Война кланов. Охотник 1

Отцовские вскрики слышны вдалеке, на них отвечают собачьи взвизги и злобное рычание. Мама бежит без оглядки, кусты задевают меня по голове, если бы не ладонь, то заревел в полный голос.

 Лес уже не кажется таким приветливым и светлым. Он стал черным и злым, полным страха и кошмарного воя. Мамина нога уходит по колено в яму, скрытую мхом. Она выдергивает её с резким хлюпаньем и бежит дальше, штанина окрашивается в тёмно-зелёный цвет. Огибает деревья, перескакивает через кусты и поваленные стволы.

Возгласы отца затихают, лес накрывает тишиной, даже птицы перестают петь. Слышится топот бегущей мамы, её тяжелое дыхание и… шум позади.

Меня тоже захлестнула паника – кто же нас преследует?

Шум следует за нами, звучат выстрелы ломающихся веток. Проливается пронзительный вой. Страшный звук заставляет меня притихнуть. Ужас пробирает до глубины души, страх замораживает любые мысли.

Мама выскакивает на небольшую прогалину и толкает меня под корневища упавшей сосны. Лесная красавица по высоте могла сравниться с десятиэтажным домом, но буйный ветер решил по-своему. Корни толстыми змеями идут от ствола в землю. Мама быстро говорит: «Малыш, ползи до конца норы, там мы приготовили тебе сладкий подарок. Не вылезай, пожалуйста… Пока не затихнут все звуки, не выходи… Что бы ни кричали и как бы не вызывали – не выползай!».

Мягкая рука подталкивает к норе. Миндалевидные глаза испуганно шарят по сторонам. Под корнями чернеет отверстие, и я ползу туда, в темноту. За обещанными сладостями. Мамины легкие шаги стремительно удаляются. Я ползу…

– Малыш, быстрее! – знал, что он меня не слышит, но невольно начал болеть за него.

За него?

За меня?

Но я этого эпизода не помню. Видение или прошлое? Чертова игровая заставка или какое-то злое колдовство?

Пахнет сырой землей, песок сыплется за шиворот, щекочет кожу. Рассыпаются под руками сгнившие корневища. Какие-то шнурки скользят по волосам, паутина опутывает лицо, я стряхиваю липучие нити, размазываю по щекам грязь. Вдалеке брезжит свет, и я с удвоенной энергией двигаюсь на светлое пятно. Стенки норы сдавливают с боков, пару раз застреваю, но прорываюсь и ползу вперед. Тихонько хнычу, но ползу.

Ещё немного! Давай, малыш!

Нора расширяется, и я попадаю в маленькую пещерку, в потолке белеет узкое отверстие. Сквозь переплетение корешков с трудом проникает свет. Я кручусь на месте, оглядываю пещерку, но сладостей нигде нет, если не считать кучки белеющих в полумраке мелких косточек. Сухая норка. Лисья или барсучья?

Темнеет ещё одно отверстие в стене напротив, но настолько узкое, что голова туда не пролезает. Шарю там рукой, но ничего не нахожу.

Я очень обижаюсь на маму за обман, и громко зову её, чтобы спросить об обещанном угощении. Мамины слова о молчании забываются на фоне горького разочарования.

– Молчи, ребёнок! Молчи!

С потолка осыпается земля, и около отверстия возникает какой-то шум. Кажется, что пришла мама – кричу ещё громче. Мама не отзывается, но в лазе, где синеет небо, и покачивается ветка березы, возникает лохматая темно-серая морда с белым пятном на лбу. Вытянутая пасть измазана красным. Собака съела мои ягоды?

Охренеть! Ну и чудище! Морда в два раза больше чем у сенбернара.

– Собачка, приведи сюда папу и мама! – прошу я появившееся животное.

