Крис Блэк. С надеждой вернуться. Том 1

Занимая самый край предложенного кресла, торговец замялся, нервно растрепав и без того находящиеся в беспорядке волосы. Под одобрительные реплики стариков Ариот сумел привести чувства в порядок. Принявшись, вдохновлено описывать прошедшую ярмарку и ее успешное завершение. С гордостью озвучивая сумму полученного дохода, и свою долю в ней.

Но, невзирая на все его старания, концовка повествования все равно вышла смазанной, непонятной и пропитанной невысказанными извинениями провинившегося ребенка. Иначе обозначить всю ситуацию у него не выходило, даже в мыслях.

– Внешне эта девица очень похожа на человека, но ее одеяния не местные, излишне вычурные и дорогие, – неопределенно дернув плечом, он решительно озвучил наблюдение всего отряда, – и помимо того, они изготовлены из откровенно легких тканей, и это в нашем-то климате. Такое хрупкое с виду создание в подобном облачении своим ходом дойти до нас не смогла бы. Вернее, оставаясь при этом живой или не отморозив себе конечности по пути.

– Мальчик, ты излишне строг к этой бедняжке, – с мягким укором посмотрев в глаза воспитаннику, произнесла пожилая женщина, кутаясь в плотную шаль. – Мы не знаем ни обстоятельств, ни мотивов ее путешествия, ни постигшей ее беды, и тем более, не можем судить об обстоятельствах заставивших ее столь легкомысленно отнестись к выбору одежды.

– Миррис права. В своих рассуждениях, тебе Ариот еще многое предстоит повидать на своем пути, и тогда, не минутой раньше, ты получишь право думать о других свысока. И никогда не обсуждать свои мысли вслух, – жестко обозначил старейшина, в отличие от супруги никогда не сдерживаясь в своих словах.

– Прошу простить мою излишнюю резкость и узость взора, позволив оправдаться долгой дорогой, – почтенно склонив голову, прошептал торговец.

– Юности многое сходит с рук, и тебе нет нужды печалиться, мальчик мой. Ошибайся, пока жизнь это позволяет, не забывая оглядываться. Судьба жестока и обид не прощает, – вернув на лицо приветливую улыбку, поучительно отозвалась на его извинения Миррис.

– Раз с воспитанием покончено, вернемся к делу, – поднимаясь на ноги, велел седой мужчина, – отказать нуждающемуся в нашей помощи ребенку мы не имеем морального права. Ведь она уже у нашего порога. А значит, этому благоволит сама госпожа Гризфая[7].

Отходя к настенному шкафу, старейшина задумчиво созерцал полочки с разнообразной литературой. Затем придя к какому-то решению, он осторожно отодвинул пару книг, на вид своих ровесников. И достал из образовавшейся ниши, маленькую деревянную шкатулку. Повертев предмет в руках, рассматривая вычурную вырезку на крышке, он вернулся на свое место.

– Возьми это и передай точно в руки Виса, он поймет. Скажи ему переправить нашу гостью к Ратии. Она сведущая в обращении с незнакомцами из дальних краев. Если пострадавшая иного вида, наша умелица сумеет справиться с ситуацией.

– Хорошо старейшина Тириор’эр, выполню ваш наказ в лучшем виде. Вы не будете вновь опечалены моим недостойным поведением.

– Ступай мальчик мой, и не забудь позаботиться так же и о себе. Помниться мне у нашей добродушной Липии, еще должны остаться свежие пироги, она их не более чем вчера сготовила.

Поблагодарив приемных родителей за гостеприимство и помощь, с возникшей проблемой, и наводкой на сытый ужин, торговец удалился выполнять поручение. Поиски простоватого и исполнительного паренька не продлились долго. Он, по обыкновению обнаружился в рыбацком домике, расположенном у самой кромки побережья, из-за чего море нередко омывало строение своими волнами.

Постучавшись, и не получив ответа, Ариот без приглашения проник в сырое помещение, на века пропитанное запахом рыбы разной свежести. Висарис сидя в тусклом освещении усеянной трещинами лампы, привычно подготавливал снаряжение к новой морской охоте. Не считаясь с тем, что рыбаки сравнительно недавно вернулись с внушительным уловом. Его должно было хватить непосредственно на две предстоящие ярмарки в остальных городах, и еще давало возможность заготовить из морских даров приличные запасы копчености. Позволяя хорошо подготовиться к предстоящему правлению Янрияс и Нимваира, знатных любителей насылать своих вечных морозных слуг, атаковать в первую очередь водные просторы.

