Полная версия
Неизбежности
– Эта Раиса… Раиса Владимировна – сестра моей жены. Врач… как раз та, которая нам с тобой теперь так необходима.
– Очень рад познакомиться, – ответил тот, только тогда обратив внимание на её красивое лицо.
Раиса Владимировна улыбнулась, и тут вдруг стала замечать, что с ним происходит что-то неестественное: глаза сузились, ноги едва согнулись в коленях и продолжали сгибаться, а лицо наливалось болезненной бледностью.
– Ой-ой! – испугалась она. – Давайте быстренько поможем ему перебраться на скамью.
Это сделали быстро: скамья находилась в нескольких шагах. Ильмутдин вскоре пришёл в себя, дыхание его выровнялось.
– Продолжайте дышать… ровно… – давала наставления врач, – и глубоко… Но не разговаривать, – потребовала она, увидев, что больной попытался что-то произнести.
Вскоре Ильмутдин полностью пришёл в себя и поднялся со скамьи.
– И часто с вами такое случается? – поинтересовалась Раиса Владимировна.
– Раньше случалось часто…
– И когда – в последний раз?
– Ну… – задумался он, вспоминая, – год или два тому назад.
– И что вас так взволновало?
– Не знаю, – смутился он.
– Может, скорую вызвать? – предложил его друг.
– Нет в ней необходимости, – ответила Раиса Владимировна.
– И что это было? – спросила её сестра.
– Это давление резко упало; не то от радости, не то от волнения… Теперь оно нормализовалось…
Темир Ахмедович не хотел так скоро расставаться с другом и предложил ему составить им компанию под присмотром врача. Ильмутдин, разумеется, этому предложению очень даже обрадовался.
Погуляв и поговорив ещё какое-то время, они всей компанией вышли из городского сада и прогулочным шагом направились в кафе, где можно было пообедать.
Владелец кафе находился в зале и, увидев группу только что вошедших посетителей, подошёл к ним. Он обратил внимание на женщину, обладающую особой русской красотой, которая не так часто встречается на Северном Кавказе и потому так ценится местными мужчинами. Вот эта редкость и привела его в некое замешательство и даже исступление. Но вскоре он опомнился.
– Не припоминаю, что мог видеть вас здесь раньше, – сказал он.
– И не могли видеть, – немного дерзко ответила Татьяна, – потому что она лишь с недавнего времени здесь…
Владелец кафе только тогда обратил внимание и на неё.
– Вы разве сёстры? – удивился он.
– Да!..
– Несмотря на некие различия, – с сомнением добавил владелец кафе.
Он видел красоту и в Татьяне, но красота эта, хоть и была русская, уже отдавала местным колоритом, затёртая бесчисленными взглядами и утратившая былую привлекательность. К тому же южный загар, приобретённый знойным летом, ещё не сошёл с лица Татьяны Владимировны.
– Значит, – обратился владелец кафе к Раисе Владимировне, – вы наша гостья, – наконец понял он и сам проводил группу до стола.
Посетители, несколько смутившиеся, неспешно рассаживались, а владелец всё ещё стоял рядом. Ильмутдин только тогда заметил улыбку на лице хозяина кафе, и улыбнулся ему в ответ, как бы говоря: «Э-э, брат! Кончай тут хорошиться и ступай заниматься своим делом». Владелец же, не заметив взгляда Ильмутдина, действительно ушёл, чтобы дать распоряжения насчёт обслуживания стола с посетителями.
Гости насытились, оплатили обед (Раиса Владимировна как гостья в счёт не бралась), поднялись из-за стола и, поблагодарив гостеприимного владельца кафе, вышли на улицу.
– Ну что, – обратилась жена к мужу, – теперь на Тарки-Тау?
– Поехали, – лениво (вероятно, из-за хорошего обеда) отозвался он.
Вскоре они оказались на проспекте Гамидова, ведущего прямо к подножию Тарки-Тау. Из окна автомашины видна была его боковая стена.
– Вот и Тарки-Тау, – указал Темир. – Скоро уже будем там.
– А на тебя, сестра, уже здесь обратили внимание. Ой, берегись же!..
– Кого?
– Скорее даже – чего!.. Здесь бывает настолько жарко, что и море не помогает.
– Не пугай сестру.
