Первое время Смуглянка аккуратно переводила платежи. Денег по совокупности и не без участия Рибоконя хватало. Она расслабилась и уже вела переговоры с ювелиром о новом приобретении. Но однажды Рибоконь «вильнул» и передал в конверте не всю сумму, на которую рассчитывала Смуглянка.

Она не собиралась не платить вовсе. И в самый первый раз просто отсрочила выплату кредита. Или думала, что отсрочила. Буквально за день до даты нового платежа она отвезла предоплату ювелиру. И денег снова не оказалось ни на задолженность, ни на очередное погашение. Смуглянка рассчитывала на зарплату. Но, получив, решила, что замшевые сапоги ждать тоже не могут.

Потом стало казаться, что долг вовсе не её. Официально, впрочем, так и было. К новой кухне привыкли. И она не вызывала никаких ассоциаций с Ольгой.

Смуглянка видела звонки от кредитора и сначала затруднялась с ответом. Потом они показались навязчивыми, и желание возвращаться к выплатам пропало. Даже в те моменты, когда муж или любовник были щедры, ей больше не приходило в голову отдавать деньги на «пустое». Она находила им лучшее применение. Смуглянка знала толк в достойных вещах. И сама была их достойна.

Она не была наивна. Скорее наоборот. В роддоме её ценили за конструктивное мышление. Но в случае с долгом она полагала, что проблема растворится сама. Как – об этом она не переживала. Как не переживала о коллеге в декретном отпуске и о её ребёнке.

Увидев в зале для планёрок Ольгу, Смуглянка была раздосадована. Она улыбнулась одними губами в знак приветствия. Кто-кто, а Рибоконь хорошо знал эту улыбку «без глаз» и мог бы рассказать, что она означает. Однако Рибоконя никто не спрашивал. Тем более кредитор-Ольга. Да и он знал её только по фамилии, когда та фигурировала в протоколе операции.

Планерка уже началась, и от кредитора Смуглянку отделяло несколько рядов акушеров. Она получила время на размышления. Решение пришло мгновенно. Еще в раздевалке Мальвина просила её поменяться очередью в операционной. Смуглянка отказалась, огорчив коллегу. Сейчас же представилась возможность «пойти навстречу» и избежать неприятного разговора. Она выпорхнула из зала в надежде, что Мальвина еще не «помылась».

Ольга едва успевала отвечать вопросы, обниматься и пожимать руки. Она искренне радовалась каждому. Но цель визита пока не была достигнута.

Аманда Карловна велела обязательно зайти на чай. Ольга обещала непременно быть, как только свидится со Смуглянкой. Заведующая обсервацией удивилась, что у Ольги какие-то общие дела «с этой фифой». Но времени на расспросы не было, и она решила выяснить всё позже, в приватной обстановке.

Народ жужжал акушерскими разговорами и покидал зал заседаний. Ольга встала на цыпочки и вытянула шею. Смуглянки нигде не было. Тогда она логично предположила, что та вышла одной из первых и теперь дожидается у двери или на лестнице. Но и там Смуглянки не оказалось.

«Конечно! Она пошла в обсервацию!» И Ольга припустила туда.

Попав в родные пенаты, она вообще позабыла о Смуглянке. В «папоротниковой роще» ничего не изменилось со дня «декретной поляны»: Аманда Карловна со взаимным удовольствием флиртовала с Палычем, а Римма Пантелеевна занимала лучшее место.

– Гудят пароходы: привет Мальчишу! – продекламировал Палыч.

– Салют аборигенам! – появилась в дверях Фитера.

– Нет, ну вы посмотрите на неё! На пирожки по нюху явилась!

– Пирожки?! Без меня?!

Увидев Римму Пантелеевну, Фитера учтиво улыбнулась и исподтишка показала кулак Палычу. В присутствии кафедральных она держала марку, а терапевт сбил её с толку. Римма Пантелеевна скептически посмотрела на обоих и покачала головой.

– Все ребячишься, Палыч! В твои-то годы!

– А какие наши годы, Римма Пантелеевна? Мы еще и-го-го!

Аманда Карловна зыркнула поверх очков, сдвинув брови.

– Ну, давай, рассказывай: как дитятя? – перевел разговор Палыч, не желая спорить с матронами.

– Растет! Зубы режутся, – улыбнулась Ольга.

– С нянькой? – уточнила Фитера.

– Ага.

– Дорогое удовольствие.

Ольга вздохнула.

