Талорис

– Вперед!

На ходу Шерон вытащила из сумки длинный отрез ткани цвета индиго, полила его водой из фляги, повязала вокруг шеи, затем головы, как ее научили местные, создав некое подобие одновременно вуали и платка, защищавшее лицо и оставлявшее открытыми лишь узкую прорезь для глаз. Служанка сделала то же самое со своим шейным платком.

Босые ноги Агсан не разбирали дороги. Ей, кажется, было все равно, на что она наступает – на высохший навоз, колючки, могильные камни или мелкие фрагменты старых косточек, которые порой оказывались в сухой земле.

Девочка то и дело оглядывалась на тьму, полностью закрывшую небо. На них, на первый взгляд медленно и неспешно, ползла плотная, клубящаяся масса пыли и песка, которая уже преодолела крепостные стены Эльвата.

Ветер, настоящий ветер, а не то горячее дыхание, что до этого касалось их, настиг за ступенчатой пирамидой мавзолея, верхушка которого все еще ловила на себе последние розовые отблески умирающего солнца.

Порыв – сильный толчок в спину – заставил Шерон покачнуться, податься вперед. Она опустила голову, чтобы защитить глаза. Мир из серо-лилового на мгновение стал ярко-желтым, затем охряным, темно-оранжевым и, наконец, грязно-коричневым, почти черным. На кладбище влетел ирифи.

Агсан что-то сдавленно крикнула, и указывающая схватила ее за руку, притянула к себе, сжала зубы, ощущая, как острые песчинки, точно тысячи маленьких злых насекомых, бьют по открытым участкам кожи. Она пошатнулась под очередным порывом, потащила девчонку направо, где в дымке угадывалось ребро пирамиды, под прикрытие ее стены, двигаясь точно краб, чтобы не поворачиваться лицом к ветру.

Довольно быстро отыскала низкую нишу, через которую внутрь пирамиды когда-то внесли умершего. Места достаточно, чтобы разместились двое, прижавшись спинами к стальной решетке, преграждающей вход в усыпальницу.

Шерон чувствовала останки хозяев этого дома, как и кости тех, кто располагался в соседних могилах, сейчас скрытых от нее за пылевым облаком. Она ощущала их так, словно эти безымянные, давно ушедшие на ту сторону люди, были частью ее тела. Указывающая могла с легкостью дотянуться до каждого из них через толщину могильных плит, изнывающую от отсутствия влаги землю и истлевшие саваны.

Некрополь хранил память о тысячах мертвых. Дар некроманта рвался к останкам, и девушка почувствовала себя так, словно стоит на краю морской скалы и вот-вот упадет в бурное море. Голова продолжала болеть, а в желудке появилась слабая резь, ее призрак, предвестник голода.

Шерон знала, что сможет справиться с ним, как много раз делала это раньше, но все же стоило уйти отсюда на тот случай, если ее способности, опьяненные старой смертью, найдут лазейку в твердой броне хозяйки.

– Мы должны идти, – наклонившись к уху служанки, сказала девушка. – Ирифи крепчает, скоро буря будет такой сильной, что мы не сможем стоять. К утру нас засыплет.

– Мы заблудимся, госпожа! Ничего же не видно! Очень опасно выходить из укрытия! Очень!

– Не заблудимся. Я выведу нас. Но ты не должна бояться того, что сейчас будет. Понимаешь?

Девочка кивнула, но Шерон видела в ее темных глазах лишь страх. Она заставила Агсан снять с плеч тяжелую корзину, которая сейчас только мешала, забрала из нее меч, завернутый в ткань, передав спутнице.

– Не потеряй. Ты за него отвечаешь.

Из сумки указывающая достала игральные кости, на несколько мгновений сжала в кулаке, а затем, бросив перед собой на камни склепа, слабо щелкнула пальцами.

Служанка расширила глаза от удивления, видя, как кубики шевельнулись и точки на них загорелись белыми огоньками.

– Что это?! Волшебство?!

Шерон помнила, о чем ей говорил Мильвио. Чтобы она никогда не показывала чужакам своих способностей. Даже тем, кому, как считает, можно доверять. И она выполняла его наказ до этой самой минуты.

– Нет. К сожалению, не волшебство, – мягко улыбнулась та, но затем поняла, что девочка не может видеть ее лица из-за плотной повязки. – Ты же помнишь, что я с Летоса?

Последовал быстрый кивок.

– Такие кости есть у каждого в моей стране, чтобы, если мы заблудимся ночью, они привели нас к дому и защитили от мертвых.

