Маг 16

Приходится бросить и снегоступы, и палки, не до них сейчас, когда жизнь висит на волоске. Или на нитке.

Взлетаю на самый верх пятнадцатиметрового холма с тридцатикилограммовым рюкзаком за спиной, как летящий камень, выпущенный из пращи.

И замираю, слушая вокруг себя, не трещат ли сминаемые массами снега деревья за моей спиной.

Нет, ничего на меня неотвратимо не надвигается, где-то слева раздается непонятный шум и качаются макушки деревьев. Значит, лавина оказалась совсем не большой, только солнце все сильнее пригревает, вскоре может огромная сойти. Которая еще за косогор может перевалить и засыпать то место, где когда-то будет стоять хорошо знакомый мне дом, где я постоянно забираю деньги, нажитые преступным путем.

Хотя, раз его там разместили, значит туда лавины не доходят никогда.

Я дышу, даю плечам хорошо отдохнуть и потом спускаюсь вниз, где подбираю брошенные вещи.

Через еще два часа оказываюсь уже на косогоре над тем местом, где когда-то будет стоять дом с парниками. Пока здесь все наглухо заросло, людей нигде поблизости нет, и я спешу дальше. Уже серьезно теплеет внизу, я снимаю пальто, пиджак, остаюсь в одной рубашке, чтобы проветриться от выступившего пота.

Через пару километров по сильно заросшему лесу я подхожу к знакомой проселочной дороге. Она находится на том же месте, что и раньше, только гораздо менее наезженная, чем в восьмидесятые годы. Вся состоит из сплошных буераков и колдобин, покрытых весенней грязью, зато по ней часто ездит гужевой транспорт.

– Так, пора найти место для моего «Ермака», положить в него эти технологичные ботинки и надеть, наконец, соответствующие здешнему времени сапоги, – говорю я себе.

Ополаскиваю в луже на дороге ботинки, светило на этой высоте пригревает уже прилично, температура градусов двадцать, не меньше.

– Эх, благодатная земля, – вздыхаю я. – Чтобы в конце марта так солнце жарило – это же праздник какой-то!

Даю обуви просохнуть под лучами двадцать минут и сам прихожу в себя после долгого передвижения с грузом за плечами по сильно пересеченной местности. Убираю ботинки в рюкзак, на него одеваю два пакета серо-черного цвета и прячу его на одном из заросших деревьев, просто с трудом запихнув за ветки около ствола. В нем же остаются снегоходы, лопатка, а палки-помогалки я втыкаю в соседние кусты.

Не знаю, понадобится ли мне со временем все это добро, но, если я все же явлюсь сюда зимой, тогда пусть лучше дождутся меня. Да и не зимой тоже заберу обязательно в Храм.

Вскоре я уже спешу по дорожке вниз, придерживая за спиной не такой удобный рюкзак, точь-в-точь, как обычный солдатский сидор тех времен и еще, пусть здорово потрепанную, но из тисненой красивой кожи сумку-портфель.

Она очень похожа на такое старорежимное изделие, поэтому я взял ее с собой в путешествие.

В ней у меня ничего особого не лежит, немного хлеба и последняя копченая колбаса, еще в руке есть длинная палка, как трость. Ей я меряю шаги в такт и собираюсь, если что, отбиваться от деревенских собак.

Вид у меня такого не самого бедного мастерового парня, еще блестящие на солнце сапоги, плисовые брюки, прежний пиджак коричневого цвета и картуз на голове. Пальто сложено аккуратно и висит сбоку мешка.

Однако по имеющемуся документу я не мастеровой или какой-то мещанин, а самый что ни на есть разночинец.

Ибо только им, купцам, дворянам, офицерам, почетным гражданам и прочим чиновникам выдают паспортные книжки бессрочные. А всем остальным мещанам – ремесленникам и крестьянам, то есть, людям податных сословий, они выдаются на определенный срок.

И еще царская полиция относится к образованному народу, знающему законы, гораздо более уважительно.

Правда, с девятьсот шестого года, вроде, всем стали такие бессрочные документы выдавать, информация от разных источников в интернете у меня заметно отличается.

Поэтому я искал именно паспортную книжку в сети, чтобы переделать ее в документ для разночинца, а мои приметы и общественное положение в нее искусно вписали и состарили, чтобы они не отличались от остальных записей, которые остались прежними.

