как чудесно, что годовщина вашей свадьбы стала датой нашей помолвки, – почти жеманным тоном проговорил Джон, обращаясь к матери, и Харриет подумалось, что его сыновья щедрость на самом деле была не чем иным, как лизаньем задницы. Харриет нанесли такой удар, что она уже не понимала, где ее способность к анализу подменяется лютой яростью.

Наконец компания принялась зевать и сошлась на том, что вечер получился невероятный, но, пожалуй, пора сворачиваться. Харриет не знала, что и думать. То, что случилось, было ужасно; а то, что ожидало впереди, скорее всего, будет еще хуже.

– Всякий раз при виде кольца у тебя на пальце внутри меня все ликует, – сказал Джон, беря ее за руку, когда они поднимались в номер по пологой лестнице, покрытой толстым ковром.

Мысль о том, что собирается сделать, ее страшила – это будет просто жуть что такое, но он не оставил ей выбора. Знай она, какое чувство в ней доминировало, было бы легче, но в ее душе злость на Джонатана и жалость к нему вели отчаянную войну. Он заслужил то, что должно было последовать, и в то же время не заслуживал этого.

Харриет боялась, что он захочет ее поцеловать, и тогда его придется оттолкнуть, поэтому высвободила руку, открыла дверь карточкой и с решительным видом переступила порог. В номере она быстро прошла к комоду, сняла кольцо и положила его на столешницу, после чего повернулась, скрестив руки на груди. Джон наблюдал за ней с невозмутимым видом.

– Переживаешь за сохранность? – спросил он. – Оно, конечно, стоит чертову тучу денег, но я уже включил его в страховку движимого и недвижимого имущества, которая покрывает кражу и ущерб, здесь в том числе. Так что надевай кольцо обратно и иди ко мне, моя ослепительная невестушка.

Он был как ребенок в развлекательном парке, которому сказали, что все аттракционы бесплатные.

– Джон, – голос Харриет звучал глухо, мрачно и совсем не походил на ее обычный. – Какого черта ты это сделал?

Выражение его лица резко изменилось – тем не менее он не пошевелился, чуя опасность, как мышь-полевка чует хищника в подлеске.

– …Мне не следовало соглашаться на мамино предложение участвовать в примерке платья? Если ты считаешь, что это слишком, я ее попридержу, не переживай. Я знаю, ты не любишь шумиху.

– Нет! – вскрикнула она.

Ей не верилось, что до него все еще не дошло, что он натворил. Джон отпрянул. Она поняла, что нужно держать себя в руках – их могут услышать.

– Зачем ты сделал предложение? Да еще в присутствии всей семьи, черт возьми!

– Потому что я очень хочу на тебе жениться.

Он оперся локтем на каминную полку, лицо снова расплылось в улыбке. Он был пьян, и мысль о том, что перед ним стоит будущая миссис Барраклаф (младшая), настолько его воодушевляла, настолько грела ему сердце, что его счастья хватало на них обоих. Что такое ее досада по сравнению с его всепоглощающей радостью? Она не сможет устоять перед его экстатической убежденностью в их грядущем блаженстве. Как будто страстная влюбленность была заразной болезнью.

– Я всегда говорила, что не хочу свадьбу. Тебе об этом известно. Разве я объяснила недостаточно четко?

– Э-э-э… Тогда почему ты сказала «да»?

Харриет знала, что этот вопрос последует, и все-таки впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать.

– Ты серьезно? Ты что, оставил мне выбор? В присутствии твоих РОДИТЕЛЕЙ? Ты хоть представляешь, каково мне было?

Джон выпрямился, переваривая эту фразу. Но Харриет видела, что он мысленно прикидывает: похоже, она действительно огорчена, включаем режим работы мозга, урегулирование конфликтов, как правильно извиниться, если сделал предложение неподобающим образом, успокоить ее и дать понять, что ее услышали? Потом мы помиримся, будем спать в обнимку и, может, даже посмеемся над случившимся. Угораздило же меня!

– О боже, Хэтс, прости. Ты совершенно права. Я не подумал о том, каково это может быть. Я так обрадовался, что мама нашла кольцо и сказала, что отдаст его мне здесь. Конечно, я не мог ждать, и план возник сам собой. А мама, спасибо ей, заверила, что это не испортит их праздник.

Расточать похвалы матери, режиссировавшей этот дерьмовый спектакль, – как это было похоже на Джона. Но Джеки, в отличие от своего бесхитростного сынули, знала, что лезет куда не следует и превращает сугубо частное дело в семейное мероприятие. Она замыслила эту операцию, как только нашла кольцо, а подбить на нее сына не составило труда. Если в их фамильной «Игре престолов» Барти был Джоффри, то Джаклин была леди Оленна Тирелл. Скажи Харриет. Пусть знает, что это я.

