
Полная версия
Воздействие
Я стянул руки и ноги капитана ещё покрепче, заставив того поморщится от боли и завязал пленнику глаза, больше из вредности своей, хотя ему тоже нечего тут высматривать. Потом выгнал Крузак на дорогу. Ехать на машине в Михайловку, конечно, нельзя, но она нам ещё послужит, хоть и в последний раз – есть у меня одна идея, как надёжно и с толком уничтожить новый дорогой автомобиль.
Я побежал в дом. Сначала сбегал на кухню и открыл все газовые конфорки. Включил микроволновку на десятиминутный таймер и кинул в неё со стола несколько металлических вилок. Потом схватил свой рюкзак, закинул его за спину, подхватил рюкзачок девушки и побежал обратно к машине. Жалко дом, успел я его полюбить, но следы нам сейчас оставлять никак нельзя. Пусть австралийка пока побудет моим козырем, а так – нет места, нет отпечатков, есть козырь. Сомневаюсь, конечно, что по отпечаткам они смогут опознать загадочную девушку, помогающую опасному маньяку-преступнику в розыске, но мало ли… лучше не рисковать.
– Эмели, садись в машину, быстро.
Я забрал у неё дробовик, перекинув его на заднее сидение, сел за руль, и машина резко рванула к большой дороге.
– Возьми тряпку и вытри в салоне всё, до чего дотрагивалась. Запомнила?
– Да. Сейчас всё сделаю. Останется только ручка двери снаружи.
– Я потом сам её протру.
Пока девушка стирала свои отпечатки в салоне, я в голове ещё раз прокрутил нехитрый план дальнейших действий, который, как я надеялся, позволит на время скинуть будущую погоню с хвоста. А план был, действительно, совсем незамысловатый: выезжаю на дорогу, поворачиваю в сторону противоположную от Михайловки и на повороте роняю машину в кювет. Машины на этой дороге – редкость, если повезёт, всё пройдёт без ненужных свидетелей.
Создадим вид, что я «на психе» не справился с управлением, разбив машину и нам пришлось своим ходом двигать к городу. А куда ещё? Не в другую же сторону.
Понятно, что искать нас будут везде, в том числе и в Михайловке, до деревни всего-то минут двадцать пешком, но там уже что-нибудь придумаем. Спрячемся. Только добраться бы поскорее и как можно незаметнее.
Я коротко изложил Эмели свой план, получил её согласие и сразу приступил к его реализации. Притормозил машину, высадив девушку метров за пятьдесят от перекрёстка, передал ей дробовик, вещи и показал, где меня ждать.
Так, что у нас дальше по плану… Дверь приоткрыта, через неё мне выпрыгивать. Я разогнал машину, вошёл в поворот и резко выкрутил руль. Машину повело по мокрому асфальту, прямо на обочину и я, следуя своему плану, выпрыгнул на дорогу. Удачно сгруппировался при падении и только руку немного ободрал, но это невелика потеря.
Тяжёлый автомобиль без управления протащило юзом, потом по инерции сдёрнуло вниз к деревьям, насадив правым бортом на сырые стволы. Жалко Крузак, слов нет, но сработано чётко – всё, как я планировал.
Я метнулся к угробленной машине, открыл нараспашку водительскую дверь, дескать, через неё выбирался. Несколько раз обошёл вокруг, окончательно всё запутывая и побежал по трассе к повороту, где ждала меня австралийка. На дороге, протаявшей до асфальта, прочитать следы будет очень непросто, да ещё и дождь заморосил, окончательно всё смывая и невольно нам помогая. Не должны найти. Надеюсь собак у них с собой нет.
– Нужно пробежать минут десять, на пределе. Сможешь?
– Смогу, – девушка передала мне оружие и мой рюкзак, который я сразу нацепил на плечи.
– Ну, побежали?
По пути, в стороне от дороги встретился небольшой пруд, уже почти освободившийся от льда. Я размахнулся и бросил в него дробовик, который чавкнув, мгновенно провалился в мутную жижу, только пузыри пошли.
«Прости, папа.»
Что-то многовато потерь для одного дня. Но в основном это всё вещи, если не считать потерю доверия к человеку по имени Яков. А вещи… всего лишь вещи. Главное – мы все живы и здоровы. О так нелепо погибшем «военном» я старался не думать.
