Биография неизвестного

Нужно обратиться к нему за помощью – банальный способ. Но чем он может мне помочь? Со своей работой я успешно справлялась сама, и моя начальница уже не раз хвалила меня за работу, выполненную раньше установленного срока. Бутылки воды с тугой крышкой у меня тоже не было. И компьютер у меня никогда не зависал. Был, правда, один случай, еще в самом начале, когда даже пришлось вызывать программиста – тогда я нажала… А что, если?..

С гулко бьющимся сердцем и мраморными ладонями, предварительно припудрив покрасневшее лицо, я поднялась со своего кресла и направилась к столу Федора. Казалось, он не видел ничего вокруг, кроме прямоугольника монитора и листов с цифрами и печатями.

– Извини… – набрав в рот побольше воздуха, выдохнула я. – Ты не поможешь мне?..

Несмотря на то, что я чувствовала себя абсолютно уверенно в глазах молодых людей и никогда не испытывала в их обществе стеснения, в ту минуту, когда Федор обратил ко мне свое лицо, а глаза его встретились с моими, у меня задрожали коленки, и я готова была упасть навзничь. Глаза у него были темные, как гречишный мед, взгляд – умиротворенным и уверенным.

– Да, конечно, – сказал он самым родным на свете голосом.

Он прошел следом за мной к моему принудительно прекратившему свою работу компьютеру и опустился в предложенное ему кресло. Я подкатила к столу пустое кресло своего соседа и села рядом с Федором.

Это были едва ли не самые счастливые минуты моей жизни – начало, сладостное и обещающее, казавшееся бесконечным и погружавшее в призрачный сон. Самое большое ликование в жизни случается тогда, когда ты рядом с человеком и точно знаешь, что человек этот должен принадлежать тебе, чувствуешь, что все в нем привлекает тебя и дополняет, что голос его – самый сладостный звук на свете, а взгляд вобрал в себя всю полноту мира. Да, точно знаешь, и тогда мне казалось, что я знаю. Какое-то десятое чувство подсказывало мне, что это он, что я ждала его и что мой самый первый сон был посвящен ему. Совсем не всякий понравившийся нам человек пробуждает в нас подобные чувства. Я была уверена, и уверенность эта заполняла всю меня, рождая в душе восторг.

Уверенность в будущности была порождена обещанием, которого никто не давал. В своих мечтах, подкрепленных словами Альбины, я не видела его истинного взгляда и лица. Я думала, что рассуждаю здраво, но мысль моя вот уже долгое время была бесплотной. Я не видела и не замечала ничего вокруг, и с того вечера, когда первое слово было произнесено, когда было дано негласное право говорить друг с другом и обращаться друг к другу, я по собственной воле погрузилась в океан чувства, который уже не только плескался у моих ног, едва касаясь кожи, а все больше топил меня, и я была этому рада.

Игра, которая еще совсем недавно была для меня лишь увлекательным времяпрепровождением и стимулом, стала смыслом моих дней. Я задерживалась на работе допоздна только ради того, чтобы просто вместе с ним выйти из офисного здания; иной раз я опаздывала на работу, чтобы только встретиться с ним в коридоре. Я стала жить его графиком и его ритмом, я стала жить им, сама того не замечая. Без преувеличения я могу сказать, что то время было лишено меня, – я погрузилась во вневременье, я выпала из общего ритма вселенной, окунувшись в мир страсти.

Да, то была страсть. Любовь – сложная материя, для которой одно лишь влечение – крупица в тонне песка. Он пробуждал во мне все мое начало, которого до него в полной мере не мог пробудить никто. Все, что было до него, представлялось мне ребячеством, все мои прежние переживания и мечты потеряли для меня всякий смысл. Мне казалось, что только теперь мне открылась самая непостижимая тайна мира – любовь.

Я не испытывала страха, я не чувствовала легкости и не была раздавлена грузом внезапно опустившегося на меня чувства – я была полна необъяснимой уверенности в том, что будущее открыто для нас, что в самое ближайшее время судьба моя решится, и я навсегда буду связана незримыми, но такими прочными узами с человеком, который, несомненно, был создан для меня.