Морда приближается к отверстию и на меня смотрит янтарный глаз с круглым зрачком. Секунду спустя глаз исчезает, а на лицо сыпется земля – могучие лапы собаки расширяют лаз, из пасти речными перекатами раздается утробный рык. Я пугаюсь, дикий ужас от сознания того, что сейчас покусают, сковывает тело.

Уползай, малыш! Уползай!

– Папа! Мама! Помогите!!! – крик вырывается из горла и возвращает телу послушность.

Я пячусь задом к норе.

Он меня услышал?

Волосатая лапища с удлиненными пальцами, гораздо длиннее, чем у обычной собаки, просовывается в отверстие и скребёт по земле. Когтистая конечность мечется по пещерке и хватает за курточку. Черные когти прорывают болоньевую ткань и царапают ребра – страшная лапа сжимается. Завывая и рыча, зверюга упорно подтаскивает меня к раскопанному отверстию. Мелькают желтоватые глаза и скалятся окровавленные клыки.

Пусти, тварь!!!

– А-а-а!!! – мальчик верещит, что есть мочи.

– А-а-а!!! – кричу я вместе с ним.

– Регенерация усовершенствована, ловкость увеличена!

Сон неожиданно закончился, но тряска продолжалась. До меня не сразу дошло, что трясли в реальности. Распахнув глаза, я увидел склонившееся лицо черноволосого соседа по палате, к губам прижимался палец, корявый как сучок старого дуба. Я быстро кивнул, показывая, что понял.

– Не ори! Слушай меня, малец. Сейчас ты должен бежать, и чем быстрее, тем лучше. Поверь, я не сошел с ума, но нет времени объяснять – кто знает, как долго выдержит Наталья, – мужчина кивнул в сторону двери, за которой раздавались звуки борьбы и знакомое по сну рычание.

– Как бежать, я же весь переломанный!

– Ах да, я и забыл, что ты ничего не знаешь, – с этими словами сосед рванул гипс в разные стороны, зацепив пальцами у самого горла.

Ещё пара рывков и гипсовый корсет с глухим стуком осыпался на смятую простыню. Я невольно вздохнул и вместо ожидаемой резкой боли, ощутил лишь небольшое нытье, как от легкого ушиба.

– Охренеть! Чем же таким меня обкололи?

Ночная погоня

За дверью разливается вой, который пришел за мной следом из игры. Раздается звук сильного удара, и к вою добавляется громкое рычание. Звучные шмяки следуют один за другим, словно огромный пекарь со злостью швыряет тесто на стол.

Скрежет когтей по металлу, лязг клыков и злобный рык.

Я чувствую, как на шее у затылка поднимаются и шевелятся волоски, будто меня шибануло током.

– Малой, некогда объяснять. Шпарь в Медвежье, знаешь такую деревню? – после моего кивка сосед продолжает.– Увидишь на отшибе дом с высоким забором, увидишь ещё дракона на коньке – вот туда тебе и надо. Ныряй в окно, через коридор не выбраться!

– Тут же четвертый этаж, да и темно! Не видно же ни фига!– я за моргание глаза оказываюсь у окна, за которым царит глубокая осенняя ночь.

Ни грамма боли, словно и не было вчерашнего побоища, даже зуб не шатается. В окне отражается широкоплечий парень в синем халате. Слегка взъерошенные светло-русые волосы, славянские скулы, оттопыренные уши – ничего необычного. Если не считать того, что со мной происходит.

– Ты почти сутки проспал, вот и ночь не кончается. В деревне будут мои ребята, они объяснят, что к чему. Скажешь от Михаила Ивановича, – одним движением сосед закидывает меня на подоконник.

Меня? Восемьдесят килограммов левой рукой? Богатырь…

Падает и разбивается бурый горшочек, чахлый цветок ломается на середине стебелька. Деревянная рама широко распахивается, а ночь швыряет в лицо пригоршню мелких капель. Где-то далеко внизу ждет мокрая земля.

Ё-моё, как же высоко!

– Передай обалдуям – если будут пить мою настойку, то я их кроссами замордую!