Эмели бежала впереди мощно и ровно. Я держался почти вплотную за ней. Девушка в хорошей физической форме, умеет применять воздействие и у нас ещё предстоит долгий разговор по этому поводу. Но это потом, сейчас нужно спешно выбираться из переделки, в которой мы оказались.
Двигаясь до деревни, мы всего один раз уходили с дороги, прячась за деревья, когда мимо проезжала случайная машина. Дорога действительно не самая оживлённая, что нам сейчас очень даже на руку.
Задними дворами мы добрались до дома Гены, и я снова ему позвонил:
– Геннадий, мы тут, за забором стоим, со стороны леса. Как бы нам так незаметно в дом попасть? Мы в розыске, нельзя, чтобы люди нас видели.
– О как… ждите, выйду и вас проведу. Накину тока чё нить, подождите.
Через пару минут в заборе приоткрылась неприметная до этого калитка, и Гена замахал нам рукой:
– Давайте сюда!
Когда мы зашли в дом, хозяин протянул руку для пожатия, и, дохнув на меня своим фирменным перегаром и представился:
– Геннадий.
«А то я не знаю.»
– Андрей. А это Эмели.
Девушка протянула руку, и Геннадий её осторожно пожал.
– Давайте, проходите и рассказывайте, во что влипли. Куртки вон на те гвоздики вешайте. Тапок у меня нету, извиняйте.
Мы прошли в комнату и расположились на стареньком, продавленном почти до пола диване, жалостливо захрустевшем пружинами под нашим весом.
– Вы как, голодные?
Мы почти одновременно кивнули. Конечно, успели позавтракать ещё в городе перед выездом, но то утро было, а уже давно за полдень.
Гена стал собирать на стол, заодно выспрашивая нас:
– Ну, что? Расскажете, чё у вас стряслось?
Незамысловатую историю для Геннадия я заготовил ещё по дороге к нему, успев согласовать её с девушкой.
– Гена, мы оказались не в то время, да не в том месте. Так получилось, что мы случайно узнали один неприятный секрет военных, за что вполне можем расплатиться жизнями. Ещё вчера у меня был дом, друзья и работа, а сейчас дом догорает, машина в кювете, а мы с Эмели в бегах. Нас ищут, чтобы, по их словам, «поговорить», но есть у меня подозрение, что после таких разговоров люди обратно не возвращаются.
– Вон оно как… а чё за секрет-то? Хотя, не… не надо мне это знать… Слушайте, а может это… в газету обратиться? Или на телевидение сразу?
– А с чем? У нас ничего нет, кроме наших слов. Да и всё равно они не отстанут, сам понимаешь, как это обычно происходит.
– Понятно. А с Петром как скорешились? Я его сразу после дембеля потерял, потом даже найти пробовал, так он, как сквозь землю. Где он щаз?
– В Москве, – я продолжал вдохновенно врать, – в охране работает, мы с ним несколько раз пересекались, так… по мелочам, а потом как-то получилось – у него затруднения были с деньгами, ну я и помог. Вот теперь моя очередь поблагодарить его за помощь… жаль, что пока не могу это сделать – телефона у меня нет, забрали.
– Понятно… а дальше вы куда?
– Не знаю, Гена. Так далеко мы пока не заглядывали. Нам бы ночь переждать и мысли в порядок привести. Спасибо тебе большое, что нас приютил. Мы постараемся тебя не обременить и утром уйдём.
– Так это… не за что. Давайте, что ли хавать, остывает, а потом вам комнату покажу.
Гена поставил на стол огромную чугунную сковороду со скворчащей картошкой, потом притащил из холодильника литровый пузырь и предложил содержимое нам, на что мы дружно отказались. Геннадия это нисколько не смутило, он наполнил свой стакан до краёв, шумно выдохнул и одним глотком выпил содержимое, занюхав лежащим перед ним куском хлеба.
Мы поели, в который раз поблагодарили хозяина дома и ещё несколько часов посидели с разговором за жизнь, но к счастью, скользких для нас тем больше не касались. Больше всего, подогретый алкоголем, говорил сам хозяин дома, то рассказывая нам забавные случаи со времён своей службы в армии, то сетуя на невысокую военную пенсию и про то, что приходится соглашаться на любые подработки, чтобы просто выжить.
За окном стемнело, когда Геннадий, уже порядком навеселе, выбрался из-за стола:
– Всё, ребята, чё-то клинит меня совсем, пойду на массу подавлю. Утром будем думать, как вам помочь.
– Спокойной ночи, Гена. И… спасибо тебе большое за всё.
