Репликация. Книга первая

Репликация

Книга первая

Ву Вэй

© Ву Вэй, 2024

ISBN 978-5-0062-8734-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Памяти Юрия Сергеевича Апенченко, Мастера и Человека…

Веру в будущее народы найдут в величии своего прошлого.

Пусть проходят цивилизации, но люди всегда будут помнить тех, кто жил прежде и кто создал мир, в котором мы живем…

Надпись в музее антропологии в Мексике

1. Interior animus1

Si fallor, sum2

Aurelius Augustinus Hipponensis

Ego cogito, ergo sum3

René Descartes

Dubito, ergo cogito, ergo sum4

Antoine Léonard Thomas

Ночью десятого апреля небывало ранняя и яростная гроза обрушилась на Небеса. Расплавленные потоки молний испаряли ливневые над защитным куполом, обволакивая его многометровой толщей белого густого пара подобно сбесившимся облакам, намеревающимся пожрать друг друга. Грома не было слышно – его заглушал страшный, непрекращающийся треск электрических разрядов. Огненная вакханалия длилась несколько минут, после чего разом кончилась так же неожиданно, как и началась, оставив после себя кольцо запериметровых пожаров, которые потом тушили два дня с привлечением всей мощи креаторов и кибермонстров.

Земля в радиусе восьмидесяти километров от второго периметра оказалась сожженной дотла, а внутри периметра пространство раскалилось настолько, что лиственный лес сварился на глубину двух километров в сторону первой оборонительной преграды. В городе ночной воздух на несколько часов сделался горячим, как в натопленной бане, дышать им было практически невозможно. Разбуженные страшной грозой и выбежавшие на улицу люди, сразу же снова попрятались в дома – каждый вдох обжигал горло и нос.

Синоптики, прогнозировавшие безоблачную погоду на ближайшую неделю, только разводили руками, не понимая, как стихия могла незаметно сформироваться у них под носом и почему вместо бодрящего озона воздух после столь мощной грозы наполнен горячим паром.

Метеослужба и комитет по контролю климата озадачились поисками ответов и попытками выдвижения разного рода гипотез о причинах произошедшего, но даже спустя три недели так ни к чему и не пришли.

Некоторые считали, что Небеса оказались в эпицентре неожиданного столкновения двух мощных воздушных фронтов – холодного арктического и жаркого степного, вызванного влиянием неопознанного космического объекта.

Другие активно отстаивали идею вредоносности возведенного креаторами защитного купола, странным образом преобразовавшего обычную грозу в масштабное стихийное бедствие. Сторонниками этой версии были в основном небожители, пострадавшие больше, чем обитатели дна. Виллы сенаторов и министров, расположенные близко к куполу, чудесным образом не воспламенились, но крыши некоторых из них оплавились, и их сверкающие покрытия каплевидными, ртутеподобными змеями растекались по стенам и оконным стеклам.

Кто-то увидел в случившемся спланированную акцию, имевшую целью вынудить небожителей спуститься на дно. Таких, однако, было немного. Обыватели, подверженные предрассудкам и суевериям, взывали к покаянию, объявляя происходящее божьим промыслом, ниспосланным людям за грехи, пророча эсхатологический исход бытия в ближайшее время.

Все версии выглядели более или менее убедительными, опираясь если не на факты и здравый смысл, то, по крайней мере, на привычные представления о том, как может быть устроен мир. Все, кроме одной, которую произнесла Нина, когда Дэн и Егор, очнувшись на скамье у дома четырнадцать, подняли ее с земли.

– Вэл закрыл собой купол и сгорел, – сказала она хриплым голосом, и сознание ее угасло.

Нину перенесли в дом, а через час Ашура забрал ее в клинику, где она так и не пришла в себя, находясь под его неусыпным наблюдением уже три недели.

Теперь в доме жить стало некому, и комитет управления городским имуществом выставил его на передачу. На его двери утром первого мая повесили объявление, что дом готов к заселению. Всем желающим была предоставлена возможность зайти внутрь и осмотреть пространство. Заявлялось, что те, кому повезет быть выбранным из списка случайным образом, смогут получить ключи в ближайшие четыре дня.

Дом многим нравился своим расположением почти в центре энгла, совсем свежим ремонтом и новейшей техникой. Каждый, зашедший внутрь, очаровывался обстановкой, но, выходя на крыльцо, крестился и отправлялся прочь.

