Полная версия
Акушеры. Женская консультация
Лера Грин
Акушеры. Женская консультация
1
– Вызывали, Роза Львовна?
– Входи, – обронила заведующая, продолжая заниматься бумагами.
Плечистый парень с лицом богатыря из народной сказки прошёлся вразвалочку и рухнул к столу начальницы. Минуту он таращился на свою визави. И Роза Львовна непременно бы это заметила, но была слишком занята отчётом. Накануне по этой же причине она позабыла купить запас корма для любимого шпица, чего раньше за ней никогда не водилось. Сроки отчёта «горели», и принимать незапланированных посетителей сегодня было совершенно некстати. Как некстати была и эта нелепая жалоба.
Лицо Розы Львовны украшали круглые очки в тонкой проволочной оправе. А черные с проседью волосы были затянуты тугим пучком на макушке. Сквозь них заведующая консультацией смотрела на мир с юношеским задором. Задор покидал Розу Львовну крайне редко. Почти никогда. С ним она делала любое дело, за которое бралась.
Ещё одна деталь, которая имела непосредственное отношение к образу Розы Львовны – жёлтые босоножки с металлическими набойками. Когда заведующая шагала по коридору, об этом знали все без исключения. Версия о том, что Роза Львовна «подковала» обувь намеренно, считалась ведущей.
Основательностью в работе и даже внешним видом она немного напоминала Аманду Карловну. Хотя у той сроду не было желтых босоножек. Знай о сходстве с коллегой Аманда Карловна, она бы непременно разволновалась по поводу Палыча.
– Читай! – и заведующая сунула Корзинкину лист с корявыми строчками.
Женская консультация числилась подразделением родильного дома. Молодые врачи попадали сюда по производственной необходимости или в воспитательных целях. Корзинкин в данный момент относился ко второй категории: в конце очередной объяснительной он подписался «с уважением, Корзинкин!». Почему Фердинандовна устроила из-за этого такой скандал, «виновный» не мог взять в толк до сих пор. Хотя исполнял обязанности врача консультативного приёма уже месяц.
– «Причина выкидыша – Корзинкин!» Что ты можешь сказать в своё оправдание?
– Это она гусей гонит, Рози Львовна! Ничего такого я не делал! – запротестовал Корзинкин.
За стеклами в проволочной оправе «заплясали чёртики», и заведующая ответила вполне дружелюбно:
– Да знаю я. Знаю. Но! Хотим мы с тобой этого или не хотим, на жалобу отвечать придётся. Так что пиши объяснительную. Только давай без всяких своих выкрутасов!
– Да я… – попытался возразить Корзинкин.
– Молчать, – оборвала Роза Львовна.
И «чертики заплясали» снова.
С самого начала Корзинкин подозревал, что общение с этой пациенткой ни к чему хорошему не приведёт. Сорокалетняя первобеременная пришла вставать на учет не в самый подходящий момент: когда её законный участковый гинеколог ушёл в декретный отпуск, а на его место в аккурат вышел Корзинкин.
Настороженность была взаимной. Доктора смущали панталоны в синий горох, в которых женщина каждый раз появлялась на приеме. Пациентку возмущало всё: пол, возраст и отсутствие у Корзинкина стажа работы в женской консультации. Но поскольку все участки были переполнены, у обоих не осталось выбора.
Корзинкин взял чистый лист и написал: «Главному врачу родильного дома номер… Объяснительная…». Кто-кто, а Корзинкин знал «шапку» наизусть.
Роза Львовна никогда бы не согласилась с утверждением, что её женская консультация – не основная деталь общего механизма, а всего лишь «вспомогательная» служба. Не без основания заведующая полагала, что именно в консультации, как в маленьком зеркале, отражаются все без исключения события, происходящие внутри и снаружи объединения «Родильный дом номер…».
2
– Скажи честно, Корзинкин, ты на кресло её вообще брал? – спросила Роза Львовна, просмотрев готовую объяснительную.
– Угу, – промычал Корзинкин.
– С жалобой и женщиной мы как-нибудь разберемся. А вот то, что она пролежала в акушерском стационаре два койко-дня с ложной беременностью – серьёзный ляп! Любая проверка поднимет всех на смех! И в первую очередь первичное звено! Женскую консультацию! Своих в патологии Фердинандовна прикроет. И свалят все на нас! А конкретно – на тебя, дорогой друг Корзинкин! Ну и на меня, конечно. Не доглядела, так сказать, – скромно добавила заведующая.
