Полная версия
Центральная Азия: От века империй до наших дней
Монгольская империя – апофеоз кочевнического государства. Как и все их предшественники, для достижения успеха они задействовали идеи имперского величия, божественного происхождения власти и эффективную систему военной организации. В отличие от более ранних кочевых империй монголы завоевали своих оседлых соседей и управляли ими, привлекая бюрократов из Китая и Ирана к созданию систем управления и налогообложения. Военные кампании были крайне безжалостными, и жестокость монголов вошла в поговорки по всей Евразии, однако помимо этого Монгольская империя создавала и новые связи. Историки говорят о pax Mongolica, превратившем бо́льшую часть Евразии в единую экономическую зону, что беспрецедентным образом упрощало торговые отношения на материке. Завоевания изменили и политику региона. По всей Евразии они разрушали старые элиты и меняли представления о социальной солидарности и принадлежности к тем или иным статусным группам. Семья Чингизидов стала главной императорской династией Евразии, и принцип, согласно которому только потомки Чингисхана по мужской линии имели право на власть, надолго закрепился во всех монгольских владениях.
В эпоху правления Чингизидов власть принадлежала всей семье Чингизидов в целом. Права первородства еще не было, так что все потомки Чингисхана по мужской линии имели право управлять империей и носить титул хана. Оказалось, однако, что власть, передаваемая таким образом, содержит в себе механизм нестабильности. В своем последнем завещании Чингисхан разделил царство на четыре части (улуса) и завещал их своим четверым сыновьям от старшей жены. Родина предков монголов и Китай достались младшему сыну Толую, а внук Чингисхана Батый (чей отец, Джучи, умер раньше Чингисхана) получил западную степь и путь в Европу. Своего третьего сына, Угэдэя, Чингисхан назначил своим наследником и великим ханом, главой династии и символом единства империи. Империя тем временем все расширялась. Войска Батыя покорили славянские княжества Киевской Руси и дошли до самой Венгрии, после чего так и вернулись непобежденными. Его улус, известный под названием Золотая Орда, правил русскими землями и степями к северу от Черного моря. В 1258 году внук Чингисхана Хулагу вторгся на Ближний Восток и разрушил Аббасидский халифат, в результате чего весь Иран и Ирак оказались под властью монголов. Еще один внук великого хана, Хубилай, установил монгольскую власть в Южном Китае, окончательно разгромив династию Сун в 1279 году. В 1260 году, в разгар своих завоеваний, Хубилай стал великим ханом. Он перенес столицу в Пекин и провозгласил династию в китайском стиле – Юань. Затем развернулась ожесточенная борьба за титул великого хана, но после смерти Хубилая в 1294 году титул утратил силу. Улусы проводили каждый свою политику и даже враждовали друг с другом. Монгольское правление на протяжении XIII века преобразило Центральную Азию. Несмотря на то что, по сравнению с другими завоеванными регионами, этот еще легко отделался, его экономике и культурным традициям был нанесен огромный урон. Прежние династии ушли в небытие, сильно пострадала и исламская инфраструктура. Действия Чингисхана в Бухаре в 1220 году cтали своего рода символом начала монгольского завоевания. Разграбив город, он въехал на коне в главную мечеть и, взобравшись на минбар, заявил собравшейся толпе: «В селах нет корма для скота, накормите наших лошадей». Ата Малик Джувейни, мусульманский историк при монгольском дворе и наш лучший источник знаний об этих событиях, рассказывает, что монголы «открыли все лавки в городе и стали выносить зерно. Сундуки же, где хранились Кораны, они вынесли во двор мечети, вышвырнули книги и устроили в этих сундуках кормушки для лошадей. После чего воинам раздали кубки с вином и привели городских певиц, чтобы те для них пели и танцевали, а монголы перекрикивали их, распевая свои собственные песни. В это время имамы, шейхи, сеиды, врачи и ученые ухаживали за их лошадьми в конюшне под присмотром конюхов и выполняли их приказы»{6}. Монголы оказались в значительной степени равнодушны к религиям завоеванных народов и не устраивали особых гонений на мусульман. Однако религия была смещена с позиций власти, а исламское право (шариат) заменила Великая Яса (уложение законов Чингисхана), которая легла в основу юридических и политических представлений о порядке вещей.
