The Misfits. Полная биография

Однако ни в одном артисте понятие «хоррор» не нашло полного отражения до неожиданного появления в 1956 году голосистого блюз-исполнителя Скримин Джея Хокинса и его преисполненной катарсиса, необузданной композиции «I Put a Spell on You». Хокинс, ветеран Второй мировой войны, который на заре своей музыкальной карьеры мечтал покорить мир оперы, примерил на себя то, что многие считают первым истинным образом шок-рокера[39]. Этот певец с безумными глазами стал известен тем, что придавал своим выступлениям особый колорит: вставлял в нос бутафорную кость, носил с собой палку с надетым на нее черепом по прозвищу Генри (Генри можно было часто увидеть с зажженной сигаретой в его оголенных зубах) и начинал огромное количество концертов, вставая из ветхого гроба. Многие его поклонники полностью купились на трюк Хокинса и на самом деле считали этого уроженца штата Огайо чужестранцем, практиковавшим вуду.

Из-за своего постоянного рычания и заигрывания с такой неприятной тематикой, как каннибализм и запоры, Скримин Джей в итоге оказался слишком эпатажным, чтобы построить долгую и успешную карьеру. Впрочем, его песня «I Put a Spell on You» оставалась на слуху, и за последующие десятилетия каверы на нее записало множество популярных и влиятельных артистов, представлявших разные жанры. Чтобы отдать дать уважения гению Хокинса, «Spell» перепели такие непохожие друг на друга исполнители, как легенда соула Рэй Чарльз, выдающаяся джаз-певица Нина Симон, рутс-рокеры[40] из 1960-х годов Creedence Clearwater Revival и выросший во Флориде любитель готики и шокирования публики Мерилин Мэнсон.[41]

Через семь лет после выхода «I Put a Spell on You» один начинающий актер из штата Массачусетс выступил в качестве соавтора и исполнителя песни, которая, возможно, является самым популярным гимном хоррор-рока всех времен. В отчаянном стремлении воспользоваться всеобщим увлечением танцем твист Бобби Пикетт взял за основу свою тонкую пародию на звезду фильма «Франкештейн» Бориса Карлоффа. Эту пародию он часто показывал исключительно для того, чтобы повеселить своих друзей, но в 1962 году выпустил легкую композицию от лица сокрушающегося безумного ученого под названием «Monster Mash». В записи пластинки, увидевшей свет в августе, участвовал ансамбль сессионных музыкантов, который стал навсегда известен как The Crypt-Kickers. К октябрю «Monster Mash» Пикетта со своим несуразным вальсирующим рефреном оказалась на вершине хит-парадов, обеспечив Пикетту прибыльную карьеру в статусе одной из самых горячо любимых публикой икон жанра новелти[42]. Бобби «Борис» повторил свой успех в 1975 году, выпустив пародию на сериал «Звездный путь» под названием «Star Dreck»; меньшей популярности добились различные сиквелы к «Monster Mash», например, навеянная Рождеством песня «Monster’s Holiday» от декабря 1962 года, хип-хоп переработка оригинала «Shock the Body» 1985 года и его переиздание 2005 года «Climate Mash», посвященное глобальному потеплению. Тем не менее, оригинал прошел проверку временем, причем настолько хорошо, что в 1995 году по его мотивам сняли полнометражный фильм, в котором снялся сам Пикетт, а также целая компания актеров, например, звезда ситкома «Полный дом» Кэндис Кэмерон, Джимми «Дина мит» Уокер и близкая подруга режиссера Джона Уотерса Минк Стоул.[43]

Примерно в то же время появляется целый ряд мрачных песен жанра поп, посвященных жуткой гибели подростков в авариях, что являлось либо отражением, либо реакцией на опасную общественную тенденцию того периода – участие молодежи в уличных гонках. Эти нововведения в музыкальный канон, которые стали ласково называть «пластинками про мертвечинку», начавшиеся с сингла Марка Диннинга 1959 года «Teen Angel» и вышедшие на пик композициями 1964 года «Dead Man’s Curve» дуэта Джен и Дин и «Leader of the Pack» группы The Shangri-Las, в драматической форме описывали юношескую любовь, оборвавшуюся из-за неосторожного вождения (иногда дополняя рассказ звуковыми эффектами автокатастрофы). Популярность «пластинок про мертвечинку» показала, что в американском обществе, несмотря на его желание внешне казаться нормальным, наблюдался поразительно широкий интерес к смерти.[44]

