730 дней

Расспрашивая о том, когда мы можем пойти на операцию, я узнал, что она является военной тайной, и нужно быть готовым всем, чтобы в любое время по приказу можно было сесть в прикрепленные за каждым машины.

Подготовку я начал по своему усмотрению. В «рюкзаке десантника», или в дорожном мешке, короткое название которого «РД», начал собирать нужные вещи: боеприпасы, гранаты, трехдневное питание, лекарства, мыло, полотенце. Чтобы все это разместить не хватило бы не то что одного, даже двух «РД»! Кроме указанного еще имелась радиостанция с грузом около пятнадцати килограммов, автомат, пуленепробиваемый бронежилет, а также спальный мешок.

Все это разместить, а также обладать знанием в каком количестве и что брать, требовались мастерство и опыт.

Немного засомневавшись, я спросил совета у одного из «дедов»: «Как быть? Что взять?»

Он был сдержанно-уравновешенным, по тому как повидал много боев, и взгляд его был проницательным.

–Ты, братишка, побольше провизии бери, сказал он, отложив в сторону собранные мною боеприпасы, и продолжал:

–В магазинах твоего автомата имеется девяносто патронов, если расспросишь кого и найдёшь «лифчик», то в него разместятся еще три-четыре обоймы с патронами.

В запас бери еще сто-двести патронов и три четыре гранаты, этого будет достаточно, так как тебя боеприпасами обеспечат, однако вот с провизией бывают проблемы.

Он, переворошив картонную коробку, в которой были упакованы так называемые «сухие пайки», начал делить их на две части. В каждой коробке находилось шесть-семь банок маленьких и больших консервов, расфасованных как печенье хлебобулочной продукции в нескольких видах, а также другие предметы, о существовании которых я понятия не имел.

–Из всего этого бери то, что калорийно, не стоит нагружаться, – посоветовал «дед» и убрал несколько банок.

Этот русский парень, представившись как Глазев, оказался довольно вежливым человеком.

Слова, которые он сказал, до сих пор звенят в моих ушах: «Ты, братишка, не опасайся умереть здесь, а бойся утратить репутацию и оказаться в заключении. Живи по уставу, не выходи за рамки указаний командиров, не проявляй интерес к богатству, и все будет хорошо».

Прислушиваясь к наставлениям парня, почти одинакового со мной возраста, данным им по-братски, меня посетили мысли: «Неужели все «деды» такие вежливые, великодушные?». Однако, чуть позже я убедился в том, что не все пять пальцев одинаковые.

После трехдневной подготовки, на рассвете, с колонной, состоящей из боевых техник, мы вышли в путь. Уложив все вещи в БМП, я подумал о том, что, возможно, устроюсь внутри машины, но, по примеру других солдат, разместился с ними наверху. Наконец-то начался мой первый, утомительный и со страхом долгожданный «поход»… Проезжая внутри городских улиц, я с любопытством осматривался по сторонам, наблюдая за детьми и мирным местным населением, которые вышли посмотреть на нас, как на забаву, вдоль дороги.

Если некоторые из них смотрели на это доброжелательно, другие отворачивали лицо, а иные провожали нас совсем откровенным, ненавистным взглядом.

Выехав из города, мы направились на западную сторону, на низменность. Оставляя слева лесистую местность, так называемую «зеленку», ехали, можно сказать «шли», по глинистой дороге, проходящей над равниной, так как колонна продвигалась очень медленно.

Колонну ведет танк, перекатывая, ориентировочно, на четыре метра перед своей носовой частью, огромные и тяжелые колеса. По причине того, что дорога заминирована, он идет медленно и этими самыми колесами прокладывает путь для автомашин. «Прокладывать путь» – означает, что если вдруг по пути следования, впереди нее идущими под железными колесами танка взорвется мина, самый большой вред от нее будет таким, что она может выбить колесо, которое можно будет поставить обратно и продолжать идти по дороге. Водители осторожно управляли автомашинами и старались не выходить из колеи, проложенной теми самыми железными колесами танка.

До обеда прошли около пяти верст. Вдруг послышались звуки взрыва. На мину попал МТЛБ (многоцелевой тягач легкий бронированный), идущий чуть впереди, за тремя машинами от нашего БМП, предназначенный для старших командиров и оборудованный длинными сгибающимися антеннами.

