Будни выходных и праздников поручика XXI века и его друзей

Суворов, улыбаясь, одобрительно кивал головой в ритм музыке в своём танце.

– Нет-нет! – отрицательно вращал головой Борода, успокаиваясь от смеха, вытирая под очками слёзы. – Мне на ночное дежурство завтра!

– Юль, поехали завтра, хоть? – всё ещё пытался убедить свою девушку Соловьёв.

– Да… нет! Вы сами езжайте. Я же говорю, завтра не могу! – продолжала она отпираться. – Чего тебе Светы не достаточно, что ли? Я вам мешать не буду. Отдыхайте на здоровье! Тем более втроём на кровати тесно!

– Ни чё не тесно! Ну ладно. Хорошо! Как хочешь, – согласился Соловьёв.

Все снова рассмеялись.

– Только я голый сплю! Особенно, когда не один! – продолжил хозяин постельную тему, обращаясь теперь к Свете с иронично- хищной улыбкой.

– Нормально так! – возмутилась было Юля.

Все грохнули смехом.

– Язык мой – враг мой! – добавила она, прикрывая лицо руками.

– О! Я, кстати, тоже! – посмотрев на Соловьёва, сказала Света.

Хохот не унимался.

Динамо, сквозь слёзы от смеха, теперь внимательно наблюдала за разговором.

– Да нормально! – снова вытянул Борода правую руку, как Ленин, обращаясь к Юле.

Проходящие под окнами люди, видимо оборачивались на смех из открытых окон.

– Да ладно! Делайте, чё хотите! Я не против, – прикрывая лицо руками, как бы стараясь скрыть свой смех и стыд, отвечала Юля.

– Ну вот и решили! – завершил Соловьёв, вытирая слёзы.

– «За голеньких!» – поднял бокал с «шампанским» Суворов.

Снова грянул смех.

Все стали поднимать бокалы и чокаться.

Совсем стемнело. Наступала ночь. Пиво закончилось. Вечер посиделок завершался. Все начали собираться.

«Суворовы» всё-таки решили ехать на дискотеку ещё и сегодня. Но перед тем как они уехали и все остальные разошлись по своим делам, был разработан и обговорён план на завтрашний вечер. Что встретиться нужно вчетвером, так же здесь. После того, как Ванята закончит работу, заберёт Ди и они придут сюда для «подготовки» к посещению «Звёздного».

Борода со Светой собрались идти домой.

Юлю Соловьёв так и не смог убедить остаться на ночь у себя. Она ссылалась на то, что ей нужно было утром идти на работу. В принципе так же, как и вчера, и в предыдущие дни, в которые она была не против остаться, а утром убегала на работу. Соловьёв не стал её упрашивать и настаивать остаться, и шахматки собрались и были готовы выдвинуться домой.

Соловьёву же оставалось проводить их и вернуться ночевать одному. Но он ни капельки не расстраивался. Он предвкушал завтрашний день. На многое, конечно, не рассчитывал. Чужая подруга. Кроме того – малолетка. Но всё-таки надеялся…

глава 3. Егорка

Утром следующего дня, Борода позвонил Соловьёву, на домашний телефон, о чём они тоже договорились с вечера. Чтобы встретиться для приёмо-передачи Светланы, как говориться, из рук в руки, так как она всё-таки считалась несовершеннолетней. Типа – не положено одной. И уже по телефону условились встретиться на улице Лацкова в половине двенадцатого. Недалеко от соловьёвского дома, где он проживал с родителями. Возле какого-то технического здания. Такие сооружения обычно принято называть «бойлерными». На этой бойлерной в восьмидесятые и начале девяностых висела кабинка «телефона-автомата». «Встреча у телефонного автомата» или «аппарата».

«Лацкова» или как принято в простонародье называть этот район с окончанием на «о» – «Лацково» – это один из райончиков новой части города, по одноимённому названию улицы. Здесь «на Лацково» проживали все три «Ванька́». Борода любит говорить, перефразировав известную поговорку про рыбаков: «Ванёк, Ванька́ – видит из далека». Соловьёв с Суворовым жили не то, что в одном районе или на одной улице, а даже в одном доме и в одном подъезде. Борода жил в другом квартале, недалеко от улицы Лацкова.

Остановка общественного транспорта, конечная – небольшая площадь, где разворачиваются автобусы, находилась непосредственно на улице Лацкова и называлась так же – «Улица Лацкова». И чтобы сесть на общественный транспорт, нужно было дойти сюда – «на площадь Лацкова». Даже если кто-то жил на другой улице, в ближайшей окрестности, например, как Борода – всё равно не называли свою улицу, а говорили: «Живу на Лацково».