– Получилось, как с неуправляемым поездом. Теперь я понимаю, что ты почувствовала себя в затруднительном положении.

– Я не «почувствовала себя», а оказалась в нем. Я не хочу выходить замуж! И тебе об этом известно. Мы ведь говорили на эту тему, разве нет?

– Да, но… – он недоуменно всплеснул руками. – Что мы только не говорим! Я каждое лето говорю, что брошу работу и стану инструктором по гребле. Я думал, ты это образно! Что у тебя случилось профессиональное выгорание. Я подумал, если у тебя будет возможность устроить свадьбу по-своему, то…

– По-своему? Ты имеешь в виду, если ты предложишь ее оплатить, то я ухвачусь за это двумя руками? То есть мои убеждения на пустом месте?

– Да нет же!

Но он имел в виду именно это – что вопрос в деньгах. Стоит ему развернуть красную дорожку, и дело в шляпе. Джон не был циником, но расчет явно усматривался.

– Ты решил, если мне позволить спланировать вечеринку, то все мои глупые феминистские возражения испарятся как по волшебству? Что это из разряда дамских закидонов, которые в нормальной жизни не имеют значения?

– Брось, Хэтс, я никогда бы не сказал, что твое мнение не имеет значения, и тебе это известно. Тут ты слегка лукавишь, – сказал Джон, и она едва не заорала. – Я подумал… Как ни нелепо это звучит, я подумал, что спрос не грех. Что ты можешь отказаться.

– Но не в том случае, когда вопрос задается перед публикой, да, Джон?

Перед враждебно настроенной публикой, если на то пошло.

Укол достиг цели – пузырь его самодовольства зашипел и стал сдуваться. Джон шагнул в ее сторону, вскинув руки в умоляющем жесте.

– Нет, нет. О черт. Я облажался.

Харриет ничего не сказала. Это не звучало и не выглядело как настоящее раскаяние. Да и верил ли он вообще ее словам? Она соорудила на его пути преграду, которую ему придется обойти, только и всего. Если на этом остановиться, то назавтра все вернется на круги своя, как бывает всегда. Он будет весело щебетать, а про себя размышлять о том, как половчее включить в свою речь скорректированную версию их сегодняшнего разговора. Угораздило же меня!

– Итак… Ты хочешь официально расторгнуть помолвку или перевести ее в режим ожидания, объявив долгой? Но, пожалуйста, оставь кольцо у себя. Оно тебе очень идет. Можем считать, что это символ верности или вроде того.

Кольцо. После всего, что она сказала, он беспокоился о кольце. Харриет почувствовала пробежавший по спине озноб, и второй раз за день к горлу подкатила тошнота. Как она в это вляпалась? Как ее угораздило? И вдруг с кристальной ясностью поняла. То, что уже не первый раз пытался сказать ее организм. Она его сообщения игнорировала, отправляя в кучу к нераспечатанным счетам, и теперь за дверью стоял судебный пристав.

Харриет сделала глубокий вдох.

– Я больше не хочу быть с тобой. Все кончено, Джон.

Глава 6

Он смотрел на нее, широко открыв глаза и меняясь в лице – из бледного стал белым как мел. Это в нем в реальном времени умирала душа.

Наконец, он проговорил:

– Ты же не серьезно, нет?.. Ты что, бросаешь меня?

– Да.

– Потому что я облажался с предложением?! Харриет, это абсурд. Ты имеешь полное право сердиться, но давай не превращать все в мелодраму. – Он помолчал. – Не нужно меня еще раз наказывать – я уже понял, что ты расстроена.

Она глотнула ртом воздух, чтобы не разрыдаться.

– Я бы не стала это говорить, чтобы тебя наказать. Это было бы жестоко.

– Тогда зачем это говорить?

– Сегодня вечером ты просто ускорил события, – хрипло сказала она.

– То есть до предложения ты была несчастна?

Глубокий вдох. Скажи это.

– Да.

– В самом деле? – убитым голосом спросил Джон, и у нее екнуло сердце.

– Да.

– И ты меня не любишь?

Харриет закрыла глаза.

– Не так, как нужно.

– Что, черт возьми, это значит?

– Лишь то… что я сказала.

Она открыла глаза. Джон как будто съежился внутри одежды. Она ненавидела себя.

– Как же ты в таком случае любишь меня? Как хомячка?

– …Просто наше время прошло.

– О, сегодня вечер банальных штампов! Какой следующий? Ты меня любишь, но не влюблена в меня?

Харриет ничего не сказала. Она на каком-то уровне понимала, что для нее этот разговор будет столь же травмирующим, и отчасти поэтому никогда не начинала его. Она не была сильна в антагонизме.