Буквально в течение столетия Монгольская империя распалась на части. В Центральной Азии сложился новый порядок, сохранивший многие черты правления Чингизидов и при этом полностью адаптировавшийся к мусульманскому жизненному укладу. Чингисхан отдал своему второму сыну, Чагатаю, земли Алтышара, Джунгарии, Мавераннахра и Хорезма – по сути, ту Центральную Азию, о которой мы говорим в этой книге, – в качестве улуса. Чагатаиды правили в Центральной Азии еще долго, хотя стабильности в этом улусе не было, поскольку братья Чагатая и их потомки жаждали захватить его территорию и постоянно воевали за нее. Около 1330 года чагатаид Тармаширин (1331–1334 гг.) принял ислам. Он сделал это не первым в своем роду, зато, в отличие от предшественников, он попытался сделать ислам основной религией в государстве. Это спровоцировало восстание, которое свергло Тармаширина и вызвало раскол в ханстве, поскольку другие Чагатаиды, верные монгольским традициям, поддержали нового хана на востоке (в Алтышаре и бассейне Турфана). Династическая линия Тармаширина продолжилась в Мавераннахре на западе, где население было преимущественно мусульманским. Таким образом, к 1340-м годам стало очевидным разделение между Западным и Восточным Туркестаном. Восток в мусульманских источниках стал упоминаться как Моголистан («Земля монголов», то есть немусульманских кочевников). Однако такое религиозное разделение продлилось недолго, поскольку восточный хан Тоглук-Тимур (1347–1363 гг.) вместе с другими князьями принял ислам, когда взошел на трон. К середине XIV века Чагатайское ханство разделилось надвое, но и на востоке, и на западе его правители приняли ислам и тюркскую речь большинства своих подданных. Кроме того, с точки зрения военной силы они тоже зависели от тюркских подданных. Править могли только мужчины, имевшие основания считать себя прямыми потомками Чингисхана, однако и таких всегда было немало, из-за чего они постоянно враждовали между собой. Благодаря этому лидеры племен, не принадлежащих к Чингизидам, в основном тюркские мусульмане, получили возможность назначать правителей. Чингизидские князья часто становились марионетками амбициозных тюркских военачальников, которых обычно называли эмирами. Самый знаменитый эмир из всех – Тимур, или Тамерлан (1336–1405), создавший свою собственную империю со столицей в Самарканде.
Тамерлан был тюркским мусульманином из племени барласов. К 1370 году он разгромил своих тюркских соперников и низвел князей Чагатаидов до статуса номинальных правителей. Однако он никогда не претендовал на звание хана или законного правителя, а продолжал править от имени потомков Чингисхана. В 1370 году он женился на княжне из Чингизидов и принял имя Гурган (иранизированный вариант монгольского күрүгэн или хүргэн – зять), а в своей карьере подражал Чингизидам, если не превосходил их. Он воевал с разными государствами под властью потомков Чингисхана и возглавлял походы в земли Золотой Орды (на территории современных России и Украины), Сирии и Ирана, а также Моголистана, в который он вторгался четыре раза. Другие его походы открывали новые горизонты. Он вторгся в Анатолию (где одолел султана Баязида и едва не уничтожил молодую Османскую империю) и Индию (где жестоко разграбил Дели в 1398 году). Умер он в 1405 году в разгар кампании против минского Китая. История его завоеваний сравнится – как по своим масштабам, так и по жестокости – разве что с историей Чингисхана, и мощь Тамерлана на пике его правления поставила его в один ряд с Чингисханом. Однако эта мощь выражалась на другом политическом языке. Для многих современников, а особенно преемников, Тамерлан был Сахибкираном (что значит «правитель сияющего путеводного света»), то есть относился к астрологической категории, вероятнее всего персидского происхождения, полностью исламизированной к XIV веку. Предполагалось, что рождение Тамерлана совпало с благоприятным соединением Марса и Юпитера. Таким образом, сам Бог назначил его правителем-мессией, а его правление было предсказано небесными событиями. Кроме того, метафорически Тамерлан олицетворял как военную доблесть кочевников, так и этические и политические идеалы оседлого мира, традиции монгольских воинов и исламской цивилизации. Тамерлан воплощал собой не только эпоху Чингизидов, но и обновленную, преобразованную исламскую политическую традицию. Он был мусульманским властителем, который украшал свою столицу великолепными мечетями и покровительствовал исламскому образованию. Награбленные в походах сокровища пошли на создание поражающей воображение имперской столицы, а сам он жил на манер кочевника в роскошных шатрах за городом. Сама личность Тамерлана оказалась своего рода переводом монгольского наследия на язык ислама. Ровно поэтому ему так симпатизировали строители государств XX века: они видели, как в его политическом наследии переплетаются традиции степи и пашни.
