Полная версия
Неизбежности
Раиса Владимировна ухватилась за эту поездку, как утопающий – за соломинку. В вагоне поезда ей приходили в голову мысли, что рано или поздно придётся возвращаться домой, который она безуспешно пыталась стереть из своей памяти. Эта абсурдность сводила её с ума, но неудержимое течение, движение вперёд притупляло то обострённое чувство абсурдности. И всё же предстоящая неопределённость пугала её и вместе с тем радовала.
Шли уже третьи сутки, как Раиса Владимировна находилась в пути. Наконец поезд остановился в Кизилюрте. Пассажиры – кто выходил из вагонов, волоча за собой багаж, а кто выскакивал – все одинаково находились в радостном оживлении.
Солнечное полуденное тепло приятно удивило приезжую, тем более приехала она из холодного и пасмурного позднего октября. Радуясь тёплому дню, Раиса Владимировна бросилась к встречающим – сестре Татьяне Владимировне и её мужу – Темиру Ахмедовичу.
Сёстры обнялись и от радости всплакнули. Муж Татьяны Владимировны стоял рядом и с доброй улыбкой смотрел на родных подруг.
– Темир Ахмедович, – обратилась к нему Раиса Владимировна, – когда ты, наконец, начнёшь стареть?
– А здесь климат такой… благодатный, – отвечала за него жена, – и, как сама профессиональным взглядом заметила, здоровый. Так как же здесь стареть?
– Значит, я удачно попала, – засмеялась Раиса Владимировна.
– Мало того – и вовремя.
– Значит, здесь помолодею…
– Это вы о чём? – не понимал Темир Ахмедович.
– О преждевременном старении, – ответила его жена.
– И о своевременном предупреждении этой напасти, и это я говорю вам как врач.
– Вон вы куда загнули, – улыбнулся Темир Ахмедович.
– Нет, – возражала его жена, – не загнули куда, а вышли оттуда.
– Вот именно, – поддержала сестра.
– Видать, это вы от радости бредите, – заметил Темир Ахмедович.
– Да! – в один голос согласились сёстры.
– Вообще-то, – обратилась жена к мужу, – не мешай нам радоваться, – ласково упрекнула она его.
– Вообще-то, мы застоялись здесь, – вновь заметил он. – Не пора ли нам домой?
Сёстры опомнились и согласились, что застоялись, и вскоре на машине направились домой… Казалось, что машина специально для Раисы Владимировны не ехала, а ползла, чтобы та могла разглядеть достопримечательности провинциального города. И действительно! Раису Владимировну увлекали улицы, она разглядывала дома с их крытыми от любопытных посторонних взглядов дворами. Она разглядывала стройные, как девушки, тополя (не такие, как в России: широкие, похожие на женщин) и другие деревья, большей частью кустарниковые и густые, создающие обилие теней. «Да!.. И всё не так, как в России, – думала Раиса Владимировна. – Как будто я попала в совсем другую, чужую страну, а вместе с тем тёплую и гостеприимную, значит, вовсе не чужую… Тем более со всем этим сроднилась моя сестра… Но, может быть, и я…»
– О чём задумалась? – обратилась к ней Татьяна.
Раиса Владимировна точно опомнилась и, не ответив сестре, заговорила:
– Как у вас здесь всё по-другому: совсем не так, как в России. Здесь стоит жить, несмотря на опасности…
– Уж как давно здесь нет тех опасностей, которые ты всё ещё себе воображаешь. Здесь не опаснее, чем в других местах России… чем у вас дома.
Раиса Владимировна опомнилась, когда автомобиль уже стоял у двора дома.
– Приехали уже? – удивилась она.
– Разумеется! – ответила сестра.
Раиса Владимировна вышла из автомобиля, и они все втроём вошли в закрытый двор дома.
IIА вечером, когда радость от встречи поутихла, сёстры засиделись в просторной кухне-столовой. Они вели между собой разговор, иногда плакали: то слезами настоящей радости, то минувшей грусти.
– Ну как дети? – спрашивала старшая сестра. – Как племянницы? Красавицами, поди-ка, вышли?
Она хотела сказать умницами, но вышло так, как оно вышло. Раиса Владимировна на это обратила внимание и грустно улыбнулась.
– Да ничего. Я боюсь за своих девчушек.
– Девчушки! – возразила старшая сестра. – Они, кажется, уже взрослые.