– Я не пугаю, а предупреждаю… предостерегаю…
Съехав с кольцевой дороги в конце проспекта, они завернули в пригородный посёлок Тарки, а из него – на извилистую дорогу, ведущую наверх, на смотровую площадку. Вскоре они оказались на ней.
– Смотри, подруга, – обратилась к ней сестра. – Расправляй свои воображаемые крылья – и в полёт над Махачкалой.
– Вот здесь-то и получится побывать сразу и везде, – заметил Темир Ахмедович, вспомнив разговор в городе о невозможности находиться, как ни старайся, сразу и везде.
– А вон там, – указывала рукой сестра, – за городом, и само море… Видишь?
– Да…
Но Раиса Владимировна не ощущала себя вольной птицей, так как она находилась на привязи взгляда Ильмутдина, несмотря даже на то, что он был очень занят разговором с другом.
VIIВечерело. Простившись с другом, они вскоре выехали в Кизилюрт. Дорога домой оказалась не такой, как дорога из дома, хоть и была той же самой: как оказывается, всё дело в настроении.
Так в раздвоенном настроении, радостном и грустном, Раиса Владимировна вернулась в Кизилюрт. И это не могло не встревожить весьма наблюдательную и заботливую старшую сестру.
– Что с тобой, родная? – спросила она, когда они остались наедине.
– Сама не знаю, – задумчиво ответила та. – А они хорошие друзья? – неожиданно спросила она, имея в виду Темира и Ильмутдина.
– Разумеется… Кстати, сестра, он и здесь несколько раз бывал…
– Значит, он знает?..
– Ой, подруга!.. Я ещё раз тебя предупреждаю, что здесь очень горячий воздух…
– Да, да, – тупо согласилась с ней сестра.
Следующие два дня Раиса Владимировна находилась в том же настроении. Тем более она стала оставаться одна: сестра и её муж уходили на работу и возвращались домой только во второй половине дня. Ей хотелось расспросить сестру о нём, но она не решалась этого сделать ввиду своей скромности и даже стеснительности, которые, к слову, отсутствовали у старшей сестры.
– Темир, – обратилась к нему жена, – а давай в выходные съездим ещё куда-нибудь?
– Куда, например?
– Куда? – задумалась она и ответила: – Ну хотя бы в Дербент.
Муж охотно согласился с женой, и она поспешила порадовать свою сестру. Раиса Владимировна искренне обрадовалась.
Но поездка в Дербент, к сожалению, самым неожиданным образом сорвалась: накануне дочери в слёзной истерике позвонили матери и сообщили, что ей срочно нужно возвращаться домой…
– Что случилось дома? – испугалась Татьяна.
– На мужа заведено уголовное дело…
– И что?
– Грозит тюрьма…
– За что?
– Якобы по его вине кто-то умер…
– По какой вине?
– После операции… Будто её неправильно провёл муж.
– И это уже доказано?
– Не знаю, сестра…
– Вот не знает она! – возмутилась Татьяна и поспешила успокоить сестру.
В их разговор хотел вмешаться Темир, выстроив у себя в голове различные версии случившегося. Между тем он не захотел их озвучивать: знал, что целесообразнее всего разбираться непосредственно на месте.
И вечером следующего дня Раиса Владимировна поездом отправилась в Тюмень.
Теперь поезд увозил, возвращал её в тот водоворот, из которого, как она уже думала, слава Богу, выбралась… Такая вот очередная досадная неизбежность!..
Глава третья
IВероятно, всё дело оказалось в том, что ещё летом, когда был доставлен очередной пострадавший с ножевым ранением, Горюнов тогда как дежурный хирург находился в отрешённом состоянии. В то самое время ему так хотелось быть дома у Дарины, чтобы вместе с ней наслаждаться их греховным чувством.
А между тем тот пострадавший, пролежав в больнице после операции около трёх недель, выписался живым и даже здоровым. Он сам лично с благодарностью пожал руку своему спасителю и в радостном настроении отправился, как говорится, подобру-поздорову.
– И больше не буянить! – только и успел крикнуть спаситель ему в спину.
Тот ничего не ответил, даже не оглянулся и, лишь улыбнувшись, скрылся за углом больничного коридора… Уже на улице он вдруг осознал, что ему на самом деле некуда идти, вернее, незачем возвращаться домой. Или на него так влияет свежий воздух? Ещё бы! Больше двух недель вдыхать больничные запахи! Вспомнив об этом, он испытал чувство брезгливости. Но свежий воздух сделал своё дело, бывший пациент несколько повеселел и осознал неизбежность возвращения домой.