Миха сидел на скамейке и предлагал всем, кто успел осмотреть интерьер, записаться для розыгрыша ключей. Желающих не было.

Миха вызвался «поволонтёрить на показе», как он сам выразился, объясняя Петру Кливерту свое присутствие на площадке.

– А Ева с ребенком куда делась? – удивился лидер декабристов, наблюдая, как люди со странными выражениями лиц покидают дом.

– Наверное, ушла в небеса, – равнодушно заметил Миха, – к Марку. Они же, вроде бы, женятся.

– А, ну да, – отозвался Кливерт не сразу, будто словам понадобилось преодолеть значительный путь от извилины к языку. – Все равно не понимаю, зачем так спешить заселять дом, когда его хозяйка жива? Они решили, что Нина никогда не очнется, что ли?

– Она же за периметром живет, насколько я помню. В хижине. Дом ей, наверное, не нужен больше, – рассудительно произнес Миха. – Я не знаю, Петр. Мне предложили поработать – я согласился. Толком тоже ничего не знаю об этом.

– А люди что говорят? Есть желающие переехать? – спросил Петр все с тем же заметным запозданием.

– Не-а, – протянул Миха, покачав головой из стороны в сторону и с подозрением посмотрев на Кливерта. – Дом, вроде бы, нравится всем, но народ от него почему-то бежит, словно он прокаженный. Говорят, что на нем замок бесхозности.

– Замок чего?

– Бесхозности. Как венец безбрачия, кажется, – пояснил Миха.

– Господи, чего только не придумают! – бросил Петр, отойдя на некоторое расстояние.

…Марк с утра разыскивал Кира. Из школы пришло сообщение с просьбой провести дополнительные занятия со взрослыми классами, и нужно было что-то ответить. Никто из домашних звездного учителя не видел уже два дня, и Марк терялся в догадках, где может пропадать младший брат. Спросить у родителей он не решался, боясь беспокоить их ненужными волнениями; Ева не отвечала ему несколько дней, сбрасывая с доски равновесия его, и без того расшатанную, нервную систему; Егор тоже не видел Кира с прошлого урока астрономии, то есть четыре дня. Оставался последний адрес, по которому Марк надеялся его обнаружить – порт-лаборатория. После того, как министр Кронс оформил Киру пропуск с неограниченным режимом посещения секретного объекта, младший Мэнси стал пропадать там часами, но всегда возвращался домой к ужину. Последние два вечера Марк ужинал один, но он и подумать не мог, что все это время Кира на вилле нет.

Подключившись к сети, Марк в очередной раз попытался вывести проекцию интересующего места, как это когда-то делал Вэл, но у него снова не получилось. «Да, чтоб тебя! – выругался Марк. – Какой прок в технологиях, если я не могу простым и понятным способом отыскать собственного брата? Для чего мы тратим огромные деньги на разработки порт-лаборатории, создание совершенных моделей кибермонстров, когда весь этот волшебный арсенал не в состоянии повторить обыкновенной манипуляции, которую Вэл осуществлял по наитию? Неужели нельзя запрограммировать то, что как само собой разумеющееся могли делать он и Нина? Нина…»

Марк выключил сеть и отправился к Кронсу. Он решил потребовать от министра такого девайса, который навсегда избавил бы его от чувства собственной неполноценности, переживаемого им каждый раз, когда он стоял за пультом управления главным доступом сети.

В лифтовом тоннеле он столкнулся с сенатором Томра, ожидающим рейса на землю. Валент сухо с ним поздоровался, но продолжил внимательно рассматривать его. Марк, машинально ответив на приветствие, потерял к сенатору всяческий интерес и молча нервничал, не сводя глаз с табло, показывающего уровни прохождения кабины. Воздух задрожал у него перед глазами, и на мгновение ему показалось, что стены лифтового холла покрылись каплями воды.

– Что вас так расстроило, советник? – решился заговорить Томра.

Марк вздрогнул.

– Точка росы? – спросил он, неожиданно для себя самого озвучив крутившуюся в голове мысль.

– О чем вы? – насторожился сенатор.

Марк моргнул и потерянно осмотрелся по сторонам: стены холла, облицованные серым камнем, напоминающим чем-то пористый старомодный бетон, нагло демонстрировали сухость, вызывая чувство жажды и головокружение.