Империя Тамерлана не просуществовала дольше его самого, однако потомкам удалось удержать значительную часть территории по обе стороны Амударьи. Кроме того, они отошли от наследия Чингизидов и сделали акцент на своей принадлежности к исламу. В XV веке при дворе Тимуридов – сначала в Самарканде, а затем в Герате (на территории современного Афганистана) – пышным цветом расцвела высокая культура, исламская в своих формах и при этом уникальная, неповторимо центральноазиатская. Внук Тамерлана Улугбек открыл в Самарканде медресе, больницы и обсерваторию. Он был выдающимся астрономом, установил точный угол наклона эллиптической плоскости Земли и составил самый полный каталог звезд со времен Птолемея. Двор Тимуридов покровительствовал поэту Джами (ум. в 1492), художнику Бехзаду (ум. в 1535), поэту и государственному деятелю Алишеру Навои (ум. в 1501). Самое примечательное явление при правлении Тимуридов состоит в том, что язык тюрков стал языком высокой культуры. В тюркских языках уже с XI века использовалась арабская письменность. Караханидский государственный деятель Юсуф Баласагуни (ум. в 1077) написал Кутадгу билиг («Благодатное знание») в жанре зерцала для князей[4], а Махмуд аль-Кашгари (ум. в 1102) составил Диван лугат ат-турк («Собрание тюркских языков»[5]) на арабском языке в Багдаде. Именно при правлении Тимуридов тюркский язык стал вполне уважаемым литературным языком, а Навои – его первым признанным мастером. Этот литературный стандарт назывался чагатайским. Примерно в то же время при османском дворе в Стамбуле сформировался еще один литературный вариант тюркского языка. Чагатайский и османский языки развивались параллельно, как язык востока и язык запада. Выразительность и пышность в обоих принадлежит исламской культуре, и в них много заимствований из персидского и арабского языков. Они в большей степени служили инструментом, посредством которого выражала себя высокая культура, нежели способом повседневного общения, с которым у них было мало общего. Персидский язык остался языком управления, поэзии и аристократического общения в Мавераннахре, но теперь наравне с ним использовался и тюркский. Высокая культура (поэзия, историография, живопись и изысканные придворные манеры), сформировавшаяся при дворе Тимуридов в XV веке, надолго оставит свой след в Центральной Азии и за ее пределами.
На заре XVI века династию Тимуридов свергли вновь собравшиеся с силами Чингизиды, перекочевавшие из улуса Джучи, или Золотой Орды, и попутно отвоевавшие прежние территории. Ханство Чингизидов следовало по тому же пути, что и государство Чагатаидов. В 1327 году Узбек-хан принял ислам, и ханство стали называть улусом Узбека. По мере того как междоусобные войны претендентов на трон разрушали любое подобие политической сплоченности, ханство начало слабеть и дробиться. Русские княжества обретали все большую независимость, а в Крыму и на Волге возникли мусульманские и тюркоязычные государства-преемники. Восточная часть улуса Узбека оставалась преимущественно кочевнической. В XV веке Абулхайр-хан (1428–1468 гг.), потомок Шибана, пятого сына Джучи, показал себя могущественным правителем, однако после его смерти государство распалось, а последователи рассеялись. В конце XV века его внук Мухаммед Шейбани-хан привел от 200 000 до 400 000 своих подданных на юг в Мавераннахр, где они свергли Тимуридов и основали свое узбекское государство. Одним из изгнанных тимуридских князей был Захир-ад-дин Мухаммад Бабур (1483–1530). Он сбежал с горсткой своих приверженцев в Кабул. Славу и богатство он обрел в Индии, где основал империю Великих Моголов, просуществовавшую до 1857 года. Моголы называли себя Тимуридами и на протяжении многих веков чтили тимуридское и центральноазиатское наследие.
