Рарок и Леса

– Дядька Михал, ты здесь что ли?

Голос Галля донёсся из коридора, по которому охотник попал в эту самую комнату с приборами.

– О-го-го! Я здесь! – крикнул Михал, и вскоре Галль стоял перед ним, а из-за его спины выглядывала потешно-сосредоточенная физиономия Каа.

– Ты что здесь делаешь, уважаемый старейшина? – спросил Галль в голосе, которого причудливо смешивались насмешка и почтение.

– Да вот, грибочком балуюсь, – ответил Михал, почувствовавший себя вдруг пацанёнком, застигнутым за кражей варенья.

– Каким ещё грибочком?

– Да вот этим.

Михал указал на красную штуковину, всё также нагло торчавшую посреди наклонного стола.

– Это аварийное отключение целого блока, – уверенно сказал Каа. – В данном случае это относится к утилизатору лишнего биоматериала, который вы называете «машиной смерти». Вот эти звуковые сигналы говорят о том, что отключение было произведено без необходимых предварительных процедур, и теперь возникла какая-то опасность, которую общая контролирующая система собирается устранить. Я не все слова понимаю, но, кажется, это смертельно опасно для людей…

– Когда это произойдёт? – вдруг крикнул Галль, настолько встревожено, что Михалу стало не до смеха.

– Если я правильно понял, то через пять-семь минут, – ответил Каа. – Сначала речь шла о двадцати минутах, потом о пятнадцати, но мы уже какое-то время беседуем…

– Дядька Михал! – вскричал Галль, хватая охотника за плечи. – Айда наверх! Надо быстро собирать людей и найти какое-нибудь убежище. Выйти отсюда мы уже не успеем.

– Да что тут стряслось-то? – спросил Михал, не на шутку перепугавшись.

– Стряслось, возможно, то, что сейчас опять появится нечто убившее здесь всех людей много лет назад. Шансов у нас мало, но надо попробовать от этой напасти спрятаться!

Глава 147. Тебе я всегда поверю!

Ларни за свою насыщенную необыкновенными событиями жизнь, поняла, что не любит сюрпризы. Однако сюрпризы, оказывается, любили её, в чём ей довелось ещё раз убедиться сегодня.

Павшие были преданы земле, и тризна по ним была справлена горькая, но знатная, несмотря на то, что после всего, учитывая потерю огородов, продукты стоило бы экономить. Но, отдавшие свою жизнь за Междустенье, заслуживали того, чтобы их помянули славным пиром, иначе их душам тяжело было бы прощаться с миром живых.

Но вот затих и разошёлся по домам вдовий плач, разбрелись и захмелевшие усталые мужчины, из которых редко кто не был ранен. Ещё, предстояла морока с выхаживанием тяжёлых, за которыми сейчас смотрели родные, но Ларни не собиралась оставаться в стороне, ведь всем была известна её способность заговаривать кровь. Впереди были труды по восстановлению крепости и налаживанию хозяйства. Но это всё завтра, а сегодня они даже столы и скамьи посреди улицы оставили, как было – с недоеденными яствами, кроме тех которые требовали немедленной отправки в погреб.

Все невероятно устали, и Ларни тоже не чувствовала под собой натруженных ног. Но это никак не освобождало её от обязанностей женщины, которые она несла добровольно, с радостью, и не собиралась никому уступать. Мальчишки сами могли о себе позаботиться, Стефан от отдыха решительно отказывался и работал наравне со всеми, но оставалась ещё маленькая Зоя.

Ягда показала себя превосходной нянькой, но покормить ребёнка могла только сама Ларни, что и было сделано. А потом юная соседка заявила, что ничуть не устала и посмотрит за ребёнком ночью. Ларни была не против, тем более что знала истинную причину такого рвения.

И точно – незадолго после того, как девчонка удалилась вместе со спящим младенцем в свободную светёлку, послышались осторожные шаги босых ног, и дверь в комнату едва заметно скрипнула. Потом раздался лёгкий «чмок» и едва слышное «шу-шу-шу», после чего дверь снова скрипнула и закрылась.

