Матабар

Может отец пытался побороть горную пуму? Или дрался с медведем еще до того, как на свет появился сам Арди? Или соревновался с кабанами – кто первым повалит молодую березу?

Папа бы справился.

Мама все время жаловалась, что из ткани и шкур, которые уходят на одежду отца, можно было бы одеть нескольких клиентов из по-сел-ка. Чудное слово. Арди надеялся что и место было ему под стать. Таинственное и волшебное.

Волшебное…

Может там даже волшебники имелись? Ничто так не завораживало мальчика, как истории дедушки про волшебников, колдунов, шаманов и чародеев.

– Ты ведь не расскажешь маме? – спросил Арди, пытаясь успеть дорисовать бельчонка до того, как его вновь унесет водяной ветер.

– Хм, – протянул отец, прикладывая палец к подбородку.

Арди посмотрел на свои руки. Интересно, а у него тоже потом ногти станут походить на когти?

– А что мне за это будет? – спросил папа слегка прищуриваясь, так что Арди сразу понял, что тот не серьезно.

Когда отец прищуривался, то это был верный знак, что над мальчиком сейчас начнут подшучивать.

– Я не скажу дедушке, что утром именно ты намазал его трость маслом, из-за чего дедушка и упал.

Отец пару раз молча моргнул.

– Так это был ты, Ардан! – воскликнул он, едва не роняя палочку. – Ты же души не чаешь в этом, – папа поперхнулся, явно задержав на языке какое-то другое слово. – старике! А я-то думал, что забыл убраться после того, как смазывал карабин.

Арди отвернулся.

Он любил дедушку.

Но…

– Он назвал тебя слизняком, – прошептал мальчик. – Гута говорит, что так оскорбляют трусов. А Шали говорит, что худшее, что может случиться с охотником – он станет трусом. Скасти, конечно, спорит, но мне кажется – Шали права.

Отец посмотрел на него строго, но… тепло. В этом они с дедушкой были похожи. Оба как два больших камина. Ярко светившие уютом и теплом, но иногда, изредка, кашлявшие неприятным дымом.

– Ты нас подслушивал? – спросил отец, слегка напрягая желваки.

Признак “строгости”.

– Вы просто очень громко разговаривали, – уклончиво ответил мальчик, стараясь не смотреть в глаза отцу.

Папа вздохнул и слегка щелкнул Арди по носу. Не сильно. Но ощутимо.

– На тебя плохо влияет эта белка, Ардан.

– Скасти тут… – мальчик уже хотел встать на защиту бельчонка, который целое утро сыпал комплиментами Арди за его идею с тростью. Как внезапно замолчал.

Отец никогда не верил, как, собственно, и мама, что деревянные фигурки могли разговаривать. Так что откуда знать отцу, что именно Скасти учил Арди, как можно соврать, не говоря при этом ни слова лжи. Бельчонок еще рассказывал, что это знание ему досталась от “сидхе с очень убедительной грудью”.

Разумеется, кто такая “сидхе” и как грудь может быть – убедительной – Арди не знал.

– Откуда…

– В детстве и у меня были игрушки, Ардан, – отец отложил веточку и прислонился спиной к стоявшей рядом иве.

Ветвями, словно волосами, она ласкала гладь журчащего ручья. Арди часто приходил сюда полюбоваться тем, как непредсказуемо танцуют её листья в воде. А зимой – они драгоценными камнями сияли под коркой льда.

Папа похлопал себя по бедру и Арди, отложив веточку, с радостью уселся на широченную ногу отца. Даже шире, чем скамейка. Та самая, что они сколотили с дедушкой в березовой роще.

Мальчик прислонился спиной к груди отца и расслабился настолько, что почти заснул. Он чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Ничего не боялся и ни о чем не переживал. Папа был рядом. Все было хорошо…

– А почему тогда ты всегда говорил мне, что это неправда? – спросил Арди без тени обиды или негодования в голосе. Ему просто было любопытно. Как и всегда. – Что мои игрушки не могут со мной разговаривать.