Массовые миграции кочевников, которые часто превращались во вторжения и завоевания, с самой древности были отличительной чертой евразийской истории. Узбекское вторжение-миграция было одним из последних таких переселений. Завоевания Шейбани-хана позволили восстановить господство Чингизидов над Мавераннахром, но не отменили культурные преобразования эпохи Тимуридов. Как и Тимуриды, Шейбаниды приняли ислам и покровительствовали мусульманской элите. Государство Шейбанидов представляло собой сильно децентрализованную племенную конфедерацию, однако первенство в Мавераннахре принадлежало Бухаре – столице, центру торговли и образования. Кульминацией истории этой династии стало правление Абдуллы-хана II (1583–1598 гг.), на протяжении которого в Бухаре было построено несколько медресе и караван-сараев. Власть Шейбанидов повлияла и на демографию Мавераннахра: здесь появилось многочисленное тюркское население, значительная часть которого осела и занялась земледелием. Персидский язык остался языком образования и управления, однако в долгосрочной перспективе прирост тюркского населения изменит и языковую ситуацию. В 1598 году Шейбанидов свергла еще одна династия Чингизидов из улуса Джучи – Аштарханиды. Это событие имеет прямое отношение к окончательному краху Золотой Орды. Московское княжество стало самым могущественным среди русских княжеств, завоеванных монголами в 1240-х годах. По мере ослабления Золотой Орды Московское княжество стало меняться ролями со своими бывшими правителями. Уже в 1397 году некоторые татарские князья стали вассалами Московии. На заре XVI века Московское княжество диктовало условия волжскому Казанскому ханству. В 1547 году великий князь московский Иван IV (Грозный) принял титул царя, в который были намеренно заложены имперские коннотации, это был еще и явный признак отказа от какой бы то ни было связи со степной политической традицией. В 1552 году он осадой взял Казань и присоединил к Руси. Это была русская реконкиста, и историки часто рассматривают данное событие как основание того, что в будущем станет Российской империей. Четыре года спустя Иван Грозный повел свои войска вниз по Волге к Астрахани, столице еще одного государства-преемника Золотой Орды, и захватил ее. Так Московское княжество закрепилось на Каспийском море. Некоторые члены правящей семьи Астраханского ханства бежали в Мавераннахр, где (спустя поколение, в момент династического кризиса) им удалось свергнуть Шейбанидов. В Мавераннахре продолжалось правление Чингизидов при новой династии.
Не всех устраивало переселение Шейбани-хана на юг. Другие подданные Абулхайра отделились и остались на севере под предводительством чингизидских ханов Джанибека и Гирея. Эти группы стали называть казахами. Они продолжали вести кочевой образ жизни и кочевали по обширным землям к северу от Сырдарьи, от реки Урала на западе до озера Балхаш на востоке, где соседствовали с джунгарами – западными монголами, принявшими буддизм. Два столетия казахи были важной частью политической жизни Евразии: поддерживали отношения с Московским княжеством на западе, с джунгарами на востоке и узбеками Мавераннахра на юге, а также контролировали торговые пути, соединявшие эти государства.
Таким образом, в XVII веке династии Чингизидов правили всей Центральной Азией, за исключением Джунгарской степи. Новый политический порядок, сложившийся после восстановления чингизидской династии, носил чрезвычайно децентрализованный характер. Ханы казахской степи правили своими подданными совместно с другими потомками Чингисхана. К началу XVIII века казахскую степь делили между собой три племенных союза, или жуза, которые в западной литературе обычно называются ордами: Младший жуз (Киши жуз), Средний жуз (Орта жуз) и Старший (Улы жуз). Государства Мавераннахра и Моголистана, сосредоточенные вокруг крупных городов, тоже были децентрализованными. Их ханы были старшими потомками династии Чингизидов. Им приходилось выстраивать отношения с другими Чингизидами, а также с не относящимися к Чингизидам тюркскими племенами, которые обеспечивали военную мощь государств. Тюркская военная элита (эмиры) рассчитывала на долю доходов, получаемых от сельского хозяйства и торговли, и всегда могла перейти от одного Чингизида к другому. Следствием этого была слабость государственной власти и постоянная политическая нестабильность.