– Привыкаешь на новой работе? – вступила Аманда Карловна.

– Привыкаю, – смутилась Ольга.

– Так-так… Давай-ка подробнее! Ишь: глаз загорелся! – прозорливо подметила Фитера. – Никак кавалер завёлся?! У меня чуйка на это! Дело верное!

– Отстаньте от девчонки! – пришла на помощь Аманда Карловна. – Захочет – сама расскажет.

– А я тоже считаю, что от коллектива скрывать негоже! Васька-шельмец зажал ведь свадьбу! Виданное ли дело?! Обвенчаться и не предупредить родных коллег!

– Это как?! – теперь удивилась Ольга. – Даже Анатолич не знал?!

– До сих пор с ним через губу разговаривает!

– Правильно сделал! – поддержала Римма Пантелеевна. – Попробуй прокорми вас, ораву такую.

В отличие от Анатолича, она, как добрая подруга маменьки, на венчании у Васи была. Поэтому отстаивала теперь «сыночка Васю» грудью, в прямом и переносном смысле.

Мальвина уже «домывалась», когда Смуглянка влетела в операционную. После кратких объяснений она облачилась в хирургический костюм, а осчастливленная Мальвина помчалась в послеродовое отделение разгребать аврал. Пока Марият принимала солнечные и морские ванны, её «и/о» увлеченно осваивала новую должность.

Рибоконь узнал бы Смуглянку в любых одеждах и без них. Но, заходя в операционную после планерки, он видел Мальвину. Поэтому был уверен, что именно она займет место хирурга. И когда на него взглянули прекрасные глаза Смуглянки, он едва не выронил ларингоскоп.

По сути, Рибоконь неизменно жил «между двух огней». Бывшая, но всё ещё официальная жена всегда была первым. Очередной роман заканчивался тем, что она «закрывала лавочку» либо Рибоконю надоедало самому, и он искал новую связь. Но только не в этот раз. После истории с порезанными трусиками, за которую Рибоконь расплатился несварением желудка, противостояние соперниц нарастало. Ни одна из сторон не собиралась уступать. И Рибоконь превратился в добычу. Сам он, конечно, склонялся к Смуглянке. Но последнее время всё чаще осознавал, что отношения обходятся ему слишком дорого. Пришлось пойти на подработку в ветеринарную клинику – усыплять собак и других некрупных животных. По согласованию с их хозяевами, конечно, и строго по медицинским показаниям.

Неделю назад Смуглянка получила деньги на украшения, жена – на хозяйство. Обособить себе территорию Рибоконь не мог. Неожиданные визиты в квартиру продолжались в его отсутствие и не только. Если раньше жена хотя бы упоминала о том, что скоро отдаст ключи, то сейчас, словно почувствовав особенную ценность бывшего мужа, стала заходить чаще обычного. Опасаясь вендетты, он перестал приглашать Смуглянку к себе. Теперь они встречались в загородном отеле, что тоже требовало финансовых затрат. Жизнь Рибоконя давно не была такой насыщенной, как за последний год. Он метался между работами и женщинами, искал новые места для свиданий, но был, несомненно, вознагражден обладанием шикарной Смуглянкой. Он даже потерял несколько килограммов веса. Что было не так уж кстати, поскольку требовало обновления гардероба. А на это снова нужны были деньги. Счастливые времена, когда на каждом дежурстве его ожидало спецпитание на пищеблоке, остались в прошлом. Не то что бы он сожалел. Но испытывал ностальгию.

Их взгляды встретились, когда каждый был на вершине собственных мыслей.

Несмотря на личную жизнь акушеров и анестезиологов, операция шла своим чередом: под интубационным наркозом.

Младенец закричал отрывисто и был оценен педиатром на девять баллов. Педиатры – самые строгие судьи: принимают работу с пристрастием и оценивают качество по «конечному продукту». Стоит замешкаться с извлечением головки – осуждающий взгляд обеспечен. Смуглянка работала руками также ловко, как покоряла сильный пол. Инструменты в её руках мелькали, как если бы она орудовала приборами в дорогом ресторане. Под восхищенным взглядом любовника дело вдвойне спорилось.

Ольга тем временем поглядывал на маленькие серебряные часики. Она звонила в отделение патологии, но Смуглянку не застала. Тот же результат ждал в послеродовом и в приемном покое. Тревожить операционную и родовый блок она не решилась.