Да, лучшей жены, чем Ягда, для её старшего сына придумать было нельзя! Только бы они не натворили там чего лишнего. Ларни боялась не за малютку Зою – та спокойно спала в своей уютной люльке, и ничего ей не грозило, в том числе и невнимание. Опасаться следовало за Ягду. Старшенький сынок-то, вот-вот и совсем станет мужчиной, но девчонке ещё рано познавать мужскую любовь в полной мере. Стоит подождать хоть два-три года, а там… Она только рада будет застелить им брачное ложе, как того требует обычай. А сейчас, следует полагаться на благоразумие тех, кого в силу их молодости, оно нередко оставляет, предпочитая быть достоянием старших.

Но не разгонять же их! Это было бы кощунственно. Так можно сломать то хрупкое нежное чувство, которое должно вырасти красивым и сильным вместе с нынешними детьми. А чтобы не случилось плохого, они со Стефаном ребятам давно уже всё рассказали и предупредили о том, что сейчас можно, а чего пока нельзя. Кажется, все всё поняли.

Успокоившись, таким образом, Ларни окинула взглядом дом и прошла в их со Стефаном спальню. Муж не спал, ждал её. Устали они оба, аж до дрожи в коленях. Так что же, отдохнуть сегодня? Что такого, если они пропустят всего разок? Зато потом с новыми силами…

Не-а!

Когда их руки нашли друг друга, усталость, как ветром сдуло, и Ларни боялась только одного – как бы это не повредило Стефану, раны которого едва затянулись. Но, вот чудо! Сегодняшняя битва словно излечила её мужа. Он не только выдержал сражение, но и не свалился потом, а сейчас с ней был силён, как двадцать лет назад или даже ещё сильнее. И, как двадцать лет назад, в Аду, здесь на земле они творили жизнь! А когда устали уже, по-настоящему, уснули, тесно прижавшись друг к другу, в божественной наготе, презирая лишние покровы, как цветущая весна презирает вчерашний снег.

Ларни проснулась от странного чувства, что на неё кто-то смотрит. До первых солнечных лучей оставался, наверно, час, кругом царила тишина, и даже маленькая Зоя, ещё не просила есть. Женщина осторожно высвободилась из объятий спящего мужа, села на кровати и огляделась. Никого и ничего. Но ощущение ощупывающего кожу взгляда не проходило. Нет, она не видела никаких горящих точек во тьме, но быстро поняла, откуда исходит это странное чувство. Оно словно струилось сквозь сплошную без окон и дверей стену, обращённую на задний двор.

Ларни бесшумно встала, накинула на себя сорочку, едва прикрывающую бёдра, (длинных рубашек она не признавала в принципе – была бы охота путаться!), взяла в углу один из стоявших там мечей, (ну, конечно же, ей в руку легла рукоять демонического оружия, словно специально сделанная под её кисть), и так же бесшумно вышла в коридор.

Словно тень, прошла она по своему дому, без труда двигаясь так, что не скрипнула ни одна половица, но не удержалась, и на пару секунд остановилась у светёлки. Даже сквозь закрытую дверь ей удалось услышать знакомое – «шу-шу-шу», но не было ни скрипа скамьи, ни ритмичных толчков, ни учащённого дыхания, ни сдерживаемых вскриков. Голубки целомудренно ворковали, и это было прекрасно! Значит, всё в порядке, воркуйте, птенчики, придёт время и вам опериться, а сейчас будьте счастливы тем, что у вас всё ещё впереди!

Ларни вышла из дома. Она могла бы пройти на задний двор через кухню, где была выходившая туда дверь, но та, как на грех скрипела, а ей очень не хотелось будить Стефана и мальчиков, а ещё, тревожить эту вот парочку, не говоря уже про Зою. За дом попасть было совсем не сложно, если обогнуть его по тропинке вдоль стены и войти в узкую калитку, которая никогда не запиралась, но которой редко пользовались. Ларни так и сделала. И только она шагнула за калитку в темноту и влажную прохладу заднего двора, как оказалась перед горящими настоящим огнём глазами…

Ифрит. Вот это сюрприз, так сюрприз! В суматохе, слезах, горе и радости остатка минувшего дня, Ларни не заметила, как огненный тролль покинул их мир. Она думала, что он ушёл вместе с семью братьями и их двоюродным братом по имени Хаюк. Ну, вот, оказывается не ушёл!

Три глаза смотрели на нее, не отрываясь, и она не могла прочесть их выражение. В темноте Ифрит казался этакой бесформенной массой, и эта масса сейчас была неподвижна, только слышалось его тяжёлое дыхание, и в воздухе стоял запах горячего пепла.