Весь сыр-бор разгорелся из-за ложной беременности. Та самая женщина в панталонах, которой посчастливилось встать на учет к Корзинкину, сначала уверилась в наступившей беременности сама, потом как-то убедила в ней доктора, а дальше с признаками «угрозы прерывания» легла в патологию беременности малых сроков.
В отделении Анатолича принимал её не сам Анатолич, не Евгеша и даже не Вася, а ординатор первого года обучения. После тщательного осмотра на кресле женщина получила место в палате и стандартную «сохраняющую терапию». На следующий день её посмотрел Палыч и назначил электросон, который благополучно провела Фитера. А ещё днем позже женщину отправили на УЗИ, где, наконец, и выяснилось, что беременности никогда не было и нет.
Пациентку выписали. Но она отказывалась верить, что беременность её не настоящая, а всего лишь «психосоматический феномен женщин, страстно и долго ожидающих беременность». И, посоветовавшись с соседкой, решила: раз уж доктора утверждают, что беременности нет, значит, она все-таки была, но пропала. А точнее, случился самопроизвольный выкидыш. По вине акушера Корзинкина, который госпитализировал её с халатным опозданием!
Именно по этой причине он и был вызвал Розой Львовной.
– Может, ей назначить психиатрическое освидетельствование? – с надеждой в голосе спросил Корзинкин.
– А ты теперь не умничай! Без тебя разберутся, кому и что назначить. Надо было умничать, когда ставил её на учет по беременности. Вот сейчас был бы в шоколаде, а не объяснительные писал, – строжилась Роза Львовна.
А чертики продолжали плясать за стёклами в проволочной оправе.
3
Писать объяснительные было для Корзинкина делом привычным. По общему их числу он претендовал на желтую майку лидера. Хотя письменное изложение фактов было не его жанром. Корзинкин каждый раз вздыхал, потел и бубнил текст под нос. Вот и сейчас он вышел из кабинета Розы Львовны истощенным морально и физически, как если бы отдежурил двое суток в роддоме.
Он увидел Её в тот момент, когда мысленно сокрушался о своей горькой доле. Приближалась она так стремительно, что Корзинкин не имел возможности увернуться. Беременность, несмотря на запутанную историю с отцом ребёнка, пошла ей на пользу. И после родов она замечательно похорошела. С Корзинкиным они были знакомы, но в роддоме почти не общались. Он был одним из немногих, кто не вдавался в подробности её личной жизни.
Их первая встреча состоялась в лаборатории консультации, куда каждый принес лоток с анализами. И что-то перещёлкнулось в голове Корзинкина в положение «вкл.». Теперь, завидев Ольгу, он каждый раз хотел и бежать навстречу, и провалиться сквозь землю одновременно.
Тем не менее Корзинкин собрался, усилил грудной лордоз и галантно уступил дорогу, позабыв про злосчастные панталоны и объяснительную.
Как и пообещала Римма Пантелеевна в тот драматичный для всего роддома день, совпавший с проводинами в декрет, она пристроила Ольгу на «ноль двадцать пять ставки» на кафедру. В новые обязанности входила бумажная работа за это сущие копейки, но зато почти до родов Ольга была «на людях», отвлекаясь от неприятностей личного характера. Предложения «прервать беременность» поступали от несостоявшегося «бывшего» всё реже, а затем и вовсе сошли на нет. В итоге и сам он, что называется, «слился». Ольга более-менее успокоилась и, как советовали сочувствующие, сосредоточилась сначала на предстоящих родах, а затем на заботе о малыше.
Отсидев в декрете полгода, она запросилась на работу. Главный врач, с учетом всех обстоятельств дела, предложил ей вариант женской консультации. Ольга согласилась. И теперь, совершенно неожиданно для себя, вновь открыла Корзинкина.
– Нагоняй от Розы Львовны? – бросила она через плечо, уже миновав Корзинкина с лордозом.
– Угу, – промычал он.
– А я опять в лабораторию!
– А я ещё не скопил, – невпопад добавил Корзинкин.
Но Ольга поняла, что речь идёт про стёкла с мазками.