После тщетных ожиданий, Ольга распрощалась и отбыла в женскую консультацию. Оставалось излить душу посвященному Корзинкину. Она уже как-то незаметно по нему скучала.

Корзинкин тоже скучал, но конкретно сейчас был занят. Всё свободное время уходило теперь на чтение. Не любовных романов, а принесенных Розой Львовной учебников. Час икс, когда предстояло «пересказывать наизусть», неотвратимо приближался. А Корзинкин, как выяснилось, не отличался скорочтением, поэтому начал задумываться, как задобрить заведующую. Из опыта соблазнения женщин у Корзинкина был официальный брак. Случился он на третьем курсе и длился два с половиной месяца. Избранницей стала студентка педиатрического факультета, кореянка по национальности. Познакомились они в общежитии: Корзинкина пригласили поменять перегоревшую лампочку. Роман стремительно перешёл в брак, который также стремительно завершился. На вопросы о причинах развода Корзинкин отвечал одной фразой: «слишком остро». С той поры Корзинкин вкручивал лампочки более осмотрительно.

В целом работа в консультации Корзинкина устраивала. Особенно вторые смены. Если накануне у него не было дежурства в роддоме, то можно было до утра смотреть футбол, а после вдоволь отсыпаться. Не устраивала лишь существенная разница в зарплате.

После окончания института Корзинкин пытался сохранить за собой место в общежитии, но ему не хватило гибкости в общении с комендантом. Теперь он ежемесячно оплачивал съемную комнату и отправлял деньги матери и сводным братьям школьного возраста.

На дежурстве Корзинкин намеревался обсудить с Анатоличем важные вопросы: как задобрить Розу Львовну, избежать экзамена и получить положительную характеристику для возвращения на прежнее место.

– Здоро́во, штрафбат! Как оно? – приветствовал Анатолич, разливая чай, заваренный по собственному рецепту.

– А… – махнул ругой Корзинкин. – Одно слово – бабьё!

– По этому критерию никаких различий, – отозвался из-за стола Евгеша.

– Ты ещё здесь? – удивился Анатолич. – Смена уже подошла!

– Считайте, что я уже в раздевалке! – ответил Евгеша, закрывая последнюю историю.

– Давай, проваливай, – сказал Анатолич с отцовской заботой.

Вне всякого сомнения, он бы предпочел в товарищи по дежурству Евгешу. Тот вечно ворчал и был недоволен всем вокруг, но акушерское дело знал четко. С Корзинкиным было всё ровно наоборот: его все устраивало, а если и нет, то он относился к этому философски. И за Корзинкиным следовало проверять работу. «Не по злобе́», но он мог накуролесить такого, что даже Анатоличу со всем его мастерством и благоволением несколько раз приходилось выгребаться из заварушки. В общем, дежурство предполагало бдение, и Анатолич заваривал чай покрепче.

– Опять жалоба, говорят?

– Опять, – вздохнул Корзинкин. – На пустом месте!

– Так оно и понятно.

– Роза Львовна – чистая зверюга. Надавала кучу книжек. Будешь, говорит, мне потом пересказывать наизусть! А когда мне читать их, Анатолич? Я, между прочим, работаю и ещё дежурю! Это ей делать нечего. Носится со своей псиной, как дурак с балалайкой. На планерку её вчера притащила, представляешь? Извините, говорит, коллеги, нам потом к ветеринару! А я не люблю, когда пахнет псиной.

– Э, э, ты чего разошелся-то? Давай-ка притормаживай! Мы ж не в бане! Вокруг глаза и уши. А тебе ещё характеристику получать.

– Вот я и хочу проконсультироваться, Анатолич, – Корзинкин понизил голос и огляделся по сторонам.

– По книжкам, что ли?

– Не по книжкам. Как задобрить Розу Львовну, чтобы зачет не сдавать? Ну некогда мне читать!

– Задобрить… Это вопрос… Ну, купи что-нибудь её собаке. Потрохов каких-нибудь.

– Терпеть не могу собак!

– А зачем тебе их терпеть? Ты же для хозяйки стараешься.

– А что-нибудь, кроме собачьих потрохов можно?

– Ну и привередливый ты, Корзинкин! Потроха – отличная идея! Лучше – только приударить за хозяйкой! – заржал Анатолич.

– Так она же старая, – засомневался Корзинкин.

– Старая, не старая. Какая тебе разница? И хватит болтать, между прочим. Через десять минут нас ждут в операционной, – посмотрел на часы Анатолич.