Ложь была так себе. Глупой. Но сейчас Шерон не могла придумать ничего лучше и понимала, что ей придется серьезно поговорить с Агсан и как-то убедить не рассказывать об этом всем подряд в квартале. Задача почти невыполнимая и куда более сложная, чем найти эйва среди отребья Пубира.

– …Готова?

– Да.

– Ничего не бойся. Я тебя не отпущу.

Шерон взяла девочку за руку, и они вошли в бурю беснующегося песка, точно люди, поднимающиеся на эшафот. Их тут же ударило в бок, закрутило, но Шерон решительно, пускай и медленно двинулась вперед, следуя за тусклыми белыми точками, которые, как путеводные маяки, вели ее за собой.

Они были их надеждой, которая то исчезала под слоями наносов, то вновь появлялась, упорно петляя среди древних могил.

Ей не удалось защитить глаза, и песок все же попал в них, что делало путь еще сложнее. Откуда-то издалека, искаженный ветром, долетел крик, чем-то похожий на оборвавшийся вопль чайки. Она сразу поняла – крик человеческий, и в следующее мгновение мозг пронзила вспышка боли.

Шерон почувствовала, что кто-то умер.

А затем… еще одна смерть.

Ирифи, который только пришел, не мог за несколько секунд убить сразу двоих. К тому же кости, раньше медленно катившиеся, теперь в нерешительности остановились, словно кто-то преграждал им путь.

Агсан прижалась к ее бедру, стараясь укрыться от ветра, брела вслепую, точно недавно родившийся котенок, полностью доверяя девушке. Поэтому она не увидела то, что разглядела Шерон среди волн песка, накатывающих на кладбище, подобно бурному морю, набрасывающемуся на старый пирс во время шторма.

Нечто крупное, мало похожее на человека, собранное из мрака, прятавшегося под покровом ненастья, неспешно шло через некрополь, аккуратно перешагивая склепы. Оно скорее угадывалось там, впереди, походило на призрак. Кости откатились назад, к ногам девушки, словно прося ее подождать, не торопиться.

Жуткое нечто прошло мимо, не заметив путницу.

Спустя несколько мгновений кости снова покатились, зовя хозяйку следовать за ними.

К тому моменту как они выбрались из висящего в воздухе дыхания пустыни, самой ее сути, сотканной из мириад мелких частиц, Шерон потеряла всякое представление о расстоянии и времени. Она просто упорно шла вперед, стараясь держаться к ветру спиной, использовать для защиты стены склепов и пирамид, сгибаясь под особенно сильными порывами на открытом пространстве и прижимая к себе девочку.

Когда перед Шерон появилась кладбищенская стена, указывающая с облегчением вздохнула. Кости спасли их, вывели, точно опытная собака-поводырь.

Она двинулась вдоль преграды, пока не нашла знакомый пролом, через который много раз ходила, и в этот же миг ощутила еще одну вспышку чужой смерти. Кто-то рвал струны человеческих жизней со столь равнодушной бесцеремонностью, что ее охватила злость.

Это случилось совсем близко от них, так что девушка ничуть не удивилась, когда через пять десятков шагов наткнулась на тело, которое уже заносил песок, впитывая растекающуюся кровь.

Растекшуюся вокруг двух половинок человека, поправила себя Шерон. Кости осторожно обогнули мертвого, и пришлось подтолкнуть застывшую Агсан, чтобы та продолжила идти.

Оставалось совсем немного. Она узнавала улицу, дома с запертыми дверьми, калитки, ограды, повороты, все ближе и ближе подходя к спасительному жилищу.

Девочка внезапно дернула Шерон за руку, заставляя наклониться к ней, сказала громко:

– Не сюда! В этот проход! Ближе!

– Прости, но я доверюсь костям, а не тебе!

– Твои кубики из другой страны! Я знаю город лучше!

Возможно, это было так. Возможно, есть путь короче, но игральные кости всегда вели ее самой правильной дорогой. И она не собиралась отказываться от их помощи.

Своенравная Агсан вырвала руку и бегом юркнула в узкий темный проулок.

– Рыба полосатая! – неожиданно для себя сказала Шерон, чувствуя злость. – Тебя точно следует выпороть, как советовала Лавиани! За ней!

Вой ветра, сдерживаемый высокими стенами проулка, стал глуше, а песок, носящийся в воздухе, реже.

Лестницы, каждая по десять ступеней, заканчивающихся маленькой площадкой, каскадом поднимались вверх, теряясь среди нагромождения неуютных, грубых зданий.

