Маг 16

Ну, я был в веселом настроении, поэтому и не сдержался от такого урока. Потом пинками заставил забрать потерявшего сознание напарника и выставил их в тамбур.

За ними следом, такими невинно пострадавшими, на следующей станции нарисовалась весьма заинтересованная милиция. Только я предусмотрительно отошел в соседний вагон и, пока меня настойчиво искали в своем и еще вагоне-ресторане, угощал четырех веселых девчонок хорошим вином в купе. Так и проехал пару остановок, пока поиски хулигана, обижающего уважаемых правоохранительными органами людей не закончились.

Да уж, спайка воров, катал и милиции на своей личной территории Грузинской ССР очень отлаженная, ничего не скажешь. Куда уж тут неведомый коммунизм строить, когда здесь процветает самый настоящий тройбализм.

В Питере сразу же наведался в тот туристический магазин на Думской, разговорил и позвал на свидание ту сероглазую скромную девушку. Начали встречаться и вскоре оказались близкими людьми. Помог ей с оформлением больничного и мы уехали на две недели в Прибалтику, посетил все столицы и объехал все побережье.

Как родители у меня когда-то. Ну, что сказать – было круто. Хотя везде вылезали проблемы с размещением, зато с питанием все оказалось отлично. И с проходами в разные веселые места, правда местные мужики не раз пытались мне доказать, что русским тут не рады. Естественно, что это ни у кого не получилось, однако настроение такое отношение изрядно портило.

Однако постепенно мне стало надоедать даже такое веселое времяпровождение, даже с влюбленной в меня девушкой уже не хочется кататься по приятным городкам на побережье. Хочется настоящего дела с трудностями и превзнемоганиями, как воистину крутому попаданцу.

Да, вот такая довольно интересная жизнь подошла к концу, я вернулся в Ленинград вместе с ней на ночном поезде из Вильнюса.

Вручил своей подруге половину оставшихся денег, чтобы она смогла купить комнату или даже квартиру, если у нее это получится провернуть через брак. Девушка с серыми глазами все поняла, но не обиделась, а только пожалела, что веселое время так быстро закончилось.

– Не переживай! Возможно, мы еще встретимся в этой жизни, – утешил я ее. – Когда окажусь в Ленинграде, обязательно наберу тебя.

Но две тысячи рублей все же оставил при себе, чтобы немного помочь уже своей семье. Пока она тоже моя и может ей остаться.

Доехал до родителей, посмотрел, как они гуляют вместе со мной маленьким в Покровском сквере на площади Тургенева. Гуляли они долго, и я столько же времени посматривал в их сторону, делая вид, что читаю газету.

Потом отложил полторы тысячи рублей в пакет и догнал к тому времени оставшуюся одну с коляской мать.

– Девушка. Вы тут что-то обронили, – и положил в коляску пакет.

А когда она начала спорить, что это не ее вещь, просто внезапно для самого себя решился на дальнейшее общение. Ведь она так и не потратит чужие деньги, как настоящий советский человек. Никуда мне от плотного общения с родителями не деться. Поэтому приблизился в ней и негромко сказал:

– Вы же супруга Виктора Протасова? Я ваш родственник из Вологодской области. Сын дяди по… – и я назвал снова одного из двоюродных братьев отца, которого он давно уже не видел.

– Я специально приехал встретиться с вами в Ленинград. Давайте зайдем к вам домой и попьем чаю, – и я показал купленный загодя большой шоколадный торт "Прага" из "Севера". – А то он уже скоро растает.

Мать, еще совсем молодая девчонка, заметно смущается от моего внимания и не понимает, как себя вести с внезапно появившимся родственником. Таким в себе уверенным и как-то ее узнавшим на улице.

Мы дошли до подъезда, я помог поднять коляску на второй этаж, не понимая, куда взял да исчез отец. Однако вскоре он появился, видно по нему, что пробежался в неблизкий магазин за продуктами, чтобы оказаться там именно после обеда и задержался в сразу образовавшейся очереди. Похоже, что получил сигнал через знакомых, что там что-то выбросят из редкого и дефицитного товара. Обычная история для развитого социализма, в этот раз это оказалась баночка красной икры.

Увидев меня, он сразу насторожился, но мать поведала о том, кто я такой и батя наморщил лоб, вспоминая своего никогда не виданного дядю и меня, получается, троюродно-четырехюродного брата.

Мы зашли у комнату, я плотно прикрыл дверь и по-хозяйски опустил занавеску.

Потом повернулся в родителям, отцу, внимательно разглядывающему меня и матери, осторожно перекладывающей моего спящего предшественника в кроватку за шкафом.

– Вот, хорошо, что мы все вместе собрались, разговор у нас будет серьезный.