Квартира бабушки Соловьёва находилась «на Океане». Это ещё один райончик по названию магазина и автобусной остановки. Пешочком, через дворы, неспешным шагом, минут пятнадцать идти до Лацково.

Улица Лацкова довольно длинная, прямая и широкая. В летнем, утреннем, почти дневном воздухе, дорога просматривалось великолепно. И, подходя к «телефонному аппарату», как же Соловьёв был удивлён увиденным: Борода со Светой неспешно, даже ещё более неспешно, чем сам Соловьёв, подходят к месту встречи. Но не просто, а как семейная пара. Да ещё и с ребёнком – мальчиком лет трёх. Со стороны это выглядело именно так – семейная пара с малышом.

– Когда это вы, успели уже заделать такого малыша? – за десяток шагов до этой «троицы» иронично начал разговор Соловьёв. – Скрывали от нас свои давние отношения?

– Да. Вот так и заделали! – задорно отшутился Борода.

– Это мой племянник – Егорка! Знакомьтесь! – сказала Света, придерживая малыша за ручки при ходьбе. – Мы утром к сестре зашли. А ей как раз уйти понадобилось на полдня. Она и попросила нас погулять с ним.

Малыш, не обращая внимания на предложения своей тёти познакомиться, продолжал весело шагать, высоко задирая ноги. А если при очередном таком шаге он всё-таки терял равновесие, опрокидывая назад голову, крепко вцепившись своими ручонками за руки Светланы – удерживался от падения.

– Ясно-понятно! Вы прям… смотритесь… в роли молодых родителей! – вывел Соловьёв и протянул мальчику руку для рукопожатия. – Привет, боец! Как тебя зовут?

Тот без лишней скромности выдернул свои ручонки из Светиных и с размаху шлёпнул своей маленькой пятернёй по ладони Соловьёва. Одновременно со шлепком крикнул своим звонким голосом: «Здалова!». И, не ответив как его зовут, спрятался за Светину ногу, обхватив её руками. Периодически выглядывая из-за неё, а встретившись взглядами с Соловьёвым, засмеявшись, снова утыкался носом в Светину ляжку.

– Какие наши дальнейшие действия? – осведомился Соловьёв, улыбаясь и подмигивая выглядывавшему из-за Светы мальчику.

– К часу надо Егорку сестре завезти, – ответила Света, страхуя ухватившегося за неё малыша от возможных спотыканий и падения.

– Мне на дежурство скоро надо ехать, – подключился к ответу и Борода. – К пяти там уже надо быть – в Москве. В час-полвторого выходить из дома. А ещё собраться надо. Так что у меня не получится. Я вас до остановки только могу проводить сейчас.

Группой, также неспешно, скорость завал Егорка, они дошли до «площади» и стали ждать автобус.

Борода, как истинный джентльмен, выделил Соловьёву денег для своей девушки на дискотеку. Дал ещё и ей на карманные расходы. Ещё немного они провели в ожидании, обсуждая будущий вечер, и вскоре подошёл автобус.

Соловьёв с Бородой пожали друг другу руки. Борода на прощанье поцеловал Свету. И автобус тронулся.

Доехав до «Института», троица вышла из автобуса. Перейдя через дорогу, прошли дворами до дома Светиной сестры.

Её дом был, чем-то вроде общежития квартирного типа. Сестры дома не оказалось, и они вышли, подождать её во дворе. Через некоторое время сестра появилась. Была чем-то расстроена и даже раздражена. Не поздоровавшись, забрала ребёнка и ушла домой.

– Она с мужем развелась, – пояснила Света. – А теперь ещё и с работой не ладится. Вот и ходит расстроенная.

Передав мальчика, парочка пошла пешочком к «Океану». Спешить им было не куда и они прогуливались по городу, наслаждаясь прекрасной погодой и тенью зелёных насаждений.

По пути они зашли в магазин. Взяли там немного продуктов и пива, чтобы скоротать день до вечера, и чтобы в клуб уже не очень сильно трезвыми ехать.

Придя домой, они разобрали покупки. Света что-то приготовила. Они ели, пили, как старые добрые друзья болтали на отвлечённые темы. За разговорами почти не заметили, как наступил вечер.