Она догнала девочку, даже не запыхавшись, дернула за плечо:

– Что ты творишь, Шестеро тебя возьми?!

– Тут быстрее! – упрямо ответила та. – Ирифи опасен! Мы должны торопиться.

– Быстрее не значит безопаснее, глупая! На коротких тропах бывают чудовища! Ты видела мертвого?! Здесь кто-то есть! Кто-то опасный! А ты бегаешь! Не стой столбом! Иди уже!

Старое засохшее абрикосовое дерево, погасшая кованая лампа над чужими воротами, заброшенный колодец, накрытый сверху грубыми досками. Почти пришли.

– Погоди! – сказала Шерон, провожая взглядом пролетевшее мимо насекомое, совершенно неуместное в этом месте и в это время.

Кузнечик?

Мрак шагнул на них из подворотни, закрыв дорогу. Он был высоким, выше Кама, с которым когда-то ей пришлось столкнуться. Изогнутая, горбатая нечеткая фигура, облаченная в балахон, сотканный из пыли и праха. Ни глаз, ни лица. Голова все время была в движении, текла, точно песок с потревоженного склона бархана.

– Сулла! Это сулла! – закричала девочка. – Беги, госпожа! Беги!

Она юркнула под рукой Шерон, пытавшейся удержать ее, бросилась прочь и, прыгая через ступени, скрылась в буре вместе с таким нужным сейчас мечом.

Указывающая слышала старые сказки Карифа о порождениях Катаклизма, существах, живущих в самых гибельных уголках пустыни. Про них много рассказывали. То, что они приходили в худшие дни мира, опустошали целые деревни, пожирали караваны, принимали облик погибших близких, выедали глаза поселялись в колодцах, чтобы хватать тех, кто осмелится прийти за водой.

Указывающая не стала убегать. Кости подпрыгнули в воздухе, повиснув на уровне пояса хозяйки. Один из кубиков полетел направо, описав круг, другой – налево. Они слились в сияющий обруч.

Сулла не был заблудившимся. Не являлся шауттом. И в то же время она чувствовала в нем дыхание той стороны, один из ее темных ликов.

Шерон не боялась возвышающейся над ней фигуры, но, когда та внезапно шагнула к ней размашистым движением, стелящимся над землей, отшатнулась назад. Темная рука появилась из ниоткуда, упала на жертву, задев белый обруч, и рассыпалась песком, который тут же подхватил ветер.

Теперь уже сулла отступил, и Шерон показалось, что он шипит от злости и удивления. Она быстро сократила расстояние, заставляя стилос в левой руке засиять.

И существо не выдержало, подпрыгнуло вверх, плащ распахнулся широкими черными крыльями, и ирифи унес свое дитя в темное, безумное небо.

Кости упали, плавя песок, которого касались, из-за той силы, что получили, и ожидая нового приказа, пока Шерон делала тяжелый выбор. Агсан убежала уже во второй раз и теперь находится среди песчаной бури. Сулла уцелел, он где-то здесь и, даже раненый, все еще способен причинить вред жителям.

Эльват не ее город. Она ничего ему не должна. Но указывающая путь – та, кто защищает людей от зла, и Шерон не могла так просто все бросить. Йозеф, узнай он о том, что любимая ученица отступила, никогда бы ее не понял. Да и она себя бы не простила.

Сложный, но такой простой выбор: жизнь девчонки или же жизнь множества людей, до которых может добраться темная тварь.

Шерон в первую очередь указывающая, и ей следует выполнять свою работу. Не важно, что это не Нимад. Не важно, что перед ней не заблудившийся. Не важно, что девушка не давала клятву защищать живущих здесь.

А Агсан… Стоит надеяться, что служанка найдет укрытие, где переждет опасность.

– Найдите мне его! – приказала она костям, и те тут же запрыгали по ступеням вверх.

Они катились все быстрее и быстрее, торопясь и сияя в темных узких переулках, точно глаза ночного хищника, отразившие свет факела. И гротескная тень Шерон прыгала по стенам, становясь то огромной, подавляющей, то совершенно миниатюрной, жмущейся к ногам. Кости нетерпеливо остановились перед калиткой с грубой чеканкой, изображавшей павлинов, поедавших упавшие яблоки.

Перед ее калиткой.

Она, холодея, повернула ручку и вошла во двор, изучая погруженное в темноту квадратное двухэтажное здание. Дверь была выбита и, прежде чем войти, указывающая воткнула в землю стилос, закрывая выход с территории и надеясь, что на сулла это подействует точно так же, как и на заблудившегося.