Скримин Джей Хокинс, «Monster Mash» и «пластинки про мертвечинку» – все они проложили дорогу хриплому певцу из Детройта Винсенту Фурнье, который в 1968 году взял сценический псевдоним Элис Купер и нашел применение своей любви к классическим пугающим сценическим ужимкам, превратив свои рок-концерты в полноценные шокирующие театрализованные представления. К 1971 году группа Элиса Купера, исполнявшая такие душераздирающие творения, как «Dead Babies» и «The Ballad of Dwight Fry», собирала аншлаги по всей стране. Музыканты предлагали вниманию зрителей концерт, включавший в себя окровавленные конечности кукол, постановочные бои и притворную казнь на электрическом стуле лохматого певца с подведенными глазами собственной персоной. Однако за несколько лет до этого внимание всей Америки к Элису Куперу приковал инцидент с совершенно реальным кровопролитием: его выступление в Торонто в 1969 году прервало неожиданное появление на сцене потерявшейся курицы, которую Купер, городской парень, не ступавший на скотный двор, взял в руки и подбросил в воздух в расчете на то, что птица просто улетит восвояси. Не тут-то было. На курицу, свалившуюся на землю перед толпой, немедленно набросились ошалевшие фанаты, которые стали безжалостно рвать ее на части (приняв произошедшее за часть шоу). На следующий день газеты исказили события, утверждая, что Купер убил курицу на сцене и ритуально выпил ее кровь.

Его коллега по цеху Фрэнк Заппа, с чьим лейблом Straight Music сотрудничала группа Купера, сразу позвонил потрясенному певцу обсудить историю с распитием крови и поделился следующим профессиональным советом: «Что бы ни случилось, никому не говори, что ты этого не делал». Данная стратегия, как кажется, сработала: из шести альбомов, которые Элис Купер выпустил за последующие несколько лет, пять стали платиновыми. Выпущенная в 1972 году бурная антиобразовательная тирада певца «School’s Out» также вошла в пятерку самых популярных хитов в ряде стран, несмотря на то (или, возможно, благодаря тому) что в ней описывается подрыв здания школы.[45]

Приблизительно в то же самое время в рок-музыке наблюдалось движение за возвращение к истокам. Оно помогло одновременно подготовить почву и создать шаблон для того стиля музыки, который в конечном счете выберут для себя Misfits. В тот период горстка групп, позже названная протопанками, активно сопротивлялась излишествам, которые разлагали жанр (или, по крайней мере, сводили его) до затянутых инструментальных соло или концептуальных кошмаров, создаваемых под влиянием наркотиков; протопанки жаждали той краткости и живости, которую заключал в себе рок-н-ролл, зародившись десятилетие назад, и попытались оживить это музыкальное направление, пока его пульс не пропал окончательно. В Детройте образовался шумный коллектив MC5, чей тяжелый ритм-н-блюз основывался на их обещании «лабать во всю мощь»; выходцами из Детройта также являются музыканты группы The Stooges – «младшей сестры» MC5. Ребята писали двухаккордные стомпы[46], которые с визгами и стонами озвучивал вокалист Игги Поп.[47] Калифорния подарила миру первопроходцев психоделического блюза Blue Cheer, которые в 1967 году смогли попасть в топ-20 хитов со своим кавером на песню Эдди Кокрана «Summertime Blues»;[48] в Нью-Йорке вышеупомянутые Velvet Underground экспериментировали с меланхоличным перезвоном гитар,[49] в то время как песни их соседей New York Dolls носили помпезный и оживленный характер.[50] Все эти группы просуществовали гораздо меньше, чем могли бы, но им удалось оставить глубокий след в отдельных музыкальных кругах.

В северо-западном уголке Нью-Джерси находится округ Берген, первый по численности населения во всем штате. В юго-западной части округа, укрывшись между более известными городами Пассейк и Хакенсак, располагается Лоди, боро площадью всего 6,5 км2, состоящий из тех же безмятежных жилых районов и крошечных торговых центров, которых так много по всему штату. Задолго до того, как это место обрело свой сельский шарм, на территории Лоди (и на большей части окружающих боро земель) проживало индейское племя алгонкинов численностью в несколько тысяч человек. В XVII веке этих коренных американцев, известных как племя ленапе,[51] вытеснили европейские переселенцы. В 1664 году оккупировавшие территорию европейцы нарекли эту землю Новыми Нидерландами; позднее название поменялось на Новый Барбадос.[52] Прошла еще пара сотен лет, прежде чем в 1820-е годы Новый Барбадос (который в XVIII веке был важным звеном в торговле пушниной) переименовали в поселение Лоди в честь одноименного города в Италии.[53] Промышленная революция быстро набирала обороты, и Лоди стал производственным центром, где находились мукомольные и соляные мельницы, фабрики по отбеливанию и крашению тканей и отравляющие экологию химические заводы.