4
Вот уже несколько месяцев кафедра и роддом находились в подвешенном состоянии. Причиной тому стал сердечный приступ Профессора, после которого он длительное время пролежал в больнице, а потом взял бессрочный отпуск и уехал на реабилитацию. По версии Палыча «лечился, говорят, на кислых он водах», что почти соответствовало действительности. Жена, хотя ранее ей было это абсолютно не свойственно, проявила твердость и настояла на консультации «заграничных специалистов». В состоянии небывалого стресса, который она испытала за время болезни Митеньки, она подняла «на уши» всех возможных и невозможных знакомых и устроила для мужа «санаторно-курортное» лечение в Карловых Варах. Она даже побывала в бухгалтерии института и получила расчет от имени Дмитрийсаныча. Но это было гораздо позже, когда Митеньку уже выписали, и она могла оставить его одного на некоторое время. Пока муж находился в больнице, она дневала и ночевала у его постели. Одна только мысль о том, что она может его потерять безвозвратно, приводила её в животный ужас. Успокоилась она только тогда, когда они сели в двухместное купе класса люкс, а поезд тронулся. Но даже в этот момент она нежно, но крепко держала Митеньку за руку.
«Роддомовские» к болезни Профессора отнеслись по-разному. Большинство сочувствовали. Но были и те, кто вздохнул с облегчением. Когда первые страсти улеглись и стало ясно, что выздоровление затянется, главный врач и заведующие напряглись, не говоря уже о сотрудниках кафедры. Родильный дом не числился в непосредственном подчинении института, но был «клинической базой». И все опасались «новой метлы», от которой мало ли чего можно ожидать.
Это стало любимой темой для обсуждения в ординаторских и в не санкционированных курилках. Не попранная до этого момента Римма Пантелеевна вздыхала, признавая в душе свой реальный функционал и пенсионный возраст.
Фердинандовна с Ритой Игоревной уже тысячу раз прикинули возможные виражи и пришли к выводу, что в случае чего спокойно «пойдут к станку», как в былые годы. Чего обеим, конечно же, не хотелось. Должность всё-таки что-то меняет. Как минимум статус. Не говоря уже о зарплате.
Аманда Карловна «проела всю плешь» Палычу, о чём он ей ежедневно упоминал. Сам Палыч не переживал по поводу возможной рекогносцировки вовсе. В любых жизненных ситуациях и несмотря на них, он оставался сам себе начальником.
Марият, всегда делавшая ставки на свое женское обаяние, не собиралась отступать от этого золотого правила и сейчас.
Евгеша проспорил Анатоличу бесплатную баню, поскольку не сдержал слова и снова начал курить.
Роза Львовна верила в себя, в свою профессиональную грамотность и старалась относиться к переменам философски.
Корзинкин был из тех, кто переживал по части работы весьма умеренно. Зато с каждым днём все больше волновался при встрече с Ней.
5
При каждом удобном случае Палыч напоминал Анатоличу, как тот на следующий же день после несчастья с Профессором взял отгул и побежал на полную диспансеризацию всего организма. Анатолич действительно испугался не на шутку. Во-первых, они с Дмитрийсанычем были почти ровесниками. Во-вторых, накануне он видел сон, будто он отправился с Профессором на подводную рыбалку, но забыл дома наживку и вернулся. Не то что бы Анатолич был человеком суеверным, но в некоторые акушерские приметы верил. Например, если роженица с рыжими волосами – жди кровотечения или еще какого-нибудь подвоха. А уронили на пол ножницы или корнцанг – быть второй операции. В большинстве случает примета работала. В общем, Анатолич расценил сон как предупреждение.
Состояние здоровья Дмитрийсаныча, особенно первые дни, мониторили всем коллективом. Шутка ли: упасть лицом в пол в собственном кабинете, а потом две недели лежать в реанимации. Даже Палыч какое-то время воздерживался и никого не подначивал.
Еще один человек, помимо Анатолича, воспринял случившееся как личное. «Декретную поляну» Ольга накрывала вынужденно, чтя традиции родильного дома. И когда «торжество», не успев начаться, прервалось, она тут же взяла вину за случившееся на себя: не она ли желала, чтобы все поскорее закончилось? Ольга не находила себе места. В храме она молилась за благополучное родоразрешение и за выздоровление Дитрийсаныча. Если бы Ольга сказала о своих переживаниях хоть одной душе, её бы убедили, что никакой вины на ней нет. Но она страдала в одиночку. Одним страданием больше, одним меньше – было уже одинаково. Ольга так жаждала исцеления Профессора, что ликовала, когда его перевели в обычную палату, и прыгала бы до потолка, если бы не подросший живот.