Ну, то есть всю книжку обработали так, что страницы теперь выглядят одинаково.

Так что я теперь Жмурин Сергей Афанасьевич, восемьсот восемьдесят второго года рождения, родом из Тверской губернии. Диплома о каком-то образовании у меня при себе нет, зато я знаю про Тверское реальное училище и пару курсов университета, на которые могу сослаться, только настоящих документов у меня на них не имеется.

Впрочем, это уже такие вещи, которые легко проверить, поэтому ни работать по специальности, ни называть какие-то учебные заведения я не собираюсь. Буду просто талантливым самоучкой, этаким будущим Ломоносовым!

Возраст за сто с лишним лет виден отчетливо на паспортной книжке, надеюсь, тут можно сослаться на тяжелые условия хранения. И на то, что в грязь уронил, или промочил, или еще залил щами на обеденном столе.

Рост – два аршина девять вершков, что довольно много для этого времени. А для моего уже не так много, хотя и немало, конечно, метр восемьдесят два сантиметра. С начала двадцатого века приметы стали убирать из паспортных книжек из-за их бесполезности, но у меня они еще есть, ведь я паспортную книжку по легенде получил в восемнадцать лет.

В тысяча девятисотом году, как тут правильно написано.

Выписываться с места проживания мне не нужно, а вот по новому месту необходимо регистрироваться, за этим делом сурово присматривают домовладельцы и хозяева гостиниц. Им грозят большие штрафы за отсутствие регистрации у постояльцев, сразу до пятидесяти рублей.

А самому нарушителю пятнадцать копеек, вроде, всего. Полиция сведения никуда не передает, а просто оставляет у себя. Да и как их куда-то отправлять при современном развитии технологий.

Не было бы у меня такого документа при себе, пришлось бы в дороге нервничать, готовиться сурово отбиваться или селиться в самых трущобах городских.

А так надеюсь проверку легко пройти, если без криминалистической лаборатории. Поэтому паспортную книжку мне придется поменять первым делом для сохранения полной конспирации.

Дохожу я все-таки до Они, прохожу мимо синагоги и начинаю присматриваться, кого бы на поездку до Кутаиси арендовать.

Но, что-то никого не высматриваю, чтобы типа настоящего извозчика на лошади, просто любуюсь дореволюционным городком во всей его крайней весенней неухоженности, потом шагаю дальше по дороге. Много еврейского населения гуляет около синагоги, правда, они от местных внешним видом не так сильно отличаются. Не так ортодоксально выглядят.

Подводы и телеги, груженные и пустые, довольно часто катаются вверх и вниз, вот и я вскоре закидываю мешок на попутный транспорт, еду задом на слежавшемся сене, свесив здорово натруженные ноги.

Возчик, мужик-грузин, куда-то спешит здорово, только он по-русски говорит едва-едва, я же делаю вид, что сам иностранец. Хорошо, что быстро катимся вниз, километров пять-шесть в час лошадка выдает.

Черт, пора к верстам и другим измерениям длины и веса привыкать.

Выступаю пока так, типа иностранец, немец-перец-колбаса. Чтобы говорить тоже непонятно и с акцентом, много не понимать и на вопросы не отвечать. Возчик, понятное дело, меня бы и так не понял, тут русское население в больших количествах начнет появляться только после войны или перед ней, когда начнутся стройки социализма и массовая индустриализация.

Ну, если бы я жил в социалистической России где-нибудь в Нечерноземье, тогда тоже сюда бы перебрался, к горным красотам, чистому воздуху и хорошему климату. По возможности, конечно, перебрался.

Хотя в начале века в Кутаиси учился в гимназии сам Маяковский, как я читал, потому что у него отец служил неподалеку лесничим.

В Тифлисе, понятно, русских или тех же украинцев побольше, будет, с кем пообщаться и послушать местный говор. Но мне туда еще рано соваться в своем нынешнем состоянии.

Добираемся за два часа дороги примерно до половины всего пути до первого города Амбролаури, я выдаю вознице в подарок двугривенный, чем здорово радую его. Сам он торопливо сворачивает в свою деревню, а я снова шагаю по нагретой дороге.

Вскоре веселого иностранца подхватывает вторая бричка, тут уже просят полтинник за красиво проехаться до нужного мне города. Вот так, постоянно пересаживаясь, я и добираюсь до Ткибули, где меня уже застает вечер.