Широкой ладонью меня сносит с облезлого подоконника. Я повизгиваю в свободном падении. Мозг застывает от ужаса, но жизнь не торопится проноситься перед глазами. Вместо неё сверкают окна больницы, а я по-кошачьи изворачиваюсь в воздухе.

Земля больно бьет по ладоням и ступням, притяжение влечет тело дальше, стремясь впечатать в пожухлую траву. Когда нос, почти как в песне у Газманова, «ноздрями землю втянул», руки и ноги заканчивают амортизацию и идут на противоход – меня подбрасывает в воздух.

Легкий перенос тяжести и я всаживаю пятки в мокрую землю.

Ого, как так получилось? Почти как у кошки…

Взгляд на окно – лохматая голова тут же исчезает. Из палаты слышится дикий визг, бухают удары. В больничных окнах встревожено зажигается свет, звуки яростной битвы будят пациентов.

Я не хочу дожидаться финала ревущего концерта. На фиг надо! Я мчусь к выходу с территории больницы.

Желтый фонарь рассеивает мглу над главным входом, мерцающий свет очерчивает проем в арматурном заборе. Где раньше скрипела калитка, теперь красуются ржавые петли на металлическом столбе. Вот за верхний зубчик я и цепляюсь полой халата.

– Уползай, малыш! Уползай! – пронзает недавняя мысль.

Затрещавшая ткань дергает обратно. Я разворачиваюсь и вижу, как из окна знакомой палаты вылетает визжащее существо, похожее на огромную собаку. Глухой удар о землю и следом резкий хруст ломаемых сучьев – кусты принимают в объятия необычное создание.

Твою же маму чмокнуть в телеграмму! Это же волкообразный монстр из «Войны кланов»! Я сплю или вижу его наяву? Щипок за ляжку доказывает, что я не сплю. Но могу уснуть вечным сном, если не потороплюсь смыться…

Памятуя о словах соседа, я не рвусь возвращаться на предмет оказания первой помощи вылетевшему оборотню, а припускаю по холодной улице. В вязкой глине остается больничный тапок.

Ай, больно!

В пятку вонзается острый камушек.

Бежать!

После невыносимо долгих четырех секунд я заворачиваю на улицу Генерала Белова, и больница скрывается с глаз.

На улице непроглядная ночь, в пятиэтажках горят редкие огни, а на улице ни души.

Осеннее небо разрезает жуткий вой, на него лаем откликаются все собаки Шуи. Мороз хлещет по коже и вызывает кучу мурашек. Я их не звал – они сами высыпали на кожу и начали гоняться. Я дергаю к мигающему вдалеке светофору, в надежде найти хоть какую-нибудь машину.

Подальше от грозной больницы.

Подальше от собак.

Подальше от странных следователей и непонятных соседей по палате.

Подальше от этой придурочной игры…

Краем глаза замечаю водопад бриллиантов у соседнего дома – огромный доберман выскакивает на балкон и рвет голосовые связки в сторону больницы. Вспыхивает свет в окнах, слышатся крики недовольных людей, которые пытаются утихомирить лающих питомцев.

Ещё один вой взвивается в ночное небо.

На светофоре останавливает красная девятка с желтым плафоном на крыше.

Такси!

Лишь бы успеть.

За спиной громкое рычание, затем слышится шум падения тяжелого тела и скрежет когтей по асфальту.

«Не оборачиваться! Бежать к машине!» – команды в голове мешаются с командами из сна.

Уползай, малыш! Уползай!

Шлепают босые пятки по асфальту – еще один тапок слетает по пути.

Да хрен с ним!

Подобно мушкетерскому плащу развевается халат. Я мчусь по улице, ору и размахиваю руками, изо всех сил привлекая водительское внимание. Не до приличий сейчас, главное – спасти собственную жизнь, потом можно смутиться, прикрыться и покраснеть.