Геннадий махнул рукой, дескать, а как же иначе и грузно утопал в другую часть дома, спать, а мы остались сидеть за столом. Эмели пила чай, изредка бросая на меня выжидательный взгляд, а я изучал узор на ковре, думая, с чего начать непростой разговор.
– В тот день мы с подругой прилетели в Сидней на выходные, – австралийка оказалась решительнее меня и, не дождавшись, начала рассказывать сама.
Девушка немного помолчала, видимо, собираясь с мыслями, и продолжила:
– Наш самолёт только что приземлился. Полёт был недолгим, из Мельбурна лететь всего полтора часа, но я с детства не очень хорошо переношу самолёты, поэтому Оливия осталась в зале, с вещами, а я забежала в дамскую комнату, привести себя в порядок. Вернулась через несколько минут… люди вповалку лежали на полу, в проходах между кресел, прямо в дверях… человек сто, наверное. Может больше. И всего два человека, кроме меня, были на ногах. Среди них был мужчина в форме персонала аэропорта, я подбежала к нему, спросила, что произошло, но он и сам не знал. Всё пытался вызвать по рации помощь.
Оливия была в кресле, там, где я её оставила. Я не смогла её поднять. Ни её, ни других людей на соседних местах. Тогда я в полной растерянности, совсем не зная, что дальше делать, села рядом с подругой… и вот тогда я первый раз увидела… нечто. Нечто жуткое, злое, голодное. И это нечто стояло на улице и смотрело прямо на меня через стекло. А потом оно прыгнуло в зал. Просто прыгнуло вперёд, проломив толстое стекло, как целлофановую плёнку. И я побежала. Побежала, не помня себя от ужаса. Бросив вещи, подругу… забежала обратно в туалет, закрылась в кабинке. Спряталась.
Это я сейчас понимаю, что сделала единственное, что могло меня спасти. А тогда я ругала себя за трусость, обвиняла в том, что бросила Оливию, но не могла и с места сдвинуться. Из зала доносились крики оставшихся людей, жуткие звуки, которые издавал монстр, а я сидела и ждала, когда всё закончится. Не осмеливаясь даже пошевелиться, просто оцепенев от ужаса.
Не знаю, сколько я там просидела. Может пару часов, может намного больше. Когда всё совсем стихло я вышла из укрытия и то, что тогда увидела, не забуду никогда. Скользкий от крови пол… повсюду тела, тела, тела… резкий тошнотворный запах… мне стало совсем дурно. С трудом нашла выход, почти теряя сознание нашла выход на улицу и упала на землю, уже не сдерживая слёз. Я лежала и ревела. От жалости к себе. Оплакивая подругу и всех тех, кто навсегда остался в том зале.
Эмели посмотрела на меня, и я ей кивнул, чтобы она говорила дальше, на что девушка тоже слабо кивнула в ответ и продолжила:
– Несколько месяцев я возвращалась домой. Сначала нас было трое, до Мельбурна добралась я одна. Институт, в котором я работала, был частью большого военно-научного комплекса, в основном подземного и был рассчитан на… похожие ситуации. К счастью, уцелела почти вся инфраструктура, оборудование, припасы. И часть персонала, в основном гражданского. Военных почти не осталось, он погибали быстрее всех. Это место и стало на полтора года, одновременно, моим домом и работой. Именно тут мы занялись исследованием монстров и новых способностей, которые появились у людей.
– Рассказывай, я тебя слушаю. Сейчас мне нужна любая информация. Необходимо, чтобы ты рассказала мне, как можно больше. Как много вы успели узнать? Как далеко продвинулись в изучении монстров? – мозг разрывало от появляющихся у меня сотен, тысяч вопросов – столько всего хотелось сразу спросить и понять.
– Мы назвали их Буньипы, по имени древней австралийской страшилки, которой веками на континенте пугали детей и взрослых. Заешь, Андрей… то, что я рассказала тебе, не знает никто. Не может знать. И это именно то, что рассказал мне священник, когда пришёл несколько дней назад. После такого я просто не могла не поверить ему. Но самое главное, что это всё не моя выдумка. Просто это всё…
– Ещё не случилось? Точнее, случится, но через две недели?
– Да… верно. Получается, ты тоже знаешь… тогда, что нам теперь делать?
– Не знаю. Пока не знаю. Но мы обязательно что-нибудь придумаем, – я невесело улыбнулся, – Хотя, иногда мне кажется, что мы совсем не влияем на происходящее и последние события происходят сами по себе. А мы лишь их участники и нужно просто посидеть, и подождать, как что-то обязательно случиться.