Доел по дороге колбасу и хлеб, теперь здорово жрать на свежем воздухе хочется.

На бричке меня сразу подвозят к гостинице, где номер с неплохим ужином обходится мне в три рубля. Дороговато, конечно, за такой сервис, да еще цена задрана при виде меня, похоже.

Номер называется нумером, с ерь на конце, ужин просто ужин. Все так на двоечку по современным понятиям. Моюсь в тазике и заваливаюсь спать на кровати. Лучше в будущем что-то поприличнее из проживания найти для первых дней в Кутаиси, а пока и так сойдет.

Очень не хватает в утомительной дороге возможности залипнуть в интернете, поэтому купил в Амбролаури какую-то книжку с прозой в лавчонке за сорок пять копеек. Теперь старательно осваиваю старорежимное правописание по пути.

Мне положено оказаться сильно грамотным и очень образованным через месяц-два, по моим замыслам.

До окраины Кутаиси я добираюсь после обеда, сразу пересаживаюсь на местного извозчика и за пятнадцать копеек одной серебряной монеткой приезжаю в центр города.

Где занимаю хороший номер в приличной гостинице на Вознесенской улице, обошедшийся мне в целых пять рублей.

Видно, что дядька на рецепции некоторое время раздумывал, не объявить ли мне, что номеров нет. Он так же произнес это слово как «Нумерь» для моего слуха. Похоже, из-за этой моей явно неподходящей одежды для дорогого места.

Селюсь на два дня пока, не особо радуясь высокой перине, в шкафу под скрытом и замком оставляю свой мешок с двумя Палантирами. Еще один кое-как запихиваю в раздувшийся при этом портфель, туда же уходят камни.

Свой документ и деньги ношу при себе постоянно, благо, внутренние карманы пиджака застегиваются на пуговку.

Первым делом обедаю в хорошем ресторане, заказываю мясо – каре ягненка, много запеченной картошки, запиваю красным вином и отправляюсь дальше по лавкам с одеждой. Я хорошо вижу, что моя одежда, собранная с мира по нитке, здесь не дотягивает до приличного образа состоятельного господина.

И с речью у меня явные проблемы, остается только под немца косить. Или голландца, если что-то на немецком спросят.

Нахожу центральную улицу с дорогими лавками и весь остаток светлого дня трачу на переодевание. Останавливаюсь в итоге в дорогом магазине, который уже лавкой не назвать, обслуживает меня сам хозяин, почтенный такой еврей.

Вместо сапог покупаю лакированные ботинки, неплохой костюм из английской, типа, шерсти, жилет к нему, пару сорочек и солидный чемодан. Да, такой солидный, что самому мне его уже носить неприлично, только обслуга и возчик должны его таскать. Трачусь, в общем, довольно хорошо, приходится выложить купюру десятого года в сто рублей и добавить к ней еще сотню одиннадцатого.

Ну, покупаю не самое все дорогое, среднее по ценнику, и еще прошу скидку, чтобы совсем не выглядеть франтом, не ценящим деньги.

– Могу отдать вам подходящую вашему положению вот эту английскую трость за полцены, – ловко уходит от скидки хозяин, отбрив мои надежды.

Судя по всему, из-за моего отличающегося произношения меня принимают за странного иностранца, пришедшего в одежде мастерового почему-то.

«Ну, кто хорошо покупает и сразу платит казначейскими билетами – к тому вопросов оказаться не должно никаких», – понимаю я.

Я взвешиваю трость, солидную лакированную деревяху, и отдаю за нее еще десять рублей.

Теперь я денди, могут прикопаться ко мне уголовники, тогда имею право применить такое оружие по их головам.

Еще револьвер купить будет интересно, хотя громкая самозащита и последующие за этим делом проверки мне явно противопоказаны.

Возвращаюсь в номер с купленной азбукой и начинаю ее изучать при свете электрической лампы. Дело идет быстро, за час я разбираюсь с «Ятями», «И десятеричным», «Фитой» и уже почти не применяемой «Ижицей».

Паспортную книжку на регистрацию у меня забирают вечером, и поэтому я немного переживаю, как она пройдет через полицию, но уже к десяти горничная приносит мне ее обратно.

Похоже, вопросов не возникло никаких, иначе меня бы вызвали в участок.