Что породило в моей душе эту уверенность? Были ли брошены неосторожные взгляды или произнесены неосмотрительные слова? Была ли дана надежда или подкреплена вера в истинность и несомненность правильности этого порожденного воображением выбора?

Нет, не было неосторожных взглядов и неосмотрительных слов, – была только легкость и поверхностность общения, за которыми скрывалась глубина пылкого человеческого сердца.

ГЛАВА 14

Неделя, открывшая во мне всю пламенность моего воображения и пробудившая самоотверженность по отношению к одному человеку, породила в моей душе абсолютное отвращение к другому. Глеб, еще несколько дней назад вызывавший во мне только сухое безразличие и легкое раздражение, к концу недели стал мне противен.

Время приближалось к полуночи. Задержавшись на работе дольше обычного (на этот раз причиной был вовсе не Федор, а большое количество работы), я доехала в пустом троллейбусе (если не считать подозрительного вида мужчину, который сидел на самом последнем сиденье) до своей остановки. Выйдя из троллейбуса, я обнаружила, что следом за мной выскочил и мужчина. Сердце мое невольно замерло в груди.

Я мгновенно совершила ошибку – я сразу же углубилась в безмолвный лабиринт московских дворов. Мой дом находился в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от остановки, и, чтобы дойти до него, мне нужно было миновать несколько узких улиц, дворов и перекрестков. Быть может, это было лишь мое разыгравшееся воображение, но все же мне показалось, что мужчина последовал за мной.

Была темная осенняя ночь. Дождь едва накрапывал, осыпая пальто маленькими серебряными жемчужинами. Подняв воротник и в замешательстве коснувшись берета, я быстрым шагом двинулась вдоль улицы, предательски громко постукивая каблуками. Несколько раз я обернулась назад. В первый раз я не увидела ничего, кроме пустой улицы, которая была едва освещена редкими фонарями. Во второй раз на стене дома, который стоял напротив поворота на соседнюю улицу, я увидела тень: большая, она постепенно уменьшалась. Я была на улице не одна.

Я ускорила шаг, который скоро стал подобен бегу. На улицах царило безмолвие, ветер замер среди старых фасадов, лишь в кронах деревьев перешептываясь ветвями и на чердаках домов стуча железом. Я во все глаза вглядывалась в ночь, про себя проклиная работу и обещая никогда больше не задерживаться допоздна. Сердце то замирало в моей груди, заставляя дрожать в ознобе, то вновь безудержно билось, бросая меня в жар. Хоть бы кто-нибудь выгуливал собаку или так же, как и я, возвращался с работы! Но улицы были пусты, а окна домов – темны и безмолвны.

Когда я увидела знакомый перекресток, сердце мое радостно подпрыгнуло. В редких окнах моего дома горел свет, однако, в отличие от бесстрастных шапок фонарей, свет этот источал жизнь и тепло.

Я уже дошла до поворота, за которым оставалось только перейти дорогу, чтобы зайти в подъезд, когда яркий свет внезапно загоревшихся автомобильных фар пронзил пространство. Я невольно остановилась, ослепленная и испуганная.

За ближним светом фар, который в темноте переулка казался ослепительным, я не могла разглядеть марки автомобиля. Я видела только, как дверца со стороны водителя открылась и из автомобиля вышел мужчина. Устало и раздраженно вздохнув, я продолжила свой путь к подъезду.

– Вера… – услышала я приглушенный голос за тихим шелестом ветра и двигателя.

Я резко обернулась, впившись глазами в представший передо мной образ в темном осеннем пуховике.

– Черт возьми, Глеб! – вырвалось у меня. – Ты меня напугал!..

Не найдя возможности связаться со мной по телефону (я игнорировала все многочисленные звонки Глеба), он, вероятно, решил во что бы то ни стало поговорить со мной.

– Прости, я не хотел, – развел руками Глеб, подходя ближе ко мне. Одетый в недлинный пуховик с отложным воротником, он выглядел на свои двадцать четыре и казался не таким худощавым, как в длинном пальто, а просто стройным и даже вполне симпатичным молодым человеком.

– Что ты здесь делаешь в двенадцать часов ночи? – вскинула брови я.

– Я хотел узнать насчет выходных, – сказал он, а я в свою очередь только раздраженно вздохнула. – На звонки ты не отвечаешь, и я решил приехать сам. Я жду тебя с семи часов…

– Я не смогу, – перебила я Глеба.