Эмели удивлённо посмотрела мимо меня, заставив обернулся. На кухню вышел Геннадий. Наверное, сушняк у мужика, водички пришёл похлебать. Ещё бы, столько выпить, бедолага.
«Ешки-матрёшки! Накаркал…»
Паранойя нервно тыкала пальцем в мужчину, истерично тряся головой и беззвучно щеря рот в глупой кривой улыбке. Но даже и без её подсказки было очевидно, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
Гена подошёл к столу и посмотрел на нас. В его взгляде не было ни намёка на приговорённый им недавно алкоголь в немалом объёме. Чистый, трезвый взгляд человека, который по всем правилам должен был до утра находится в сильной отключке, подействовал на меня сильнее, чем если бы в дом сейчас ввалилась сотня солдат с пушками и базуками и заставил моментально внутренне подобраться.
– Мы должны поговорить. Я объясню вам, что происходит.
Я поднялся со стула, и, осторожно обошёл стол, встав рядом девушкой, которая тоже успела подняться.
– Гена, шёл бы ты спать, а? – уже понимая, что явно происходит что-то нештатное, я всё же сделал неубедительную даже для себя попытку ситуацию разрулить.
– Вам не нужно меня бояться, я не причиню вреда. Я на вашей стороне.
– Ага. Отлично! Только вот о чём ты?
Гена широко улыбнулся, и улыбка эта заставила меня лишний раз усомниться в реальности происходящего. До этого момента мне казалось, что этот вечно хмурый, заросший щетиной мужик вообще не способен на такое проявление радости.
– Признаюсь, не просто подобрать для вас простые и точные слова, которые позволят всё объяснить, учитывая определённый цейтнот. Скажем так – я, тот, кто перенёс матрицы вашего сознания в ваши нынешние тела. И всё потому, то у меня нашлась для вас работа, задание, которое вы, соответственно, выполните. И ещё я очень-очень стар и мудр, как Гендальф, только ещё круче и старше. Это пока всё, что вам нужно об этом знать. Видите, как просто?
Мы смотрели на него молча, не зная, что сказать. Геннадий снова широко улыбнулся и обратился к Эмели:
– Вот ты, Мили, что по этому поводу думаешь?
Девушку вздрогнула, будто током ударили, растеряно посмотрела на меня и сказала:
– Мили… так называла меня…
Гена перебил её на полуслове:
– Мама? Ну конечно же, мама. Хорошая была женщина, умная очень. Но рак не щадит никого, – мужчина собрал руки перед собой в молитвенном жесте и состроил грустную гримасу, – век людской недолог и что тут можно поделать. Или, можно? Что скажешь, Андрей Евгеньевич?
– Твою мать… Кто ж ты такой? – надо заканчивать этот балаган, происходящее передо мной нравилось мне всё меньше и меньше.
– Вот думал, что уже не спросите, – хозяин дома продолжал паясничать, – Возможно, вы уже сообразили, что я немного не ваш Гена. Даже, совсем не он. Но я сейчас как-бы за него. Хорошая шутка, да?
Мы с Эмели продолжали на него мрачно смотреть.
– Не оценили. Ну да ладно… Будем знакомы. Моё настоящее имя уже давно перестало для меня что-то значить. То, как меня сейчас зовут, ближе всего звучит для вас, как «Третий слева из второго ряда». Но вы можете называть меня просто «Третий».
– Третий?? Что за хрень тут происходит? – в полном смятении я ещё раз попытался взять инициативу в разговоре.
– Вот и отлично, – Третий не обратил на эту мою попытку никакого внимания, – Тогда перейдём сразу к делу. А дело всё в том, что вы можете остановить грядущий Армагеддон. С моей помощью, разумеется, но в основном сами. Как вам такая перспектива?
– Я повторю свои слова: кто ты такой? И что тут, на хрен, происходит?
– Андрей Евгеньевич, пока это не важно. Важно знать, что я тот, кто привёл к тебе девушку из далёкой страны и мастера меча из Японии. Да, кстати, не забудь про него. Ещё я тот, кто отбил вас сегодня от группы фанатичных военных и тот, кто может управлять телом вашего нетрезвого приятеля. Вот это всё уже делает мои слова весьма весомыми, не так ли?
Третий, с высоты роста Геннадия, весело щурясь, смотрел на нас, мы сурово молчали в ответ.