– Да вы весь на нервах, Марк Мэнси. Вы здоровы? Что происходит? Могу чем-то помочь?

Голос сенатора долетал до Марка откуда-то издалека, заставляя его удивляться существованию в мире кого-то еще.

– Ничего не случилось, господин Томра. Спасибо. Я ищу Кира. Если он вам не попадался, то вы мне ничем не поможете, – Марк нервно улыбнулся своей обезоруживающей белозубой улыбкой.

– Сегодня не попадался, – сказал Томра, не отводя от советника внимательного взгляда, – а вчера видел его в компании министра Кронса…

– Где?

– В кафе «Под небом», – проговаривая каждое слово, размеренно произнес сенатор. – Куда вы, советник? – видя, что Марк отменяет вызов порт-лаборатории и требует кабину на землю, остановил его Томра. – Вы же не думаете, что они так и сидят там со вчерашнего вечера?

– Действительно, – отозвался Марк, с трудом приходя в себя.

Они не успели договорить – лифт сенатора открылся, и Валент, поколебавшись какое-то время, стоит ли оставлять Марка одного, все же вошел в кабину, почтительно кивнув тому на прощание.

Марк пропустил промелькнувшую было в его сознании мысль о том, что сенатор мог забыть на дне, да еще второй день подряд, потрогал рукой стену и, убедившись, что она суха, как кора старого дерева, переключился на мысли о Кире, позволив новой волне раздражения в сторону брата завладеть собой полностью.

Через несколько минут Марк распахнул дверь порт-лаборатории – лицо его было гневно. Он сразу хотел высказаться по существу, но увидев Макса и Ремера, сдержался.

– Марк, все хорошо? – бросив на брата беглый взгляд, спросил Кир. – Ты какой-то напряженный. Если тебе нужен министр Кронс, то его сейчас нет.

– Я за тобой, – раздраженно ответил Марк. – Пойдем, есть разговор.

– Пойдем, – Кир сложил вещи в мешок и перекинул его через плечо. – Как раз собирался домой, ужасно хочу есть.

– Это все на сегодня? – видя, что напарник сворачивается, поинтересовался один из лингвистов.

– Да, Макс, похоже, все, – ответил Кир, закрывая сеть. – До завтра, – и вслед за братом покинул порт-лабораторию.

Уже в лифте Марк не выдержал.

– Кир, скажи: для чего в мире существует связь? И почему, черт возьми, ты не пользуешься ей, как все нормальные люди? Почему до тебя никогда невозможно достучаться? Что с твоим чертовым коммуникатором?!

– Чего ты кричишь? Можно подумать, что в субботу я кому-то сильно нужен, – отстраненно произнес Кир, всем видом показывая, что не в настроении отвечать ни на какие претензии в свой адрес.

– Не понял, – довольно агрессивно отозвался Марк. – Ты еще и в позу решил встать? Совсем с катушек слетел?

– Марк, ты достал, если честно, лучше не начинай.

Марк замахнулся на брата, но тот перехватил его руку и больно вывернул, сжав в запястье. Кир посмотрел Марку в глаза, и во взгляде четырнадцатилетнего подростка отразилось усталое разочарование не только братом, но и всей жизнью будто.

– Никогда не смей этого делать, – процедил он сквозь зубы.

– Тебя ищет директор школы, – с трудом владея собой, бросил Марк ему вслед. – Свяжись с Раулем срочно.

– Хорошо, – сухо ответил Кир и, обернувшись, произнес с озадаченным видом, – Марк, неужели тебе нечем заняться кроме как быть посыльным господина Рауля?..

– Тебе не показалось, Макс, что советник чем-то очень озабочен?

– Нет, Ремер. Если честно, я его толком и не видел, – проговорил Макс, закрывая программу декодирования. – Кир успел выгрузить лишь часть интериоризатора, когда Марк явился. Я уж не стал его задерживать.

– Покажешь, что вам сегодня удалось извлечь?

– Это необычное подсознание, Ремер. Я с подобным раньше не сталкивался. Все, что было до этого – пара фраз, ну, мысль, более или менее поддающаяся пониманию, а тут…

– Что тут? – Ремер весь превратился в слух.

– Текст.