– В том-то и дело, что кажется… Несмотря на их взрослость, они по-прежнему беспутные: норовят казаться самостоятельными, не имея ни опыта жизни, ни знаний о ней. Одна, старшая, вместо того чтобы поступить в высшее учебное заведение, на чём я так настаивала, назло мне поступила в колледж – и только для того, чтобы мне доказать, что она самостоятельная и вправе поступать как и куда хочет. Другая же, младшая, никак не захотела по моей настоятельной просьбе, даже требованию, оканчивать среднюю школу и в противоречие мне убежала-таки учиться в колледж. И вот теперь они вдвоём там, в городе, обитают уже два месяца. Современная молодёжь теперь требует самостоятельности, – улыбнулась Раиса Владимировна. – Не исключение и мои дочери: преждевременно захотели стать взрослыми… А как вспомнить, что бывало с ними в школе – с ума сойти. Надо же им было одновременно влюбиться в одного и того же чудака! Как они ссорились из-за него. Как они обижались друг на друга и не разговаривали. Смешно и грустно было видеть их такими. Однако тот чудак, похоже, оказался умнее моих девчушек; представь себе, он взял и поцеловал в присутствии их некрасивую девчонку-одноклассницу. Как после этого они на него обозлились! Правда, спустя какое-то время они сами над собой смеялись. Смеялась и я с ними, вспоминая свои… наши школьные годы. Как бы там ни было, та некрасивая девчонка потом ещё долго по нему сходила с ума, а мои девчушки и посмеивались над ней, и жалели её.
– Ведь и мы с ума сходили.
– Верно, но то было совсем другое…
– В другое время…
– Но времена меняются.
– А как твой Иван?
Иван, которого мало знала старшая сестра, и был тем мужем Раисы Владимировны, от которого она от обиды и беспомощности отказалась, оставив его в залог у Дарины. Татьяна Владимировна видела, что сестра не желала о нём говорить, и поспешила завести разговор о чём-то другом, но сестра всё же заговорила:
– Он – это теперь прошлое, а оглядываться назад мне и не хочется, и, если признаться, больно… даже больше боюсь, чем не хочется… Вот оно, время-то какое… даже не время, а времена.
– Да уж, – вздохнула старшая сестра.
– Но не грусти, подруга.
– Наверное, что ни делается, всё к лучшему.
– Да уж, – в свою очередь вздохнула младшая сестра. – А как у тебя… у вас с мужем? – поинтересовалась она.
– Да ты и сама всё знаешь…
– Но в последнее время мы созванивались…
– Это сколько?.. С начала лета, помнится.
– Именно так, – подтвердила младшая сестра.
– Ну, если это именно так, – задумалась старшая сестра, – тогда мало чего интересного могу тебе рассказать.
– И всё же?.. Как дети?.. Не стала ли вдруг молодой… преждевременной бабушкой? Ведь твоей дочери, Амине, уже время ходить завидной невестой.
– Боже упаси! – улыбнулась Татьяна Владимировна. – Ей не до того: она только на третьем курсе медуниверситета… в Махачкале. А сын, Ахмед, только в этом году окончил школу; он не стал никуда поступать, зная, что призовут на службу, и вот перед самым твоим приездом ушёл в армию.
– Неужели? – испугалась сестра.
– Пообещали же, что призывников не будут задействовать в специальной военной операции на Украине.
– Дай-то Бог!..
– Подозреваю, что Ахмед после срочной службы вернётся домой только для того, чтобы в военкомате подписать контракт и отправиться на эту долбанную Украину бить недобитых и новоявленных бандеровцев.
– А как отец на это смотрит?
– Как?.. Как и все здесь, на Кавказе, отцы – гордость берёт за своего сына, защитника и воина… И знаю, что после службы пойдёт учиться либо на военного, либо на полицейского…
– Да!.. Время такое…
– Здесь времена всегда такие…
– А почему тогда сам Темир не стал военным?
– Он в семье оказался самым младшим, пятым по счёту, да ещё сыном! А младших здесь стараются беречь. Вот потому-то родители и отправили его учиться туда, где было тогда менее всего опасно… – и Татьяна Владимировна вдруг умолкла.
Она задумалась, как будто провалилась в своё сознание, и сделалась серьёзной и грустной.