Глеб усмехнулся и покачал головой. Усмешка эта необыкновенно раздражала меня.

– У нас такие ответы не принимаются.

– Что поделать, – пожала плечами я.

– Впереди два выходных, – сказал Глеб так, будто терпеливо растолковывал каждое слово. – Должна быть пара свободных часов, да даже больше…

– Я думаю, одного моего ответа будет достаточно.

– Пойдем тогда как-нибудь вечером прогуляемся, раз в кино никак?

– Глеб, я все-таки хочу кое-что прояснить, – вкинула я руку. – Гулять я не выйду. – Когда слова были произнесены, я невольно закрыла глаза, потому как от их нелепости и какой-то детскости мне стало неловко.

– Запрешься дома?

– Я надеюсь, что ты все понял, – выдохнула я. – Не приходи больше сюда, пожалуйста.

Я двинулась к подъезду. Когда я уже поднималась по ступенькам, то услышала позади себя слова, содержавшие весь искренний и неповторимый порыв человеческого сердца:

– И все-таки, если ты передумаешь…

Но я не обернулась, порывисто распахнула дверь и, покачав головой, будто отмахиваясь от оседающих в мыслях слов, зашла в подъезд.

Высшая степень снизойденной на человека благодати Мира для каждого проявляется по-разному. Кто-то находит ее в прелести красот света, кто-то – в покое лунных ночей, а кто-то – в буйстве красок успеха. Я обнаружила ее в бездонном омуте глаз и голосе, тихо шепчущем: «Привет».

Это было слово, с которого начинался каждый мой день, и это был взгляд, которым он заканчивался. Это была совокупность всех радостей мира, соединившихся и растворившихся в одном человеке. Это была тихая радость короткого мига жизни.

Мне казалось, я совершила великий прорыв, сделав шаг навстречу Федору и обозначив границы, которые заметно сокращали расстояние между нами и которые были началом бескрайнего поля отношений между двумя людьми. Было сделано самое главное, лежащее в основании всякого взаимодействия между всем живым на земле, – знакомство.

В первые несколько дней после того знаменательного для меня вечера я не обдумывала своих дальнейших шагов – моему уму и моему сердцу казалось достаточным покорения первой вершины. Им требовались покой и наслаждение моментом счастья, который обещал продолжение.

Однако события, развернувшиеся неожиданно благоприятным для меня образом, показались мне лучшим вариантом продолжения моего знакомства с Федором. Автором этих событий была хитроумная и нетерпеливая Альбина.

Она, с неожиданной для меня прямотой и как будто безразличным, но заметно веселым видом, предварительно подкрасив губки и расчесав длинные светлые волосы, предложила Федору присоединиться к нам за обедом. Предложение это было внезапным для меня, но, по всей видимости, еще более непредвиденным для Федора, потому как он несколько секунд после слов Альбины озадаченно смотрел на нее, будто ожидал найти в ее словах подвох. Однако Альбина продолжала вопросительно взирать на него, не отводя прямого взгляда от его лица. Но Федор, искренне поблагодарив за приглашение, все же вежливо отказался, объяснив свой отказ условленной встречей с другом в одном из ближайших ресторанчиков.

– Ну что ж, – обиженно надув губки, сказала Альбина, – на первый раз мы тебя прощаем. Но в следующий раз отказа мы не примем!

Когда мы вышли из здания офиса и направились в свой ресторан, Альбина сказала мне:

– Ты ведь не против, если я приглашу Федю в нашу маленькую компанию?

– Конечно, нет, – ответила я.

– Он очень классный человек, – вздохнула Альбина. – Такие парни на дороге не валяются, Верочка. Нужно сделать так, чтобы он стал нашим хорошим другом, пока его не сцапал кто-нибудь другой. Заодно и тебя с ним поближе познакомим. Как считаешь?

– Вы с ним общаетесь? – спросила я Альбину, беря ее под руку.

– Как сказать, – протянула Альбина. – Болтали несколько раз, когда случайно пересекались в холле или коридоре. У него, оказывается, два высших образования. Как я поняла, в скором времени он может подняться в должности на пару ступенек вверх. В вашем отделе он ненадолго.