– Связный? – с недоверием переспросил Ремер.

– Сам суди. Вот, посмотри, – и Макс протянул напарнику только что распечатанную страницу.

«…Есть люди, как пограничные столбы: сделаны из лучшей породы, на них знак качества, они вроде бы и относятся к отдельной стране, но на самом деле, не принадлежат ничему, кроме времени. Полосатые вехи определяют территории, люди – эпохи. Они не выбирают себе торной дороги, их путь особенный, и куда он ведет, значит для них много меньше необходимости идти по нему. Такие люди редко бывают счастливы в привычном для остальных понимании счастья: они одиночки и не могут позволить себе перекладывать тяжесть креста на чужие плечи. Их ноша другим неподъемна, путь неведом. Их нельзя приручить настолько, чтобы считать «своими», они не сближаются полностью ни с кем, даже с теми, кого по-настоящему любят. Их личное пространство сужено до предела и расширено до масштабов вселенной – они люди времени, только его они чувствуют и признают безусловно и только ему служат.

Быть рядом с таким человеком, знать его – счастье и мука. Если кому-то он открывает космос своей души, жизнь для того становится предвосхищением праздника, наполняется ожиданием чуда, но вместе с тем в нее проникает тревожное чувство – неуверенность, что счастье продлится долго. Невозможно обладать тем, кто сам себе не принадлежит. Нельзя ожидать, что небо станет твоим одеялом, а звезды будут светить тебе вместо лампочек. Как бы этого ни хотелось. Бессмысленно желать получить от человека то, чего он дать не может.

Эти люди не бывают просты, хотя поначалу могут таковыми казаться. Простое не привлекает тех, чье сознание вынуждено погружаться на глубины, а душа – воспринимать происходящее острее. Только так они чувствуют себя живыми. Их реальность другая: она принадлежит времени, а потому в ней всегда тесно переплетаются прошлое, настоящее и будущее. Они работают друг на друга: время и человек, принадлежа друг другу без остатка.

Эти люди не боятся встать лицом к лицу с чем угодно, потому что способны возрождаться из пепла и становиться лучше. Среди прочих они словно фениксы среди птиц. Если такие люди решают что-либо сделать, они делают это, и остановить их практически невозможно. С их решениями нельзя не считаться, единственный шанс не потерять такого человека – позволить ему уйти, когда он этого захочет, даже если он решит уйти из жизни…»

– Что это? – глаза Ремера были круглы. – Декодированный бурелом подсознания Нины?

– Второй уровень.

– Второй уровень чего?

– Ее подсознания, конечно. Ремер, ты меня совсем не слышишь? Я же говорю: впервые с таким сталкиваюсь. Там не один уровень, это как логос-агломерат: вскрываешь слой, за ним – следующий, потом – еще один… и все кажется бессмыслицей на первый взгляд, буреломом, как ты говоришь. – Мы с Киром десять дней не могли подобрать ключ, думали, что Нина сошла с ума окончательно и ее сознание нам больше недоступно. Кир, кстати, и догадался, что к каждому уровню нужен свой ключ. Ты не поверишь, но я долго считал, что в ловушке символы подсознаний разных людей, а не только Нины. Ее набор паттернов настолько неспецифичен, что мы не могли его распознать, пока не расшифровали полностью данные интериоризатора, установленного когда-то в изоляторе Била. Только тогда по некоторым совпадениям в обоих отчетах удалось обрисовать самое приблизительное пространство образов…

– Да ладно…

– Точно. На сегодняшний день мы лишь три уровня научились распознавать. И, знаешь, что самое интересное? Если не принять, что ее подсознание – это многоуровневый агломерат, то нет никаких сомнений, что сознания больше нет, что человек просто сошел с ума, так как верхний уровень заполнен сплошь когнитивными искажениями.

– Серьезно? Это же так похоже на защиту от взлома!

– Именно. Поначалу и я решил, что Нина окончательно тронулась, но Кир не хотел в это верить и заставлял меня вести раскопки дальше.

– А что еще можно было подумать после того, как она заявила, что покойный властитель закрыл собой Небеса и сгорел? Ашура подтвердил, что она потеряла рассудок, перед тем как впасть в кому.

– Между нами, Ремер, это не так. И скажу больше: Ашура тоже это знает, но он не может объяснить ее состояние, а потому говорит всем, что Нина находится в коме.