Он повернулся посмотреть на отца и тот, крепко обняв ребенка, улыбнулся.

– Потому что они не могут, – ответил папа и мальчик вновь прислонился к груди. – С тобой говорят не игрушки, Ардан. А те, кого дедушка позвал, чтобы они присматривали за тобой.

– Позвал дедушка?

Отец промолчал, а Арди вновь почувствовал, как вопросы начинают подбираться к его ушам. Он даже думал прикрыть их, чтобы не посыпались наружу. Дурацкое ощущение, которое преследовало его с устремленностью почуявшего кровь волка.

– Когда-то и мне… мой дедушка делал такие игрушки, – прошептал отец. – И когда пришло время я… отправился к своему учителю. Шесть лет я ходил, как ходил он. Говорил, как говорил он. Думал, как думал он. И жил, как жил он. А когда пришло время возвращаться обратно, то я… не сразу вспомнил, кто я такой.

Папа замолчал. А Арди, приложив ладонь к груди отца, почувствовал то, что чувствовал, когда по ранней весне касался кромки льда. Еще крепкий, но готовый вот-вот треснуть.

– Как ты смог вспомнить? – спросил мальчик.

Он не знал, была ли это придуманная история, как у дедушки, или папа действительно что-то рассказывал ему о своем прошлом. Прошлом, о котором Арди почти ничего не знал.

– Меня позвала моя мама, Ардан, – чуть дрожащим голосом произнес отец и прижал Арди еще крепче. Так, что стало даже немного больно, но мальчик не показал виду. Он чувствовал, что его отцу было куда больнее, чем ему. – Но я не успел прийти. Не успел вернуться, сын. Люди из долины меня опередили.

– Они… обидели бабушку? – недоумевал мальчик. – Обидели так, что ей пришлось уйти?

Отец кивнул.

– И куда она ушла?

– Очень далеко, Ардан. Очень далеко… – глаза отца напоминали бегущий рядом с ними ручей. По их поверхности тоже шла едва заметная рябь. – Но не вини людей, сын. Они пришли не из-за злобы или алчности. А из-за страха.

– И кто их напугал?

Отец посмотрел на него. Так же, как прошлым вечером на Арди смотрел барс Эргар. Посмотрел куда-то внутрь. Под кожу. Под кости.

– Мы, – коротко ответил папа.

– Мы? – мальчик окончательно перестал понимать, что ему говорят. – Но как мы можем кого-то напугать, если даже не спускаемся с горы?!

Отец отвернулся и его взгляд, казалось бы, устремился куда-то к дальним пикам старой Алькады. Но Арди чувствовал, так же ясно, как чувствовал бриз, оглашавший окрестности о скором приходе зимы, что взгляд этот смотрел даже еще дальше.

– Когда-то нас было больше, сын. Намного больше.

– Намного больше? – нахмурился мальчик. – Шесть… нет, десять?!

Отец покачал головой.

– Если взять эти десять и прибавить еще много раз по десять, то все равно – будет мало.

Ничего себе! Сколько же это тогда! И куда все подевались? Почему мальчик был вынужден один бродить по горе и играть с деревянными игрушками, а не другими детьми?

– Они все ушли, да? – тихо прошептал Арди. – Ушли туда же, куда и бабушка?

На этот раз папа утвердительно кивнул и опустил подбородок на макушку мальчика.