Вопреки всем убеждениям и доводам, молодой мужчина был убежден в необходимости заранее быть ко всему готовым. Не слушая мнение более опытных охотников. За это снискал славу глухого упрямца, и был своего рода изгоем в любом обществе. Но, как не единожды замечал торговец, Висарис с малых лет, витающий где-то в своем собственном мире, не слишком-то расстраивался по этому поводу.

– Я уже говорил, ранняя подготовка будет всем исключительно на пользу! Вот увидите, когда вам придется в срочном порядке бежать на охоту, пока погодные условия не испортились окончательно, и селение не осталось без еды и товара. Вы еще меня на руках носить будете!

– Спокойней, Вис, твоя речь, несомненно, проникновенна, но совершенно не по адресу, – не скрывая веселья, поспешил обозначить себя Ариот.

– А, это всего на всего ты.

– Вот ведь! И опять никакого уважения, мальчишка! Желаешь добиться признания, сначала сам начни его проявлять и сразу увидишь людскую доброту, и стремление с тобой считаться.

– Кому нужно признание недальновидных глупцов? Они не способны видеть дальше своего носа, и я рад, возможности от них отличаться! – вновь подтверждая теорию купца, вспыльчиво отозвался Висарис. – Ты прошел по делу или просто мозг нагружать?

– По делу, касательно новоприбывшей, – коротко обрисовав ситуацию, Ариот поставил на захламленный стол шкатулку, – старейшина Тириор’эр, просил передать тебе это.

– Чудно, я рад, очень рад. Исполню в наилучшем виде. Иди, отдыха, больше ты здесь не нужен.

С недоумением наблюдая за исчезновением мелкого предмета у Виса за пазухой, Ариот привычно запустил пальцы в свою густую шевелюру. Поведение этого противоречивого человека продолжало ставить его в тупик. Наравне с необъяснимым блеском азарта в медовых глазах Висариса. Тот больше не обращавшего внимания на позднего гостя, легко выскочил под ливень. Не озаботившись накинуть на легкую рубаху, висевшую у двери куртку.

Осуждающе покачав головой на такое отношение к своему здоровью, мужчина, мечтательно улыбнувшись, направился в противоположную от своих владений сторону. Ничего интересного в старом пустом доме на другом конце поселения его не ждало. А теплые пироги Липии, могли благотворно скрасить срок отведенный звездам[8], придавая сил уставшему путнику. Замечтавшись о приятном времяпровождении, он и думать, забыл, о своем неприглядном, насквозь промокшем виде.

[1]Белое светило– местное определение звезды, обогревающей планету.

[2]Правление божества– всемирное обозначение периода, в нем разное количество дней. На каждый промежуток отведен свой правящий бог, отвечающий за обозначенный период.

[3]Ри́тладир– божество наказания и покаяния, из единого пантеона небесного правления.

[4]Приставка «Э́р»– является уважительной, официальной формой обращения к мужчине, добавляется к имени, фамилии или прозвищу. Упущения возможны после разрешения того, к кому обращаются.

[5]Царствие белого светила– всемирное определение дневного времени, длительностью в десять часов.

[6]Засыпание белого светила– всемирное определение вечернего времени, длительностью в пять часов.

[7]Гризфа́я– богиня судьбы, из единого пантеона небесного правления.

[8]Срок, отведенный звездам– всемирное определение ночного времени, длительностью в восемь часов.

Глава 2 – Гостеприимство беспристрастным не бывает

В небольшом селении жизнь просыпается задолго до пробуждения белого светила[1], и кипит до самой середины его царствия. Независимо от времени правления и погодных условий. В доме Покоя, расположенном в отдалении от других жилых построек и сокрытом ровными рядами рослых деревьев, распорядок дня был иным. Наличие больных, раненых или утомившихся сельчан, требовали особый подход к ритму жизни.