Несмотря на своё одинокое положение, рождению ребёнка Ольга обрадовалась и нежно его полюбила. Но все события последних месяцев происходили настолько стремительно, что она едва их осознавала. И только встретив в консультации Корзинкина, с его неловкими взглядами и неумелыми комплиментами, Ольга почувствовала, что живет и жить хочет.
Это шло вразрез с утверждением Фердинановны о том, что нарушитель трудовой дисциплины Корзинкин несёт в жизнь один лишь вселенский хаос.
6
Из банка звонили ежедневно. Ольга устала объяснять, что кредитные деньги поступают вовремя, что никакой задолженности нет и не может быть. Но в ответ её убеждали в обратном: долг копится, проценты растут и надо их немедленно погасить. Чем скорее, тем лучше. Иначе… Дальше ей перечисляли, что будет иначе.
Поначалу звонки просто приводили Ольгу в негодование. Она не допускала мысли, что утверждения правдивы. Но голос в телефонной трубке был столь настойчив, что всё чаще наводил тень сомнения.
Настала пора хоть с кем-то об этом поговорить. Родителям и так досталось тревог после её «самостоятельного выбора». Подружка с самого начала не одобряла «доброту». Рассказывать «роддомовским» было неудобно, как и на кафедре. А вдруг это всё напрасное беспокойство?! Вдруг Смуглянка аккуратно выполняет обязательства?! В какое положение она её поставит?! И себя… Но, можно посоветоваться в консультации! Смуглянка ещё ни разу не проштрафилась настолько, чтобы попасть сюда! Значит, её здесь никто не знает. Это же вам не Корзинкин!
Стоп… Корзинкин – вот идеальная кандидатура!
Ольга обрадовалась такой замечательной идее и отправилась в кабинет коллеги.
Преимущество женской консультации: начинающий ты врач или опытный, личный кабинет у тебя все равно есть. Пусть даже на одну рабочую смену.
Когда Ольга вошла, Корзинкин измерял тазомером длину письменного стола, не предполагая, что кто-нибудь застанет его за этим удивительным делом. От неожиданности он выронил инструмент из рук, и тот с грохотом упал на кафельный пол.
– Да я тут, в общем… Заходи… те…
Ольга улыбнулась и присела на стул, оказавшись напротив Корзинкина, как если бы была пациенткой. У Корзинкина едва не сорвалось: «проходите, раздевайтесь за ширмой». Вот бы был компот… И даже мелькнула мысль-продолжение: «Интересно, прошла бы?». Но он тут же отогнал её как неуместную.
– Можно с вами… С тобой… Посоветоваться? Можно на «ты»?
– Само собой! – обрадовался Корзинкин.
Он уже пристроил тазомер на тумбочку и был весь во внимании.
– У меня необычный вопрос, – начала Ольга. – Деликатный.
– Я же мастер по деликатным вопросам!
Корзинкин распрямил спину и выпятил грудь вперед, как если бы это было чистой правдой. Ольга улыбнулась и продолжила:
– Ты же знаешь Смуглянку?
– Кто ж её не знает?
– Речь о ней…
– А… Если вы… ты… об этом, то я с ней ни-ни! Никогда вообще! – почему-то разволновался Корзинкин.
Ответ Ольге понравился, хотя и не имел к вопросу отношения. Она опять улыбнулась.
– У меня, наверное, неприятности с банковским кредитом. Но я не уверена…
– Лично я кредитов не одобряю. Не моё это – отдавать из своих кровных чужому дяде, – строго сказал Корзинкин.
Мысленно он недоумевал. Новая «старая» знакомая совсем не вязалась у него с кредитными историями. Молодая мать, как-никак. И вообще.
Ольге снова понравился ответ Корзинкина. И она поспешила пояснить:
– Я тоже не люблю кредитов. И никогда их не брала. Это просто одолжение. Так получилось…
Финансовый интерес был не чужд Корзинкину, и разговор спорился:
– Что за одолжение? Кому?
– Смуглянке…
Корзинкин явно был сбит с толку.