Но вот он слегка приподнялся и приблизил своё лицо к застывшей на месте женщине. Ларни инстинктивно сжала рукоять демонического меча, понимая, однако, что против Ифрита это, такое же оружие, что против легендарного элефанта зубочистка. Бежать тоже не было смысла – она видела, насколько быстрым было это существо, и как легко оно расправлялось с самыми могучими монстрами. (Даже не успевший далеко уйти живой таран, сломавший ворота Междустенья, пал под ударами его когтей, и теперь, наверно, служил пищей троллям, очень хвалившим его мясо, когда они всемером разделывали здоровенную тушу.)

Нюх, нюх, нюх, вух-фрр!

Может быть, Ларни показалось, но Ифрит улыбнулся, на миг, приоткрыв огненную пасть с треугольными зубами размером с человеческую ладонь. Да ведь он дружелюбен! Ну, конечно, он ведь сыт и хочет спать. Что ж, возможно её не съедят, по крайней мере, сейчас. Вот только, что ей дальше-то делать с демоническим чудовищем, которое расположилось на отдых на её заднем дворе?

Не отдавая себе отчёт в том, что делает, Ларни подняла левую руку и погладила Ифрита по голове. Он был как разогретая печка – горячий и шершавый. И тут случилось чудо – глаза Ифрита стали менее яркими, как бы затуманились, что соответствовало прищуриванию, и он замурлыкал, словно гигантский кот! Так возможно должен был бы мурлыкать засыпающий вулкан. Ларни нащупала то место, где по её мнению у этого существа должны были быть уши, и стала там почёсывать, словно и впрямь ласкала домашнюю кошку. Мурлыканье усилилось. Более того – Ифрит улёгся на землю и, умильно жмурясь, потёрся головой о её ноги, слегка оцарапав кожу на коленях. Ларни присела на корточки, продолжая гладить шипастый череп и глядя, как окончательно потухают огненные глаза. Когда они стали такими же чёрными, как остывшие угли, она поняла, что чудовище уснуло.

Тогда женщина потихоньку встала и на цыпочках направилась обратно. Но тут она наступила на что-то в темноте. Это напоминало длинный ремень, небрежно брошенный на землю. Странный непорядок! Ларни подняла находку и вдруг сообразила, что это такое. У неё в руках были поводок и ошейник Ифрита, которые держал до этого Хаюк. Значит, мальчишка-тролль привёл Ифа сюда, снял с него эту упряжь и смылся! Хм-м… Получается, что им оставили это чудовище специально. Но, что это значит?

Диверсия со стороны троллей? Врядли. Если бы они захотели, то могли просто всех здесь сожрать, но нет, они никого не тронули, а наоборот спасли Междустенье и всех оставшихся в живых его обитателей от верной смерти. Может, от Ифрита просто избавились?

Ларни перебирала поводок, гадая, что с ним делать, когда ей под руку попалось что-то квадратное, размером с книжную страницу небольшого формата и необычно холодное. Разглядеть новую находку не представлялось никакой возможности, и потому женщина прихватила поводок, ошейник и эту прикреплённую к нему штуковину в сарай, где на полке рядом с дверью стоял масляный фонарь, и лежало огниво.

Ларни зажгла свет и увидела прозрачную до кристальной чистоты пластину, на которой было что-то написано. Она поднесла этот необычный документ, буквально леденивший ей пальцы, поближе к свету и прочла следующее:

«Дорогая Ларни! Ты не представляешь, как я рада, что ты и всё твоё семейство, живы и здоровы! Благодари Сато – это была её идея послать вам на подмогу троллей. Прости, что мы не смогли прийти на помощь сами. Нельзя, пока нельзя, иначе пропадёт всё, что мы создавали столько времени.

У меня для тебя две новости, как всегда – хорошая и плохая. Первая хорошая – монстров в своих лесах ты больше не увидишь, это была последняя волна. Скоро они, вообще, переведутся в вашем мире. Почему? Это тебе предстоит узнать потом от своих родственников и друзей, когда они вернутся из похода. Вторая новость не столь хороша – ваша жизнь не будет лёгкой, потому что на смену монстрам идут другие твари, тоже опасные, но не столь свирепые. Одна из них недавно ранила твоего мужа на охоте, так что будьте осторожны. Впрочем, они всё же лучше монстров, потому что их можно есть.

Я знаю, что твой народ сильно пострадал в этой битве. Сочувствую, но это дело поправимое, пока вы не разучились рожать детей. В детях заключено бессмертие человечества, и все кого вы потеряли сегодня, снова будут с вами, повторившись в детях.