Суворов работал до 18:00. Часов в семь вечера он уже мог быть у себя дома, соответственно и у Вики тоже. Ди жила в том же подъезде, что и братья. И к половине восьмого они могли бы уже быть у Соловьёва «на Океане». Но Соловьёв со Светой ждали их до сумерек. Часов до 22:00. Ребёнка в семь вечера спать не уложишь. А Вика могла уйти из дома только лишь, когда сын уснёт. Все это понимали и не торопили её. К тому же ночные клубы начинают свою работу часов с девяти. А народ собирается только после десяти–одиннадцати. Так что о том, чтобы ехать туда в семь–восемь вечера, не могло быть и речи, как бы у Светы не «зудело» одно место от желания. Выдвигаться нужно было после двадцати двух.

К приходу «Суворовых» Соловьёв уже был готов. Одет, как подобает для посещения увеселительных заведений: бежевые классические атласные брюки с наглаженными стрелками, бежевая с белыми и разной интенсивности бежево-серыми разводами рубашка из мятого с мелким вертикальным замином шёлка с коротким рукавом, в белых носках. Оставалось только надеть свои бежевые сандалии с перфорацией.

В свете неоновых ламп, которые в каждом клубе висят, как правило по периметру танцпола, всё чисто белое – светится. Его одежда не светилась, но сандалии давали очень интересный эффект. Перфорация по бокам стопы вдоль подошвы, дырочки на расстоянии примерно в сантиметр друг от друга, выглядели как фонарики, светящие изнутри его ботинок. Напоминая светящиеся в темноте иллюминаторы самолета, или даже фантастической подводной лодки. Этот эффект очень нравился Соловьёву и поэтому он надевал не бежевые, а непременно белые носки.

Ванята с Викой подошли, примерно к половине десятого. Соловьёв предложил перекусить и кто хотел, покушали. А уж от распития «двушечки» «Очаковского» не отказался никто. Потом вызвали такси и двинулись в путь.

В «Звёздном», как всегда было многолюдно. Там ребята встретили нескольких знакомых. Но продолжили отдых обособлено.

В полумраке дискотечных фонарей клуба они танцевали. Между танцами – выпивали в клубном баре. Суворов снова удивлял окружающих своими странными танцевальными движениями. Всем было весело.

Светлана, несмотря на свой молодой возраст, очень неплохо двигалась. Может быть, это было субъективное мнение Соловьёва, а может и не только его. Сам-то он не «танцор». На ней были свело-жёлтые, почти белые джинсы, белая хлопковая рубашечка с коротким рукавом и белые тряпичные тапочки. Рубашка и тапки светились. Выглядела она очень сексуально, особенно во время танца. Плавные движения и изредка обращённые на Соловьёва томные взоры придавали ей ещё бо́льшую сексуальность и заводили Соловьёва.

В медленных танцах Соловьёв со Светланой позволяли себе несколько больше, чем положено добрым друзьям. Его колено могло оказаться у неё между ног и, при её не просто молчаливом согласии, а именно ответном желании – колено могло потереться о её промежность. Можно даже сказать – её промежность могла потереться о колено Ивана. Их руки свободно перемещались по спинам друг друга и даже чуть ниже, но всё-таки не нарушая приличий – без откровенного лапанья. Соловьёвский член практически всегда был в возбужденном состоянии. И только его трусы-шорты да сумеречная обстановка клуба скрывали это от всеобщего обозрения.

Прошло несколько часов. Клуб начал пустеть. К четырём тридцати объявили о закрытии.

Четвёрка молодых людей вышла из темного душного зала «Звездного» на свежий воздух. Вне помещения их разгорячённые тела ощущали благодать предутренней прохлады. Было ещё темно, но зарево рассвета уже приближалось.

Народ понемногу разъезжался, и найти такси в это время всегда проблематично. Но им спешить было некуда. Они неторопливо искали «карету», попутно веселясь, обсуждая «Ванятины танцы».

Спустя какое-то время машину они всё же нашли.

Светлело. Густые сумерки медленно отступали.

Они ехали в стареньком бежевом не тонированном Опеле «Аскона». Соловьёв с девчонками на заднем сидении, а Суворов, учитывая его комплекцию, – на переднем. Он всё время был повёрнут лицом назад. Все весело обсуждали проведённое в клубе время. Даже водитель иногда вступал в разговор и постоянно посмеивался над их шутками.

Пришло время Соловьёву со Светой выходить. «Экипаж» подъехал к «Океану».