– Это было давно. Мы еще… Тогда не были знакомы… – добавила она, имея в виду Корзинкина. – Смуглянка попросила меня взять кредит на моё имя. Для неё. Ей нужны были деньги. Вроде бы на кухню. Или на что-то ещё. Я точно не помню…
Корзинкин хмурился и напрягал воображение. Смуглянка тоже ассоциировалась у него совершенно с другими образами.
– Кредит взяла я, а платить обещала она. Первое время так и было. А теперь мне каждый день звонят из банка и угрожают штрафом. А я же ничего не брала… Наверное, это какая-то ошибка… Может быть, они что-то перепутали. И деньги не поступают.
– А что говорит Смуглянка?
– Я её пока не спрашивала… Решила с тобой посоветоваться, можно ли её спросить… Боюсь обидеть… Она ведь хорошая…
Ольга смотрела на «мастера деликатных вопросов» с надеждой. Корзинкин просто обязан был выдать дельный совет!
– А ты попроси её кредит закрыть! – выпалил он.
– Закрыть?!
– Ну да. Скажи, что тебе срочно потребовался свой. И прежний надо закрыть. Иначе не дают.
Столько предложений по финансовой грамотности одновременно Корзинкин ещё не рождал. Он предстал перед Ольгой в рыцарских доспехах и с нимбом спасителя над головой.
7
Как только она подходила к телефону, чтобы набрать номер Смуглянки, каждый раз случалась какая-нибудь уважительная причина для отсрочки: просыпался ребёнок, закипал бульон, звонила в дверь соседка или наступало время отключать стиральную машинку. В такие моменты Ольга испытывала облегчение. Но ненадолго. В тревожных снах к ней являлись банковский служащий, Корзинкин, банковский служащий Корзинкина и Смуглянка под ручки с банковским служащим и Корзинкиным. Однажды сон был настолько явным, что Ольга закричала среди ночи и чуть не разбудила малыша. Наутро она решительно набрала номер.
Смуглянка не ответила на несколько звонков кряду. Ольга подумала, что она в операционной, на обходе или забыла телефон дома, поэтому перезвонила на следующий день. А потом на третий и на четвертый. Смуглянка трубку не брала.
Корзинкин остался недоволен, что его столь удачный план не сработал. Однако был готов генерировать новый. Теперь у них с Ольгой сложилась тайная коалиция: каждый рабочий день начинался с обсуждения «кредитной истории». И если бы не реальный денежный вопрос, Ольге всё нравилось.
– Думаю, вам надо встретиться лично, – изрек Корзинкин.
– А как же мы договоримся о встрече, если она со мною не разговаривает?
– Значит, надо её подловить. На рабочем месте.
Ольга смотрела на Корзинкина с восхищением, ожидая продолжения.
– Поезжай на планёрку.
– Так ведь смена в консультации начинается с восьми…
– Значит, поезжай в тот день, когда у тебя вторая.
Ольга хотела возразить, что тогда придется доплачивать няне, но не стала огорчать Корзинкина. Она улыбнулась и кивнула.
Идея очной встречи была хорошей. Корзинкин действительно постарался. Но разрабатывать детали операции в его полномочия и не входило. Поэтому он преспокойно допил чай, сполоснул кружку и пошёл на рабочее место.
– А когда уже будет доктор?! – возмутилась женщина у кабинета.
– А я вам что, санитар? – парировал Корзинкин и уверенно открыл дверь.
Пациентка была «новенькая». Её только что «прикрепили» к Корзинкину.
8
О том, что правильно собранный анамнез – половина диагноза, Корзинкин помнил со школьной скамьи. О том, что пациенты кое-что не досказывают, он тоже где-то слыхал, но забыл. Поэтому, когда женщина легла на кресло, он спокойно взял гинекологическое зеркало и почти приступил к осмотру.
Через пару секунд Корзинкина отбросило звуковой волной настолько, насколько позволил размер кабинета. Женщины в коридоре повскакивали с мест, а некоторые побежали в регистратуру с намерением получить талончик на другой участок.
Когда у Корзинкина отложило уши, пациентка уже натягивала рейтузы.
– А чего вы так кричите? – спросил Корзинкин, поднимаясь с пола вместе с зеркалом.
– Хам! – бросила женщина через плечо.
– Я?! – Корзинкин недоумевал.
– Естественно! Я приличная женщина!
– Так а я разве против?
Попытка поддержать дружеский разговор была безуспешна.
– Вы об этом ещё пожалеете!
Она поправила причёску и покинула кабинет, хлопнув дверью.