Выше, за густым черным дымом, образовавшемся в результате грохота, четыре бойца, зависшие в воздухе от удара взрывной волны, шевеля руками и ногами обратно упали на землю. Все это произошло в течение нескольких мгновений, но мне показалось, что прошла целая вечность.

Колонна остановилась. Не успевая спрыгнуть с машин, мы начали готовиться к бою, хотя, кажется, какой-либо опасности, исходящей из окрестности, не было.

–Кажется фугас,– произнес кто-то, находившейся возле меня.

Почему фугасная мина не взорвалась, когда через нее прошли танк, идущий впереди, затем еще пять машин, а колеса именно этой машины не выдержали?

В надежде найти ответ на вопрос, пронизывающий мою мысль, я тихо спросил у солдата, находившегося возле меня, и, услышав ответ, у меня душа ушла в пятки.

Оказывается, мину закладывают глубже, сверху частично насыпают землей, опрокидывая пустую гильзу, приспосабливают её таким образом, что она не взорвется пока не пропустит пять-шесть машин. Каждая машина, проезжая, давит на опрокинутую гильзу, опускает ее вглубь наполовину, около сантиметра, тем самым приближает к её детонатору, и, в конце концов, на чей-то удел, приводится взрыватель в рабочее состояние.

Это первая версия. Если учесть, что взорвалась машина командования, то можно выдвинуть вторую версию. Возможно, афганцы, наблюдали за колонной со стороны, выжидая пока командирская машина приблизилась к определенному месту, взрывали ее дистанционно управляемой миной.

Версий много. Независимо от того, каким способом она была взорвана, последствия печальные. Водитель МТЛБ Юра Самсонов погиб на месте, бойцы, которые поднялись в воздух, как воробьи, ударились о землю, как лягушки. Во всяком случае, несмотря на свои различные ранения, остались живы.

Вот тогда я понял, почему все солдаты устраиваются на корпусе машины, а не выбирают место в салоне. Водитель просто не имел право выбора.

Юра Самсонов был с нашего отделения. Прибывший в “афган” за полгода до меня, этот парень запомнился мне как сдержанный, поддерживающий хорошие отношения со всеми ребятами, был мастером своего дела – искусным водителем.

Бессмысленная, нелогичная, беспорядочная это война,

Для кого, для чего мы держали оружие.

Ум твой опечален, в каждом шагу опасность,

А в душе тысяча один безответный вопрос…

После остановки, продолжительностью около одного часа, колонна вновь двинулась.

Идя ещё медленнее, чем ранее, колонна, перед самым закатом солнца, наконец, свернула налево от дороги, оказалась в просторном месте, начав обосновываться, разделившись на несколько частей, будто готовилась к бою.

Оказалось, мы остановились на ночлег. Командир взвода с целью очистить от мин место, где мы расположились, приказал водителю грузовика «Урал» ездить «вперед-назад» таким образом, чтобы не оставалось свободной ни одной пяди земли, которую бы не исколесила его машина. Если так делать, то, возможно, имеющиеся в этом месте противопехотные мины должны были взорваться, не навредив никому. Командир взвода заставил поставить в четырёх углах проверенной территории отметины, и приказал всем нам не покидать пределы этой границы.

Только обосновавшись на месте и почувствовав «себя дома», неожиданно послышался резкий свист чего-то летящего в воздухе в нашу сторону. Это были звуки артиллерийского снаряда, летящего в воздухе, срезая его.

Снаряд, который взорвался в пятидесяти шагах дальше от меня, в ночной темноте, рассыпался, создавая при этом красивое зрелище, и я смотрел на него всецело поглощенным, при этом перед моими глазами вставали фейерверки, устраиваемые вечерами на праздниках в городе Ташкенте.

Картина взрыва продолжалась так долго, будто шел кинопоказ, где действие киноленты замедлялась…

–Ложись, … твою мать!– кто-то ударив мне в плечо, толкнул на землю. Чуть слышался звук осколков, пролетающих прямо над нами. Проворчав про себя: «Кто это меня “обматерил”?», – я повернулся в его сторону и своим видом поблагодарил его, конечно не за брань. Он только что сохранил мне жизнь.

–Ты живой? Укрывайся, только начинается, – после этих его слов я собрался с мыслями, привел в готовность к стрельбе свое оружие, полез под грузовую машину. Пустил в ход радиостанцию, набрав нужную частоту, начал прислушиваться. За это время начали прилетать еще снаряды, следуя один за другим.