– А что там?

– Рубец мой «зарожал».

Такой виртуозный акушер, как Анатолич, мог справиться и без ассистента. Ловкой операционной сестры ему было вполне достаточно. Именно поэтому он взял на «свой» рубец Корзинкина. Конечно, с Евгешей всё было бы гораздо сподручнее. Но договоренность есть договорённость. «Родить» надо было именно сегодня. А поставить «рубец» в утренний план Фердинандовна ни за что не согласилась.

Корзинкин несколько раз получил по рукам иглодержателем, но не обратил на это никакого внимания, как и на ворчание старшего товарища. Он силился представить образ Розы Львовны без дурацких очков и собачки. И уже набрасывал в голове план действий.

Ольга притворила дверь в детскую спальню и ещё пару минут постояла возле. Сегодня был тот редкий случай, когда она позвала гостей. Иногда приезжала мама, но она гостьей не считалась, потому что помогала с ребёнком. А сегодня гость был настоящий: подруга, с которой Ольга была знакома с детского сада. Подругой, правда, она стала не сразу. Однажды они даже подрались на прогулке, и их разнимала воспитательница. Зато в школе были уже не разлей вода.

– Спит?

– Он у меня спокойный. Хоть с этим горя нет. До утра может спать, не переворачиваясь.

– Повезло тебе!

– Ну, хоть в чём-то мне должно было повезти!

– Давай-ка ты не прибедняйся! Всё хорошо у тебя! Смотри, парень какой растёт!

– Да я разве против… Конечно… – согласилась Ольга.

– Чин-чин! За тебя!

– Чин-чин!

Ольга сделала пару глотков и собралась поставить бокал.

– Э, нет! Так не пойдёт! Давай-ка до дна! За тебя же пьём! Не оставляй зло в бокале!

– Ну какое зло? Выдумываешь, как обычно, – возразила Ольга, но вино всё-таки допила.

– Вот! Другое дело! А теперь рассказывай!

– Да рассказывать-то пока нечего, – смутилась Ольга.

– Как это нечего?!

– Встречаемся только на работе. И я даже не уверена, что ему нравлюсь…

– А он тебе?

– Он мне нравится, да. Но боюсь влюбиться одна, понимаешь? Не хочу, чтобы, как в прошлый раз.

– От каждого отца по ребёнку – лучше не надо! Хоть ты и акушер.

– Да что ты такое говоришь?! Я совсем не такая! – встревожилась Ольга.

– Да ладно, ладно! Не обижайся! Я пошутила.

– Вот не знала бы тебя сто лет, прибила бы сейчас!

– Извинилась уже. Проехали. Я, между прочим, за тебя переживаю. Поэтому так и говорю. Кто тебе ещё правду скажет, как не я?

И подруга вновь наполнила бокалы.

– Он хотя бы красивый?

Ольга кивнула и заулыбалась.

– Есть за что бороться.

– Я бы хотела… Хотела бы пригласить его в гости… Но не знаю, как он отнесется, что дома ребёнок.

– Э, подожди! Опять тебя не туда понесло! Пускай он тебя сначала пригласит куда-нибудь!

– Так я надолго не могу. А дома больше времени пообщаться.

– А кто тебе говорит, что надо сразу надолго? Оплатишь няне пару часов. Дальше видно будет. В конце концов, мама твоя часто приезжает. Можно как-то организовать себе свидание.

– Мама – нет. Лучше уж няня. Маме пока говорить ничего не буду. Она после прошлого раза ещё не отошла.

– А вообще, подруга, хочу тебе сказать: ты молодец! В простое не бываешь!

– Так! Опять?!

– В плане чувств, я имею в виду! В плане чувстств!

– Я вот, например, не умею так страстно влюбляться. А ты – пожалуйста: только что один был незаконченный роман, а уже второй на подходе. Корзинкин какой-то нарисовался! Молодец!

– Я не пойму, ты меня хвалишь сегодня или ругаешь? – засмеялась Ольга, разгоряченная новым бокалом.

– Конечно, хвалю! И даже немножко тебе завидую.

– Корзинкин хороший, – сказала Ольга мечтательно. – И очень умный. Подсказывает мне. Помогает.

– Ты же говорила, что его из-за жалобы перевели?

– Это ему просто не везёт. А так, он очень умный. И добрый.

– Мне уже прямо не терпится познакомиться с твоим Корзинкиным! Красивый, умный, да ещё и добрый! Мужчина-мечта!