Вообще, когда я заявился в новой одежде, отношение ко мне в гостинице здорово улучшилось. Наверное, до этого момента раздумывали, не зря ли меня пустили в приличную гостиницу в самом центре города.

Понятно, что здесь и сейчас принимают по одежке, это главное правило.

Так я начал свою жизнь в городе Кутаиси, решив определенно, что рано мне еще двигать в столичный Тифлис. Рано из-за произношения, незнания правильной речи, непонимания местной жизни и еще многих таких причин.

Здесь все же проще будет сделать документы, чтобы исчез хозяин выгоревших бумаг на имя разночинца Жмурина и появился уже под другим именем и фамилией новый человек.

Который уже будет правильно разговаривать, грамотно писать и не привлекать к себе лишнего внимания.

Непросто добиться такой грамотности, на самом деле, но время у меня есть, желание тоже, да и денег достаточно.

Просто живу в хорошем отеле, питаюсь в приличных местах, прикупил себе еще шляпу по местной, вроде как парижской, моде. В каждом месте прислушиваюсь к словам обслуги, соседей по столикам в заведении, и через три дня уже могу правильно что-то заказать или попросить. Написать записку или даже письмо небольшое.

Под образованного человека этого времени еще не сойду, словарный запас маловат, поэтому пока больше молчу и слушаю.

Побывав в самых приличных местах, я понемногу начинаю посещать уже не столь приличные, всякие кабаре-варьете с девками, как холостой мужчина. Здесь такое в порядке вещей, публичные дома тоже имеются, а разные мадамы постоянно взгляды заинтересованные из-за столиков кидают. Чем заведение дороже, тем мадамы лучше одеты и сами посимпатичнее выглядят.

Много чего заказываю, даю хорошие чаевые и, конечно, терпеливо дожидаюсь встречи в темном месте с крепкими бандитами.

Поэтому я начинаю посещать сомнительные места ниже среднего уровня и возвращаюсь в свой отель темными переулками, сильно настороже и сжимая в руке механический фонарик. Готовлюсь поразить местный криминал таким техническим превосходством, хотя вообще фонарики уже изобретены и присутствуют даже в местных лавках. Такие здоровенные цилиндры, слабо светящие и быстро разряжающиеся, поэтому я на них не соблазняюсь.

У меня с собой имеется пара механических фонарей со светодиодами и есть обычные налобные с запасом литиевых батареек, такие могут работать годами. Все такое добро остро необходимо здесь и сейчас, чтобы не зависеть от свечей, когда придется быстро действовать.

Прибор ночного видения, самый дорогой и миниатюрный, я тоже притащил, нужно же полностью использовать преимущества развитой цивилизации.

На второй день моего шляния по разным кафе-шантанам с потрепанными певичками я чувствую на своей натуре интересующий меня жесткий взгляд. Краем зрения осматриваю сторону, откуда идет поток напряженного сознания, и обнаруживаю интересующего меня человека.

– Ага, вон тот мужичок в темной блузе с крысиной рожей внимательно рассматривает загулявшего немчика.

В солидном портмоне у меня красиво и хорошо заметно выложены крупные купюры. Еще в прошлый раз я ими посветил перед местными девками, вот теперь по мою душу пришли загонщики, получившие от тех же девок сигнал.

Вскоре, расплачиваясь за ужин и вино, я обнаруживаю мордочку похожего на хорька субъекта почти в моем бумажнике.

Впрочем, шнырю хватает одного взгляда на наличность, он сразу же исчезает после ознакомления, а я понимаю, что встречать меня будут уже сегодня.

Прохожусь по немного освещенной улице, вскоре чувствую, меня взяли под плотное наблюдение трое крепких, как-то здорово незаметных мужчин. Если бы не мое умение – то ни в жизнь бы их не вычислил.

Вот один, хорошо одетый, мило воркует со смазливой цветочницей и заставляет ее смеяться, изредка бросая в мою сторону внимательные взгляды.

Второй, здоровенный детина в темном костюме, рассматривает витрину в булочной и, кажется, раздумывает, какую булку ситного себе тут купить на завтрак.

Третий медленно бредет за мной следом, как только я останавливаюсь перед большой витриной дорогой лавки, тут же заскакивает в такую же лавку по пути.