Странно, но на самом деле война, которая так тревожила меня и изливала вокруг огонь, в эту пору не оставляла и следа страха в моем сердце.

На радиоволнах начали прозвучать разные позывные и имена.

–Четвертый, четвертый, я первый, прием.

Во всяком случае не забыл, что являюсь четвертым. Поднимая свое “имущество”, подбегая к командиру, я ответил:

–Я четвертый, прием.

–Принимай координаты, прием.

–Икс-37040, игрек-12510, высота-200, прием.

Записав услышанное, с целью их проверки и подтверждения приказа принятого мною, значительно нарушив произношение на русском языке, повторил озвученные цифры.

–Хорошо,… твою мать. Один дымовым огонь, прием.

–Есть, один дымовым.

Только собрался довести до командира приказ, он жестом указал, что передавать не надо. Он уже по моим словам записал полученные сведения, отмеряя расстояние при помощи ПУО3 и успел превратить это в цифры, которыми пользовались артиллеристы.

Одним словом, наши артиллеристы направили один “дымовой снаряд”, который обозначил свое место попадания густым дымом.

–Четвертый, я первый, прием.

–Я четвертый, прием.

–Плюс, пятьдесят, четырьмя осколочными огонь! Прием.

Наши артиллеристы наводкой в пятьдесят метров вправо отправили сказанное.      После того, как перестало нас накрывать снарядами, вокруг стало тихо.

Не отдохнувшие даже на одно мгновение, мы начали собираться к отправке с места, где остановились на ночлег.

Пройдя за три дня семидесятиверстную дорогу, с несколькими потерями и жертвами, покрывая длинное расстояние, добрались до города Газна.

Спустя годы, когда вспоминаю о тех событиях, через которые пришлось пройти, невольно сравниваю их с нынешним изобилием и благоустроенной жизнью.

В настоящее время, пройдя трехдневную дорогу тех лет всего за один час, по ходу успевая выполнить несколько делишек, оказаться ближе к обеду или к вечеру дома, сто раз убеждаюсь, а также в знак признательности говорю, что все это – благоденствие мирной жизни и спокойствия…

Ангел хранитель

Перед войсковой частью, расположенной а Газне, на зарослях верблюжьей колючки, что прямо возле входных ворот, нам была отведена территория для дислокации. Видимо, по причине того, что мы опоздали, для нас не нашлось места внутри войсковой части.

Отведенную для нашей батареи территорию по приказу командира несколько раз утрамбовали грузовыми машинами, после чего мы расположились.

Чтобы сходить по нужде, я начал разведывать для себя укромное местечко. Впереди, на двадцать-тридцать шагов от нас была натянута колючая проволока, на другой стороне от нее стволы орудий войсковой части, направленных в нашу сторону, и это наводило ужас в наши сердца. В поисках «удобного места» я прошелся десять-пятнадцать шагов между колючими растениями. Я обратил внимание на небольшую яму, окруженную зарослями рогоглавника, и, показавшейся мне уединенным местечком. Не успел сделать шаг в сторону ямы, как меня остановил голос на чистом узбекском языке:

– «Стой, не ходи туда». Подумав, возможно кто-то шутит, я осмотрелся вокруг, но никого не увидел, и всё же от «укромного местечка» пришлось отказаться. Пройдя еще несколько шагов влево, удобно расположившись, присел.

Не прошло минуты-две, как прогремел мощный, оглушающий взрыв, показалось, что кто-то надо мной сыплет землю. Обалдев от происходящего на несколько мгновений, возникла мысль: «Неужели эти окаянные стреляют из орудий именно в это время, а? Нет подожди, если бы наши стреляли из орудий, то почему на мою голову сыплется земля? Нет, скорее всего это вражеский снаряд…!?» В моей голове безостановочно вертелись эти безответные вопросы, которые не давали мне прийти к правильному решению. Сколько времени в таком положении просидел, тоже не знаю: несколько секунд, или минут…

Другого взрыва не последовало, но от образовавшейся пыли, после взрыва, можно было задохнуться. Наконец, появилась видимость, и до моих ушей смутно, еле-еле, начали доходить какие-то звуки. Однако посреди всего этого, кроме остальных, четче и громче был слышен голос: «Мама, мамочка!».

Оттряхивая одежду, я встал. Сослуживцы были встревожены, находились в некотором замешательстве, и все почему-то с удивлением смотрели в мою сторону.