Глаза смуглого таксиста расширяются до размера чайных блюдец, забытая сигарета прилипла к нижней губе. Совсем близко раздается хриплое рычание и тяжелый топот огромных лап, когда я распахиваю заднюю дверцу и влетаю в салон с криком:

– Гони!!! Хочешь жить – дави на газ!!!

Крик выводит из ступора водителя, и тот бьет в педаль газа. Я оборачиваюсь на преследователя: сквозь грязное стекло видна зверюга, размером с хорошего быка. Будто самого большого волка увеличили в пять раз.

И в то же время эта тварь очень походит на человека… Короткая серая шерсть покрывает могучее тело, толстые вены вздуваются на мощных лапах. Антрацитовые когти рвут асфальт, в стороны летят огромные корявые куски.

Такого же я видел в заставке «Войны кланов». Такого же я видел в прицел арбалета. И именно его я видел в земляной дыре, когда он меня тряс и пытался вытащить из норы…

Оттолкнувшись от земли, преследователь взвивается в воздух. Задние лапы выдирают в асфальте две ямы, глубокие, словно могилы. Мне и шоферу…

Мелькает пасть с окровавленными клыками, когда зверюга прыгает на машину. Ускорение вдавливает в кресло. «Девятка» дергается с быстротой испуганной лани, но существо из кошмарных снов успевает зацепить багажник.

От мощного удара машину закручивает вокруг оси. Водитель тонко вскрикивает, а неуправляемая гордость «АвтоВАЗа» обнимает фонарный столб. Фонтан осколков лобового стекла брызжет на бетонную опору. Водитель встречается головой с рулевым колесом и затихает, меня же швыряет вниз, к резиновым коврикам. Все волоски на теле встают дыбом…

Я не хочу умирать!!!

Уползай, малыш! Уползай!

В разбитое лобовое окно ныряет оскаленная морда преследователя. Тварь просовывает лапу внутрь салона. Осколки стекла барабанят по торпеде, а незадачливый таксист вылетает наружу. Сухо щелкают по креслу остатки лопнувшего ремня безопасности. С такой же легкостью девчонки на лавочке достают ядрышко семечки подсолнуха…

Над упавшим на асфальт телом склоняется фигура из фильмов ужасов. Раздается утробное рычание и хруст. На фонарный столб цвиркают струйки дымящейся крови.

Сам не понимаю – как я смог тихим ужом проскользнуть и вжаться в переднее сидение? Хотя за сумасшедшим лаем и визгом, летящим из соседних домов, вряд ли что-то можно расслышать. Мотор урчит, невзирая на жесткий удар, и я рискую переключиться на заднюю передачу. Черная шишечка рукояти переключения скоростей ещё хранит тепло водителя.

Уползай, малыш! Уползай!

Издалека долетает леденящий вой. Существо, оторвавшись от ужасной трапезы, вскидывает голову к небу. Отвечает. Качающийся фонарь кидает свет на окровавленную морду. Низкие мохнатые надбровья, вытянутая пасть, чудовищные клыки.

Результат кошмарного эксперимента?

Ноги выжимают сцепление, газ. Машина со скрежетом подается назад, выруливая влево. Существо поворачивает лохматую башку, и мы встречаемся глазами – тот самый ненавидящий взгляд, что я видел во сне!

Те же вертикальные зрачки, янтарные пуговицы глаз, на лбу выделяется испачканное кровью белое пятно. Существо выходит на дорогу, загораживает проезд. Я сразу же бью по педали и направляю изуродованную машину на серое пятно. Меня передергивает от омерзения и ужаса, словно убиваю нападавшую крысу.

– Умри, тварь! Ненавижу!! Уничтожу!!! – это я кричу?

Создание из фильма ужасов легко поднимает передок машины… Прожигает горящими глазами и злорадно скалится на попытки вырваться. На лапищах вздуваются огромные узлы мускулов, они баскетбольными мячами бугрятся под растрепанной шерстью. Кажется, существо ждет других особей, чей вой раздается ближе и ближе…

За рёвом мотора, грохотом стучащей в висках крови, я разбираю в рыке членораздельное: «Беги!»