К вечеру он вернулся в родную деревню, в Паченку. Вошёл в свой дом, но, оказалось, хозяина никто не ждал. Неожиданное появление мужа не обрадовало жену.
– А-а, – протянула она. – Выписался, значит, – она была как бы в недоумении.
Недовольная тем, что пришлось подниматься с дивана, жена косо смотрела на него. Муж взглянул на неё со злобой, а та, заметив это, чтобы разрядить обстановку, натянуто ему улыбнулась.
Но её улыбка нисколько на него не подействовала.
– Чем это в доме так воняет? – и он брезгливо сморщил нос.
Больничный запах, который ещё недавно представлялся ему самым противным, оказался более терпимым, даже, если хотите, более приятным по сравнению с тем, чем пахло в его доме. Такого запаха, острого и кислого, от которого даже щекотало в носу, он ещё никогда не ощущал в своём родном доме, доставшемся ему от деда.
– И чем это тут так воняет?! – ехидно и с прищуром спросила жена.
– Бомжатником каким-то… Бичарником, что ли…
– Ой, какими мы стали разборчивыми… неженками…
– Проветриться тебе не помешало бы.
– Ой-ой… – она ехидно покачала головой.
– Кстати, это прежде всего нужно тебе… для здоровья.
– Значит, ты оздоровился?.. Ну-ну…
– Ну-ну, – передразнил он жену.
– Ладно тебе сердиться, – и она ушла готовить ужин, чтобы раздобрить мужа.
После ужина у них действительно мало-помалу восстановились прежние отношения… Хозяин придышался тем воздухом в доме, который так поразил его по возвращении из больницы… Как и прежде, к ним стали приходить в гости соседи, которых хозяин поначалу не принимал у себя, зная, что с ними придётся распивать спиртное. Выпивать в дружеских сборищах он теперь побаивался. Если уж браться за бутылку, то теперь лучше в одинокого.
– Ты что это, алкоголиком заделался? – усмехнулась жена.
Муж злобно взглянул на неё не оттого, что она сказала, а оттого, что вдруг почувствовал боль в животе. Она была мгновенной и тупой, но терпимой – поэтому он не придал этому сигналу какого-либо значения. Жена ничего этого не увидела и по своему обычаю не то равнодушно, не то хитро усмехнулась.
Спустя пару месяцев боль повторилась, но и тогда он не придал этому особого значения. Однако если в прошлый раз муж промолчал, то теперь стал жаловаться жене:
– Что-то у меня в животе стало покалывать… И что это может быть?
– Это… это может, – не находила жена, что ответить, – это то, что… Да ну тебя с твоим покалыванием! – отмахнулась она, как обычно отмахиваются от назойливой мухи.
Она давно уже не любила своего мужа, порой он ей бывал противен, и радовалась, когда он какое-то время отсутствовал в деревне. Так она радовалась, когда он лежал в больнице. В его отсутствие к ней приходил любовник, а с очередным появлением хозяина в доме она уходила к любовнику и порой оставалась с ним до утра.
И вот однажды ночью, когда жены не было дома, у мужа случилась нестерпимая боль в животе, такая, что он с криком выбежал во двор. В темноте он обо что-то споткнулся и упал, потерял сознание, но прежде испытал очередной приступ нестерпимой боли. Рано утром, когда начинало светать, жена вошла во двор и увидела распростёртого мужа, но это не сразу повергло её в ужас: она всё ещё находилась в эйфории после блуда. Спустя мгновения она всё же сообразила, что произошло нечто ужасное, и буквально завыла в истерике. Народ собрался на крики женщины.
На место происшествия вскоре прибыла следственно-оперативная группа, старшим которой в таких случаях является следователь следственного комитета. В ходе осмотра жилого помещения, двора дома и трупа мужчины было установлено, что внешних признаков насильственной смерти не выявлено. Входящие в состав следственно-оперативной группы участковый и оперуполномоченный уголовного розыска облегчённо вдохнули, в надежде, что здесь нет никакого криминала. Но для установления истинной причины смерти труп увезли в морг.
Для приличия вдова надела траур, а на лицо – маску безутешного горя. Правда, местным деревенским жителям эта маска казалась комичной. Но и они для приличия скрывали это.