Соловьёв и Света – с Викой поцеловались в щёчку. С Суворовым – Иван попрощался рукопожатием. С водителем – взаимно обменялись пожеланиями удачи. И напоследок Ди сказала:

– Не шалите там! Сильно…

Все рассмеялись.

Красивая пара в белом вышла из машины. Суворов пересел, с переднего сиденья назад. Солнце уже приподнималось над горизонтом и слепило глаза. Стало почти совсем светло. Света взяла своего кавалера под руку.

Всё происходило, как в замедленном кино: «Соловьёвы» провожали взглядом такси, увозившее «Суворовых». Машина медленно отъезжала от них, несмотря на то, что с пробуксовкой и с дымком из-под колёс. Оставшиеся на дороге – тронулись, медленно переступая, но при этом широко шагая, переходя на другую сторону широкой и пустой из-за времени суток дороги. Суворов и Ди, как будто обречённо смотрели на них сквозь заднее стекло машины. Переходящие главное шоссе города махнули им рукой на прощанье и, отвернув от них свои лица, направив взор в сторону своего движения, казалось стремительного из-за встречного тёплого ветра, направлялись в мир грёз. В мир продолжения вечера. Ветерок легонько трепал их волосы и одежду довольно свободного покроя, вызывая приятные ощущения от её плотного прилегания к телам. Им со Светой и Суворову с Викой было понятно, что это ещё не конец вечера. И что и те и другие, вспоминая о вчерашних шутках, в том числе и о предпочтениях спать обнажёнными, будут-таки ещё сегодня «шалить»…

глава 4. Дайана Лии

– Я первая в душ! – скинув у входа в квартиру тапочки и забежав в зал, воскликнула Света. – Только… дай мне полотенце… или… лучше простыню!

– Не вопрос! – ответил Иван. – Я пока постель приготовлю.

– М-м-м… постель… – игриво подёргивая бровями, промурлыкала она.

Ваня дал ей простыню. Она ушла в ванну. Он включил бра в спальне и выключил свет в гостиной.

В спальне слева от входа перед окном стояла старая швейная машинка на чугунном остове с вензелями. Сделана она была без нынешней современной экономии материалов, добротно, как говориться – на века. Вот и было ей уже больше полвека, а она до сих пор исправно работала. И бабушке не нужны были все эти современные электрические новинки. Вокруг машинки всё было заставлено старыми чемоданами и мешками. В «красном» – дальнем левом углу стояла небольшая тумбочка. Справа – деревянная кровать «полуторка». В промежутке от тумбочки до кровати, стоял старинный чемодан. В нём тоже хранилось, что-то очень нужное бабушке. Посередине – между швейной машинкой и кроватью – проход. В проходе лежала красная ковровая дорожка. Над кроватью висел маленький коричнево-жёлтый ковёр с незамысловатым рисунком. Точками по периметру, белыми в центре с красной каймой, напоминающими огонь свечей.

Иван снял с кровати покрывало и бросил его на швейную машинку. Всё уже было готово. Свежее постельное бельё было застелено ещё утром. Он начал раздеваться и пытался представить, как она моется. Внизу живота приятно зазудело. Но никаких особых картинок ему в голову так и не пришло. Вспомнился лишь фрагмент из видеожурнала «Плейбой» за восемьдесят девятый год, как голенькая китаянка – Дайана Лии, выделывает подряд несколько балетных прыжков с разворотом…

«Бред какой-то! – прошептал он, встряхнув головой. – Почему именно Дайана Лии?.. Бред…»

Он разделся до трусов. Развесив вещи на стул, прилёг на кровать, головой к дальней от гостиной стене, лицом к проёму в середине перегородки, устремив взгляд в проём, и стал ждать и прислушиваться.

Из ванной доносились звуки льющейся воды, щёлканье открывающихся и закрывающихся шампуней и гелей для душа. В общем ничего особенного. Потом он услышал, как щёлкнул запор в ванной. Распахнулась и стукнулась дверь о встроенную в прихожке тумбу. Света от получившегося грохота ойкнула. Потом вышла. На цыпочках прошлёпала к спальне и заглянула, отодвинув тюлевую занавеску. Очевидно догадываясь, что недавний её партнёр по танцам может быть именно на кровати, кинула свой взгляд сразу на него. Их глаза встретились. Иван видел только её голову с влажными вьющимися волосами русого цвета со светло-пепельным оттенком, частично спадающими на лицо.