Атмосфера рабочего класса сохранялась в городке и в XX веке по мере того, как численность населения стабильно росла. С каждым прошедшим десятилетием количество жителей увеличивалось вчетверо; преобладающей этнической группой при этом были итальянцы. Со временем жители соседних населенных пунктов стали пренебрежительно шутить, что Лоди – это всего лишь аббревиатура выражения «легион отборных дурных итальянцев». Однако Лоди ничем не отличался от других маленьких американских городков: мужчины рано вставали и вкалывали на работе, женщины оставались дома и растили детей, по воскресеньям все ходили в церковь, и каждый болел за местную спортивную команду. К 1950-му году в Лоди с комфортом проживало чуть более 15 тыс. человек, а сам населенный пункт, вероятно, был наиболее известен своей двухсотметровой телекоммуникационной башней канала WABC-TV (якобы достаточно мощная, чтобы передавать сигнал в «38 штатов и в пол-Канады»[54]).

Вот в такой обстановке 23 июня 1955 года родился Гленн Аллен Анцалоне, третий из четырех братьев, выросших в сельском районе на Макартур-авеню возле самой восточной границы Лоди. Исповедовавший протестантизм отец Гленна, Ричард, сам был третьим из четырех детей и вырос в соседнем городке Хакенсак, затем пошел в армию, где служил морпехом во Вторую мировую войну и во время корейского конфликта. После этого Ричард Анцалоне вернулся к гражданской жизни и обеспечивал семью, ремонтируя телевизоры (учитывая, сколько у него было сыновей, неудивительно, что Ричард также активно участвовал в движении бойскаутов и одно время был вожатым у базировавшегося в Лоди 117-го отряда, а также 102-го отряда скаутов-малышей).[55] Мать Гленна Маретта была на два года моложе Ричарда, исповедовала католицизм, и у нее была одна родная сестра и несколько единоутробных братьев и сестер от второго и третьего браков ее матери. Маретта была домохозяйкой, и она весьма рано поняла, что, возможно, ее задачей было привить своим четырех сыновьям исключительную важность религии. Каждое воскресенье миссис Анцалоне неизменно водила свое потомство в церковь, однако Гленн позже отмечал, что, по его ощущениям, религиозность ему никогда «не навязывали силой». («Моему отцу было все равно [, ходил ли я в церковь или нет, ]» – рассказал он в 1992 году.)[56]

Когда Гленн стал немного постарше, Маретта устроилась клерком в универмаг «Stern’s» (основной магазин нового торгового центра «Bergen County Mall» в близлежащем боро Парамус).[57] С этой работы она приносила домой альбомы The Beatles и The Rolling Stones на радость своим сыновьям. Гленн, юноша, проявлявший недюжинный интерес к искусству, особенно ценил эти подарки и в конечном счете познакомился с еще большим количеством невероятных артистов благодаря коллекции пластинок, которую собрали его старшие братья Брюс и Крис. Будущий певец в годы своего становления как личности учился играть на пианино и кларнете, но его основным интересом в то время были комиксы. Гленн следил за приключениями всех главных героев: Бэтмена, Человека-паука и Капитана Америки, – но много лет спустя он назвал своими настоящими любимцами таких антигероев-одиночек, как Магнето, переживший Холокост и озлобившийся на весь мир, и проживавший в океане мутант Нэмор Подводник. Его также занимали динозавры, и он часами напролет в свое удовольствие рисовал наброски бронтозавров.[58]

Отрочество Гленна совпало с его знакомством с мрачными произведениями, как старыми («Байки из склепа» компании EC Comics), так и новыми («Ночь живых мертвецов»). К тому времени третий сын четы Анцалоне уже заслужил репутацию прямодушного и трудного ребенка, несмотря на свой миниатюрный рост и, казалось, не внушавшее страха телосложение. Стив Линдер учился на год младше Гленна в средней школе имени Томаса Джефферсона и помнит, как сильно он боялся этого «коротышки» с «длинным языком». «Я, можно сказать, был в ужасе от него, – признается Линдер. – Он был смышленый. Он больше походил на сурового парня из мастерской, чем на члена театрального или музыкального кружка. Ну вы понимаете, типичного низкорослого характерного итальянца из Лоди».