Кажется, народ довольно хорошо одет, выглядит вполне прилично по этим временам. Значит, глушить и грабить меня собрались серьезные рыбы из преступности местной. Сотка рублей в портмоне прикрывает пачку уже разменянных пятерок и десяток вперемешку с простыми бумажными рублями для солидности.

То есть, там у меня собрана обычная кукла для заманухи, именно так я собираюсь быстро познакомиться с серьезными людьми Кутаиси.

Они мне реально требуются, с их наработанными выходами на местную полицию.

Глава 5

Поэтому я старательно делаю вид, что не понял ничего, весело мотаю головой и иду на следующую улицу.

Прохожу по ней, она все-таки слишком светлая от пары имеющихся здесь тусклых фонарей и освещенных окон лавок и едален. Да народа много еще ходит.

Самое время прилично поужинать, а я вот уже накидался, немчура немытая!

Ну, мне по делу нужно здорово пьяным выглядеть, ведь следят за мной и меру выпитого пристально оценивают.

Потом я высматриваю темный провал между домами и почти на ходу начинаю расстегивать брючный ремень, устремляясь туда. Тут открытый проход во внутренний двор одного из двухэтажных домов в центре.

Делаю вид, что решил отлить, где попало, так мне внезапно приспичило облегчить переполненный мочевой пузырь.

Ну, я же вдрызг пьяный, так все и должно обстоять для моих преследователей. Они где-то идут следом за мной, крадутся вдоль улицы с краев, не появляясь на свету.

Только я тоже не оборачиваюсь и не пытаюсь что-то рассмотреть пристально.

«Пьяному море по колено – как говорится. И еще спугнуть охотников не хочу», – все так и выглядит.

На самом деле, я приметил этот шалманчик еще вчера, так же там напился и ушел, сильно пошатываясь. Не соблазнился на местных потрепанных девок, да сегодня тоже не обратил на них никакого внимания, смотрел дурацкое представление на крохотной сцене и выпивал с виду неумеренно.

На самом деле, половину заказанного алкоголя в тарелку с мясным пирогом слил.

Девки все время мне выпивать мешают, подлезают, чтобы познакомиться, все они славянки, откуда их тут столько уже набралось?

Наверное, специально везут из России или Малороссии сюда, откуда-нибудь из Нечерноземья набирают сироток за сытной жизнью и хорошим климатом.

Они здесь и правда, даже в полумраке, не кажутся мне достойными внимания, да просто будут мешать во время моей подготовки к стычке. Ни в номер соседней гостинки, на это дело рассчитанной, подниматься не стану, ни к себе вести не собираюсь в любом случае.

Просто по пьяни шатаюсь везде, где попало, такой непуганый еще глуповатый иностранец…

После вчерашнего вечера сегодня днем обошел соседние улицы, приметил подходящее место и еще пару следующих, где вход во внутренний двор дает много места для разборок в темноте ночи.

Поэтому, заскочив в проход, я на пару секунд мигаю неярким фонариком, определяясь с диспозицией, и встаю на заранее присмотренное место. От окон домов меня прикрывают густые кусты и солидные деревья. Еще вытаскиваю из-за камня солидный, приготовленный заранее, дрын в метр длиной, готовлюсь встречать непрошенных гостей.

Если они сюда не заскочат, почуяв неладное или просто замешкавшись, дальше по пути в гостинице есть коротенький, но очень темный вечером переулок. Я могу не входить в него, рискуя здоровьем в темноте, но он немного срезает путь к моей гостинице, а бандиты должны про него тоже знать. Если я в него зайду, обязательно следом кинутся.

– Или здесь, или там, – прикидываю я, когда слышу шаги первого мужика, резко забегающего во двор.

Ясно, решили не оттягивать потрошение жирного кабанчика джентльмены удачи города Кутаиси.

Однако мне нужно, чтобы они собрались все вместе. Поэтому я жду, пока первый бандит поймет, что меня нигде не видно и, главное, даже не слышно звука могучей струи. Тогда он подаст знак остальным, уже они все вместе попробуют найти меня.

Бандит немного подается к выходу и коротко свистит два раза.

Обозначает, что требуется подкрепление.

Подкрепление из троих по очереди забежавших умельцев прибывает на место, в полной темноте происходит короткое совещание.

Только падающий из подворотни слабый свет едва освещает контуры их лиц, повернутые в разные стороны.