Справа валяется изломанная фигура таксиста, которому не посчастливилось оказаться в эту ночь на светофоре. Педаль газа утоплена до судороги в ноге, передние колеса бешено вращаются, отвратительно несет выхлопами от газующей машины, а этому существу всё нипочем. Лишь изредка покачивается вперед-назад, и удерживает «девятку» на месте. От страха чего только не покажется, но снова раздается это рычащее: «Беги!»

Я пытаюсь переключить передачи в попытках вырвать машину из лап монстра. Бесполезно. Ладонь натыкается на холодный, ребристый металл.

В морду зверя летит блестящий гаечный ключ. Крутнувшись пару раз в воздухе, он вонзается в правый глаз чудовища.

Тварь выпускает машину из лап. Передняя ось тяжело ухает на асфальт. Колеса тут же дергают машину вперед, подминают кошмарное существо под себя. По днищу скрежещут когти, но машина спрыгивает с лежащего монстра и резво уносится прочь.

В зеркало заднего вида я вижу, как тварь поднимается с земли и бросается в погоню. Гаечный ключ в глазнице поблескивает в свете фонарей. Из-за поворота выныривают ещё два создания, похожих на первую тварь.

Я выжимаю из машины все соки, заставляю её вспомнить молодость, когда она, с едва просохшим лаком на бортах, сошла с конвейера и впервые получила номера. Однако твари приближаются… По быстроте бега могут соперничать с гепардом.

Красный сигнал светофора!

Поворот направо занимает выезжающая фура. Каким-то чудом я проскальзываю перед самой кабиной, шаркнув задним крылом по могучему бамперу. В зеркало вижу, как в свете фар проносятся огромные тела. Дальнобойщик испуганно нажимает на клаксон. «КАМаз» врезается в невысокое ограждение, сминает и вырывает из земли железный заборчик, словно бумажную обертку. Одного преследователя отбрасывает сильным ударом, но тварь тут же вскакивает и кидается дальше.

Поворот на Советскую улицу!

Если не смогу вырулить, то дорога запетляет и скорость упадёт. Впереди огромной свечой возвышается белая церковь.

Боже помоги!

Креститься некогда – я резко выкручиваю руль вправо. Машину заносит так, что меня чуть не выкидывает в дверь. Автомобиль шлепается колесами о бордюр, американскими фрисби отлетают дисковые колпаки. Но главное – движение продолжается! Я топлю педаль и, не разбирая ям и лежачих полицейских, мчу дальше.

«Уползай, малыш! Уползай!»– кричат все клеточки тела.

Взгляд в зеркало – три твари по инерции пронеслись дальше и теперь скребут лапами по асфальту. Комья вылетают из-под лап, их заносит. Небольшой заминки хватает, чтобы немного оторваться от них и включить все лошадиные силы. Мимо проносятся фонари, деревья, двухэтажные здания, а потом и невысокие дома частного сектора. Машину трясет как в лихорадке, отрывается и отлетает покореженный капот. Я даже закрываю на миг глаза – кажется, что он сейчас влетит вовнутрь.

Впереди показывает неторопливо едущая машина.

Объехать!

Водитель испуганно виляет в сторону.

Отъехав на приличное расстояние, я вижу, как одна из тварей прыгает на серебристую «девятку» и проламывает тонкую крышу. Несчастная легковушка теряет управление и ныряет в канаву.

Ещё одному водителю сегодня не повезло!

Машина вырывается из Шуи и несется по асфальту, окруженному с двух сторон лесными посадками. Твари пропадают в темноте, но я знаю, что они мчатся следом, жму и жму на педаль газа.