Мне льстила неожиданная поддержка Альбины, однако я была уверена в том, что о моем увлечении Федором она не догадывалась. Казалось, состоявшаяся в любовной сфере и уверенная в своем женском будущем Альбина искренне хотела помочь мне в устройстве моих отношений с успешным и перспективным молодым человеком. Это ее стремление еще больше расположило меня к ней – возможно, искренняя симпатия к Альбине казалась мне в то время много превышающей симпатию к Этти. Этти как будто просто всегда была и всегда будет – самое большое заблуждение, какое только может быть по отношению к тому или иному человеку.

Мы редко задумываемся о том, что чувствуют и о чем думают другие люди. Мы видим мир лишь своим неповторимо сформированным взглядом, который не может быть воспроизведен ни в одном другом человеке. Люди, которые смотрят на одни и те же вещи под одинаковым углом, не повторяют взгляда друг друга: взгляды их могут быть идентичными, но не одинаковыми, а у всякого параллельно сформированного угла непременно есть отклонение. В конечном счете каждый человек в первую очередь думает о себе – лишь устроив собственное суждение в подходящее материальное русло, он в редких случаях может задуматься о чувствах ближнего.

Я не думала тогда ни об Этти, ни тем более о Глебе. Этти становилась для меня подобна сбору грибов ранней осенью – я не особенно вникала в детали бесед с ней, а просто как будто отдавала дань традиции, предаваясь собственным рассеянным мыслям.

Глеб же и вовсе не занимал моих рассуждений – в моих мечтах не было места побочным страстям. Меня как будто не касались ни его привязанность ко мне, ни внезапная пылкость чувства, которое, быть может, так же как и во мне, впервые открылось в нем. Я воспринимала его порывы как манию, сумасшествие, а он, молодой, хорошо образованный и не менее перспективный, чем Федор, был для меня лишь безумцем, от которого мне хотелось поскорее избавиться.

Всякое увлечение полностью поглощает сознание, а следовательно, и дни. Но более всего остального увлекает игра любви, потому как она задействует работу не только воображения и мысли, но и сердца – гулкого мотора души.

ГЛАВА 15

Отцу по случаю открытия месторождения нового минерала с непроизносимым названием мелликанцелит университет выделил средства для организации лекции, на которую были приглашены лучшие студенты, ученые и журналисты. Лекция эта проходила в здании университета, в большом зале с высокой сценой, широким экраном и кафедрой, за которой стоял мой отец. Высокий и красивый, он звучным голосом рассказывал о чудесной находке, которая могла претендовать на звание самого сенсационного открытия последнего десятилетия в своей области.

– Минерал относится к группе доломитов, – вещал мой отец, стоявший на фоне широкого экрана с изображением ромбоэдрического минерала молочного цвета с бурыми вкраплениями, которые отливали перламутром. – Минерал до конца не изучен, однако те свойства, которые нам известны, позволяют сделать вывод, что минерал значительно отличается от всех других минералов класса карбонатов. Изоморфные примеси превышают допустимые нормы. Я хочу обратить внимание ученого совета на то, что подобные минералы еще не встречались на поверхности Земли. Месторождение минерала находится на Урале, и я хотел бы просить ученый совет помочь мне в организации экспедиции – материально, конечно. У меня есть группа, которая уже сейчас может отправиться на раскопки. – Отец на мгновение замолчал, обводя взглядом собравшуюся публику, после чего произнес, склонив в утверждении голову: – Еще раз повторю, что минерал по своему составу уникален. Он был открыт полгода назад, и один небольшой экземпляр, который мне удалось добыть, был привезен мною в Москву для детального изучения. Но этого очень мало. Месторождение может оказаться довольно крупным, к тому же оно находится в труднодоступном месте, и без поддержки ученого совета подобная экспедиция станет невозможной.

Последовал ряд вопросов, связанных с уточнением свойств минерала и его месторождением, затрещали затворы фотоаппаратов. Зал наполнился ровным гулом, выражающим сомнение. На лицах ученых, всегда пребывающих в скептически настроенном расположении духа, было скучающе-жадное выражение. Всякое новое открытие требует безвозвратных вложений, а их никто делать не любит. Однако отец, вскинув руку, прося тем самым тишины, еще раз убедительно повторил все основные доводы в пользу экспедиции.