Период после восстановления династии Чингизидов зачастую рассматривается как период изоляции и упадка. Развитие европейской морской торговли, вероятно, нанесло решающий удар по Великому шелковому пути: перемещение трансевразийской торговли в океаны обрекло Центральную Азию на многие столетия упадка. В последние годы основные предпосылки, лежащие в основе этой теории, тщательно пересматриваются, однако она уже прочно укрепилась в нашем сознании. У ученых есть свидетельства продолжительных евразийских торговых связей, соединявших Центральную Азию с Индией на юге, Китаем на востоке, Русью на севере и Ираном на юго-западе{7}. Торговые пути между Русью и Китаем также проходили через степь. Такая торговля продолжалась столетиями. Русские княжества возникли в IX веке, основанные по большей части скандинавскими купцами для контроля за доставкой серебра из Центральной Азии и с Ближнего Востока в Европу. Именно защита торговых путей стала основной причиной российской экспансии в степь в XVIII веке. Для Китая торговля в Центральной Азии тоже была важна, и династия Мин, сменившая монгольскую династию Юань в 1368 году, контролировала ее, ограничивая число купцов, которых пускали в Китай. Попытки империй контролировать торговлю сыграют большую роль в истории, рассказанной в этой книге.
Чингизиды продолжали править, но сталкивались со все новыми вызовами. Одной из сил, вставших у них на пути, был Тамерлан, другой – ислам. Травмы от монгольского завоевания и сопровождавших его разрушений породили многочисленные религиозные движения, выступавшие за истовое благочестие или, наоборот, за полное пренебрежение требованиями религиозного закона (не говоря уже о милленаристских сектах). В XV веке произошла консолидация суфийских общин по всей Центральной Азии. Суфизм – сложное явление (которое часто неточно растолковывают как исламский мистицизм): посвященные стремятся приблизиться к божественному посредством ритуалов поминовения Бога (зикров) и медитации (муракабы). Суфизм был общинным: желающего пойти по этому пути веры (тарикат) наставлял учитель, чей авторитет основывался на преемственности учения и правильной родословной. Отношения между учителем и учеником были чрезвычайно важны и порождали чувства преданности.
Связи между учителями и учениками передавались из поколения в поколение, образуя многочисленные цепочки передачи знаний (силсилы), в каждой из которых появлялись свои ритуалы и трактовки религии. Смутные времена монгольского нашествия привели к возникновению разных суфийских орденов. К XV веку такие ордены стали представлять собой формы как религиозной практики, так и социальной организации. Суфийские учителя (шейхи) обретали заметное влияние, становясь советниками правителей, и это влияние конвертировалось в земли и материальные богатства. В Центральной Азии возникло несколько самых известных суфийских орденов в мусульманском мире. Орден Накшбандия, основанный Бахауддином Накшбанди (ум. в 1389), распространился по всему миру. Его ученики обратили в свою веру многих Чагатаидов. Суфии не только учили морали чагатайских правителей, недавно принявших ислам (и тем самым обретали политический и денежный капитал), но и сами становились источниками альтернативной власти – и боролись за власть политическую.