– Если вдруг, Ардан, когда-нибудь, – отец слегка отстранился, а потом снял с шеи тонкую кожаную полоску. К нему был привязан длинный, белый клык. Развязав узел и сделав длину ремешка намного меньше, папа повесил клык на шею мальчика. – когда-нибудь я не смогу вернуться, чтобы забрать этот… подарок, то… – отец моргнул и отвернулся к реке. Арди буквально услышал треск весеннего льда внутри груди отца. – Слушай дедушку. Уважай мать. Береги брата. И никогда не забывай, Ардан, что в тебе течет не только кровь Матабар, хранителей гор, но и кровь людей. Кровь Галессцев, народа, выковавшего нашу Империю. И ты в праве сам выбирать свою судьбу и свой путь. Никто и никогда не сможет сказать тебе, кто ты есть. На что способен, а на что – нет. Только ты сам выбираешь свою жизнь. И еще, – отец повернулся обратно и аккуратно поцеловал Арди в макушку. Так нежно и бережно, будто боялся, что она расколется надвое, стоит ему сделать что-то не так. – помни, что я люблю вас больше всего на этом и любом другом свете.

Мальчик чуть заторможено кивнул.

– А теперь пойдем. Тебе пора познакомиться с братом.

Отец поднял мальчика, встал на ноги, и легко, словно перышко, усадил Арди себе на плечи. И вместе с ним побежал, наперегонки с птицами, один прыжком преодолевая ручьи и овраги, обратно к дому.

– А откуда ты знаешь, что у меня теперь есть брат? – спросил, смеясь, ребенок. Вместе с ветром, играющимся с волосами ребенка, из головы выветрился и странный разговор.

Папа как-то таинственно, так же, как и дедушка, улыбнулся и прошептал:

– Ветер рассказал.

Глава 3

Вместе с отцом они буквально ворвались в родительскую комнату. Немногим больше, чем у самого Арди, но какая-то… родная. Уютная. Солнце светило через слегка потрескавшееся стекло в вечно открытых окнах. Арди не помнил, чтобы их закрывали даже зимой. Хлопки занавесок, чем-то напоминающих совиные, слышались даже из коридора. А еще здесь всегда приятно пахло.

Мама не забывала каждые несколько дней менять цветы в высокой вазе, спрятавшейся в углу комнаты на небольшом резном столике из вишни. Единственном предмете мебели яркого цвета в их царстве слегка обшарпанных серых досок.

Арди подошел к кровати. Во рту тут же появился привкус железа. Пахло кровью, так же отчетливо, как и цветами. Удивительная смесь из уходящей осени и чего-то, что мальчик еще не испытывал прежде. Что-то невидимое, но осязаемое – липкими, жадными, скрюченными пальцами вцепилось ему в сердце и крутило, вертело, мяло как только вздумается. Из легких выбило воздух.

Мальчик схватился за поручень кровати и, как в детстве, нашел в ней пристанище и спасительный край, куда нет пути кошмарам, мучившим его ночами. Он впитал в себя силы, данные воспоминаниями об объятьях родителей и смог поднять взгляд на маму.

Та чем-то напоминала те самые доски. Измятая, покрытая испариной, тяжело дышащая. На серых простынях виднелись следы крови, так что мальчик только сильнее сжал пальцы.

– Не бойся, – прошептала она. Тихо, едва слышно. Может даже и не потрескавшимися губами, а одними только глазами цвета столика, где стояли её любимые цветы. Карие, но с отливом. Почти вишневые. – Подойди, Арди.

Мальчик посмотрел сперва на отца, а затем на дедушку. Тот выглядел постаревшим, но широко улыбался. Как и все вокруг. В отражении вазы солнце за окном подмигивало, то показываясь, то скрываясь за низкими облаками. И мальчик подумал, как сильно они сейчас все походили на это самое солнце. Буквально светящиеся. Не кожей или яркими глазами. А изнутри.

И Арди окунулся в головой во что-то, чему не знал нужного слова для описания, но чувствовал, что никогда не забудет этого момента. Его больше не беспокоили ни отброшенные в угол комнаты скомканные тряпки с багряными пятнами, ни едкий запах, ни привкус меди на кончике языка.