И всё же покойника уважительно похоронили на четвёртый день после смерти: пришлось ему залежаться в морге, работы оказалось много, а специалистов не хватало. После похорон вдова приехала в Нижнюю Тавду и обратилась в полицию, чтобы установить причину смерти её мужа. Оттуда вдову направили в следственный комитет, но вместо этого она появилась в прокуратуре… Там она ничего толком не смогла понять из всего того, что ей наговорили, так что вскоре она обратилась к адвокату.
Между тем следственный комитет отказал в возбуждении уголовного дела: смерть наступила в результате переохлаждения организма, о чём и было засвидетельствовано в заключении судебно-медицинской экспертизы. Однако вдовушка этому не поверила, верно зная, что её любимый муж страдал от боли в животе, появившейся после операции, а значит, по её уверению, та самая операция была проведена неквалифицированно.
Адвокат помог вдове-просительнице составить нужные бумаги – и дело закрутилось-завертелось. В принципе, вдове нужна была не истина, а возможность отжать у кое-кого хорошую сумму-компенсацию. Она знала, что такие прецеденты уже случались, и нередко – в пользу заявителя потерпевшей стороны, каковой себя и считала безутешная вдова.
После этого Горюнова вызвали на допрос в следственный комитет, где ему было предъявлено обвинение в халатности… Он отказался отвечать на вопросы следствия, потребовав себе адвоката.
И вот теперь Раиса Владимировна возвращалась домой, не понимая, ради чего… Ради своего мужа, который её оскорбил?
IIК исходу третьих суток, поздно вечером, поезд прибыл в Тюмень.
Она вышла из вагона и испытала на себе обжигающий ноябрьский холод, от которого пробежала дрожь. Этому родному холоду она ещё недавно радовалась, но теперь успела от него отвыкнуть. И родное казалось чуждым до содрогания не только тела, но и самой души. Увидев встречающих её дочерей, она встрепенулась и обрадовалась, даже осчастливилась. Мать уже не обращала внимания на холод, не чувствовала его, тепло и счастливо обнимала своих дочерей – девчушек, как она их называла там, где ей было тепло и хорошо.
Когда они втроём вышли на свет, дочери настолько изумились увиденному, что у них перехватило дыхание. Им казалось, что в лице матери они вдруг увидели самих себя.
– Боже!.. – изумилась старшая дочь.
– Мамочка, – обратилась младшая дочь, – как ты помолодела!
– Правда, правда, – подтвердила та.
– Где это ты находилась всё это время? – не унималась младшая.
Мать молчала и радовалась не тому, что дочери говорили, а тому, что они пустословили и веселились.
– И за то время ты, мамочка, ушла не куда-то вперёд, а назад – в молодость, – заметила старшая.
– Это всё тепло, – отвечала им мать, – и только тепло.
Разумеется, дочери имели в виду не то тепло, о котором думала их мать, и одна за другой стали мечтательно заявлять:
– И я туда поеду…
– Ох, и я там обязательно побываю…
– Конечно, мечтать не вредно, – прервала мать. – Но прежде чем осуществить свои мечты, необходимо повзрослеть.
Действительно, девчушкам необходимо было повзрослеть, получить профессию. Мать знала своих девчонок и судила их по себе. Как-никак, опыт жизни. Можно пропить квалификацию, но не опыт. Такие вот дела или делишки жизни. А попробуй-ка от них отделаться. Даже и не думайте, дороже станет. И всё же, у одних дела, у других делишки, а у третьих – настоящие проблемы…
Так утром следующего дня Раиса Владимировна рейсовым автобусом выехала в Нижнюю Тавду, чтобы разобраться в проблемах мужа и, если окажется необходимо, то и спасти (хотя спасение – дело рук самого утопающего). «Ведь не сопливой же Дарине спасать моего… – размышляла Раиса Владимировна и запнулась на слове “моего”, – моего несчастного мужа, которого и сделала несчастным…» Вскоре эти мысли сменились другими, и, сидя у окна в полупустом автобусе, она воображала дорогу на Махачкалу. Но дагестанские картины смешивались с реальными, родными, просматриваемыми из окна автобуса, и получался какой-то абсурд. Она перестала смотреть в окно и, задвинув его выгоревшей от солнца занавеской, провалилась в забытьё.