Я, мама, Боря и Жанна сидели в зале и в волнении сжимали пальцы, наблюдая за тем, как отец с гордо поднятой головой стоит перед по большей части несведущей публикой и представляет ей дело своей жизни, буквально прося разрешения на его продолжение. Он не выглядел ни смущенным, ни решительным, а, казалось, был совершенно спокоен и уверен в исходе лекции, превратившейся в конференцию, на которой обсуждался важнейший из всех существующих вопросов – финансовый.

Вернувшись полгода назад из трехмесячной экспедиции на Урал и привезя с собой новость об открытии нового минерала, отец полностью погрузился в лабораторное изучение его свойств, зачастую возвращаясь домой после полуночи. Все свободное время, если таковое есть в жизни ученого, он посвящал науке, подробно изучая уже известные факты и записывая предположения. Больше полугода он потратил на различные опыты, поиск схожих по составу минералов и анализ их месторождений. Результаты проделанной работы так поразили его, а коллеги-ученые так холодно отнеслись к совершенному им открытию, что довольно скромный по своей природе и независимый по своему существу человек был вынужден посредством небольшой хитрости прибегнуть к обращению через лекцию к представителям прессы. Можно себе представить, какие последствия могло иметь подобное выступление, однако отец не думал об этом. Он видел цель, частица которой уже была в его руках, и был полон решимости во что бы то ни стало достигнуть ее основательно, а не частично.

Гул нарастал, кто-то даже покинул зал, но основная масса продолжала озадаченно оглядываться, будто ожидая, что кто-нибудь с последних рядов подскажет им, что нужно делать.

Но никто не подсказывал, и скоро все замолчали, обратив взоры туда, где стоял мой отец.

Я увидела, как в полутьме едва освещенного зала над головами собравшихся поднялась рука.

– Пожалуйста, – указал на нее мой отец, предлагая вопрошающему лицу подняться.

– Меня зовут Александр Брасов, я представитель журнала «Рустон», – представился молодой человек, поднеся к губам предложенный ему микрофон. – Эдуард Алексеевич, вы говорите об уникальности минерала и необходимости экспедиции. Но в чем конкретно заключается эта необходимость? Как я понимаю, открытие было сделано, а минерал получил свое название. Каждый год открываются десятки новых минералов и аналогов уже известных науке. Зачем нужна дополнительная экспедиция на уже открытое месторождение? В чем уникальность этого минерала, обуславливающая необходимость повторной экспедиции? Спасибо.

В зале повисла тишина. Представитель журнала опустился на свое место и, так же как и другие, выжидающе смотрел теперь на моего отца.

– Открытый мною минерал действительно уникален, – вкрадчиво произнес отец, внимательно выслушав вопрос журналиста. – Однако, как вы правильно заметили, десятки минералов открываются ежегодно, и ни одно из этих открытий не было удостоено особого внимания. Я хочу обратить внимание совета не столько на сам минерал, сколько на место его обнаружения. Состав минерала в некоторой степени противоречит среде, в которой он образуется. Таким образом, одно открытие может стать началом ряда последующих и даже более знаменательных. Но повторю, что для этого нужна экспедиция, которая отправится на Урал для детального изучения месторождения.

И снова последовала волна ровного гула, и снова несколько рук взметнулись над головами собравшихся, были заданы десятки вопросов и прозвучали четко сформулированные полные ответы. Таким образом был дан толчок к дискуссиям между учеными умами, юными представителями науки и общественности. Лекция, породившая массу вопросов, подошла к концу.

Мы ждали отца у выхода из зала, провожая взглядами собравшихся, неспешно покидавших стены университета. На лицах всех играла тень замешательства и был заметен отпечаток озадаченности. Скоро показался и отец, в рубашке и трикотажном жилете. Он о чем-то оживленно говорил с седовласым старичком в темно-коричневом костюме, после чего крепко пожал его морщинистую руку и направился к нам.

– Ведь я не зря поднял эту тему? – спросил он свою жену, озабоченно взглянув на нее.

– Ты не мог поступить иначе, – сказала мама, поглаживая его по плечу как опечаленного четверкой отличника.