Ее глаза, легко воспринимавшие мрак, сотканный из множества оттенков серого, пытливо выискивали признаки опасности.

Стены короткого прямого коридора показались ей странными и шершавыми, совсем иными, чем те, что она помнила. Пришлось обратить на них куда более пристальное внимание и разглядеть, что это такое.

Каждое свободное пространство всех поверхностей, кроме пола, занимали насекомые. Те самые, что она видела чуть раньше.

Не кузнечики. Нет.

Саранча.

Она, казалось, впала в спячку, сидела не шевелясь, даже когда девушка коснулась жестких крыльев одной из них. Этих тварей в доме было несколько десятков тысяч, и все они чего-то ждали.

Шерон сдула с левой ладони невидимую пыльцу, и та осела на головах, странных глазах, усиках, лапках и крыльях белым мерцающим пятном среди серо-стального живого ковра.

Указывающая еще четырежды провела тот же ритуал, пока кралась, направляемая костями, в глубь многокомнатного дома, а затем вышла в широкий холл, устланный коврами, где часто проводила время, пережидая часы дневной жары.

Окна были распахнуты, и ирифи резвился с тонкими занавесками, забрасывая с улицы пыль. Огромная бесформенная фигура восседала на столе, точно ворона, обожравшаяся мертвой плоти. Сулла повернул голову в ее сторону, и где-то на втором этаже раздался глухой удар, а затем тихий вскрик.

Но Шерон была слишком заворожена лицом, которое наконец-то смогла разглядеть.

Простое. Закаленное солнцем. Продубленное морскими ветрами. С яркими голубыми глазами и волевым подбородком. Чуть рыжеватые волосы, как у многих, кто родился на Летосе. И… такой знакомой улыбкой. Сейчас показавшейся ей не привлекательной, а отвратительной и жуткой.

Лицо Димитра. Демон пустыни принял облик того, кто был ей когда-то дорог.

Сулла резко встал – ему, высоченному, пришлось сгорбиться, чтобы голова не разбила потолок, – а затем шагнул к ней. Она, забыв об игральных костях, повернулась и бросилась прочь, на улицу. Убегая, Шерон слышала, как он нагоняет ее, и в этот момент пыльца, оставленная ею на стенах, начала беззвучно взрываться.

Ярко-белые вспышки одна за другой, точно огненные астры, распускались за спиной указывающей, заманившей сулла в ловушку. Саранча с неприятным треском сотнями сгорала, и ее крылышки падали с потолка, крутясь в воздухе, словно кленовые семена.

На крыльце она остановилась и повернулась, смотря, как искалеченная фигура, лишившаяся ног, ползет к ней, подтягиваясь на руках.

Все еще Димитр. Такой близкий, родной и… совершенно чужой. Ее не тронуло его искаженное от боли лицо. Она испытывала не жалость, а злость. Глубокую ярость, что эта мерзкая тварь осмелилась брать ее память и ее потерю.

Руку Шерон охватило белое пламя, и она швырнула его в сулла. Личина твари сгорела, распалась на сотни лапок, телец, жвал саранчи. Он перевернулся на спину, выгнулся дугой, забился в припадке, а его руки, все еще опасные, хватали пустоту, пытаясь дотянуться до нее.

Шерон тихо свистнула, точно подзывая охотничью собаку, и кости, ждавшие в холле, покатились к хозяйке, оставляя за собой белый след, тонкие нити, липнущие друг другу, путающиеся между собой, заполнившие коридор.

Кубики закрутились вокруг поверженной твари, оплетая коконом света, пока порождение той стороны не скрылось в нем, и подкатились к девушке, протягивая к ее ногам последнюю нить.

Шерон взяла ту левой рукой, намотала на запястье, потянула, чувствуя, как она врезается в кожу, а затем и режет ее. Но даже несмотря на боль не остановилась, стягивая капкан, чувствуя сопротивление того, кто попал в него.

Сильнее. Еще сильнее. Пока нити разом не лопнули с тем звуком, когда неумеха всей рукой дернул струны лютни, совершенно не зная, как на ней играть. Указывающая подалась вперед, чтобы увидеть то, что осталось от сулла, но там был лишь песок, раздавленная саранча и странный череп, больше подходящий шакалу, чем человеку, похожий на расплавленный оникс.

Из комнаты Бланки Эрбет лился тусклый свет, воспринимавшийся зрением указывающей как мерцание, которое постоянно меняло цвет.