IIIДетство Темира проходило в Ботлихе, в горах Дагестана. Было ли оно беззаботным, несмотря на то что он оказался последним, пятым, в семье? Едва ли! В горах беззаботность не только не поощрялась, но и вовсе не допускалась. Так мальчик рос в окружении двух старших братьев и двух сестёр: родители возложили заботу на них, а сами только как бы со стороны поглядывали, всё ли правильно те делали.
Всё делалось правильно: в меру его журили и баловали, в меру позволяли бездельничать, когда нужно было бы и поработать, и в меру давали работу, не трудную и не пыльную.
Вскоре задорным и смышлёным пошёл он в одну из школ города. Родители хотели отправить его в другую школу, но старшие братья уговорили их, чтобы и он пошёл в ту же, куда ходили и сёстры, и они сами, и которую уже через год-другой оканчивали.
По окончании средней школы старшие братья один за другим пошли служить в милицию, как говорится, по зову сердца, и тем более по сложившейся необходимости того времени. Отстаивать справедливость и законность своего народа для них оказалось делом чести. А вскоре братьям пришлось взяться за оружие, чтобы отразить бандитское нападение со стороны Чечни на Дагестан – и непосредственно на Ботлих. Для отражения крупных бандитских групп создавались и отряды самообороны, и отряды милиции. Ваххабизм, в лице Хаттаба и Басаева, насаждал другие порядки и нравы, уничтожая национальные традиции, а это не что иное, как вторжение и захват территории. Вот с этим-то и не смирился миролюбивый и многонациональный Дагестан, хотя и гостеприимный. Но, как известно, незваный гость, да ещё и с оружием, хуже… (не к месту затрагивать больной национальный вопрос).
В боевых столкновениях один за другим погибают братья. Родители убиты горем, которое их преждевременно состарило. Отец отправляет свою жену вместе с оставшимися детьми в Кизилюрт к старшему брату, овдовевшему и к тому времени ставшему трагически бездетным. Вот они-то и оживили его, брата отца и дядю в одном лице, который считал себя уже безжизненным и быстро стареющим человеком. Отправив семью в безопасное место, сам взялся за оружие: горская кровная месть (быть может, к сожалению) – благородное дело на Кавказе!
Вскоре трагические события в Дагестане притихли, выдавив ваххабитов туда, откуда они и вторглись. Однако отец не торопился возвращать семью в Ботлих. Тогда мать, оставив за старшего в доме теперь единственного мужчину в семье, вернулась к мужу. Он её для видимости крепко отругал, а внутри радовался, что она поступила хорошо.
Темир, оставшийся в доме за старшего, как-то вдруг повзрослел, и над его преждевременной взрослостью сёстры посмеивались. Стареющий дядя усмирял племянниц и отдавал должное – уважение племяннику. По окончании школы племянницы не торопились возвращаться домой: ждали, когда придёт родительское распоряжение о возвращении. И это распоряжение неожиданно вскоре пришло.
Племянник же по окончании средней школы по наставлению дяди и, разумеется, с одобрением отца уехал учиться в Россию… Спустя несколько лет он вернулся в Кизилюрт, как уже известно, с женой…
Родители были рады и наконец успокоены тем, что их оставшиеся дети устроились, создав свои семьи, а значит, старики-родители принадлежали теперь себе, мечтая прежде всего о внуках.
Проработав года три в школе, Темир Ахмедович уволился и устроился на службу в милицию. Дядя замкнулся в себе; жена, точно чумная, не соображала, что сделалось с её мужем; отец внешне бранился, а внутренне радовался и носил гордость за сына, мать же склонила голову, заранее смирившись с неизбежностью, ожидая очередного удара судьбы, самого худшего: смерти сына.
И вот тот неизбежный удар судьбы настиг Темира на десятом году службы – уже в полиции. В то время он значился в командировке в Махачкале, где чаще всего гремели теракты. И вот он в составе следственно-оперативной группы выехал на осмотр места преступления – очередного теракта. В ходе осмотра был совершён теракт уже против сотрудников полиции. Удар судьбы оказался к нему, если можно так выразиться, более милостивым: получил тяжёлую контузию и вдобавок ранение, когда другим повезло гораздо меньше: кто погиб, кто остался инвалидом. Темиру понадобилось хирургическое вмешательство – больше месяца пролежал он в госпитале. По состоянию здоровья он уже не мог нести службу и вышел в отставку в звании майора полиции со всеми причитающими компенсациями и денежными выплатами.