Поэтому, в трехэтажном строении, раскинутом на всю площадь холмистой поляны, график был ориентирован в первую очередь на тишину. С ней восстановление пациентов шло наилучшим образом. Благодаря чему, целители сумели на законодательном уровне запретить проводить шумные работы в здании и за его пределами в иной промежуток. Нежели до начала засыпания белого светила, и в максимально сжатые сроки.

Однако стоило только в стенах лечебницы поселиться неизвестной пациентке, старейшины и пришедшие с ними сельчане, стали без зазрения совести пренебрегать главной заповедью. И то, что причина попустительства древних правил не спешила приходить в сознание, не уменьшало масштабов царившего оживления.

С легкой руки постояльцев и вымотанного их энергичностью персонала, общественность знала о беспокойном сне безымянной женщины. О ее беззвучных криках, звучавшими одновременно с попытками упасть с кровати, казалось бы, в стремлении от кого-то убежать. Эти обстоятельства вынудили главного целителя Трисания приставить к больной личную сиделку, освобождая от всех остальных обязанностей.

Юной практикантке эта навязанная миссия не нравилась, на пару с объектом наблюдения. Вызывая у нее противоречивые чувства. Ведь стоило навязанной подопечной скривиться в болезненной гримасе, девушка на чистых инстинктах спешила на помощь, обтирая влажной тканью пропитанной успокаивающим отваром. Недуг отступал, и ее вновь накрывал необъяснимый приступ брезгливости. С желанием поскорее оказаться подальше.

Навязчивые попытки других обитателей дома Покоя проникнуть в палату, наравне с поджидающими ее на каждом углу неравнодушными посетителями, стремившимися поглазеть на бледную, едва дышащую особу, любви к ней у сиделки не добавляли. Вынуждая проявлять несвойственную ранее жестокость к заведомо слабым личностям, и грубость в отношении старших односельчан.

Оттого, когда новая волна болезненных судорог и последующих метаний привела к слабому стону, и резкому просыпанию. Сопровождаясь падением на заранее застеленный мягким покрывалом пол, практикантка не сумела удержать радостный смех. Унять который помогли усиливающиеся звуки, характеризующие болезненный дискомфорт, грозящий перерасти во вполне закономерную истерику.

Смотреть на рыдания, искажавшие лица взрослых, так, будто они были маленькими неразумными детьми, она не любила. Считая это неправильным, непосредственно по отношению к чужому горю, и к авторитету прожитых ими лет.

Не без труда помогая малоподвижной женщине забраться обратно на кровать, сиделка с опаской отстранила судорожно сжатую ладонь от плеча. Опасаясь, как бы та своим падениям его не повредила. И хоть оно оставалось совершенно невредимым, пациентка при каждом касании тонких пальцев морщилась с такой силой, словно ей ковырялись в открытой ране.

Заторможенность на протяжении всего осмотра не была чем-то необычным. Но возникновение аналогичная гримаса при надавливании на грудную клетку, с абсолютно чистой кожей, настораживали. Вместе с этим, неизвестная не осознавала свои действия. Продолжая смотреть в пустоту невидящим взором. Девушке уже довелось находиться рядом с буйными больными, и помогать лечить людей, покалеченных душой и разумом. Но привыкнуть к подобному у нее так и не получалось.

Спокойствия не добавляло и невозможность удостовериться во вменяемости данной личности. Мешали расширенные зрачки, полностью поглотившие радужку, а другим способам определить состояние чужого рассудка ее так и не обучили. Это обстоятельство вынуждало сиделку вести мысленный спор с совестью, и исполнительностью.

Оставлять подопечных с неопределенным душевным состоянием одних в палате ей строго-настрого запрещали. И, противореча собственным указаниям, уходя, требовали сообщать о любых изменениях в их состоянии. И точно этих невыполнимых условий было мало, эта женщина вздумала, наконец, очнуться, когда от персонала на этаже осталась одна юная практикантка.

Бежать до остальных помощников было несколько пролетов. Те, кто строил лечебницу, не додумались оснастить столовой каждый этаж, сосредоточив их исключительно в одном месте. Кричать, в надежде быть услышанной, она тоже не могла. Кроме бессмысленности данного действа, уже наступил период засыпания белого светила, и шуметь не позволялось.

– Вам нехорошо? – отвлекаясь от невеселых мыслей из-за очередного болезненного всхлипа, девушка бегло осмотрела съежившуюся фигуру.