Как бы то ни было, Гленн все больше увлекался музыкой. Благодаря братьям он подсел на печальные завывания Роя Орбисона, который в начале 1960-х годов несколько раз подряд попадал в топ-40 хитов, например, с песнями «Pretty Woman» и «Only the Lonely»; на драматический талант дуэта The Righteous Brothers, чья визитная карточка 1965 года «You’ve Lost That Lovin’ Feeling» стала образцом песен о разбитых сердцах; на усталый, замкнутый поэтический гений фолк-гимнов Боба Дилана и на странную таинственность психоделических блюз-рокеров The Doors во главе с развязным секс-символом эпохи Джимом Моррисоном и его баритоном. Также свою роль в развитии Гленна сыграло кратковременное участие Брюса и Криса в местных группах. Младший Анцалоне выступал в качестве роуди[59] на концертах своих братьев и, как следствие, впервые попробовал на вкус необузданную атмосферу живого рок-н-ролла. Он был от нее в восторге и вобрал ее в себя: вскоре волосы Гленна превратились в непослушную копну, свисавшую ниже плеч, что в то время было типично для рокеров. Его волнистые локоны, возможно, раздражали его консервативного отца – бывшего морпеха, но весьма удачно подчеркивали стальной взгляд и выдающийся подбородок Гленна.

Однако рисование комиксов оставалось приоритетом Гленна, и после окончания Старшей школы Лоди в 1973 году начинающий художник сосредоточился на том, чтобы сделать свою мечту явью. Он прилежно посещал уроки рисования на Манхэттене, куда его, многие годы не имевшего водительских прав, возила Маретта.[60] В конце концов, Гленн набрался смелости и отправил образцы рисунков своим кумирам – коллективу авторов Marvel Comics. У него был явный талант к светотеневому контрастированию, но два года он не получал предложений о работе, и его карьера никак не двигалась вперед. По прошествии времени данный факт уже не вызывает такого удивления: середина 1970-х годов для индустрии комиксов была временем экономических перемен. Продажи в киосках стабильно падали, и такие компании, как Marvel и DC, чаще закрывали серии комиксов, чем создавали новые, чтобы оптимизировать свои каталоги и соответствующую выручку. Marvel даже прекратила выпускать комиксы об одном из любимцев Гленна, Нэморе Подводнике, чтобы провести эксперимент с выпуском рассказов бульварного жанра без конкретной тематики.[61]

Разочарованный тем, что он никак не приближался к своей мечте стать художником, и уставший от родного города, Гленн Анцалоне отвлек свои мысли от профессиональных трудностей. Он начал играть в кавер-группе, созданной его старыми друзьями по школе и носившей очень характерное по звучанию для тяжелого рока 1970-х годов название Talus.

Гленн занял место вокалиста, объединив усилия с басистом Джерри Байерсом, гитаристом Ронни Дамато и барабанщиком Алленом Беккером. Для Анцалоне исполнение песен из хит-парада сорока лучших рок-композиций стало веселым способом выпустить пар. И, если верить близким к нему в то время людям, не было сомнений, что богатый баритон, который позже принесет ему почет, уже почти полностью сформировался. Группа Talus просуществовала около года, после чего разные ее участники утратили к ней интерес. Не угасла только страсть Байерса. Он обратился к своим друзьям-музыкантам: Стиву Линдеру, который к тому моменту завоевал в Лоди славу искусного гитариста, и барабанщику Джиму Катанье, которого в равной степени ценили как за его навыки игры на ударных, так и за наличие у него действительных водительских прав и машины («Тогда ни у кого из нас не было машины, и поэтому мы взяли его!» – вспоминает Линдер). Когда молодому трио понадобился вокалист, Байерс сразу позвонил Гленну Анцалоне.