Медленно, аккуратно ставя ногу, будто даже шагом мог разбить сложившуюся картину, как ту самую вазу, он подошел к изголовью. Мама все еще тяжело дышала. Её мокрые, спутанные волосы разлетелись по подушкам и маленькими змейками опускались на слегка дрожавшие плечи.

– Посмотри, Арди, – пальцами, вдруг показавшимися мальчику такими хрупкими, она бережно отодвинула край небольшого одеяльца, обернутого вокруг белоснежной простыни. – Познакомься, Арди. Это Эртан. Эрти. Твой брат.

Мальчик наклонился. Он сперва даже не понял, что именно увидел. Что-то маленькое, фиолетового цвета. Если бы не забавное сопение и едва различимые пальчики на миниатюрных ручках, Арди бы и вовсе подумал, что мама немного… устала и принесла откуда-то баклажан.

Но с каждой секундой, с каждым ударом сердца, мальчик все сильнее и сильнее ощущал, нечто странное. Невидимые нити, прочнее любых канатов, которыми отец привязывал лодки, опутывали его с ног до головы. Но не душили. Они тянули его. Тянули к этому маленькому свертку, пахнущему цветами и чем-то сладким.

Непроизвольно Арди протянул руку вперед и маленькие, мягкие пальцы схватили его собственный – указательный. Они едва заметно сжались и Арди понял, что не одного только его опутывали канаты. Они прочно связали их двоих. Невидимой, нерушимой связью.

– Здравствуй, – произнес мальчик на незнакомом, певучем языке. Он придумал его прямо сейчас. А может вспомнил… но – не важно. – Я брат тебе. А ты брат мне. Эти земли – твои земли. Мы будем вместе ходить среди камней и трав, воды и ветра. Мы одно целое. Ты. И я.

Нечто в свертке зевнуло и разжало пальцы, а затем завернулось внутрь простыни. Арди же отошел назад. Ощущение, что его опутывали тяжелые канаты постепенно уходило, но оставляло за собой другое. Ощущение завершенности. Будто бы раньше мальчик ходил по миру только с половиной себя, а теперь, внезапно, оказался целым.

– Время пришло, Гектор, – прошептал дедушка, но Арди почему-то его услышал.

Как он услышал шелест деревьев за опушкой, журчание постепенно укутывавшегося в лед горного потока и даже смех далекого ручья, еще помнившего рисунки двух людей. Арди видел как птицы парили среди далеких облаков и, кажется, мог различить узор перьев на их широких крыльях. Он видел далеко, слышал глубоко и чувствовал то, что еще не ощущал никогда прежде.

– Только через мой труп, старик, – процедил отец. – А теперь…

– А теперь, – перебила мама. Голос её, в отличии от внешнего вида, звучал железом. – может мой муж подойдет к своему младшему сыну?

Арди моргнул и наваждение исчезло, пропало где-то в звонком смехе отца, утиравшим слезы. Он широко улыбался и сиял так, что на его фоне, подмигивающее солнце выглядело скромной искрой от лучины. Матушка, едва заметно покачивая Эрти на руках, что-то ему нашептывала. Что-то ласковое и нежное. Арди даже казалось, что он знал что именно. Будто и ему когда-то, над ухом, закутанному в одеяло, тихо дарили звуки, навсегда оставшиеся в самых глубоких и потаенных уголках памяти.

– Пойдем, – тихо произнес дедушка, сжимая плечо мальчика.

Арди поднял взгляд на дедушку и замер. Его глаза одернулись едва заметной, прозрачной пеленой, но далеко не это заставило мальчика застыть. Дедушка, в отличии от смеющегося отца и превратившейся в теплое одеяло матери, представлялся… как небо перед осенним дождем. Еще светлое, но готовое вот-вот упасть на плечи неприятной моросью. Наверное так выглядела усталость у взрослых.

Усталость и что-то еще. Арди пока не знал этого чувства. Но, наверное, оно походило на то, когда он ожидал поймать в реке большого карася, а выловил жабу. Тоже хорошо, но не то.