– Она так ни разу и не пришла в себя за три недели?

– Нет.

– А как вас посетила мысль установить интериоризирующую ловушку в ее палате?

– Кир расспрашивал министра, как можно в обход Ашуры проверить, в каком состоянии сознание Нины, ну и мы с господином Кронсом вспомнили о ней. Затея казалась бредовой, и первое время у нас ничего не получалось, но потом…

– Что потом?

– Ремер, у меня такое впечатление, что ты куда-то выходил на две недели, – удивляясь, улыбнулся Макс. – Неужели не видишь, чем мы с Киром все это время занимаемся?

– Да мне как-то неловко расспрашивать: Кир такой серьезный и сосредоточенный всегда, что приближаться страшно. И министр загрузил меня по самое темечко обучающими программами для нового лицея, головы не поднять, – оправдался Ремер. – Вы же вслух ничего не произносите, только пишете. Как я могу догадаться, что именно вы делаете?.. Так ты говоришь, весь второй уровень – текст?

– Да, – подтвердил Макс. – Очень связный, никаких когнитивных искажений и каждый раз новый к тому же.

– А что на третьем уровне?

– Там странное. Нина разговаривает с Вэлом. Такое впечатление, что на третьем уровне бесконечный сон, в котором Вэл все еще жив.

– И что в этом странного? – удивился Ремер. – По-моему, это как раз нормально: ей снится Вэл.

– Нет, сны так глубоко не формируются, они в самом верхнем слое подсознания. Даже если принять, что Нина онейронавт5, а в ее случае я готов допустить все, что угодно, все равно – этот феномен ее сознания мы не можем пока объяснить.

– Я так и не понимаю…

– Господи, Ремер! – раздражался Макс его непонятливостью. – Там, где Нина якобы видит сон, обычно оседает отработанная оперативной памятью информация. Вот ты сегодняшний день прожил, лег спать, и все, что с тобой за день произошло, упадет на третий уровень подсознания. Если он у тебя есть, конечно, в чем я очень сомневаюсь. У нас ни у кого его нет. У нас все, что сознание вытесняет, попадает в общую яму. Но это опыт, который мы получили в настоящей жизни. А у Нины…

– Хочешь сказать, что это не управляемый сон, а снимки реального опыта? – с ужасом спросил Ремер.

– Да! Поэтому я и не мог долго поверить, что ловушка не притягивает еще чье-то подсознание.

– Невероятно…

– Совершенно, – согласился Макс. – Но факт.

– Но как-то же вы пытаетесь это объяснить? – зрачки Ремера расширились от возбуждения.

– Пытаемся, но безрезультатно пока. Научный подход такое состояние человеческого сознания отвергает. Но оно есть!

– А ненаучный? – Ремер затаил дыхание.

– Миллион версий: от той, что сознание Нины существует во множестве реальностей одновременно, до той, что она не человек. Выбирай любую, какая тебе больше нравится, – нервно произнес Макс.

– А Киру какая ближе? – осторожно поинтересовался Ремер. – Что Нина человек, – улыбнулся Макс. – Я тоже в этом уверен, и это, пожалуй, все, что можно утверждать на сегодняшний день.

– Фантастика! – только и смог произнести Ремер. – А о чем они говорят?

– Кто?

– Вэл и Нина на третьем уровне.

Макс с удивлением посмотрел на Ремера.

– Я не должен об этом распространяться, это не совсем этично. Я вообще стараюсь относиться к тому, что мы извлекаем, исключительно как к технической информации, которая поможет нам найти кратчайший путь к сознанию Нины и вернуть его. Не думаю, что она обрадуется тому, что мы читаем ее мысли, когда проснется.

– Да брось, Макс, – обиженно произнес Ремер. – Я никому не скажу. Ты же меня сто лет знаешь.

– Собственно, не они говорят, а Нина постоянно что-то говорит Вэлу. То она призывает его проснуться, то просит что-то вспомнить, то признается в своих чувствах. Ремер! Не нужно это обсуждать, правда, не нужно. Третий уровень – это головная боль, причем и ее, и наша. Пока о том, что сознание Нины не угасло, говорит только второй, на котором связные мысли, а здесь никакой логики нет. Пока по крайней мере.