Войдя в состав группы, Гленн окрестил этот новоиспеченный коллектив, как кажется, бессмысленным именем Koo-Dot-N-Boo-Jang. Его коллег по группе сбило с толку это название, напоминавшее заклинание вуду, но, принимая во внимание его оригинальность, они согласились. Koo-Dot быстро взялись за дело со всей серьезностью. Они практиковались по три вечера в неделю и даже избегали любого стороннего общения (в том числе со своими все более нетерпеливыми девушками), чтобы совершенствовать свои версии хитов таких первопроходцев рок-н-ролла, как Чак Берри или Элвис Пресли, а также более современный репертуар, например, песни групп Free, Led Zeppelin и J. Geils Band.

Гленн, в частности, старался быть профессиональным, насколько это возможно: исполняя песни Led Zeppelin, начинающий певец отказался копировать знаменитые истошные крики Роберта Планта, боясь повредить свои голосовые связки. Молодой певец также пытался убедить своих коллег по Koo-Dot сочинять собственные песни, но варианты, которые он предлагал, парни называли либо слишком мрачными, либо чудными для группы, играющей в барах (одной из оригинальных песен, которые Koo-Dot все-таки исполняли с подачи басиста Байерса, была шуточная ода тестикулам под названием «My Nuts or Your Nuts»).

Юному Анцалоне было непросто слышать такого рода отказ. «Гленн был очень чувствительным, – рассказывает Стив Линдер. – Его оригинальные идеи нельзя было коверкать. Он относился к себе очень серьезно. Однажды мы с ним спорили о чем-то касательно нашей группы, и он огрызнулся на меня: “Единственное, что есть у меня – это мой голос!” То бишь он мог наехать на тебя, но сам наездов не терпел».

На пике популярности Koo-Dot-N-Boo-Jang играли на самых разных вечеринках в Лоди и окрестностях; однако звездный час группы настал почти через год ее существования, когда музыкантов пригласили выступить на приеме, проходившем в местном здании Юношеской католической организации. И хотя у многих присутствовавших священников вызвало недоумение странное название группы, которое рокеры не желали объяснять, Koo-Dot привлекли неплохую живую аудиторию и устроили достаточно хорошее шоу, чтобы их пригласили на другое мероприятие. К сожалению, к тому времени Байерсу и Катанье наскучил исполняемый репертуар, и они покинули Koo-Dot-N-Boo-Jang.

Линдер и Гленн не сдались и пригласили басиста Тони Лика, барабанщика Мэнни Мартинеса и гитариста Чарли Джонса в новую кавер-группу. Привыкнув к роли солиста и фронтмена, Гленн потребовал от нового коллектива исполнять больше песен из периферийного протопанка, который все сильнее ему нравился. В этот репертуар входили, например, аранжировка классической композиции Боба Дилана «A Hard Rain’s A-Gonna Fall», которую сделал бывший солист группы Roxy Music Брайан Ферри, и «Walk on the Wild Side» – реалистичное описание жизни в гетто, завернутое в подходящую для радио мелодию и исполненное лидером Velvet Underground Лу Ридом («Мы даже спели те самые очень высокие секции “ду-ду-ду”!» – вспоминает Линдер, стыдливо смеясь). Остальным членам группы больше хотелось играть тот насущный тяжелый рок, который они любили всегда, но тем не менее, они приняли позицию своего талантливого фронтмена.[62] В области тяжелого рока и/или хеви-метала Гленну ближе всего были основатели жанра – Black Sabbath. Позже он охарактеризовал их дебютный альбом 1970 года как одну из самых значимых и важных пластинок, которые он когда-либо покупал,[63] и часто называл ее самой первой пластинкой, приобретенной им по собственному желанию. И пусть критики разругали за излишнюю безысходность жутковатые и сложные для понимания «The Wizard» и «N.I.B.», но в самом конце эпохи силы цветов[64] эти композиции точно открыли новую вселенную для миллионов разочарованных подростков.

Black Sabbath – первая группа, чей концерт посетил Гленн; рокеры несколько раз выступали в Нью-Йорке, обычно на сцене клуба Fillmore East,[65] когда Гленну было всего пятнадцать лет. Будущий член группы Misfits вспоминал то шоу в интервью 2010 года: «Я помню, что на том концерте мы были с другом и оказались там самыми маленькими. На него продали больше билетов, чем мог вместить зал, и толпа качалась взад-вперед, и поэтому мы просто начали отбиваться от людей руками и ногами – вот такими мы были детьми».