– Пойдем, – повторил дедушка.

Арди хотел что-то возразить, но неожиданно сильные и крепкие пальцы, схватив мальчика за плечо, буквально вытащили его из комнаты. Арди успел посмотреть на родителей в немой просьбе выручить, но тех полностью поглотило содержимое маленького свертка, убаюкиваемого на руках матушки.

Миновав коридор, все такой же пыльный и скрипучий, сколько не чини и не убирайся, они вскоре оказались на крыльце. Только там дедушка разжал пальцы и тяжело опустился на кресло-качалку, где проводил многие вечера.

Арди посмотрел на небо.

Смеркалось. На востоке, за пиками Алькады, уже разворачивала прохладные объятья ночь, сулящая принести с собой сварливую осень. Арди не любил осень. И лето. Ему нравились зима и весна, потому что…

– Ардан.

Мальчик вздрогнул. Он отвернулся от далеких гор и посмотрел на дедушку. Тот спрятал глаза за слегка дрожащей, словно еще больше высохшей ладонью. Если недавно дедушка напоминал старый дуб, то теперь походил на дерево, сожженное молнией. Того и гляди – рухнет кучкой праха.

– Дедушка!

Мальчик подскочил к креслу и собрался было схватить дедушку, но замер. А вдруг одного его прикосновения окажется достаточно, чтобы слегка покачивавшийся вперед-назад старец действительно рассыпался.

– Все в порядке, – улыбка дедушки дрожала едва ли не сильнее, чем его руки. – Нам надо поговорить, Ардан.

Слова дедушки окутывали его. Вернее – не слова. Всего одно единственное – его собственное имя. Оно проникало туда же, куда смотрели Эргар и отец. Глубоко. Туда, куда Арди не хотел бы, чтобы хоть кто-то забирался. Не осознанно, а просто… потому что.

– Твой брат, Ардан, – звуки постепенно смолкали. Исчезли едва начавшие свое пение цикады. Пропал извечный мелодичный шорох смеющихся лиственных крон, качавшихся в такт бегущему среди их вершин ветру. Арди погружался под воду. Незримую, но от того ничуть не менее явную. – Он родился не таким, как ты.

Его брат? У него был брат?

Все вокруг отдалялось. Размывалось. Мальчик словно вновь спрятался внутри серванта и, выбирая момент, чтобы выскочить и всех напугать, смотрел на мир сквозь призму старых, мутных стекол.

– Кровь матабар в нем спит и вряд ли когда-то проснется, – слова дедушки острыми занозами проникали все глубже и глубже, а Арди ничего не мог поделать. – Слушай мой голос, Ардан. Не отвлекайся. Сосредоточься на нем.

Арди выполнил просьбу и мир вокруг исчез. Мальчик словно одновременно находился тут, на родном крыльце, и где-то далеко. Под толщей не только воды, но и речного ила, укрывшего его холодным, далеко не приятным одеялом.

Но надо терпеть.

Дедушка попросил.

– Эти узы лишь навредят твоему пути, мой мальчик, – длинные, острые занозы, кажется, достигли своей цели. Нашли те канаты, что только несколько минут назад соединили Арди с Эрти.

Эрти…

Его брат…

У него был брат.

Маленький и беззащитный. Как тот бельчонок, которого так сильно просил спасти Скасти. Было страшно. Очень страшно. Но Арди, все же, его спас. Он забрался на самое высокое дерево в сосновой роще. Победил палкой гигантского филина и, гордо неся порезы от стальных когтей птицы, помог забившемуся в маленькое дупло бельчонку. Вытащил его на свет и, увидев и услышав в глазах бедняги нужные слова, нашел его семью и вернул бельчонка домой.

Причем тут бельчонок?

Все так не ясно, так не четко.