– Так, может, пора спускаться глубже, на четвертый? Сколько их там вообще?

– Предположительно, несколько, – уклончиво ответил Макс. – Мы не можем, пока не расшифруем третий. То есть, мы его распознаем, но не понимаем связи со следующим, а без этого ключ к четвертому не найти. Собственно, ключ – это и есть связь между уровнями.

– Интересно, что было ключом к третьему…

– Вэл. Все, что на втором преобразовано в текст, – о нем. С ним же общается Нина на третьем. Кир предположил, что его имя разворачивает код, и это подтвердилось.

– А как вы на второй вышли? Ты же сказал, что на первом бурелом и сплошь когнитивные искажения. За что зацепились?

– За связь, – улыбнулся Макс.

– Не понял…

– Саяна, связь между Ниной и Вэлом. Только не спрашивай, откуда у Кира такие мысли, я сам толком ничего не понял, просто сделал, как он сказал, и все получилось.

– Вот это да! Ну и мозги у младшего Мэнси! – восхитился Ремер. – Сколько ему лет?

– Четырнадцать.

– Если бы мы так в четырнадцать соображали, представь, где бы мы были сейчас! – мечтательно восхитился Ремер.

– Здесь бы и были… – начал приземлять напарника Макс, но мысль свою до конца высказать не успел.

– Чем занимаетесь? – раздался раздраженный голос Кронса, появившегося за отъехавшей стеклянной круглой дверью. Министр был не в настроении больше обычного и даже не пытался этого скрыть. – Ремер, есть проект хотя бы одной обучающей программы?

– Господин министр, я стараюсь, – проговорил Ремер голосом, не позволяющим с уверенностью думать, что старания привели к положительному результату.

– Этого мало! Нужно еще и работать! – Кронс нервно прошелся вдоль транспортационных кресел, потом упал в одно из них и тяжело вздохнул, закрыв глаза рукой. Его жидкие желтые волосы прилипли ко лбу, покрытому каплями пота. Сам вид его представлялся изможденным, а слова звучали так, словно их произносил человек, долгое время находящийся под давлением чужой воли или обстоятельств, от него не зависящих.

Макс и Ремер, видевшие начальника во всяких состояниях, знали, что сегодняшняя агрессия ничем хорошим не закончится, и приготовились огрести по полной за себя и за того парня.

– Что случилось, господин министр? – осторожно спросил Макс. – Что вас так расстроило?

Кронс обернулся, на лице его отразилась смесь злости и страха. Он бросил на Макса недружелюбный взгляд, но тот справился с ним и даже подошел к лежащему министру так близко, что Ремер инстинктивно потянулся к транквилизаторному инъектору.

– Даже не знаю, – вырвалось у министра. – Я не понимаю, что меня бесит, но, похоже, все!

Макс и Ремер переглянулись.

– Хотите чаю? – осторожно предложил Ремер.

– Давай, – не то чтобы с желанием, а скорее по инерции согласился Кронс. – Макс, что нового? Есть, за что зацепиться?

– Нет пока.

– Дай отчет, – требовательно произнес министр и резко выхватил распечатку из рук Макса. Он быстро, но внимательно пробежал глазами лист и прокричал, – Макс, ты за кого меня держишь? Зачем ты подсунул мне вчерашний текст?

Глаза лингвиста округлились. Он забрал у Кронса отчет и, не найдя в нем ни слова из вчерашней расшифровки, с удивлением уставился на министра.

– Это сегодняшнее извлечение, мы только закончили с Киром его декодировать. Сами посмотрите, господин министр, – он ткнул пальцем в левый верхний угол листа, на котором стояла отметка системы с указанием времени генерации данных: «14.07//01.05.52».

Кронс вытер испарину со лба.

– О чем вы думаете, господин министр? – Макс надеялся не услышать подтверждения своих подозрений.

Кронс пристально на него посмотрел и ничего не ответил. Макс вжал голову в плечи. Ремер с непониманием наблюдал немую сцену, от которой по спине у него почему-то пробегал холодок.

– Не может… – выдавил из себя Макс.

– До завтра, – резко произнес Кронс, поднялся, одернул платье и вышел из порт-лаборатории, не с первого раза попав в дверной проем.

– До свидания, господин министр! – прокричал Ремер ему вслед. – Что с вами, Макс? Вы будто призраков увидели.