Музыка на концерте Black Sabbath Гленну понравилась, хотя его отчасти огорчило то, что вживую группа звучала не так хорошо, как на записи.[66] К сожалению, его друзья-музыканты не так хорошо относились к Black Sabbath, и Гленну не удалось убедить их сделать кавер хотя бы на одну песню из репертуара этой решительно зловещей группы. Коллеги отвергли и песни другой вечной страсти Гленна – легендарной детройтской группы Stooges.[67] Во главе со скандальным диким зверем Игги Попом, живые выступления которого ознаменовывались тем, что он обмазывался арахисовым маслом и иногда резал себе грудь разбитым стеклом, Stooges выпустили три альбома беспощадного, сексуализированного рок-н-ролла, прежде чем распасться в 1974 году из-за злоупотребления наркотиками. Примитивные истеричные «Dirt» и «TV Eye» были слишком похабными и/или отвязными для рядового слушателя; а значит, Гленну приходилось довольствоваться тем, что по вечерам у себя в спальне он беспрестанно наигрывал в одиночку набор аккордов развратной оды покорности «I Wanna Be Your Dog» тех же Stooges.[68]

Третья и последняя кавер-группа с участием Гленна Анцалоне несколько раз выступила в заведениях города под самыми разными названиями. Сначала группа носила имя Orex; позже они переименовались в P.O.N.Y. (смысл аббревиатуры со временем был утерян); а еще позже – в Prostitutes. Во время концертов группа пыталась выделиться на фоне других, более уравновешенных коллективов, надевая водолазные костюмы или заворачивая свои тела в целлофан. Если не принимать во внимание эти сомнительные ухищрения и бесконечный кризис самоопределения, все участники группы Orex/P.O.N.Y/Prostitutes получали удовольствие от своей деятельности до тех пор, пока ее раз и навсегда не расколола одна неприятная сплетня. За время существования этой третьей группы Линдер подружился с младшим братом Гленна Скоттом, и однажды Скотт рассказал ему, что Гленн назвал Линдера худшим гитаристом из всех, с кем он когда-либо играл. Естественно, Линдера это очень задело. «Я так сильно расстроился, – сказал гитарист, – что пошел [в зал для репетиций], забрал мой усилитель и не собирался больше никогда общаться [с Гленном]. Так оно и вышло».[69]

Уход Стива Линдера и последовавший за этим распад кавер-группы с непостоянным названием мало беспокоили Гленна; к марту 1977 года певцу надоело исполнять репертуар других артистов. Прямо у него под носом движение панк-рока начинало набирать обороты благодаря квартету из Куинса, боро города Нью-Йорк, под названием Ramones, члены которого стали гордостью Нижнего Манхэттена, одеваясь в одинаковые кожаные куртки, выкручивая свои расстроенные гитары на максимум и создавая извращенные, хлесткие двухминутные детские стишки про зависимость от домашних токсинов («Now I Wanna Sniff Some Glue») и нападение на детей («Beat on the Brat»). Свирепое, сверлящее звучание и невероятная скорость Ramones стали шаблоном для всех последующих панк-групп, как и их имидж подростков с задержкой в развитии: члены группы постарались, чтобы весь мир поверил, что они были настоящими братьями, носившими фамилию Рамон (но это не так), и что каждый из них любил традиционные американские способы времяпрепровождения, например, бейсбол и серфинг (на самом деле бейсбол нравился только гитаристу Джонни Рамону, а серфингом занимался лишь басист Ди Ди).[70]

Более того, благодаря культурному обмену между видными панк-деятелями из Нью-Йорка и Лондона, в Англии в это же время наблюдался (и получил бо́льшую огласку) стремительный подъем необузданного рок-н-ролльного течения, возглавляемого скандальной группой Sex Pistols. Их дебютный сингл «Anarchy in the U.K.» представлял собой безумный вальс, прославляющий наступление катастрофы, который венчали выбивающие пробки из ушей истошные крики солиста Джонни Роттена. Появление Sex Pistols в одной утренней телевизионной передаче в декабре 1976 года, где участники группы без стеснения матерились, предопределило их судьбу вечной жертвы британских таблоидов на протяжении всего существования группы. И пусть со временем возникли вопросы, насколько искренне группа призывала общество к беспорядкам (они ведь собирались в модном лондонском магазине одежды, принадлежавшем будущей иконе моды Вивьен Вествуд), нельзя было отрицать, что Sex Pistols предложили яркую и не лишенную юмора альтернативу мейнстримному року. Они выпустили череду синглов, которая вдохнула новую, смертоносную для других жанров жизнь обратно в рок-н-ролл.[71]