А чтобы в будущем таких катастроф было поменьше, я оставляю тебе Ифрита. Он сейчас почти ручной, но если вздумает брыкаться, надень на него этот ошейник с поводком. Я бы и Хаюка оставила, но больно уж этот малец охоч до женщин! Потом не будете знать, куда девать тролльчат. Но я думаю, ты с Ифритом и сама справишься. Если его не будить, он проспит лет пятьдесят, но в таком случае проснётся голодным и опасным. Поэтому, корми его хотя бы раз в месяц. В пищу ему годится, всё что горит, а не только мясо, так что можешь дать ему выкорчеванный и просушенный пень, и он с удовольствием сгрызёт его за пару дней, а потом опять спать завалится. Если нападут враги, а такое рано или поздно случится, (ведь люди вечно находят повод воевать), просто покажи их Ифу и наслаждайся зрелищем. Можешь использовать его также для тяжёлых работ – он достаточно понятлив, а силой превосходит всех троллей вместе взятых. Только на охоту его не берите – Иф запросто поймает любого зверя, но тут же сожрёт его сам.

На этом прощаюсь с тобой, моё дорогое, нежное дитя! Увы, мы снова не увидимся долго-долго, но всё же встретимся когда-нибудь, я в это верю! Передавай Стефану привет от Сато и перецелуй за меня всех своих детей и будущих внуков.

Твоя Кейни!»

Кап! Кап-кап!

Нет, это были не слёзы, просто прозрачная пластинка быстро таяла у Ларни в руках, и вода с ладоней капала на пол, попадая на ноги.

– Что ты здесь делаешь? – вдруг раздался со стороны двери в сарай голос Стефана. – Да у тебя вся рубашка спереди мокрая и под ногами лужа!

– Сейчас всё расскажу, – улыбаясь и вытирая руки, ответила Ларни. – Только боюсь, ты мне не поверишь!

– Поверю! – улыбнулся в ответ Стефан, обнимая жену. – Тебе я всегда поверю!

Глава 148. Я люблю тебя таким!

Механикус знал, что такое свадебный поезд, но сам принимал участие в этом мероприятии впервые. Это напоминало что-то среднее между праздничной поездкой и сумасшедшим домом. Люди явно злоупотребляли имеющимся в их распоряжении горючим, которого при расходе такими темпами на их поездку могло не хватить. Кроме того, они ведь двигались параллельно шагающим по дороге монстрам, которые не обращали на автоколонну никакого внимания. Пока не обращали…

Стальному охотнику не хватало общества сэра Мальтора, он даже жалел, что не направился с ним в поход к предполагаемым мистическим порталам или что там было в конце дороги монстров? Но это собрание людей и впрямь нуждалось в присмотре. Больше всего они напоминали расшалившихся детей.

Едва умещаясь на трёх машинах, из которых было два грузовика и один высокоскоростной автомобиль похожий на пулю, они горланили песни, отпускали скабрезные шутки в сторону монстров, даже кидали в них мелкие камешки и продолжали пить. Как в них столько помещалось?

Самыми трезвыми здесь были молодожёны и, наверное, поэтому Механикус быстро нашёл с ними общий язык. Более того – он придумал, как избавить их от постоянного общества крепко «датых» друзей и родственников.

Обойдя перед отъездом здание банка и стоящие за ним пристройки, он обнаружил в каретном сарае отличную новенькую коляску с полным комплектом лошадиной упряжи. Вещи в этом мире не внушали доверия, дома на окраинах, вообще, рассыпались в труху, но эта повозка оказалась на удивление прочной. Ультразвуковое исследование обнаружило лишь незначительные микротрещины в железных шинах, выдающие несовершенство ковки. В общем, экипаж обещал выдержать дальнюю дорогу без ремонта, и Механикус предложил молодым прокатиться в нём, решив проблему с отсутствием лошади оригинальным способом. В рекордно короткие сроки этот мастер на все руки собрал из запчастей к той же коляске и всяких подручных материалов велопривод собственной конструкции, где главной движущей силой был он сам.

Руфус и Гюрза недолго отнекивались из вежливости, и вскоре согласились на его предложение, чему он был искренне рад, а чтобы общаться с этой парой было легче, стальной охотник повернул свою голову на сто восемьдесят градусов, что может быть выглядело смешно, но совершенно не мешало ему видеть дорогу с помощью затылочных сенсоров.