–Стой, не двигайся с места!– у меня не было другого выхода, как выполнять данный мне приказ.

Я посмотрел по сторонам, но возле орудий никого не было видно. Точно, наши не стреляли, но странно, что это было?

И тогда… Мой взгляд остановился на яме, образовавшейся на месте того самого «укромного местечка», возле которого находился я. Чуть дальше, крича, корчась от невыносимой боли и обливаясь кровью, лежал боец. Описать его состояние невозможно…

Неужели этот солдат попал на мину? Кажется, я начал понимать почему на меня смотрели с удивлением, как на человека, только что вышедшего из «пасти самой смерти» и был дан приказ о том, чтобы я не двигался с места. Ещё я не понимал почему не оказывают помощь пострадавшему военному, который орал, крутясь от нетерпимой боли. Окончательно «придя в себя», я понял, что нахожусь прямо в центре минного поля!

Только после того, как саперы подошли и «очистили» окрестность, смогли вытащить раненного, находящегося в шоковом состоянии. Оказалось, что противопехотные мины устанавливаются по три штуки и по определенной схеме. Парень попал на мину, установленную нашими же несколько лет назад.

Неужели должностным начальникам, которые отвели нам место для «привала», об этом не было известно? Откуда у них столько равнодушия, столько безразличия к человеческой судьбе? Неужели было мало потерь, наносимых врагом?

Солдат, попавший на мину, спустя некоторое время, умер. Я же шел прямо к смерти, свернув лишь на шаг, и избежал её только по милости Аллаха. Лишь после этого жуткого события я понял, что слова, звучавшие недавно во мне, являются моим внутренним голосом, и я обрел постоянную привычку впредь слушаться его…

Нет смерти джигиту, он сам лезет на лезвие ножа,

Чаша жизни твоей не выльется,

Если она не наполнится и не разобьётся вдребезги.

Человек пройдет по жизни, увидев предначертанное на лбу у себя,

Если Аллах хранит, даже смерть бежит от тебя.

После одной ночёвки, на следующий день, мы выдвинулись в путь в сторону провинции Вардак. Собранные в Газне десятки войсковых частей, по очереди, занимали место в колонне для участии в операции армейского масштаба.

Мы вышли на магистральную дорогу в направлении Кабул-Кандагар, и, проехав в сторону Кабула около часа, продолжили свой путь по ущелью, находящегося слева от нас.

Поразительный пейзаж: вокруг ярко-зеленая лесистая местность, слева от дороги, шумными потоками воды, между над камней, течет небольшая река, дальше за ней начинаются отвесные скалы, а в тех местах, где дорога расширяется, иногда встречаются отдельные глинобитные дома.

Проехав кишлак, находящейся в расширенном участке ущелья, мы разместились в благодатном местечке.Наши пушкари получили приказ привести свои гаубицы в боевую готовность, а разведчики, пробираясь сквозь отвесные скалы, вскарабкавшись, понеслись в сторону горы, находящейся справа от нас.

В этом промежутке времени замполит начал нам «пудрить» мозги, предупреждая о том, что запрещено входить в жилые дома и торговые лавки кишлака, в противном случае, это будет грозить нам статьёй «мародерство». Кроме этого, возможно, каждый дом, каждая лавка или магазинчик могут быть заминированы.

В кишлаке не было ни единой живой души, оставив свои дома все жители убежали в сторону гор. На дверях и калитках были повешены большие и маленькие сверкающие висячие замки, что больше заманивали к мародерству.

Видимо, для некоторых парней, в самом расцвете сил, в возрасте восемнадцати-двадцати лет, слова замполита «в одно ухо влетели, из другого вылетели», о чем свидетельствовал тот факт, что среди них нашлись и те, что обкрадывали лавки.

Но если один раз может “повезти”, это не значит, что повезет и в другой раз. Один случай поразил многих и заставил задуматься. Парень, по имени Вова, взломал дверь, вошел внутрь лавки, попал на растяжку, от взрыва которой погиб на месте. Только после этого наши мародеры угомонились.

Во время операции, которая продолжалась восемь дней, я принимал все новые и новые координаты, “иксы” и “игреки” составленные из пятизначных цифр, звенящих в моих ушах. В заключении производимых расчетов наши артиллеристы с грохотом стреляли между гор, даже не имея представления о том, куда попадают их снаряды, несущие “семя смерти”. Иногда, из любопытства, эти цифры я накладывал на карту, которые говорили о том, что точки попадания замыкались над кишлаками. Я мысленно представлял, какой ужас там может твориться! Настоящее положение я увидел, когда, в последующих боях, вместе с разведчиками поднимались в гору.