Ветер задувает в разбитое окно, бросает в лицо пригоршни мелкого дождя. От резких потоков выступают слезы на глазах. Одной фары едва хватает, чтобы читать надписи на обозначениях деревень и сел. Вторая болтается на проводах и изредка выныривает на кочках, пока совсем не отрывается на очередном ухабе.

Проносятся небольшие деревушки и села. Я молюсь всем богам без разбору: чтобы никто не вышел в эту пору на улицу. Молюсь, чтобы не догнали. Молюсь впервые в жизни так отчаянно…

Вот и Палех. «Не задавить бы кого!» – проносится запоздалая мысль. Уличные фонари не горят, а окружающая темень – словно в чулане пасмурной ночью. Я включаю мерцающий дальний свет и беспрерывно сигналю. «Девятка» пролетает по поселку, на резком повороте едва не уходит в канаву. Собаки поднимают вслед разноголосый хай.

Немного осталось – только бы дотянуть!

Уж потерпи, машинка, потерпи, родная. Преследующих тварей давно не видно. Они где-то позади, но останавливаться и дожидаться не хочу, хоть тресни.

– Так, хорошо, пока всё идет нормально! – кричу я и поражаюсь – насколько тонким стал мой голос.

Выщербленный асфальт залетает под стонущие колеса, перемежается выбоинами и крупными щелями. Густой лес изредка меняется на широкие поля.

Мелькает табличка с надписью «Медвежье» и машина вылетает с асфальта на щебенку.

Какой там дом? С высоким забором и на отшибе?

Тормоз не работает!

Педаль проваливается и легко возвращается на прежнее место. На лбу моментально выступает холодный пот.

Тварь что-то сделала под днищем! Ещё и дорога уходит под откос!

Уползай, малыш! Уползай!

«Ё-моё» – проносится в голове, когда навстречу выпрыгивает забор. Машина пикирующим соколом влетает в дощатые ворота. Показывается голубоватый сарай, в лицо устремляются щепки, доски. Я инстинктивно закрываюсь.

Машина врезается капотом в большой столб. Меня выплевывает через лобовое стекло, и я влетаю в пахучий стог сена. «Девятка» прет юзом и, проламывая боком стенку из горбыля, шпарит на меня.

Не хватало ещё после всего пережитого быть раздавленным машиной! Подскочив на месте, я устремляюсь по скирде вверх. Успеваю за миг до столкновения. «Девятка» упирается в сено и останавливается, столкнув меня с вершины стога.

Я плюхаюсь на холодную крышу, под левую лопатку попадается плафон с черными шашечками. Перекатившись по прогнувшемуся металлу, падаю на колени среди кучи прелых досок, пахнущих маслом больших шестеренок.

Жив!

Осторожно ступая босыми ногами по созданной свалке, я в темноте пробираюсь к разрушенной стенке. Попутно ощупываю себя, но вроде все в порядке, а синяки и ссадины заживут. В левую ступню впивается-таки острая щепка, и дальше прыгаю на одной ноге.

Живой!

По деревне раздается лай разбуженных шумом собак. В домах зажигаются огни, слышатся громкие окрики, после чего собаки обиженно замолкают. Хлопают двери домов, обеспокоенные люди высовывают носы и, не обнаружив ничего на своем дворе, тут же прячутся обратно.

Куда же я попал?

Плотнее запахиваю халат.

На небольшом надворье царит хаос и разрушение. На земле валяется мощный створ ворот, другой болтается на оставшейся петле, его круто завалило внутрь. Машина влетела в сарай с сеном, над ней просела крыша, каким-то чудом удерживаясь на сломанной опоре. Хорошо еще, что машина залетела с сенник, а не в стоявший рядом дровяник, иначе вряд ли так легко бы отделался. Да уж, разрушений я натворил достаточно.

Зато я живой!

Как же теперь перед хозяевами извиняться за причиненное безобразие? На меня с высоты конька бесстрастно пялится большой деревянный дракон…

Дракон!