– Он в «Центральной» живет, тут ему не хрен делать! – шипит один из бандитов. – Он в квартиру не прошел, где-то здесь прячется.

Второй отвечает ему на грузинском, третий поправляет его тоже на нем же, тогда двое из них зажигают спички, освещая большей частью себя и немного пространства рядом. Я стою метрах в пяти от них и разглядеть меня они никак не могут. Поэтому немного начинают расходиться и снова чиркают спичками.

Один идет в мою сторону, второй дальше во двор, третий уже от меня, четвертый остается на месте и караулит проход.

Теперь я делаю рывок, ближний мужик, тот самый, который здоровяк в темном костюме, видит мою тень и шипит что-то своим условленным знаком.

Однако я уже рядом, легко сношу его не очень сильным, но объемным ударом дрына по голове.

Мужик валится на землю, спичка вываливается от разжавшихся пальцев и гаснет, остальные несутся ко мне, погасив горящие спички.

Я в темноте отпрыгиваю на несколько шагов назад, под глухую стену без окон, преследователи слышат мои шаги и бегут дальше. Я уже хорошо освоился в темноте двора, бандиты наверняка тоже, поэтому пришло время воспользоваться технологическим преимуществом из будущего.

У второго молодца в руке сверкает нож, когда я несколько раз качаю рычаг заскрипевшего и раскручивающего механизм фонарика.

Пусть и неяркий, но вполне достаточный для того, чтобы немного ослепить, свет фонарика попадает ему на лицо. Следует второй удар, он тоже валится на землю с притаившимися здесь камнями, с размаха влетая в нее прямо лицом.

Третий молодец появляется в луче света тоже внезапно, бросается из темноты ко мне. Но, на его большое счастье у него в руках не видно ничего такого опасного, поэтому он просто получает затрещину голой рукой с фонариком и улетает куда-то к своим ко мне за спину.

Четвертый запаздывает немного вмешаться в схватку, просто тощий парнишка по виду, поэтому я прихватываю его за рукав и закидываю в глубь двора.

– Стой, пока цел! Кто тут у вас старший? С кем говорить? – прижимаю я его к большому дереву.

Парень, конечно, так сразу не сдается, пытается пронырнуть у меня под рукой и тоже отправляется на землю.

Хорошо лежат, прямо рядом друг с другом, и уже приходят в себя.

Я накидываю на всякий случай купол, мало ли у кого пушка найдется или кто-то сзади внезапно подскочит.

И обращаюсь к поднимающимся с земли бандитам:

– Лады. Я без обид. Со старшими перетереть нужно.

Сам в это время накачиваю кистью фонарик и подсвечиваю всех незадачливых грабителей.

– Дело есть серьезное. И разговор денежный с интересом.

Один из бандитов как-то ругается на меня по-грузински, их тут двое местных, здоровяк и парень из славян.

– Ладно. Завтра встречаемся там же в шесть вечера, – и я киваю головой в сторону кафе-шантана.

Тот же бандит опять ругается на местном, но я не цепляюсь к его словам, главное я им передал. И еще авторитетно себя поставил, заманил в ловушку и навалял легко, совсем не напрягаясь.

Ухожу из двора, но остаюсь наблюдать за темным углом, следом за мной через несколько минут появляются бедолаги, придерживая получивших по голове товарищей.

А что, если надумал кидаться с ножом – так не обижайся, первого-то здоровяка я умеренно приложил, а вот ты пару недель с тяжелым сотрясением поваляешься.

«Ладно, стрелку бандитам назначил, посмотрим, кто завтра тут нарисуется», – отчитываюсь я по сделанному.

И возвращаюсь в нумеръ, чтобы завалится сладко спать.

На следующее утро гуляю по городу, наблюдения за мной никакого не видно. Раз уж я закосил под такого блатноватого мужчину, теперь только разговоры ожидаются серьезные.

Как бы полиции прикормленной не стукнули, чтобы те с пристрастием меня и документ мой проверили. Явно я из образа разночинца-интеллигента и немецкого профессора-выпивохи вышел.

Все такое еще вполне возможно, если я с бандитами как-то не договорюсь.

Тогда, как не печально признавать, придется мне уходить в подполье и уже сидя на какой-то хазе-малине новый документ выправлять. Гораздо сложнее такое дело организовать будет, так что лучше мне сразу договориться.