Выйдя в отставку, вернулся в школу и занялся учительством. У него в доме все облегчённо вдохнули. Через три года ему предложили место директора школы, но не той, в которой он работал, и после семейного совещания он согласился на это редкое предложение. С тех пор он стал реже бывать дома, что сердило жену, хотя она и не понаслышке знала всю важность работы мужа.
Дяде повезло в том, что ему посчастливилось понянчиться и с внучатой племянницей – Аминой, и с внучатым племянником – Ахмедом. Она появилась в семье ещё до отцовской службы в милиции, а затем полиции, а он – в ходе той службы. Дядя как будто и ждал того счастливого и особенного момента рождения Ахмеда. Через год по старости он занемог и вскоре скончался, оставив всё недвижимое имущество Темиру.
И всё это Татьяна Владимировна видела и знала, но не хотела рассказывать сестре. Произошедшее до сих пор казалось ей той ужасной явью, от которой теперь никогда не избавиться. Она знала, что рассказ обо всём этом расстроит восприимчивую сестру, потому и пришлось умолчать, и это, как ни странно, успокоило саму Татьяну Владимировну.
В это самое время на кухню вошёл Темир Ахмедович и своим появлением заставил очнуться жену. Родные испуганно посмотрели на него. Он этого не заметил и, находясь в радостном настроении, попросил хозяйку приготовить ему чаю. Она приготовила не только ему… И до полуночи все втроём оставались сидеть за столом, рассказывая и пересказывая житейские истории и загадывая непредсказуемое будущее, которое виделось им в своих детях.
– Да, кстати, – вспомнив о чём-то, вспыхнула Татьяна Владимировна, – а завтра на выходные из Махачкалы приедет Амина.
– На выходные она всегда возвращается домой, – заметил Темир Ахмедович.
И действительно, вечером следующего дня Амина уже была дома. Тётя и племянница обрадовались, наконец увидев друг друга, они обнялись и по-родственному поцеловались.
IVСубботу и воскресенье сёстры прогуливались по Кизилюрту. С прогулок они возвращались усталыми, но радостными.
В понедельник рано утром отцу предстояло отвозить дочь в город, чтобы она успела к первой паре в медицинском университете. Туда Амина поступила ради отца, чтобы в будущем справляться с некогда подорванным его здоровьем. Удивительное дело совмещать приятное с полезным! И Темир Ахмедович заранее, в воскресенье вечером, предложил гостье на завтра поездку в Махачкалу, с чем она охотно согласилась.
– Да хоть и по всему Дагестану! – сказала она.
– Ну… покатаемся и по всему, – отвечал Темир Ахмедович, – тем более уже начинаются осенние каникулы.
– Вот так удивительно! – обрадовалась его жена.
– Как славно удивительно! – не сдержалась и гостья.
Темир Ахмедович не мог не улыбнуться восторгам родных подруг. Он только тогда явно увидел в них всю сущность внутреннего сходства, так как внешне они всё-таки различались.
– Уже поздно, – заметил хозяин дома. – А завтра придётся вставать рано… С твоим директором, – обратился он к жене, – я завтра же утром по телефону договорюсь.
– А чего с ним договариваться, – не понимала Раиса Владимировна, – ведь завтра начинаются каникулы.
– Да… каникулы… но у детей… – заметил с расстановками Темир Ахмедович.
– А не у нас, учителей, – подтвердила Татьяна Владимировна.
Все разошлись по своим местам в доме, где вскоре установилась сонно-дремлющая тишина. Но не спалось Раисе Владимировне: она до сих пор оставалась под впечатлением от прогулки по Кизилюрту. «Сколько всего невероятного и необыденного содержится здесь… – думала она, воображая себя вновь прогуливающей по городу. – А главное, какое здесь удивительное тепло!.. Воздух!.. И как всё это необходимо нам, стареющим людям!..» Подумав о стареющих людях, к которым приписала и себя, она улыбнулась и чуть не рассмеялась: опомнилась, что в доме уже все давно спали. «А что ещё будет, – продолжала думать она, – будет завтра в Махачкале… и после поездки в Махачкалу?..» Раиса Владимировна потонула в своём мечтательном воображении и, уже не помня себя, оказалась во сне.
VЗа ночь значительно похолодало, но не настолько, чтобы это могло огорчить Раису Владимировну.