Отец предложил спуститься в небольшое университетское кафе, чтобы выпить по чашечке кофе и немного перекусить. Он выглядел взволнованным и несколько обескураженным.

Мы спустились в кафе, в широкие окна которого просачивался бледный свет октября. За столиками вместо студентов сидели представители прессы с фотоаппаратами и ученые среднего и преклонного возраста. У стойки с пирожными и кофе толпились проголодавшиеся участники лекции.

– Займите пока место, – шепнула нам с Жанной мама. Папа нас оставил еще где-то на входе, вовлеченный кем-то в обсуждение прошедшей лекции. – А мы с Борей возьмем нам всем кофе.

Мы с Жанной обошли несколько столиков и остановились у едва ли не единственно свободного. Столик стоял у окна, о стекла которого царапались темные ветви молодого клена с красно-желтыми резными листьями. Здесь было только три стула. Поставив на столик сумочку, я оглянулась по сторонам, ища глазами еще два свободных стула. Жанна обратилась к двум мужчинам за соседним столиком, у которых был один свободный стул, а я нашла стул в другом конце кафе. Наконец расположившись друг напротив друга, мы смогли спокойно осмотреться.

Боря с мамой затерялись в атакующей стойку с пирожными толпе, а отца я увидела сразу – он уже немного продвинулся вглубь кафе, успев поменять собеседника.

– Как здесь шумно… – сказала Жанна, сложив на столике руки и впившись пальцами в свою маленькую сумочку. Она оглядывалась по сторонам, как будто презрительно рассматривая присутствующих. Достав из сумочки сухую салфетку, она сложила ее треугольником и, открыв круглое зеркальце, смахнула с кончика носа несуществующую пылинку, после чего убрала салфетку и зеркальце обратно в сумочку.

– Да уж, – вздохнула я. Мы с Жанной ни разу не разговаривали друг с другом дольше двенадцати секунд – она все время была занята только моим братом.

– Твой отец – умный человек, – сказала Жанна, взглянув на меня. – Но мне кажется, что он слишком наивен.

– Что ты хочешь сказать? – вскинула брови я.

– Я, конечно, не очень разбираюсь в науке и в том, как здесь все устроено, – покачала головой Жанна, убирая за ухо прядь пепельных волос. – И я не хочу никого обидеть, но все же стоит посмотреть правде в глаза. Вряд ли у него что-то получится. Они все смотрели на него как на забавную обезьянку, которая сама вызвалась потешить публику. Не пойми меня неправильно, но то, чем он занимается, – пустая трата времени. Кому сейчас интересны какие-то минералы? Только если ученым, которые исключительно ими и занимаются. Вот если бы он открыл новый вид вымерших динозавров, он бы точно вошел в историю. А так… – Жанна бросила взгляд на моего отца. – Просто как-то жаль его.

– А ты не жалей, – холодным тоном произнесла я. – У него все получится, я в этом уверена.

– Все может быть, – безразлично пожала плечами Жанна, и на ее симпатичном личике промелькнула ледяная улыбка.

В тот момент я поняла, почему наше с ней общение не превышало двенадцати секунд, – с первой нашей встречи я испытывала к ней отторжение. Жанна на каком-то подсознательном уровне была мне неприятна. Она не вызывала во мне ровным счетом ничего, мне лишь невольно хотелось обойти ее десятой дорогой. Что нашел в ней мой умный и красивый брат?

Скоро к нам подошли мама и Боря, неся в руках подносы с кофейными чашками и пирожными. Следом за ними появился и отец, заметно воодушевившийся. При виде них на лице Жанны мгновенно засияла широкая улыбка, показавшаяся мне неискренней.

Мы просидели в кафе около получаса, обсуждая выступление отца и возможные последствия его обращения к прессе. Жанна почти все время прижималась к Боре, который, казалось, не замечал этого и продолжал вести с отцом дискуссию об исходе событий.

Вечером Боря вернулся довольно поздно – после лекции он еще некоторое время гулял с Жанной по Москве, а потом провожал ее на предпоследнюю в область электричку. Когда входная дверь квартиры хлопнула, я отложила в сторону свежий номер глянцевого журнала, поднялась с постели и вышла в коридор. Боря стягивал с ног ботинки, опершись ладонями обеих рук на стену.