– Слушай мой голос, Ардан, – дедушка говорил как из далека. Из прошлого или из будущего. – Кто бы ни родился в этот вечер, он не брат тебе, – иглы вонзались в канаты, пытаясь разорвать их крепкие узлы. – Вы никогда не станете одним целым. Путь ваш – две разные дороги. Он твоя семья, но не одно с тобой. Его удел – его земля. Твой удел – твоя земля.

Все больше и больше игл впивалось в узы, от чего-то казавшиеся Арди самым ценным, чем он обладал. Но дедушка ведь не собирался ему навредить. Арди знал это, чувствовал. Дедушка любил его. Арди чувствовал и это.

Но…

Эрти.

Его брат.

Брат.

– Н-н-нет, – с трудом произнес Арди.

Он отшатнулся. Схватился за клык, висевший на его груди, словно тот мог дать ему сил. Столько сил, сколько имелось лишь у одного человека, которого знал Арди. Его отца. У Гектора Эгобар точно хватило бы сил, чтобы отрыть себя из холодного ила и выплыть наружу.

– Ардан…

– Нет-нет-нет-нет, – из раза в раз повторял Арди, все сильнее и сильнее сжимая клык.

Внезапно мальчик почувствовал, как что-то горячее стекает по его пальцам. Наваждение ушло. Никакие острые занозы больше не пытались рассечь канаты. Все такие же целые и невредимые, они крепко держали что-то ценное глубоко внутри мальчика.

Он резко открыл глаза и увидел перед собой фигуру столь же удивительную, сколь и ужасную. Размером со взрослого медведя, с лапами каждая толщиной с березу, когтями и клыками, сверкавшими лунными серпами и четырьмя хвостами, опутывавшими Арди.

Фигура блестела и мерцала, а сквозь неё, как сквозь самый чистый ручей, был виден сжавшийся дедушка. Он будто уменьшился в размерах и обмяк, расплывшись телом по креслу.

– Ты не прав, Эргар.

– Может быть, старый друг, – смутно прозвучало рычание барса. – Но у меня долг перед Гектором. И, земля и небо свидетели моим словам, я его выплачу. Даже если этим уничтожу нашу последнюю надежду.

Арди почувствовал, как дедушка смотрит уже совсем не на призрака, а сквозь него – прямо на мальчика. И, впервые с самого детстве, Арди испугался этих жутких глаз. Совсем не тех – родных и знакомых, что он видел каждый день.

Мальчик поддался эмоциям и, все еще не разжимая окровавленного кулака, сжимавшего клык, побежал. Куда глаза глядят. Сквозь опускавшуюся на гору ночь. Сквозь мхи и овраги. Сквозь буреломы и кусты. Подальше от него. От того, кто надел на себя лицо дедушки, кто говорил его голосом и дышал его грудью, но им не являлся.

Исчезал призрак, унося с собой слова уставшего старика.

– Ты уже это сделал, Эргар, Гроза Горных Пиков.

* * *

Арди очнулся на краю каменного уступа. Широкого ровно на столько, чтобы здесь, лежа, мог поместиться один мальчик. Язык Ворчливого Старика. Любимое место Арди на всю округу. Почему?

Мальчик повернулся на живот и слегка свесился. Сегодня, от чего-то, он ничего не видел, кроме странных, черных облаков, закрывших небо над по-сел-ком. Обычно, в любую другую ночь, Арди мог различить в ночи странные огни, светлячками мерцающими у подножья горы. Странные, потому что выглядели какими-то неживыми. Ненастоящими. Не пришедшими в виде белых змей с неба, или не появившимися из красных искр, высекаемых особыми камнями.

И среди этих огней передвигались едва различимые точки. Люди. До того, как на гору поднялся шериф, Арди никогда не видел других людей ближе, чем позволял уступ. Вот только никому из домашних не нравилось, что мальчик сюда приходил. Может переживали, что сорвется и свалится на склон. Как говорил дедушка, если такое произойдет, то до подножья доедет лишь любопытный нос Арди.

Дедушка.