– У меня мало времени, ребятки, долго находиться в сознании этого человека я пока не могу, это может ему навредить или даже убить носителя. Хотя, признаться, ваш Геннадий весьма уникальный субъект. Так что, слушайте внимательно. То, что вам нужно сделать в ближайшее время, очевидно упростит вам жизнь. Вас ищут. Ищут тщательно и скоро всё равно найдут. Поэтому, на какое-то время вам нужно спрятаться. А прятать камень лучше среди других камней.
Взгляд хозяина дома становился всё более мутным, а речь менее связной:
– Утром вы берёте Геннадия с собой и двигаете в военную часть в семидесяти километрах отсюда. Ваш друг сам изъявит желание вам помочь и предложит такой вариант. На месте найдите полковника Ковалёва, он… предупреждён и горит желанием вам помочь, – Третий в теле Геннадия как-то неприлично хрюкнул, пытаясь изобразить смешок.
Так, ребятки, на сегодня всё. Начинаем наш дебют. Гену не потеряйте, это наша с вами возможность общаться, ваша рация, так сказать. И сами не умрите в ближайшее время, это чертовски усложнит наше с вами предстоящее предприятие. Конец связи.
Он развернулся в сторону коридора, сильно пошатнулся, но удержал себя, схватившись за дверной косяк и со словами «Гена, давай-ка, дружок, я отведу тебя спать» утопал в комнату, из которой недавно вышел.
Когда его шаги затихли, я позволил себе немного расслабиться и взглянул на девушку:
– По-моему, только что вопросов стало ещё больше. Ты как?
– В порядке… ну, почти в порядке. Учитывая обстоятельства, – Эмели неуверенно улыбнулась.
– Что делаем дальше?
– Этот человек сказал, что мы можем остановить Буньипов. Если это так, то мы обязаны понять, действительно можно это сделать или нет.
– Человек, говоришь? Да уж… Но в том то и дело, если всё обстоит действительно так, как мы услышали.
Я глубоко задумался. Всё происходящее начинало складываться в безумную картинку, где невидимый кукловод играет своими куклами, как пожелает. И если внимательно присмотреться, то у кукол на этой картинке окажутся наши лица.
Получается, что всё происходящее действительно имеет объяснение, которое в данной момент находится в соседней комнате. Или уже не находится, учитывая, что Третий не планировал задерживаться и он уже… что?
«Стёрся? Вышел? Вылетел? Ёшки-матрёшки, что за безумие…»
– Эмели, выбора у нас, действительно, не густо. Сидеть тут до начала Вторжения мы не можем, а выйти на улицу – это, давай признаем, отличный способ погибнуть уже сейчас. По сему получается, что нас ведут дорожкой, которой мы вынуждены пока идти. Шаг влево, шаг вправо – будет считаться побегом, – я поморщился от этой мысли.
– Андрей, может присядем и ещё раз всё обсудим?
– Давай. В ногах правды нет. Хотя мне кажется, что в других местах её тоже не много.
Мы сели обратно за стол, и я попробовал ещё раз сопоставить все события, которые со мной происходили, пересказывая их девушке.
– Итак, что получается. Полтора года мы изо-всех сил пытаемся выжить после Вторжения. Я здесь, в этом городе, ты – на другом краю света. Каждый на своей войне. Потом, мы оказываемся в наших же телах, за две с хвостиком недели до катастрофы. Пока всё верно?
– Да, Андрей, всё верно, продолжай.
– Тебя приводят ко мне. Потом поездка в коттедж и старуха в эпизодической роли суицидного киллера. Мы узнаём, что на нас начали охоту, и прячемся в этом доме. Тут мы узнаём от незнакомца с номерком «три» на спине, сидящего между прочим внутри Геннадия, что нам немного ни мало, предстоит спасти мир.
Девушка кивнула, подтверждая мои нехитрые размышления.
– Да, ещё японцы эти. Получается… из нас собирают команду. Команду, для какого-то квеста, известного пока одному только Третьему – я вопросительно посмотрел на австралийку:
– Эмели, а почему именно ты? И, как так получается, что ты владеешь воздействием уже сейчас, до войны?
– Воздействием? Какой чудное название. Наверное, пришло моё время рассказывать? Хотя рассказывать особенно и нечего.
Я долил кипятка из чайника в свою кружку и приготовился внимательно слушать.