По возвращении в родную часть после операции, я начал понимать, почему солдаты рвались в бой, упрашивая: “Давайте я пойду, давайте я пойду!”. “Авторитет” у тех, кто оставался в части и не участвовал в боевых действиях, был ниже, чем у тех, кто был в боях. Видимо, из-за этого, нас не привлекали на хозяйственные работы. Мы несли только ночную караульную службу, которая длилась до рассвета. По этой причине, сразу, после завтрака, спали до обеда, затем начинали подготовку для вступления на ночное дежурство.

Те, кто не ходил в бой, смирившись с судьбой, принимая свой удел, находились у нас на побегушках. А именно, занимались такими хозяйственными работами, как обеспечение провизией, подготовкой завтрака, обеда и ужина, уборкой казарм и внешней территории.

Свою одежду каждый стирал сам. Она начиналась с кипячения. Если Вас интересует почему нужно кипятить одежду, то скажу: это являлось принудительным мероприятием по уничтожению наших постоянных “гостей”, то есть вшей.

Условия проживания в боевых условиях были невыносимо тяжелыми, в которых не было возможности установить санитарные нормы. По этой причине насекомые, “приводимые” с собой бойцами, очень удобно обосновывались и приспосабливались в казармах. Человек, не имеющий их при себе, переночевав одну ночь в постелях «с гостями», наутро был в одинаковом положении с нами.

Не сумев избавиться от вшей и не найдя способов очистки постелей от них, бойцы приловчились и придумали способ, который приходилось всем соблюдать. Способ самый простой: прежде чем ложиться спать, мы раздевались догола, оставаясь «в чем мать родила», и «ныряли» в постель. Проснувшись, оттряхивали тело, сбрасывая зацепившихся на нас насекомых, одевались и шли дальше.

А теперь представьте такую ситуацию. Генерал, во время проверки, вошел в нашу казарму, где мы, после ночного караула, спали, придерживаясь вышеуказанного способа очистки тела. Все бойцы спали крепким сном, и естественно, у кое- кого тело осталось не укрытым…

Известие об этом случае дошло до штаба армии. Там, дескать, говорили: «Не положено по Уставу!». Однако, у нас имелись свои законы, выработанные условиями жизни и выживания, а также правила, которым мы оставались преданными вплоть до самого “дембеля”…

Тюльпаны на плацу

Наступила зима, выпал обильный снег. Если кому-то скажешь, что в Афганистане тоже бывает снег, то многие, даже те, кто побывали в других регионах Афгана не поверят этому. Но это правда. Город Гардез находится на высоте два с половиной километра над уровнем моря. По этой причине зима здесь холодная, а несмотря на жаркие, знойные дни лета, ночи прохладные. Даже летом, во время ночного караула, мы одевали бушлаты. С наступлением весны везде распускались тюльпаны, да-да настоящие горные тюльпаны. Только они были не красные, а ярко-желтые. Я их видел даже на нашем плацу, который служил площадью для построения нашей воинской части.

Слова о том, что на плацу тюльпаны тоже цветут, для кого-то могут показаться неправдоподобными, однако, что есть, то есть. Плац не был асфальтирован, а представлял собой состряпанную песочную местность.

Раз уж речь зашла о плаце, мне стоит рассказать о нашей халатности к боеприпасам. Это я о том, что мы в афгане допускали чрезмерное расточительство: закрыв глаза можно было на ощупь отыскать на плацу хотя бы один патрон. Не просто обыкновенный патрон, а самый настоящий боевой патрон! Если плац находится в таком состоянии, то представьте себе, какова обстановка в отдаленных уголках или на свалках.

Когда мы стояли на посту, в целях заправки магазинов наших автоматов, открывая специальный ящик для хранения боевых патронов, из двух герметических коробок мы брали одну. Мучаясь, кое-как открывая ее, изымали и использовали только четыре-пять пачек (в бумажной обертке) патронов, остальное выбрасывали как “мусор”. По этой причине свалку нашей войсковой части всегда заполоняли всякие боеприпасы – от боевых патронов, вплоть до реактивных снарядов. Гипотетически мы знаем, где мусорка там огонь, пожар. Приближаться туда на сотню метров не стоило, это представляло опасность для жизни. Такая свалка как у нас и превращалась в настоящее поле боя. Были случаи попадания боеприпасов прямо в центр войсковой части, и, разжигаясь, поднимались в воздух даже реактивные снаряды.