Розовый, кобальт, зеленый, желтый, оранжевый, серый, бордовый…

Она распахнула дверь и замерла на пороге, быстро оценивая ситуацию.

И без того маленькая комната незрячей стала еще тесней. Сулла, такой же огромный, как его товарищ, стоял согнувшись, касаясь головой потолка и тянул руки к сидевшей на полу женщине, которая прижимала к себе фигурку Арилы, найденную когда-то Тэо.

Статуэтка в руках Бланки излучала странное сияние, и по стенам ползли нелепые тени, точно комната находилась глубоко под водой и огромные водоросли, а может быть, щупальца неизвестного существа, словно нити колышутся в такт неощутимому течению.

Здесь каждый дюйм был пронизан необычной силой, природы которой Шерон не понимала. Она была не злой и не доброй, но столь мощной, что пламя на ее левой руке стало слабеть, а кости не смогли вкатиться в комнату, как будто кто-то невидимый отталкивал их.

То же самое происходило и с сулла.

Он пытался дотянуться до Бланки, но наткнулся на невидимую преграду и шарил когтистыми руками, стараясь найти брешь в этой нелепой обороне.

– Эй! – позвала Шерон. – Оставь ее!

Сулла повернул голову, и его лицо потекло, изменилось, став лицом старой Ауши. Взгляд старухи впился в указывающую, но Шерон не дрогнула.

И тогда Аушу сменил Йозеф.

– Ах ты, гадина! – процедила девушка.

В Карифе считают, что сулла показывают живым лишь мертвых, но девушка не желала верить в то, что ее учитель мертв.

Она позволила схватить себя за левое запястье, и дар, «прижатый» сиянием статуэтки, оплел белым светом всю ее руку, стал вязким, так что сулла попал в патоку, точно муха.

Очень большая муха.

Шерон, чувствуя, что ее ноги отрываются от пола, на мгновение пожалела, что оставила стилос перед домом. Прежде чем она успела что-то сделать, Бланка вскочила и с силой стукнула фигуркой Арилы по расстеленному ковру, и по всему дому пробежала дрожь, низкая, отдавшаяся в висках Шерон зудящей болью.

Сулла, не удержавшись на ногах, полетел вперед, сломав деревянные перила, и указывающая разорвала контакт, освобождая руку за мгновение до того, как он рухнул вниз, в холл. Он валялся там, слабо барахтаясь, оглушенный и совершенно растерянный, пока еще не опасный, и саранча на стенах громко шуршала сухими жесткими крыльями, волнуясь.

Она спустилась по ступеням, прыгая через одну, и оказалась рядом с незваным гостем в тот момент, когда тот начал подниматься, отряхиваясь от льющегося на него белого света, как отряхивается от влаги мокрая собака. Шерон ударила кулаком левой руки прямо в висок уже вставшего на колени Йозефа, легко проламывая магией ониксовую кость и быстро отворачиваясь от облака песка и шелестящей, разлетавшейся прочь саранчи, покидавшей дом через окна и двери.

Скрестила руки, копя силу, а затем выплеснула ее, и холодный огонь некроманта разошелся во все стороны, сжигая подушки, диван, занавески, насекомых и ту единственную саранчу, в которой пытался скрыться, убежать от нее сулла.

Ониксовый череп разбился, ударившись об каменный пол, острыми зеркальными осколками рассыпался – Шерон победно зарычала, и сама испугалась своей реакции. Злости. Той звериной радости, такой несвойственной ей, которую она испытала, убив это существо.

Чувствуя слабость, ту самую, что когда-то вынудила ее слечь в постель во времена, когда она собиралась преодолеть с друзьями перевал Мышиных гор, Шерон все же заставила себя двигаться.

– Бланка! – крикнула она снизу. – Бланка!

Раздались шаги. Затем сверху, прямо над ней, сказали:

– Я в порядке.

– Я убила его.

– Слышала. Ты ранена?

– Нет. Но мне надо отдохнуть. Справишься без меня?

– Я собираюсь сидеть там же, где обычно. И мне ничего не надо. – Незрячая, осторожно ступая, вернулась в комнату.

Ощущая, как лихорадка просыпается в ее теле, Шерон шепнула костям:

– Охраняйте.

Она провалилась в тяжелый сон на покрытом песком полу, под вой ирифи, полностью захватившего Эльват.