Конечно, это транспортное средство было куда более трясучим, чем автомобиль, но молодая пара не обращала на это обстоятельство большого внимания. Единственно, что обеспокоило Механикуса, это ранение Гюрзы, от которого она ещё не полностью оправилась.

Выслушав историю её неожиданной травмы, он искренне подивился, ведь монстр её укусивший, был ему хорошо знаком. Эта тварь обладала подобием разума, а её яд был стопроцентно смертелен, так что можно было сказать, что произошло чудо. Может быть, дело было в уникальных способностях Гюрзы, в её невосприимчивости к ядам, а может, её спасла та любовь, которой Руфус окружил свою пациентку. Механикус не спешил с выводами. Биохимические показания молодой женщины ничем не отличались от стандартных, что же касается любви, то он много раз в жизни видел её проявления, но так до конца не уяснил себе, что это такое. По крайней мере, он мог с чистой совестью засвидетельствовать – да, любовь излечивает, но при иных обстоятельствах может убить.

Они возглавляли свою небольшую колонну. Для этого Механикусу приходилось основательно крутить педали, что для него не составляло труда, но грозило быстрым износом механизму, который он соорудил на скорую руку. Но и это его мало заботило – поломается, починится, гораздо интереснее было слушать Руфуса, который не уставал рассказывать про Инци. Правда, сначала он сомневался, правильно ли приобщать к этому учению Механикуса, который не был созданием божьим, но его сомнения развеяла Гюрза, сказав, что раз мастер, создавший Механикуса, был человеком, то и его творение не чуждо промыслам Создателя, а значит, может принять учение Инци, как и все разумные существа.

Через двое суток их путешествия Механикус знал назубок основополагающие постулаты культа Инци, и они с Руфусом принялись за толкования и осмысление малопонятных и загадочных мест в этом учении. Но тут стальной охотник заметил, что Гюрза скучает. Молодая женщина не выражала недовольство и слушала их рассуждения с вежливой внимательностью, но сама принимала в разговоре весьма скромное участие.

Тогда Механикус предложил прервать на время их теологический спор и стал рассказывать своим пассажирам историю Огненной королевы и её пропавшей дочери, а также о короле Лоргине и воительнице Маранте, которую слышал от сэра Мальтора.

Руфус был потрясён. Гюрза тоже удивилась, но для неё не всё в этом повествовании было новостью.

– Ханна говорила нам, что была когда-то фрейлиной Огненной королевы, своей родственницы, – сказала она. – И многое еще разного рассказывала про Огненное королевство и об их невероятных правительницах. Но такие подробности я слышу впервые. Так значит ты – Огненный принц?

Она обняла руку Руфуса и положила голову ему на плечо.

– Совершенно верно, – подтвердил Механикус. – Правда, согласно законам, принятым в том королевстве, престол наследовали только девочки. Мужчины в этой династии рождались, как и в любой другой семье, но занимали посты либо министров, либо жрецов, и очень редко военных. Как это объяснить я не знаю, но, похоже, это свойство в вашей семье сохраняется, и по сей день.

– У Ларни, моей старшей сестры, – возразил Руфус, – кроме двух дочерей есть ещё три сына. Все трое – мальчишки, как мальчишки. Озорные, неглупые и, по словам людей знающих, обещают стать хорошими охотниками. Да, не воинами, но всё же не книжниками, как я. Есть у меня ещё младший брат – Василь. Он и охотник, и воин, каких поискать. К тому же обладает такими способностями, которые не снились нашей маме – Маранте-воительнице. Так что сейчас в семье я такой один.

– А я тебя, как раз, именно таким люблю! – вставила Гюрза и поцеловала своего мужа, правильно рассудив, что не стоит стесняться проявления живого чувства, тем более перед мудрым Механикусом.

– Возможно, способности тех ваших родственников попросту подавлялись в силу принятых традиций, – предположил Механикус. – Но нельзя также забывать, что наследственные свойства одинаково передаются со стороны обоих родителей, но их проявление это дело случая. Ваши племянники, видимо пошли в своего отца, а вы – истинный сын своей матушки, но не копия, а скорее отражение, противоположность.

– А Василь? Внешне он больше на отца нашего похож, на Михала-охотника. Но во всём остальном боец и непоседа почище Ларни и дочки её, нашей племянницы – Лесы.