– Днём потеплеет, – заметила старшая сестра.
– А у нас дома, наверное, и ещё холоднее…
– Наверняка…
Они вчетвером в радостном настроении выехали из Кизилюрта в восьмом часу утра. Им, находившимся в дороге, из-за туч несколько раз улыбалось солнце. В начале девятого они уже были в Махачкале. Высадив Амину на остановке у здания медицинского университета, машина с оставшимися пассажирами отправилась дальше по обозначенному маршруту.
– Я так поняла, что Амине скоро предстоит выбор? – спрашивала Раиса Владимировна. – И какую специализацию?..
– Я ей много раз рассказывала о тебе, чем ты занимаешься, – не дала договорить ей сестра.
– Значит, как я – врачом-терапевтом? – догадалась та.
– Это самое лучшее – универсальный врач-специалист!
– Это утрированное представление.
– Утрированное или не утрированное, но…
– И правильно, скажу, сделала.
– Кто?
– Ты… – задумалась Раиса Владимировна. – И Амина, – с улыбкой добавила она.
– Да, – вздохнула сестра.
– Вот и я так до недавнего времени вздыхала, – сказала Раиса Владимировна, вспомнив своих девчушек.
– Да ты, как я вижу, до сих пор вздыхаешь…
– Вздыхайте не вздыхайте, родные подруги, – вмешался в их разговор Темир Ахмедович, – а мы уже подъезжаем.
– Куда? – не то испуганно, не то радостно сказала Раиса Владимировна.
– К месту, – улыбнулся он.
Этим местом оказалась стоянка недалеко от городского сада. Пассажиры вышли из машины. Первое, что сделала Раиса Владимировна, выйдя из автомобиля, – глубоко вдохнула. Она задержала в себе тот вдох и уловила запах не самой влаги, сырой и обжигающей, а именно запах влажной пыли, так благотворно на неё вдруг подействовавший.
– Это морем так пахнет, – заметила ей сестра.
Раиса Владимировна почувствовала на себе тепло, изливаемое лениво поднимающимся весёлым солнцем.
– А скоро гораздо теплее станет, – вновь заметила ей сестра.
– Ну что? – улыбнулся Темир Ахмедович. – Пойдёмте по горсаду прогуляемся.
И они втроём отправились вперёд, куда было предложено. По дороге сёстры облепили его с двух сторон, и таким образом они одновременно прошли через просторную арку городского сада. В саду по причине утреннего часа было малолюдно. Уже в глубине сада на них нахлынула та свежесть, которую ощутила Раиса Владимировна, когда вышла из машины – ощутила с бо́льшим удовольствием, и восторг радости в ней только усилился.
– Да-а, подруга, – обратилась к ней сестра, – как на тебя действует морской воздух!
– А оно… море… где-то рядом? – удивилась она.
– Даже ближе, чем ты думаешь: в нескольких шагах отсюда.
– Так близко?!
– А что тут удивительного? Ведь Махачкала расположена на…
– Я это знаю, что на берегу Каспия… Но удивительно то, что мы находимся практически у моря… Эх, была бы я птицей, то… то обязательно кружилась бы над морем… ну и над городом. Как интересно посмотреть на всё это сверху, так сказать, с высоты птичьего полёта.
– Мы с мужем, думаю, можем тебе поспособствовать…
– В чём? – как бы испугалась она, прервав свой воображаемый полёт.
– Разумеется, увидеть Махачкалу с высоты птичьего полёта, – улыбнулся Темир Ахмедович.
– Откуда? – недоумевала Раиса Владимировна, полагая, что её весело разыгрывают.
– С горы Тарки-Тау, – отвечал Темир Ахмедович, – она сразу же за городом, в той стороне, – и он махнул рукой в сторону её расположения.
Раиса Владимировна посмотрела в сторону, куда было указано.
– Но я там никакой горы не вижу.
– Отсюда, конечно, её не видать: дома закрывают.
– Темир, – обратилась к нему жена, – а давай сегодня и покажем Рае нашу Махачкалу с горы Тарки-Тау.
– Вы хотите за день побывать сразу везде, но… – не договорив, улыбнулся он.
– Но… знаю, – настаивала жена, – что сразу везде, как ни старайся, не получится.
– Но… постараемся побывать и на Тарки-Тау, – согласился Темир Ахмедович.