– Нехорошо? Как понимать это слово «нехорошо»? – слабым, едва различимым для слуха голосом, поинтересовалась незнакомка.

– Вы не понимаете или не помните?

– Не знаю, звук знакомый, а вот смысл, мне непонятен.

– Ну, наверное, это обозначение того, когда вам плохо или болит что-то, тошнит, – неожиданно растерявшись, несвязно промямлила сиделка.

– Значит, раз у меня все болит, мне следует утвердительно ответить на ваш первоначальный вопрос, – посмотрев прямо на собеседницу, постановила женщина.

– Вы можете определить место, наиболее причиняющие вам дискомфорт?

– Сильнее всего мне плохо от плеча, и в меньшей степени от груди. Остальное ощущается не так сильно, больше похоже на отголосок чего-то непонятного.

– Хорошо, то есть это нехорошо, но поскольку вы можете назвать очаг повреждения, это, несомненно, отличный показатель, – запутавшись в собственных словах, практикантка смущено попятилась к выходу, – я пойду, позову целителя, вы сможете ненадолго побыть одна?

– Вам не требуется спрашивать у меня разрешения, или я опять что-то не понимаю?

– Нет, нет, все в порядке. Я быстро!

Больше не задерживаясь, девушка проворно выскочила в узкий коридор. Прислонившись к закрытой двери, она не сдержала вздоха облегчения. Своим пробуждением эта особа добавила к прошлым чувствам сиделки еще и неловкость. Усиливая стремления оказаться где угодно, лишь бы не рядом с ней. Незнакомка пугала ее.

Своими вопросами, не сочетающимися с богатой речью. Чем-то неуловимым, затаенным во взгляде. И ранее замеченной силой, все еще спящей в слабом теле. Каждое совершенное женщиной движение, сопровождалось легкой золотистой дымкой, спадающей с ее рук. Практикантка знала, другие при всем желании не сумеют заметить эту аномалию. Ведь ей самой помогает колдовской дар, последняя милость, дарованная великой Мигариас[2], перед ее вечным забвением о существовании их рода.

Интуиция, на грани подсознательного порыва, еще никогда не подводила и она привыкла полностью полагаться на свои ощущения. Даже неискоренимое любопытство, толкнувшее на стезю целительства, не заставит ее вновь переступить порог капкана, которым стала палата временной подопечной. Для этого, ей предстояло оповестить старший персонал о пострадавшей, соизволившей обрести сознание.

***

Добравшись до общего кабинета целителей, расположенного в восточной части первого этажа, девушка наспех попыталась привести дыхание в порядок, но у нее это плохо получалась. Вместе с тем время поджимало. Заставляя ее явиться перед наставниками в подобном, почти перепуганном виде. Словно по пути ей пришлось не просто преодолеть спиральные лестничные пролеты, а сражаться с кровожадными монстрами, и бесславно проиграть. И затем примчаться под крыло более сильных союзников.

Смирившись со своим неизбежным позором и длительному периоду насмешек со стороны сверстников. Она воспитанно постучалась, и, дождавшись сдержанного приглашающего призыва, прошла внутрь.

– Целитель Ратия′эн[3], – не вглядываясь в лица собравшегося народа, на грани дозволенной громкости вскричала девушка, – ваша пациентка пришла в себя.

– Не нужно быть такой невежливой и шумной, это больница, а не светский двор, – в ответ на ее реплику донесся сварливый баритон со стороны высоких стеллажей.

– Будет вам, коллега. Юфарин’эн еще слишком юна, и потому не может похвастаться вашим контролем над эмоциями, – заступилась за практикантку женщина с зелеными глазами, по-доброму ей усмехаясь. – Касательно твоего сообщения, дорогая, почтенная Ратия, сейчас у главы деревни, его дочь решила раньше срока осчастливить семью малышом.

– Как же мне тогда быть? – практически с ужасом смотря на собеседницу, вопросила Юфа, все еще надеясь избежать общества неприятной ей личностью.

– Разве не очевидно? Тебя взяли в дом Покоя в качестве сиделки, так иди и исполняй свои прямые обязанности, – выходя из недавнего укрытия и на ходу протирая очки в золотой оправе, произнес мужчина.