К началу XVI века караван религий, прошедший через Центральную Азию за последнее тысячелетие, ушел в прошлое. Земледельческие регионы Мавераннахра и Алтышара были преимущественно мусульманскими. Степь оставалась религиозным фронтиром, в Джунгарии преобладал буддизм, а ислам проникал в земли степных кочевников. При этом ислам был полностью адаптирован к местному укладу и служил важнейшим признаком общности и коллективной идентичности. Память местных жителей о переходе в ислам сохранялась не посредством исторического нарратива о вторжении, завоевании и принудительном обращении, а в мифах о происхождении, где обращение правителей в новую веру связывалось с образованием мусульманской общины. Заслуга обращения принадлежала святым, обычно суфийским наставникам, чья связь с Богом наделяла их способностью творить чудеса. Сатук Богра-хан (ок. 920–955), правитель-караханид Кашгарского оазиса, считается первым тюркским каганом, принявшим ислам. Он тайно перешел в новую веру в юности, когда общался с торговцами из Мавераннахра. Затем он восстал против своего дяди (правителя), сверг его с престола и обратил своих подданных в ислам. К Узбек-хану, чингизидскому правителю Золотой Орды, на монгольский церемониальный пир пришли четыре праведника и предложили ему принять ислам. Хан приказал своим шаманам побеседовать с новоприбывшими. Беседа превратилась в соревнование, кто сотворит больше чудес. И те и другие согласились на испытание огнем: по одному человеку с каждой стороны зайдут в печь, растопленную десятью телегами ветвей тамариска, и «тот, кто выйдет из огня, не сгорев, докажет истинность своей веры». Подошла очередь Бабы Туклеса, одного из мусульманских праведников, который вызвался поучаствовать в этом испытании. Он вошел в печь сам, читая суфийский зикр, и вышел невредим, а его оппонента загнали в печь насильно, и того сразу же поглотил огонь. Хан и все присутствующие приняли ислам{8}. Тоглук-Тимур, чагатайский хан Моголистана, еще в молодости повстречал некоего шейха Джамалуддина. Встреча произвела на Тоглук-Тимура огромное впечатление, и он пообещал принять ислам, если когда-нибудь станет ханом. Когда он в самом деле стал ханом, Джамалуддин уже умер, но его сын Аршадуддин напомнил хану о его обещании. Тоглук-Тимур сдержал слово и принял ислам вместе со всеми своими князьями, кроме одного. Этим скептиком оказался человек по имени Джарас, который заявил, что примет ислам только в том случае, если Джамалуддин одолеет одного из его лучших бойцов. Аршадуддин должным образом одолел этого бойца одним ударом, после чего «собравшиеся издали громкий крик. В тот день 120 000 человек обрили головы и приняли ислам. Хан сделал себе обрезание, и свет ислама истребил тьму язычества и распространился по всему Чагатайскому улусу»{9}.
В XI веке Махмуд аль-Кашгари заявил, что «все тюрки… ведут свое происхождение от Тюрка, сына Иафета, сына Ноя»{10}, и эта версия стала аксиомой во всех мусульманских обществах Центральной Азии. Согласно исламским верованиям, Адам и Ной были первыми из большого числа посланников, которых Бог отправлял к людям, чтобы передать им свои указания. Они стали частью череды событий, знаменующих божественное вмешательство в людскую жизнь, кульминацией которого стало явление Мухаммеда, «печати пророков». Из этого следует, что дети Иафета были мусульманами изначально, но сошли с пути истинного и утратили ислам. А их обращение, к которому приложили руку праведники, лишь возвращение к прежней вере. В других мифах Али, зять пророка Мухаммеда, обитал в Мазари-Шарифе (в современном Афганистане) или в Шахимардане в Ферганской долине. Горная вершина недалеко от Шахимардана называется Троном Соломона и считается местом, где Соломон впервые обратился к Богу. Эти священные места как бы растворяли время и пространство и соединяли Центральную Азию с самой сутью исламской традиции.
Важно помнить, что в ту эпоху мусульманство подразумевало принадлежность к общине, которая была мусульманской изначально, так что речь не шла об индивидуальной вере. Значение ислама в общественной жизни всегда было открыто для толкования и, следовательно, оспаривания. Социальная и политическая роль ислама всегда оказывалась предметом борьбы между различными силами. Постоянно меняющиеся отношения между теми, кто обладал политической властью, и теми, кто обладал полномочиями трактовать веру и ее закон, – учеными (улемами, «знающими») и суфиями – определяли, что означает ислам в данный исторический момент. Меняющиеся интерпретации ислама и споры по их поводу – одна из основных тем этой книги.