– А кстати, – с хитрой улыбкой обратилась к нему жена, – ты не забыл позвонить моему директору? То есть своему другу?
– Ну конечно забыл… И как тут не забыть?.. Спасибо, что напомнила…
Обещанное дело, грозившее быть забытым, тут же было исполнено, и только тогда Татьяна Владимировна перестала думать о школе.
– И что он сказал? – с беспокойством спросила она о директоре.
– Конечно, обиделся, что мы его с собой не взяли.
– А если серьёзно? – улыбнулась она.
– Да он и сам половину учителей отпустил на все четыре стороны – с тем условием, чтобы завтра все были в школе…
– Впрочем, этого и следовало ожидать.
– Впрочем, – как бы передразнил он свою жену, – я и сам своим учителям дал отдохнуть, а вот завтра…
– А что завтра?
– А завтра нам, директорам, быть на совещании…
– Разве с отчётами?
– Нет, – как бы отмахнулся он рукой. – Глава города пожелал с нами посовещаться… ну, поговорить… услышать, как говорится, от первых уст о проблемах школ города.
Муж с женой не обратили внимания, как отстала от них Раиса Владимировна. Она же в это время пристально всматривалась в даль моря и до жадности глубоко вдыхала морской воздух. Она любовалась перекатами волн и улавливала шум моря, который смешивался с шумом города. Муж и жена заметили её отсутствие только тогда, когда оказались в нескольких десятках шагов от неё. Они обернулись и, увидев её, отрешённую от действительности, поспешили к ней. Тихо приблизившись, они остановились и молча глядели на неё. Раиса Владимировна интуитивно поняла, что за нею наблюдают, взглянула на подошедшую к ней пару и с улыбкой отвернулась. Возможно, она и продолжала бы отрешённо стоять на прежнем месте, но поезд, проследовавший то ли на Дербент, то ли в Баку в десяти шагах перед нею, вернул её в действительность. Она очнулась, и все втроём продолжили прогулку по городскому саду, в котором становилось всё многолюднее и многолюднее.
VIПосле более чем часовой прогулки они зашли в кофейню, где и состоялся перекус с горячим кофеем и чаем (Раиса Владимировна предпочла чай)… На выходе из кофейни, едва переступив порог, Темир Ахмедович вдруг остановился. Следовавшие за ним жена и свояченица налетели на него и чуть не столкнули с крыльца кафе.
– Что такое? – не поняла жена.
Темир Ахмедович, не отвечая на её вопрос, сбежал с крыльца и скорым шагом пошёл навстречу мужчине. Татьяна Владимировна издали узнала в нём хорошо знакомого ей человека, несколько раз бывавшего у них дома. Она обрадовалась, и это заметила младшая сестра.
– Ильмутдин! – воскликнул Темир Ахмедович за два-три шага до приближающегося мужчины.
– Темир! – ответил на восклицание тот.
Мужчины расправили свои руки, как орлы расправляют крылья перед полётом, и, приблизившись вплотную, обнялись. Похлопав один другого дружески по спине, они разомкнулись. Мужчины разглядывали друг друга, как бы всё ещё не веря своим глазам, что наконец-то увиделись спустя столько времени.
– Где это ты пропадал?! – спросил Темир Ахмедович.
– Всё дома сидел, теперь-то не особенно нагуляешься.
– Всё боевые раны зализываешь, как старый служивый пёс.
– А ты, как вижу, свои-то зализал…
– Зализал не зализал, а вот, изволь видеть, не сижу дома.
– Да и я, как видишь, не дома…
Встреча друзей, некогда сослуживцев, выезжавших в составе следственно-оперативной группы на осмотры мест преступления, оказалась действительно неожиданной и радостной.
– Вот, – обратился Темир Ахмедович к свояченице, – это, так сказать, мой боевой товарищ… и друг.
– Так сказать! – с улыбкой возмутился Ильмутдин.
– Ну… – смутился Темир Ахмедович, задумавшись на одно лишь мгновенье. – Самый что ни на есть.
Раиса Владимировна пристально смотрела в глаза незнакомого ей красивого человека. Она видела в нём очередного больного пациента, которому нужна врачебная помощь. Как она умела это делать, сказать по правде, она и сама не знала и не понимала, – тут, скорее всего, вступали во взаимодействие и знания, и опыт, и, наверное, больше всего интуиция.