Мысли путались… скреблись в голове голодными мышами. Юркими и ловкими. Такие не поймаешь.

Как вообще Арди здесь оказался?

Он не помнил.

Последнее, что четко и ясно отзывалось в памяти мальчика – его отец подошел знакомиться с Эрти. И на этом все. Затем туман, внутри которого иногда вспыхивали яркие осколки чего-то неприятного.

– По…ги…е!

Донес до ушей Арди восходящий ветер. А еще он принес с собой самые разные запахи. Среди них имелись и новые. Что-то едкое, горючее. Соленое. Сладковато-приторное. Новых запахов оказалось больше, чем уже знакомых. Но именно на последних сосредоточился мальчик.

Горелое дерево, горячее железо и… кровь.

Что-то происходило в поселке. Скрытое черными облаками с дурацким запахом гари. Что-то жуткое, разом напомнившее Арди о тех липких холодных пальцах, с которыми он недавно познакомился в спальне родителей.

– Надо сказать отцу! – сам себе едва не дал подзатыльник мальчик.

Он уже собрался было побежать домой, как увидел на камнях уступа два алых следа. Следа, очень похожих на его собственные ладони. Настолько, что мальчик не удержался и приложил к ним руки.

Один в один.

Кровавые следы.

Его следы.

Мальчик посмотрел на руку. На ней уже затянулся глубокий порез, оставленный клыком животного. Тем самым, что сейчас не очень удобно висел на его же груди.

– Детеныш.

Арди резко обернулся. Позади него на пробивавшейся сквозь камень траве стояла игрушка барса. Она слегка мерцала в свете ярких звезд Алькады.

– Эргар? Что ты… – мальчик помотал головой. Нет-нет. Все не то. – Прости! Мне нужно домой! Отец должен…

– Гектор… – деревянные глаза Эргара едва заметно блестели. – Тот, из чьего семени ты пришел, детеныш, уже там. Среди двуногих.

Арди замотал головой. Мысли из мышей превратились в крыс. Неприятных. Дурно пахнущих. Совсем как те облака, что постепенно поднимались в гору. Скреблись о камни, заставляя чернеть склон.

– О чем ты говоришь, Эргар?! – воскликнул мальчик, сжимая подаренный ему клык. – Мой отец дома! С мамой и Эрти! Я должен его предупредить!

– Ты опоздал, детеныш. Двуногий с железом приходил к твоему логову. Он забрал Гектора с собой.

Двуногий с железом? Тот шериф?

– Посмотри, – едва слышно прошептал Эргар и словно прикоснулся к мальчику. – Посмотри вниз моими глазами, детеныш. Слушай моими ушами. Ты это заслужил. Как и Гектор…

Мир вокруг расширился, углубился. Арди увидел цвета, название которых не знал, да и даже не предполагал, что могут существовать подобные оттенки. Запахи приобрели объем и форму, оставляя за собой полупрозрачные, туманные образы своих обладателей. Потоки ветра обернулись широкими реками, бороздяшими воздух, полный тысяч самых разнообразных деталей. Звуки из шепота обернулись громовыми раскатами.

Но мальчика не волновало открывшееся ему великолепие, скрытое за завесой слепоты людских очей, глухоты ушей и почти отсутствующего нюха.

Его глаза, сверкавшие зрачками, сузившимися до толщины веретена, смотрели вниз. Они пронзали расступившиеся своды черного дыма, словно оторопевшего перед маленькой фигуркой барса. Не прошло и мгновения, как клубы мрака отступили от горы.

То, что раньше казалось далеким и мифическим местом – по-сел-ком, теперь открылось Арди с решительностью распахнутого сундука, более не способного хранить секретов. Мальчик увидел то, что, если верить историям дедушки, называлось улицами. Тропинки, не вытоптанные в лесной траве, а буквально выбитые на земле, покрытые утрамбованной пылью и редким дощатым настилом.