Её взгляд, оценивающе, перешёл от его лица вниз, ниже пояса, потом обратно. Она улыбнулась. Ни капельки не стесняясь, она блуждала взглядом по его телу.

Занятия тяжёлой атлетикой, сначала на срочной службе, а теперь и в военном училище, придали его телу приятную взгляду одутловатость мускулатуры. Очевидно, ей нравились эти атлетические формы. Но скорее всего больше её впечатлило и порадовало, что он был раздет.

Просунув в проём «двери» руку, она потрясла ей, демонстрируя свою снятую одежду, и суетливо спросила:

– Куда это?

Соловьёв медленно приподнимаясь, махнув рукой в сторону гостиной, небрежно ответил:

– А-а-а-хм… на любой стул.

Она, обернувшись назад себя, куда указал ей хозяин квартиры, и, не меняя своего положения, чтобы сохранить интригу своего одеяния подольше, не показываясь ему – глазами отыскала подходящий стул и вернула взгляд на лежащего собеседника.

На улице светало и в полумраке квартиры всё было хорошо видно. Попадающий через окна свет хорошо освещал помещения. К тому же светильник из спальни довольно ярко светил, проникая в гостиную через проём в перегородке.

Поднявшись, Ваня приблизился к выходу из спальни.

Она сделала шаг назад и подняла только что показанную ему одежду к своей шее, как бы прикрываясь ей, подбородком прижав одежду к груди, кокетливо улыбаясь и исподлобья глядя ему в глаза. От её резкого движения назад, ещё один локон влажных волос свалился ей на лицо.

Интрига была раскрыта. Теперь Соловьёв увидел её в полный рост, обёрнутую в простыню, прикрывавшую её тело, от подмышек до коленей. Наверное, под простынёю – она была голенькая. Вчера по крайней мере обсуждали, что будет именно так. Его детородный орган снова шевельнулся, натянув трусы.

Она мило смотрела на Ивана своими большими влажными глазами. Румянец от горячего душа на её щёчках и курносом носике придавал особую миловидность лицу. Волнистые влажные волосы, имевшие одну длину и спереди, и сзади, спадали на лицо и на оголённые худые слегка загорелые плечи. Простыня, довольно туго была натянута, облегая изгибы её тела. Отпрянув от прохода, она поставила ноги одну за другой, так называемым – «иксо́м», в форме латинской буквы икс.

Соловьёв догадывался для чего ей нужна именно простыня, а не полотенце, ещё когда Света только попросила её. Все девушки любят в них заворачиваться после душа.

Улыбнувшись, она повернулась в сторону ранее присмотренного стула, и прытко скакнула к нему. Во время прыжка влажная простыня натянулась её ногами и чуть не распахнулась. Снова всплыли в памяти балетные «па» Дайаны Лии. Света ойкнула, удержав чуть было не свалившуюся простыню и, поправив её «крепление», стала развешивать свои вещи.

– Теперь я в душ! Располагайся пока. Готовься! – сказал Иван через плечо, направляясь в ванную.

Из ванной он вышел тоже не полностью голым – в трусах. Несмотря на любые договорённости, неловко трясти причиндалами, шагая по квартире. Да ещё перед малознакомой девушкой. А учитывая её возраст – это вообще преступление. Хотя, преступление – всё то, что и так сейчас происходит.

«Я преступник! – подумалось Соловьёву. – Не хочется об этом думать. Но всё же думается. Два месяца до совершеннолетия… Не так уж и много?! Но всё-таки восемнадцати ещё нет. Ни на чём настаивать не буду! Если только сама проявит желание. Хотя и того, что уже свершилось – на статью хватит. Причём на очень-очень плохую. «Садиться» – никак не хочется – не вариант. Как бы там ни было – пусть она первый шаг делает! Может, пронесёт? Не я первый – не я последний. Сколько таких, как она малолеток, мужики трахают? И всё – ничего. Надеюсь, что и эта не заявит. Ладно, будь – что будет! Только с её согласия! Только она первая!»

Простыня, в которую Света заворачивалась, висела на соседнем стуле рядом с её одеждой. Значит, на ней простыни уже не было.

Зайдя в спальню, он окинул взглядом кровать. Света лежала у стены, головой в дальний угол, на большой подушке, под одеялом, на половину прикрыв лицо. Она сверлила, съедала, раздевала взглядом, появившегося в проёме Ивана. Ему казалось, что трусы таят на нём, и «аппарат» сейчас выпрямится во весь рост. Он и так всё это время находился в напряжении. И во время душа, и особенно после него, когда Соловьёв, в предвкушении того, что возможно случится, хотя бы просто лежать с ней в одной постели без всякой близости, а тем более если близость всё-таки состоится, и он на близость ещё надеялся. Теперь член максимально натягивал его белоснежные трусы-шорты. Без сомнений ей было видно, что Ваня возбуждён. И по её глазам он видел, что ей нравится смотреть на него.