Это была лишь малая часть допущенного расточительства. Что говорить об “утилизирующейся» боевой технике, военных машинах, вертолетах и самолетах во время боевых операций!

Цель моего изложения состоит в том, что если поразмыслить и допустить возможность покушения на жизнь нескольких живых душ осколками каждого боевого патрона или снаряда, выброшенных на свалку, вследствие нашего же расточительства и загоравшихся в результате пожара, то война в афгане своей необузданностью и беспорядочностью не ставит и копейки за жизнь молодых парней. Эта зловещая война тех дней и была ужасом, которую нам приходилось нести на своих закорках.

Любовные приключения

С наступлением весны потеплело, в эти дни нам стало известно об операции “Черная гора”, которую планировалось проводить в окрестностях Джелалабада. Однажды Балушкин проводил совещание, где пытался определить тех, кто пойдет на операцию. Тем временем, я уже успел присоединиться к ребятам, которые перекрикивая друг друга, упрашивали “Я пойду, я пойду!”. Несмотря на то, что во время военных действий в Газне и Вардаке, находясь на связи, в эфире, мною были нарушены произношения слов на русском языке, выполняя требования командиров, я успел превратиться в их глазах в “своего” человека. Возможно, по этой причине, вплоть до “дембеля”, не пропуская ни одного боя, я числился одним из первых в списке участников боевых операций.

Мне неизвестно, возможно у некоторых ребят не хватало воинского духа или же не имели возможности четко проводить эфир как я, для русских парней участвовавших вместе со мной в боевой операции, она была первой и последней. Чтобы ни было, но верно то, что они до самого “дембеля” мыли посуду и пол, а до этого являлись маменькиными сынками, что тоже оказалось правдой.

Мы идем между холмами, расположенными к прилегающей горной местности на севере Гардеза, по разбитой дороге, которая когда-то была покрыта асфальтом. Поднявшись в гору, приблизительно на двести метров, показавшуюся нам при переходе перевала небольшой, мы начали спускаться вниз. В глубине оврага мы увидели остатки вертолета, сбитого врагами, на боку которого сверкала красная звезда. Я слышал от “дедов”, что на этом вертолете, сбитом вражеской ракетой “Стингер”, находились десять парней, бойцов, отслуживших срок военной службы и возвращавшихся домой.

На другой стороне перевала, между отвесными скалами, мы спустились чуть более одного километра и оказались на ровной дороге. Чем дальше мы удалялись от горы что позади нас, тем внушительнее становились ее размеры и казалось, что она пустилась в погоню за нами. Вот тогда я представил, насколько высоко находится открытая местность между гор, на которой расположен город Гардез.

Как только мы прошли кишлак Бараки, где находился батальон, относящейся к нашей бригаде, справа начиналась “зеленка” – кишлаки, расположенные по всей длине на “опасной территории”. Дорога, по которой мы проходили, располагалась над “зеленкой” так, что для тех, кто находился там наши продвигающиеся машины превращались в мишени, как в тире.

Они начали обстрел по нам. Из разных уголков лесной местности, пуская своеобразный блеск , в нашу сторону начали летать снаряды. Движение нашей колонны еще больше ускорилось. Принялось решение проходить эту местность на большой скорости. Подчиняясь приказу: “Никому не стрелять!”, мы, обнимая свое оружие, находясь на БМП, буквально прилипли друг к другу. Слева от нас покоилась большая гора металлолома. Это были сгоревшие остатки боевых машин всех видов, которым не посчастливилось пройти этот “тир” в составе тех колонн, курсировавших в течение шести лет по этой трассе. Большинство этой военной техники составляли грузовые машины марки “Урал” и “Камаз”. При переходе данной местности каждый раз колонны уничтожались и каждый раз, чтобы очистить дорогу, они отодвигались на сторону. Таким образом, образовалась “гора” из отбросов металлолома, или кладбище автомашин, ширина которого составляла около трёхсот метров, а длина распласталась на многие километры. По объяснимой причине, а также опираясь на накопленный за многие годы опыт, “бег” по этому “тиру” на большой скорости давал свои позитивные результаты.