– Мы с Лукасом, это мой коллега из комплекса, тогда работали над одной теорией, которая касалась тех способностей, которыми люди стали обладать после… Вторжения. И вот, мы в лаборатории, а через мгновение я открываю глаза в собственном доме. Конечно, сначала растерялась. Пару дней просто не выходила из дома. Пыталась привести в порядок мысли и понять, что произошло. Потом пришёл священник с адресом и деньгами, ну а дальше ты всё уже знаешь.
– А воздействие? Как получилось, что ты умеешь им пользоваться?
– Есть у меня одна мысль, но всё это только догадка, – Эмели посмотрела на меня, и я ещё раз кивнул девушке, чтобы она продолжила свой рассказ.
– В восьмом классе я заболела, сначала простуда, на которую не обратили внимание, а потом двухсторонняя пневмония. Врачи долго боролись за мою жизнь и, как видишь, победили. Но что-то произошло со мной тогда. Что-то, что повлияло на меня и сделало такой. С тех пор я перестала спать, совсем. Родителям не говорила, боялась, что опять в больницу попаду. И с тех пор стали происходить совсем чудные вещи. Я ведь в начальных классах посредственно училась, мать по этому поводу огорчалась сильно. А после восьмого, меня, как подменили. Всё, что прочитаю, в памяти остаётся насовсем. Думать стало… как-то легче, свободнее. Я тогда сильно наукой увлеклась, по ночам за учебниками сидела. После школы с высшим баллом поступила в университет. Закончила с докторской степенью. Потом переезд в Россию, дальше я уже тоже рассказывала.
Эмели ненадолго замолчала и закончила фразой:
– А психокинез освоила после того, как на нас Твари напали, для занятий у нас в комплексе были выделены помещения, тренировалась я много, – девушка окончательно приняла ту терминологию, которой пользовался я сам, назвав своих австралийских Буньипов нашенскими Тварями.
Эмели замолчала, а я в очередной раз крепко задумался. Получается, что девушка, сидящая передо мной, ещё одно доказательство моей теории. А значит это, ни много ни мало то, что такую блокировку можно снять. По словам Якова, опасное занятие, но можно ли верить этому человеку после того, что он сделал?
А ещё, это всё значит, что люди, похожие на меня, на Эмили или на того же Якова, чтоб его, существуют в нашем мире. Вот и капитан тоже их упоминал. Как говорил один известный персонаж, всё любопытственнее и любопытственнее.
…
Мы сидели на маленькой кухне Гены в полной темноте – выключили свет, чтобы не привлекать внимание с улицы, и негромко разговаривали. Я планировал как можно больше узнать о жизни девушки во время войны, она охотно делилась ценными для меня сведениями.
– А ещё оказалось, что эти Твари совсем не имеют ночного зрения. У человека же напротив, после трансформации, если тот интенсивно начинал использовать зрение ночью, начинало появляться дополнительное, так называемое «палочковое зрение», характерное для ночных животных. Сама структура глаза начала меняться, перестраиваться. Андрей, это просто удивительно.
– Да, Твари действительно почти не выходили ночью, а если и встречались, то как будто сонные, заторможенные. Я тоже это сразу приметил, в основном ночами и передвигался. Начало всего этого безумия я встретил в том коттедже, в котором мы сегодня были. А при первой встречи с пришельцем мне просто повезло. Был поздний вечер, дождь лил, да и сам монстр был травмирован. Всё это, очевидно, и дало мне несколько секунд, которые решали жить мне дальше, или умереть. Тогда первый раз я применил воздействие, случайно, конечно. Так и спасся.
– Ночь для них – чужое время суток, неудобное. Но вот, что удивительно. Даже те монстры, которые днём жертв искали с помощью сканирования, ночью тоже терялись, не могли адаптироваться. Я думаю, что они пришли оттуда, где попросту не было ночи.
– Эмели, это как так?
– Да вот так. Не знаю наверняка, но если это планета, то она вполне могла быть обращена к местному светилу одной стороной, отсюда и вечный день у её обитателей. Или ещё интереснее, их дом могла освещать не одна звезда, а несколько. Теорий много, но нам гораздо важнее было, что ночью становилось безопаснее.
– Тогда добавлю в копилку ценных сведений ещё одно. Твари не любят холод, не выносят его напрочь. Зимой они почти все исчезали из города куда-то, думаю, откочёвывали южнее. Оставалась всякая неопасная мелочь. Да и те, что оставались, становились совсем вялыми. Иначе нам совсем было бы не выжить.