– Надеюсь, когда-нибудь я вас познакомлю…

– Давай за это и выпьем!

В это время в ординаторской патологии малых сроков коротали вечер трое: Анатолич, Корзинкин и Рибоконь. Каждый посербывал чай и думал о женщине. Анатолич о жене, Рибоконь – о Смуглянке, а Корзинкин разрабатывал план покорения Розы Львовны.

– Корзинкин, чего у тебя уши такие красные? – подметил Рибоконь.

– Это кто-то его добрым словом вспоминает, – объяснил Анатолич.

– Надеюсь, что Роза Львовна, – Корзинкин был сосредоточен.

Когда она увидела в буфете Корзинкина, душа её возликовала.

– Привет! А я думала, ты задержишься!

– С чего бы? – ответил всклокоченный Корзинкин. – Дал инструкции Анатоличу и поехал. Без меня управятся.

– Ну а как дежурство?

– Более-менее. С вечера поработали. Блатная Анатолича рожала. Потом спали.

– Вы везунчики!

Версия Анатолича по поводу дежурства отличалась от версии Корзинкина. Его несколько раз вызывали в патологию и в приемный покой. Только Ольге об этом знать было не обязательно.

Корзинкин отхлебывал кофе в прикуску с «гостевым» печеньем. А Ольга набрала стакан воды, чтобы запить таблетку аспирина.

– Голова? – с участием спросил Корзинкин.

– Подружка вчера приходила. Легли поздно.

– А я подумал, ребёнок спать не давал.

– Нет-нет! – забеспокоилась Ольга. – Он у меня спит хорошо! Тьфу-тьфу.

– Начальницу не встретила в коридоре?

– Нет. А что?

– Да с книжками со своими пристала! Когда мне их читать?

– Хочешь, я помогу тебе подготовиться? – встрепенулась Ольга.

– А как ты мне поможешь?

– Ну, я прочитаю книжки. Я быстро читаю! А потом перескажу тебе основное. А ты ответишь.

– Хм. Было бы неплохо. На слух я лучше воспринимаю. А ты точно успеешь?

– Успею! Когда тебе отвечать?

– В понедельник.

– Давай я прочитаю, а в воскресение мы встретимся, и я тебе расскажу.

Тут Ольга запнулась, подумав, что, по сути, назначила Корзинкину свидание.

– В воскресенье? Обожди… В воскресенье я могу. Правда, буду опять с дежурства.

– Можем вечером. А днем ты поспишь.

– Заметано! А где встретимся?

Ольга покраснела.

– А где тебе удобно?

– У меня хозяйка вечерами дома. Может, у тебя?

– Отлично! – не смога скрыть радости Ольга. – И не надо няню просить. Малыш нам не помешает, – смущенно добавила она.

Корзинкин, напротив, ничуть не смутился. Он откинулся на спинку кресла и как-то даже расслабился, считая вопрос решенным.

– Детей я вообще-то люблю. Ну а что? Это жизнь, – заключил он.

Окрылённая быстрой победой, Ольга заварила кофе и выпила почти залпом. В голове она уже составляла меню для учебно-романтического ужина с Корзинкиным.

Идею Анатолича с потрохами для собаки и ухаживанием Корзинкин пока оставил в резерве. Обстоятельства складывались благоприятно сами собой. Ольга ему несомненно нравилась. А тут ещё выдался случай решить насущные вопросы. Он опять с удовольствием отметил, что работа в консультации имеет свои плюсы.

– Завозите! – скомандовала дородная дама в одышке.

Двое мужчин, постарше и помоложе, но очень похожие между собой, закатили в кабинет инвалидную коляску, на которой с королевским величием восседала девица в белых валенках. Ольга подумала, что для валенок рановато, но уважительно поприветствовала всех четверых. Мужчина постарше вскоре ретировался, оставив в кабинете собственную жену, сына и невестку.

Он присел на скамеечку возле кабинета, вытер пот со лба и стал дожидаться вердикта. В этот самый момент он жалел, что не знал наизусть никакую молитву. Сейчас бы он её прочитал.

Когда сын неожиданно объявил о женитьбе, они «с матерью» сильно обрадовались, потому что каждый вечер сетовали друг другу, что их отпрыск «засиделся в девках». Не потому, что слишком разборчив, а потому что скромен. Жена каждый вечер молилась и приговаривала: «Хоть какую-нибудь бы нашел». И сын нашёл.