– Хам! – послышалось уже из коридора.
– Что случилось?! – на шум прибежала акушерка из соседнего кабинета.
– Только зеркало в руки взял…
– Я подумала, вы спираль ставите!
– Какую там спираль?! Только подошёл!
– Рожавшая?
– Сказала, что беременностей не было.
– А чем предохраняется?
– Не спросил…
– А она не вирго, случайно?
Корзинкин почесал затылок.
– Это они к вам в роддом уже все беременные поступают. А у нас женская консультация! Здесь всякое бывает.
– Я как-то не подумал…
– Ну, это я просто предположила. Куда, интересно, побежала? Чуть не пришибла меня сумочкой!
Куда побежала женщина, стало известно незамедлительно, потому что зазвонил служебный телефон, и на проводе была Роза Львовна:
– Корзинкин! Срочно ко мне в кабинет!
9
Корзинкин вошёл в свойственной ему вальяжной манере. Но это вовсе не означало, что второй за неделю визит в кабинет заведующей был ему по душе. Походка вразвалочку и «грудь колесом» были его врожденными талантами, как и талант вечно попадать в истории. Корзинкина обескураживала неизвестность последствий, происходящая от неизвестности содеянного.
– Что за фортеля опять, Корзинкин? – строго спросила Роза Львовна.
– Да я только зеркало в руки взял!
– Тебя, Корзинкин, анамнез собирать совсем не учили? Или как? – негодовала заведующая.
– Учили, – смиренно отвечал Корзинкин.
– Почему тогда не спросил, живет ли пациентка половой жизнью?!
– Так она же старая! – выпалили Корзинкин и тут же прикусил язык.
Роза Львовна явно превосходила по возрасту женщину с боевой сумочкой, поэтому переменилась в лице. А «чертики» в очках стали сердитыми.
– Ну, Корзинкин… Не судите, как говорится, да не судимы будете. Это, во-первых. Во-вторых, у тебя, оказывается, не только сбор анамнеза хромает, но и этика с деонтологией! Удивлена, зная, что ты ученик Анатолича. Тот, между прочим, никогда не позволяет себе с женщинами неуважительно!
– Это Вы в бане с нами не были…
Ответ ещё сильнее раззадорил Розу Львовну, и она что есть мочи нажала на ручку дырокола.
– При чём тут баня, Корзинкин?! Я могу надеяться, что ты сейчас меня разыгрываешь?! Или ты просто ту… – Роза Львовна вовремя осеклась. – Или это твоё обычное мировоззрение?!
– Ну, в бане мы…
– Корзинкин! Молчать! Еще раз услышу от тебя про баню – вылетишь из консультации!
Корзинкин примирительно закивал.
– В общем, так, – продолжала заведующая. – Принесу тебе завтра пару учебников по сбору анамнеза и гинекологическому осмотру. И заодно по врачебной этике! В понедельник будешь мне всё пересказывать наизусть! И только попробуй спороть какую-нибудь отсебятину! Ты меня понял?
Опасаясь «спороть отсебятину», Корзинкин снова кивнул.
– Свободен! Продолжай прием. Пока что.
Если бы у Корзинкина в руках был медицинский колпак, он бы его непременно мял, пятясь к двери.
– Послал же Бог работничка! – произнесла Роза Львовна, когда дверь за Корзинкиным закрылась.
Санитарка, пожилая женщина с варикозными ногами, в разношенных тапочках и с косынкой на голове, ловко орудовала шваброй, не считая ноги Корзинкина препятствием для работы.
– Нагоняй? – посочувствовала она.
– Зверюга, – ответил Корзинкин и махнул рукой. – Учебники! С каких щей?! У меня диплом, между прочим!
– Ну а ты?
– А что я? Так и сказал ей!
– А она?
– Опомнилась, конечно.
Санитарка смотрела недоверчиво, опершись на швабру.
– Обычно Роза Львовна – кремень! Сказала – как отрезала.
– Будем перевоспитывать, – вздохнул Корзинкин и поплёлся восвояси.
10
Семейство Смуглянки наслаждалось новой кухней. Вопрос отстающих обоев наконец-то был снят с повестки. Хотя кисточку и клей муж всё-таки припрятал на балконе. На всякий случай. Про деньги на ремонт он спросил лишь однажды и принял размытое объяснение про рассрочку. Жене он доверял при любых обстоятельствах.