– Но, я…

– Юфа’эн, тебе необходимо искоренить привычку перечить старшим, – укоризненно посоветовала целительница, – когда пациент вызывает страх, неприязнь или болезненные воспоминания, на первом месте все еще расположен именно он, и затем следуешь, ты. Освой это простое правило, дорогая, и тебя можно будет назвать полноценной помощницей. Назначая на более ответственные дела. А сейчас, будь добра вернуться в палату и там дождаться возвращения своего куратора. Она и назначит наказание, за самовольную отлучку и подвергания подопечной опасности.

– Хорошо, Асмит’эн, я вас поняла, – потухшим голосом, пробормотала девушка, покидая кабинет, она низко склонила голову, упрямо избегая прямого внимания в сторону работников лечебницы.

Не желая показывать силу ненависти, полыхающую в ее синих глазах. Взрослые вновь указали на занимаемую ими позицию. Грубо напомнив – без их милости ей не подняться. Вечно оставаясь глухими и слепыми к мучениям тех, кому не повезло сразу возвыситься и найти выгодного покровителя. Избирательно забывая о своем собственном прошлом, где и они были такими же, потерянными и покинутыми.

Привыкнув считать свои моральные устои и принципы выше мнения других. Без зазрения совести стараясь с их помощью подавить окружающих, ожидая от них беспрекословное подчинение. Юфе, на пару со многими из младшего персонала приходилось терпеть и улыбаться, чтобы затем мысленно проклинать горделиво выпрямленные спины.

Но преклонятся пред милостью равнодушного к ее стараниям окружения, осталось недолго. Она с упоением сможет показать им полученную путевку в лучший мир. Туда, куда эти старшие авторитетные личности не сумели пробиться.

Юфарин с замиранием сердца ждала своего заветного письма из столицы Эдмурн. В нем должны были прислать результаты вступительных экзаменов, на пару с бланком зачисления в престижную академию целительства. Позволяя ей, вырваться из плена этого застывшего места.

Иного ответа быть не могло, она долгие годы стремилась к этому. И ради этого заветного часа, девушка была готова, стиснув зубы, вернуться к опасной особе. Лишь бы не привлекать к своей персоне излишнее внимание.

***

Палата встретила недавнюю беглянку прежней, напряженной атмосферой. Пациентка сидела в той же позе, отсутствующим взором блуждая по невзрачным пустым стенам, небольшому окну и скудной мебели. Эта не хитрая прогулка была осуществлена несколько раз кряду, и женщина, наконец, заметила, что в помещении вновь не одна. Впрочем, облегчать жизнь сиделке и первой нарушать тишину не спешила.

Юфе самостоятельно начать разговор мешало чувство возросшей неловкости и вбитый в голову этикет общения с пострадавшими. Запрещающей ей поведать об истинном отношении ко всей ситуации. Иных слов девушка не находила. Разум переполняли вопли интуиции, требуя от нее немедленного бегства от внимания этих нечеловеческих глаз. Черная пелена, наконец, отступила, но лучше почему-то не стало. От длительного изучения яркости чужой радужки, в ее голове казалось, поселились колокола.

– Вы обещали привести целителя.

– Да, обещала, – заторможено кивнула Юфа, получая возможность обрести свободу и прервать напряженное переглядывание. – Ответственная за вас целительница отсутствует по срочному делу. Я не знаю, когда она вернется.

– Вы чего-то боитесь? – следя за каждым ее движением, прямо спросила женщина.

– Нет. Это не входит в мои повседневные обязанности, – вымученно улыбнувшись, произнесла девушка, – вам, скорее всего, привиделось спросонья. Не подскажите, ваше имя?

– Имя? Я понимаю значение слова, затрудняясь ответить на заданный вопрос. Видимо у меня его нет, или я его забыла, – бесцветным тоном оповестила та, по озадаченно вытянувшемуся лицу можно было догадаться, данное обстоятельство только сейчас достигло ее сознания.

– Видно ваша память пострадала частично, раз вы можете слажено говорить, хоть и позабыли значение некоторых слов. Проблем с движениями у вас также больше не наблюдаются, – машинально озвучивая свои наблюдения, Юфа продолжала совершать много откровенно ненужных действий в крохотном помещении.