Знакомство с потенциальной невесткой разрушило всякие мечты о внуках и даже рассорило супругов между собой. Он обвинил жену в «дрянном языке» и в том, что это она «всё накаркала, старая ведьма!» Родители ожидали какой угодно пары для сына, но не могли представить, что это будет человек в инвалидном кресле.

У «дочи», как стали её потом называть, оказалась деловая хватка и крутой нрав. Из невесты она вмиг превратилась в невестку, а через пару месяцев уже объявила о беременности. Жить молодые переехали к родителям мужа. В некогда тихом и благополучном доме теперь всё вращалось вокруг желаний и нужд невестки. И, как считали родители, она намеревалась их «окончательно поработить».

Визит в женскую консультацию всем составом был затем, чтобы услышать вердикт от врачей: можно ли ей по состоянию здоровья вынашивать беременность или… Но доча «или» не допускала. Она решительно собиралась стать мамой. И ни один человек не в силах был убедить её в обратном. Именно с таким намерением доча ехала на прием: отражать любые атаки медицинского персонала и не поддаваться на провокационные убеждения.

Родители, наоборот, надеялись, что врачи запретят продолжать беременность и тем самым спасут их сына от «вечной кабалы». Их прежние молитвы были услышаны. Но где-то произошла осечка. И новые молитвы должны были всё поправить.

– Сними-ка мне валенки! Ноги затекли! – скомандовала доча.

Похожий на старшего тут же упал в ноги супруге и стал стягивать валенки один за одним.

Потенциальный отец, в отличие от свекра со свекровью, выглядел вполне счастливым. Вот уже несколько дней он пребывал в эйфории и смотрел на жену еще более влюбленными глазами, чем прежде. Родственники, приглашенные на свадебное торжество, единогласно постановили, что она его чем-то приворожила. Если и так, то он, казалось, был этому только рад.

Румяная доча, уже без валенок, посматривала на родственников и доктора сурово.

– Окончательно решить вопрос о возможности вынашивания может только консилиум, – робко сказала Ольга, когда расспросы и осмотр были завершены.

– Какой ещё консилиум?! Для чего?! – возмутилась беременная.

– Состояние вашего здоровья заслуживает особого внимания… Чтобы наблюдать вашу беременность, мы должны заручиться поддержкой нескольких специалистов.

– А вы тогда кто?! Не специалист?!

– Я всего лишь гинеколог, – попыталась возразить Ольга. – И с самой беременностью на данный момент все в порядке. Но мы думаем о здоровье не только ребёнка, но и матери. В первую очередь матери. Поэтому…

Ольга не успела завершить сказанное, потому что доча перебила на полуслове.

– Ещё чего! Не надо мне никаких консилиумов! Нормальное у меня здоровье!

Свекровь громко вздохнула, но тут же осеклась, поскольку доча грозно зыркнула в её сторону.

– Я прекрасно вас понимаю, – терпеливо продолжала Ольга. – Но согласно моим должностным инструкциям, я обязана пригласить заведующую консультацией, психолога и профильных врачей. Только вместе мы сможем…

– Я сказала нет! Выписывайте ваши бумажки, и мы поехали! Я есть хочу!

При упоминании о еде муж привстал с места. Последнее время у дочи были особенные требования, и он выполнял их беспрекословно.

Несмотря на категоричные заявления беременной, Ольга стояла на своём.

– Анализы я выпишу. Но хотите вы или нет, консилиум мы проведём. И лучше вам на нем присутствовать всей семьёй. Когда речь идёт о рисках для мамы, решение за семьёй.

– Они тут при чём? – возмутилась доча и взглянула на родственников пренебрежительно.

– За ребёночком кто-то должен будет ухаживать, – настаивала Ольга.

– Свекровь будет! Муж! И за ним, и за мной! Я, между прочим, замужем!

Доча царственно посмотрела на мужа. И он снова привстал со стула.

С последним утверждением Ольга не могла не согласиться.

Консилиум был назначен на следующее утро, и семейство ретировалось из кабинета в той же последовательности. Под неизменное бухтение дочи.

Едва за посетителями закрылась дверь, в ней тут же возник Корзинкин.

– Что за делегация?

– Делегация! Лучше не скажешь, – улыбнулась Ольга.

– Беременная? – догадался Корзинкин.

– Ага. Ноги ограниченно подвижны. Нарушение функции тазовых органов. Но характер – огонь!

– А старички? Ее родители?