Глава третья

Червь

Эти пещеры точно огромный подземный город! Я был восхищен бесконечными огнями на всем пути, в каждый день моего путешествия. Волшебники создали что-то невероятно прекрасное, каждый камень сияет, и люди путешествуют по подземным дорогам, не уставая поражаться тому, что можно сделать с помощью магии. Червь – самое прекрасное, что я видел по эту сторону Великих гор.

Из записок неизвестного путешественника, найденных в Каренской библиотеке

– Мы постараемся увести их, родич, – сказал да Мере на прощанье, когда знамена баталии хлопали на утреннем свежем ветру. – Заберем с собой как можно больше.

– Я помню Эрика, – сказал тогда Дэйт. – Он расчетливый малый, и, если ему представится шанс уничтожить целую армию и крепости, чтобы без потерь завладеть крупнейшим южным кантоном Горного герцогства, он им воспользуется. Надо всего лишь немного попотеть и сбросить с вершины огромный булыжник.

– Твои ребята заставят его попотеть гораздо сильнее, чем «немного». Увидимся, милорд да Лэнг. Передам приветы твоей сестре и моей жене. И выполню свое обещание, если Шестеро будут не с тобой в этом бою.

Да Мере дал слово, что позаботится о дочерях Дэйта и возьмет на себя все обязательства отца, когда им настанет пора выходить замуж.

С тех пор прошло больше двух недель. Солдаты жили во мраке, освещаемые слабым светом редких костров. За последние месяцы рабочие барона принесли достаточно дров, угля и масла, но их берегли, не зная, сколько времени придется провести здесь, когда поставок с поверхности, захваченной противником, уже не будет.

Еды тоже было достаточно, почти полноценная замковая кладовая, а воды – целое озеро. Оно располагалось в глубокой каменной ложбине недалеко от их лагеря, питаясь от невидимых подземных ключей, а затем маленьким журчащим водопадом стекало в пропасть.

Мастер Рилли, обстоятельно изучив запасы, одобрительно покивал:

– Барон не поскупился, сиор. С таким «погребом» мы легко просидим здесь два месяца, а если будем экономить, то и все пять. Приятно иметь дело с заказчиком, который думает о тех, кого он нанял. Предусмотрительность да Мере вызывает у меня уважение. Сразу видно, что он начал готовиться задолго до того, как мы вступили в сражения. Люди говорят, с того дня, как шаутты убили двух старших сыновей вашего герцога.

Наемник был прав.

Свояк Дэйта, как хранитель юго-восточных рубежей хребта Кинжала, развил активную деятельность сразу после печальных событий в Шаруде. И как оказалось – не ошибся.

Все происходило стремительно, организовав покушение на Рукавичку, сбежавший в соседнее герцогство Эрик объявил правителя, своего родственника Кивела да Монтага, отступником и предателем родины. Мало того, что тот женился на чужестранке, карифке, так еще и нарушил многовековую традицию и покинул Шаруд, где должен был находиться хоть кто-то с кровью его рода. Он принял помощь асторэ, чудовища, выродка, твари, которая ничуть не лучше шауттов или пустых. Он отвернулся от Шестерых ради Вэйрэна, асторэ из прошлого, бросившего вызов установленному порядку, и, возможно, теперь герцогом управляет тьма. А значит, у графа Эрика да Мон есть все права на Львиный трон.

«Претендента» поддержали и Фихшейз и Ириаста, давно мечтавшие отомстить соседу за захват Брокаванского перешейка и поражение в прошлой войне. Они поспешно объявили да Монтагов еретиками, предавшими веру в Шестерых, отвернувшимися от света и опасными для соседних стран.

…Тяжелый путь к Червю Дэйт запомнил надолго. Отряд вошел в узкое мшистое ущелье, сочившееся влагой из-за бесконечных водопадов, оседающих туманом на хвощах и папоротниках, растущих по берегам ледяной быстротечной реки.

Дорога была старой, едва угадывающейся среди сосен, местами заваленная камнепадами, переломанными деревьями от сходов лавин – и труднопроходимой из-за ручьев, разлившихся во время осенних дождей. Подводы застревали, их приходилось нести чуть ли не на руках.

Люди выбивались из сил, торопились, а дозорные, двигавшиеся в арьергарде, докладывали, что враг остановился у входа в ущелье и в его отряде почти пять сотен человек. Фихшейзцы и перешедшие на их сторону солдаты Эрика медлили, то ли подозревая ловушку, то ли дожидаясь подкрепления, в то время как основные силы спешили за баталией да Мере, надеясь не дать ей уйти за Драбатские врата.