По приезде в Нижнюю Тавду Раиса Владимировна в первую очередь пошла не домой, а в поликлинику, где и встретилась с мужем. Он ей обрадовался, но она сходу дала ему понять, чтобы он не особенно обольщался. Узнав от него всё дело, из-за которого она прервала свой отпуск, так спешно выехав из тепла, она задумалась. Спустя какое-то время она успокоилась, хотя действительно было над чем задуматься и за что беспокоиться. Она по-человечески пожалела своего мужа и решила в трудное для него время держать его в поле зрения. Думая о нём, она прежде всего думала о своих и как-никак его девчушках.
Встречи адвоката и подозреваемого хирурга вскоре обнадёжили Горюнова.
– В заключении судебно-медицинской экспертизы, – говорил адвокат своему подзащитному, – ни о какой другой причине смерти не говорится.
– А как потерпевшая сторона?..
– А потерпевшая сторона… – прервал адвокат своего подзащитного, едва повысив голос. – Потерпевшая сторона может говорить всё что ей вздумается, и всё, чтобы получить денежную компенсацию.
– Понятно, – пробурчал Горюнов.
– Человеческая жадность, – продолжал адвокат, – и человеческая корысть как неизбежности существования или выживания. Противостоять этому способна лишь элементарная совесть, конечно, если таковая имеется у отдельной личности… – тут адвокат понял, что уже читает мораль, остановился и посмотрел на своего подзащитного.
Горюнов ещё дважды являлся на допросы в следственный комитет. После этого, благодаря стараниям грамотного адвоката, от него отстали. Однако он ещё долго не мог обрести душевного покоя.
Вскоре Раиса Владимировна вышла на работу. Она старалась не встречаться с мужем, а когда это вдруг случалось, они, обменявшись несколькими уважительными фразами, расходились.
А та самая, по мнению Раисы Владимировны, сопливая Дарина, узнав о беде своего сожителя, всё ещё любимого и единственного, убежала в Велижаны, где, как думала, могла бы отсидеться, спрятаться от проблем. Её мать, погостив у старушки все выходные дни, вернулась в Нижнюю Тавду.
Когда Горюнов застал вместо сожительницы её мать, он намеревался от всего отказаться и броситься по следам Дарины. Мать с грустью и жалостью отговорила его от этого безумного поступка. И, главное, оказалась рада видеть его у себя дома – и неспроста.
– И что это могло быть? – удивился он.
– Вот приедешь к ней в Велижаны – и узнаешь, – сказала она ему. – Но всему своё время. А сейчас успокоиться нужно.
Горюнов стал дожидаться очередного отпуска, до которого оставалось каких-то пару недель. Но те недели казались ему самыми продолжительными и томительными, тем более беглая сожительница не отвечала на его телефонные звонки.
IIIДарина видела своё счастье в побеге, и сбежала она в Велижаны, где всё это время оставалась её бабушка. Оказавшись там, она поняла, что и здесь ей нет ни спасения, ни покоя, а даже наоборот, её волнения только усилились.
Рано утром в понедельник она в очередной раз рейсовым автобусом уехала на учёбу в Тюмень… А вечером в пятницу этой же недели она возвратилась к бабушке, которая радовалась своей внучке, ведь с ней можно было поговорить о том о сём или вовсе помолчать, но уже не одной – вдвоём всё легче. Одиночество для старушки – томительное состояние, ощущение ненужности и отжитости. А ведь всё живёшь! Для чего? Для кого? А Бог его знает! Да вот только и беда, что мы Его не знаем – не хочется знать. Но всё же обращаемся к Нему, когда, как правило, нас сильно прижимает. Он последняя, наивысшая инстанция для чудесного спасения грешной души!
– Бабушка!..
– Что, моя хорошая?
– А ты веришь в Бога?
– А ты разве нет?
– Я же первая спросила…
– Верю…
– А я не знаю… сомневаюсь…
– А для чего тогда ты затеяла этот разговор?
– Да вот, – указала она на комнату, – там, в углу, иконы висят… Нет, стоят.
– И что?
– Они меня как-то смущают… беспокоят…
– Это хорошо, что беспокоят; главное, чтобы не пугали.
– Нет, бабушка, они меня не пугают, а смущают…
– Смущают?.. Значит, чувствуешь, что что-то ты сделала постыдное.
– А чего?
– А это тебе, моя хорошая, лучше знать.
Дарина умолкла и задумалась.