– Возможно, это как раз то самое исключение из правил, которое изредка встречается у людей. Правда, в обычных семьях, это чаще бывает девочка, которая предпочитает оружие куклам, но ваша семья, как раз необычная, так что…

– Простите, мастер Механикус, что прерываю, но впереди что-то есть. – Сказал Руфус, вглядываясь в горизонт.

В автомобилях тоже заметили что-то прямо по курсу, и колонна встала. Люди мгновенно протрезвели, посерьёзнели, притихли. На свет явились бинокли и зрительные трубки. Все так пристально всматривались в нечто, напоминающее гору, находившуюся где-то в отдалении, что никто не заметил того, что происходит рядом.

– Смотрите! – вдруг вскричала Гюрза. – Монстры!

И действительно, монстры теперь вели себя по-другому. Они уже не шли сплошным потоком по прямой, как стрела, дороге, а топтались на месте, словно в нерешительности. Вид у них при этом был такой, словно они никак не могли понять, куда это они попали, и что им следует делать дальше.

Вдруг они заметили людей. Все головы тут же повернулись к свадебному поезду, и на колонну из трёх машин и одной повозки уставились сотни глаз. Тишина повисла над замершей колонной. Люди смотрели на чудовищ, чудовища смотрели на людей, и никто пока не двигался. Пока…

Глава 149. И что люди маются?

– Но ведь это я убил их! Я виноват в гибели людей!

На Шарля было жалко смотреть. Вот уже несколько дней он занимался самобичеванием и основательно извёл своих спутников.

– Ты не можешь себя винить за то, что потолок там оказался таким непрочным, – в который раз говорил Василь. – Ты всего лишь влез на холм…

– Ага, тут-то он и провалился!

– Ну и что? Ты же не мог пролезть внутрь. Что ты ещё мог сделать?

– Надо было разобрать потолок потихоньку.

– Если бы ты разобрал его потихоньку, в драке погибло бы больше народа, чем тогда под камнями. Утешься тем, что не пострадал никто из хороших ребят. Придавило только плохих.

– Но ведь сказано – «Не судите, да не судимы будете!» Плохие, они ведь тоже люди…

– Шарль! – сказала Леса, подходя к спорящим. – Глыба, которая тогда сорвалась с потолка, тяжело ранила атамана, а это спасло жизнь Рароку, которого тот собирался ударить исподтишка. Я простила лже-Золаса за всё то зло, что он мне сделал, но всё же я предпочитаю видеть его среди мёртвых, а того, кого люблю, среди живых. Надеюсь, ты ничего не имеешь против этого?

– Да, но…

– Шарль, я тоже тогда убила человека. Убила из мести, нарушив тем самым законы того, кого почитаю. Я также несу на себе долю вины за всех кто погиб тогда, правых и неправых. Это мой крест, и мне нести его до тех пор, пока с меня его не снимет тот, кто единственный имеет право судить людские поступки. Инци слышал твоё раскаяние, и я уверена, что он простит тебя. А теперь, давай постараемся добрыми делами загладить и искупить свои грехи вольные и невольные.

Шарль что-то ещё поскулил, но в итоге кивнул головой и принялся собирать поваленные бурей деревья для вечернего костра.

– Ты прямо, как Руфус! – шепнул племяшке Василь, вздохнувший с облегчением в первый раз после спора со своим одноглазым другом.

– Просто говорю о том, что думаю и во что верю, – пожала плечами девушка. – Ты Рарока не видел?

– Туда пошёл твой милый, – указал куда-то в заросли Василь. – Кабана обещал принести. Я хотел, было, ему помочь, но он отказался. Хочу, говорит, сам! Ну, сам, так сам, я не против. Он у тебя такой здоровый, что кабан для него не угроза, только поймать хрюнделя, ещё уметь надо! Он, может быть и не большого ума зверь, но у него хватает хитрости, чтобы не отдать своё сало так запросто.

Рарок и Леса были вместе днём и потихонечку натянутость в разговоре исчезла. Гладиатор догадался не навязываться девушке с настойчивыми ухаживаниями, а вести себя просто и дружески. Так было легче для обоих, но всё же он бросал на Лесу влюблённые взгляды, которые смущали её больше, чем самые пылкие признания.

Спали врозь. Чаще всего между ними был костёр, но он не мог, как следует согреть стынущего ночами в одиночестве тела, и потому оба просыпались утром замёрзшие и хмурые.