– Рефлексы и лексикон не одно, и то же понятие. Первые не всегда характеризуют память, второе не показатель целостности разума, – впервые за разговор в голосе женщины прорезались эмоции, и они были отнюдь не положительными.

– Спорить не стану, это по-прежнему не входит в сферу моих обязанностей. Но я считаю, человек с сильными умственными повреждениями не сумеет излагаться, таким образом.

– Возможно, вы повидали слишком мало больных, или же не оказывали им должное внимание. Я склоняюсь больше ко второму заключению. Видя, ваше наглое вранье, и стремление казаться радушной или отстраненной. При этом всей душой желая сбежать.

– В таком случае, прошу прощения за неучтивость и недостаточную искренность в выполнении своего долга, – показательно покорно согласилась Юфа, останавливаясь посреди палаты, прямо под неровным светом, исходящим от покореженной лампы, – также я вынуждена перефразировать недавний вопрос. Как именно мне к вам обращаться? Желаете самостоятельно озвучить приемлемый вариант временного имени или персоналу дома Покоя действовать по протоколу неопознанных личностей?

– Блэк, – без единой запинки выдала пациентка. – Я вам столь неприятна? Не лучше ли будет найти замену вам меня, а мне вас?

– Я Юфа, можете обращаться ко мне по имени или обезличить до помощницы. И нет, Блэк’эн, я приставлена не конкретно к вам, а к вашему целителю. Заменить Ратию’эн никто не сможет, пока не станет ясно, человек вы или представитель иной расы. Мой куратор единственная в округе кто специализируется по другим представителям разумных видов.

– Блэк’эн? Это такое странное проявления непокорности с вашей стороны?

– Видимо вы все же недооценили глубину повреждения своего разума. Не помнить официальных норм общения, плохой показатель.

– Или, я не из этих мест. И нормы моего народа отличаются от принятых здесь формулировок.

– Исключено, уважительная форма у всех рас единая, она была закрепленная пару веков назад. Вы либо находились в полной изоляции, где обитали исключительно родственники, в чьих беседах предсказуемо звучала вольная форма обращения. Либо, вы пришли к нам из очень далекого прошлого, когда соглашения «Митриас» еще не существовало.

– Столь высокомерный тон, прикрытый показным добродушием, тебе не к лицу Юфа, – одновременно с пояснениями девушки, донеслось со стороны двери, впрочем, никто не спешил заходить внутрь палаты.

– Иди к своим подопечным, Шират! Нечего здесь подслушивать!

Отвлекшись на заносчивого мальчишку, сиделка вдруг осознала, продолжительность времени, которое она стоит и практически нависает над больной. А это было недопустимым действом. За него ее вполне справедливо могли наказать. Учитывая настрой женщины, та была способна пожаловаться на поведение Юфы. Впрочем, угроза окончательно попасть в немилость наставников не могла заставить ее сдвинуться и присесть на жесткий стул рядом с пациенткой.

– Позвольте облегчить вашу дилемму, своим повторным отходом ко сну, – мимика Блэк явно не слушалась, но изобразить ухмылку у нее получилось весьма правдоподобно, – перед этим, я попрошу, ответьте на простой вопрос. Сколько я пробыла без сознания?

– Сложно сказать, нам неизвестны обстоятельства, вашего попадания на поляну. Значит и точного промежутка пребывания в бессознательном состоянии. Начав вести, счет от вашего обнаружения нашими торговцами, то следует полностью учитывать засыпания белого светила и срок отведенный звездам, это означает тринадцать часов. Плюс к этому, вы провели у нас в бессознательном состоянии целых три дня, и новое пробуждение белого светила с его полным царствием.

– Поразительная детальность! В таком случае, я вынуждена задать новый вопрос. Где можно подробно разузнать значение всех тех непонятных для меня слов?

– Вы откуда к нам упали? – недостаточно тихим шепотом пробормотала Юфарин, и затем громче продолжила, – у нас есть библиотека, с несколькими рукописными трудами, посвященными сотворению мира и его поэтапного развития. Прежде чем я принесу их вам, Блэк’эн, нам требуется убедиться, в вашей способности понимать нашу письменность. Вдруг вы пришли из более позднего периода. Предварительно нужно пройти обследование зрения, на случай, если осмотр покажет противопоказания к чтению. Без вердикта целителя, я рисковать не стану.