Вот он-то мне и нужен! Словно сошедший с китайских рисунков, такой же причудливо изогнутый, ящер горделиво цепляется за конек крыши. Я засматриваюсь на него и пропускаю момент, когда распахивается дверь дома, и на крыльце появляется хозяин дома. Загоревшийся уличный свет бьет по глазам, и я невольно прищуриваюсь.

– Эх, и ни хрена ж себе! Ты, чтоль, всё это натворил? – сипит бритоголовый крепыш.

Круглая голова укоризненно покачивается, осматривая царящий разгром. Молодой парень, широкий в плечах, с небольшим животом, нависающим над полосатыми трусами, словно не замечает падающего с неба дождя. Нос картошкой, по белизне зубов может соперничать с драконом, борцовские уши, громкий голос и спиртовое амбре довершает картину. Хозяин вряд ли обрадовался моему появлению.

– У машины отказали тормоза, ты извини, что так получилось, – бормочу я, когда широкоплечий переводит взгляд на меня.

– Ты сам-то как? Живой? Ну, сейчас я это исправлю.

Я не замечаю, когда крепыш выбрасывает кулак. Тело само подается назад, и у кончика носа свистит локоть, шедший вслед за пролетевшей кувалдой. В следующий миг я резко присаживаюсь – над головой пролетел ещё один маховик. Я больше не собираюсь рисковать и перекувыркиваюсь через голову назад. Мокрый халат облепливают разбросанные щепки.

– Не уворачивайся, пожалуйста! Ты мне мешаешь! – гаркает крепыш и снова двигается ко мне.

– Я от Михал Иваныча! Он сказал, что мне здесь помогут!

Ноги разъезжаются в скользкой грязи, и я со всего маху сажусь на пятую точку. Из-под больничного халата хлещет веер брызг.

– От Иваныча? – останавливается крепыш и снова осматривается кругом. – А не судьба тихонько постучать в калитку?

– Так я же сказал…

– Ой, ладно – не оправдывайся, потом всё уберешь и сарайку починишь. Заходи в избу, или ждешь, пока я заболею да помру? – крепыш машет рукой, приглашая следовать за собой.

Раз приглашают, значит надо идти, и я с опаской захожу в открытую дверь. Просторные сени встречают легким ароматом смолы и березовым духом банных веников. Витает в воздухе и другой запах, куда менее приятный. Куча проволочных клетушек уходит к противоположной стене, выстроившись в ряд одна на другой. Внутри взволнованно шуршат ушастые кролики, поблёскивают бусинки глаз.

Ни одна половица не скрипит, пока мы подходим к двери в жилую часть дома. Вязаные из цветных тряпочек половички-дорожки выдают места, где я ступаю.

– Ты хотя бы ноги вытер, прежде чем в дом-то переться. И вообще, скидывай халат! Чтобы мудями не тряс, сейчас какую-нибудь одёжу подберу, – ворчит крепыш, и ныряет в небольшой чуланчик.

Спустя несколько секунд появляются тренировочные штаны с вытянутыми коленями. Я натягиваю, и хмыкаю – "дольчики" коротки по длине, зато уж по ширине… Приходится подпоясываться веревкой и, в таком гламурном виде (с отвисшим задом и почти обнаженными коленками), я вхожу в дом.

За легкими занавесками скрывается большая горница с рядом узких окон. Её освещает необычная люстра – словно раскидистую ветку выдолбили изнутри и пустили по ней провода, заставив две лампы висеть как груши на суку. Свет плещется по двум металлическим кроватям, по шторам на окнах, по темно-коричневому серванту, по черной тумбочке с мерцающим телевизором и останавливается на боку печи.

Под экзотической люстрой возвышается тяжелый деревянный стол, на нем нехитрая закуска, банка с компотом и голова спящего. Молодой человек, поменьше первого в размерах, со спортивной фигурой, умиротворенно положил голову на руки. Его-то и пытается разбудить крепыш.