Соловьёв выключил свет. Темнее не стало. За окном уже было утро. Залез под одеяло. Лёг на спину.

Она как пантера жадно ухватились за его накаченную грудь. Он развёл свои руки в стороны, чтобы не прикасаться к ней. Её руки начали перебирать волосы на его груди, запутывая в них пальцы, натягивать их. Гладить, тереть, ласкать накачанные грудные мышцы. Хвататься за соски.

– Ты долго, – сказала она, выражая на лице некую обиженность.

Нависнув над ним, она впилась своими губами в его губы. Они слились в страстном поцелуе. Нежный аромат свежевымытого ароматическими гелями тела и волос приятно обдавал Ванины ноздри. Не разрывая поцелуй, только теперь обняв девушку, он прижал её к себе. Стал ласкать ей спину. Она, стала ласкать его шею и плечи. Кожа на её спине была довольна гладкая, шелковистая, но с мелкими крапинками, напоминавшими прилипший пляжный песок. Он не стал спрашивать «что это?», у каждой кожи есть мелкие недостатки. Нет ничего идеального. Повёл, правой рукой вниз, по позвоночнику. Она тоже оказалась в трусиках.

Трусики, самого обычного покроя. Из обычного гладкого мягкого тонкого трикотажа. Резинка и отверстия для ног – обшиты узкой кружевной оборкой.

Иван нежно взялся за её «булку». Погладил по очереди обе половинки. Легонько помял их. Начал медленно поворачиваться на левый бок, сдвигая её с себя, чтобы она легла рядом на свой правый бок.

Она, так же медленно переведя руку с его шеи вверх – на затылок, нежно, но настойчиво, одновременно при этом переворачиваясь на спину, подтянула его голову к себе, увлекая Ваню лечь на себя. Развела свои ноги.

Он положил своё правое колено между её ногами, бедром надавив ей на промежность.

От этого прикосновения, отрывая губы от поцелуя, она страстно выдохнула.

Соловьёв прошептал:

– Ты же, вроде говорила, что любишь спать без нижнего белья?

– Ты тоже, вроде, так говорил? – также шёпотом ответила она вопросом на вопрос.

– Это недолго устранить.

Не вылезая из-под одеяла, перевернувшись на спину, он стянул с себя трусы, и бросил их на пол.

Она дождалась, когда тот закончит манипуляции с трусами и снова уляжется на спину, «по стойке смирно». Сама, повернувшись на бок, даже больше на живот, лицом к Ивану, опираясь на локоть правой руки, закинув свою левую ногу на его ноги, просунула свою ступню между его голеней, при этом немного раздвинув его ноги. Их ноги чередовались – «через одну». Её лобковая кость надавила Ване на ногу. Смотря ему в глаза, вывернув свою левую руку, она провела снизу вверх по внутренней стороне его правой ляжки. Вызвав этим приятное вздрагивание его тела и появление мурашек. Достигнув промежности, аккуратно взявшись за мошонку, легонько сжала её в своей ладошке. Помяла, несколько раз сжимая и разжимая, играя, перекатывала яички в ладони. Потом медленно открывая рот, одновременно вдыхая, обхватила рукой эрегированный член, и начала производить медленные возвратно-поступательные движения, отводя крайнюю плоть к корню, обнажая головку, и обратно.

– О-о-о… какой?!… – приподняв брови, удивилась она.

– Какой?

– Уже такой твёрдый… И большой! – томно ответила она, одобрительно покачивая головой.

– А как ты хотела? – задал Соловьёв риторический вопрос. – Находясь рядом с полуобнажённой девушкой… да даже просто представляя её – он уже встанет… А то, что большой… уж какой есть.

– Я таких ещё не видела… больших! И не трогала, – произнесла она, продолжая движения рукой, возбуждая Ваню ещё больше.

– Теперь… уже трогала… если хочешь – посмотри… – выговорил он уже с трудом.

– Я боюсь…

– Почему? – усмехнулся тот.

– Ну… не боюсь… стесняюсь…

– Ам-м… – покачал он головой, – ну ладно… Кстати… я выполнил условия договора…