– И как в Него… в Бога необходимо поверить? – спросила она, как будто опомнилась после минутного забытья.
– Чтобы в Бога поверить, нужно прежде о Нём узнать.
– И как?.. Подскажи, бабуля.
– А существует такая книга, и называется она Библией.
Старушка вышла из комнаты, скрывшись в той, где в верхнем углу находились иконы. Дарина слышала, как что-то со скрипом выдвинулось, а потом задвинулось. Она вспомнила, что так выдвигаются и задвигаются широкие ящики комода, стоявшего у стены между окнами комнаты. Старушка вернулась.
– Вот она, – сказала бабушка, протянув внучке толстую книгу.
Дарина взяла её и увидела название «Новый завет» с потемневшими золочёными буквами.
– А библия?! – недоумевала внучка.
– А это и есть библия – часть неё…
– А другая часть?..
– Нам и этой части достаточно знать, чтобы узнать о Боге, – заключила старушка.
И Дарина уединилась, уйдя в другую комнату. Чтение «Нового завета» её мало-помалу увлекало. Иногда бабушка входила в комнату внучки, чтобы с ней поговорить, но, найдя её за чтением, тихо удалялась.
Спустя какое-то время книга оказалась прочитанной, и Дарина обратилась к старушке.
– Вот, прочитала, – объявила она.
– Неужто!
– Уже поздно… я опоздала… я грешница…
– Это ты о чём? – не поняла старушка.
– Я беременна.
– Откуда ты это знаешь?
– Мне мама сказала…
– Сказала?!
– Меня на днях затошнило, и я тогда пожаловалась маме – вот она и сказала, что такое происходит, когда забеременеешь.
– И что?
– Она сказала, что мне ещё рано иметь детей…
– Вот дурёха! – рассердилась старушка и, увидев испуганное лицо внучки, продолжила: – Это я так не о тебе, моя миленькая.
– Бабуленька, – взвыла внучка, – только не ругай мамочку.
– Не буду, не буду, – проворчала она. – Только ты сама успокойся.
– Бабуленька!..
– Теперь тебе нужно думать не только о себе…
– Я знаю, – с грустью улыбнулась она.
За эти дни Дарина морально повзрослела.
Бабушка знала, что её внучка сожительствовала с взрослым человеком, но до поры до времени помалкивала – и вот теперь пришлось заговорить о нём.
– А он… он-то… ну, об этом знает? – запинаясь, спросила она.
– Пока нет.
– Пока… – задумалась старушка. – Пусть обязательно узнает: не дело лишать ребёнка… будущего ребёнка отца.
Дарина вздохнула и улыбнулась.
– А я и не собираюсь его лишать…
– Рада, небось, – смягчилась старушка.
– А как с учёбой?..
– С учёбой? – призадумалась она. – Учёба никуда не денется… Ну пропустишь год-другой… А то и вовсе на заочное учиться перейдёшь.
– Можно и так, – согласилась Дарина.
– Вот со следующего года и переведёшься, если не хочешь терять год-другой.
– Нет, не хочу…
Дарина возобновила свои уединения, и старушка заставала её за чтением книги. Иногда Дарина молча стояла в углу комнаты и вопрошающе смотрела на иконы: одна – Спаситель Вседержитель, другая – Казанская Божья матерь. Но дело до молитв ещё не доходило.
– Бабушка, а как быть с тем, что у него уже имеются двое… две дочери?
– Они уже взрослые и не особенно-то нуждаются в отцовской опеке.
– Так-то оно так, но… – усомнилась она в правоте бабушки.
– Но… – перебила старушка. – Согрешила… вот и спасайся теперь своим будущим ребёнком… Из двух зол выбирай меньшее. Да и выбором ты, если заметить, не больно-то богата.
– Вообще-то, да…
Так внучка проводила свои выходные у бабушки… За это время значительно похолодало. Лежал снег и не таял. Вот-вот придёт сама зима…
IVНаконец Горюнов дождался своего отпуска и в начале декабря рейсовым автобусом отправился в Велижаны. Вечерело и темнело довольно-таки быстро. Горюнов высадился из автобуса, когда успело стемнеть, и отправился по адресу, который дала мать Дарины. Встречный морозный ветер обжигал лицо Горюнова, но ему казалось это даже приятным. Он с жадностью вдыхал тот морозный воздух, приводивший его разрозненные мысли в логический порядок.