В этот раз я сразу сказал, что могу им помочь финансово, так как являюсь известным в своем отдаленном районе вологодской области народным целителем.

– Ко мне люди из самой Москвы по знакомству толпами едут. Здесь полторы тысячи рублей. Деньги заработаны мной честно. И я вам это скоро докажу своим умением.

Родители конечно не поверили мне, только я тоже не стал долго рассусоливать и сразу же вылечил колено отца, здорово мешающее ему жить и работать.

– Теперь ты мне веришь? – спросил я, когда он присел несколько раз, проверяя колено.

– А как ты смог узнать, что оно у меня болит? – недоверчиво спросил он, признав, что постоянная боль исчезла.

– Я вижу все болезни. Дар у меня такой есть. Вот у вас – частые головные боли, – я протянул руку к голове матери. – Посидите спокойно пять минут и я вылечу их навсегда.

После сеанса с матерью я намекнул, как отцу решить проблему с устройством в жигулевский автосервис путем взятки.

И посоветовал вложить оставшиеся деньги в покупку кооперативной квартиры:

– Скоро вам подвернется такая возможность. Когда Виктор постарается, чтобы его взяли на денежную работу, деньги в семье приличные появятся, оставшаяся тысяча станет хорошим подспорьем для первого взноса.

– Мы не сможем вам отдать такую сумму, – мать все же настаивает на том, что она не может взять пакет.

– Кто говорит о возврате? Это мой подарок вам, именно как своим родственникам. Эта сумма и здоровье, которое я вернул в вашу жизнь – это именно такой небольшой подарок к дню рождения вашего сына.

Мы распили в этот раз не бутылку грузинского коньяка, а прибалтийской старки с отцом, после чего я попрощался и вышел во двор. Даже мать навернула пару рюмок, наверно, чтобы проверить, будет ли болеть голова, как это обычно происходит.

Не стал ничего рассказывать про трудное будущее, про скорый распад Советского Союза и приход эры капитализма.

Просто вылечил родителей от имеющихся сейчас болячек и оставил немного денег молодой семье, чтобы им стало полегче начинать жизнь. Надеюсь, что такое вмешательство в семейную историю не сильно изменит ее и я останусь тем же самым сыном своих родителей. Просто пойду по стопам отца, немудрено работая руками без особых амбиций.

Если моим Братьям будет сильно не хватать родителей, они могут прогуляться в Советский Союз и снова изменить их жизнь. Только что-то они давно уже должны были вернуться, да пропали с концами. Ладно, рано или поздно выйдут на связь, оставят наконец-то письмо в Храме для меня.

А мне пора уже возвращаться в Грузию, за всеми моими гулянками и путешествиями прошло уже три месяца, еще пару недель или месяц жизни в Кутаиси и я могу отправляться дальше в прошлое, куда я приготовился попасть.

Хотя лучше все-таки прожить в этом времени еще два-три месяца, чтобы не бродить по сугробам в горах ранней весной.

Подошел к тбилисскому поезду, опять договорился на одно место в СВ и снова за пятьдесят рублей.

Все, как в прошлый мой визит сюда, только после посещения бани на Дягтярной за мной трупов или сильно пострадавших не осталось ни одного. Не успели местные жулики на меня нацелиться и решить пощупать.

Двое суток в поезде тянулись долго и скучно, я уже вволю нагулялся и пока хочу снова встретиться с Сашей, начать лечить народ и готовиться к возвращению в Храм.

В Кутаиси я сразу взял такси и поехал в знакомую баню, чтобы помыться после дороги и возможно встретить там Сашу.

Его в бане не оказалось, однако похоже, что о моем возможном появлении все сотрудники предупреждены. Не прошло и пары часов, как приятель залетел в предбанник и сердечно обнял меня.

– Мы все ждали тебя, как ты написал в записке. Ты где остановился?

– Да нигде, как там наш домик, свободен? На него и рассчитываю, – искренне ответил я.

– На сегодня занят, приехали нужные люди. Но дядя ждет тебя в своем доме, собирайся.

Так что к вечеру я оказался в доме дяди Тенгиза.

– Отлично, что ты вернулся! Меня уже твои клиенты одолели, всем что-то нужно, так что работы для тебя много.

– Это хорошо, подлечу всех, кого нужно. Пришлось уехать по личным делам, – так я коротко объяснил свое исчезновение.

Дядя Тенгиз не сказал мне ни слова упрека, а попросил проверить его спину.

И вообще первые две недели я прожил в его доме, заметно, что боятся меня отпускать, пока самых важных клиентов я не прошел всех по кругу. Потом мы все же вернулись в привычный дом на берегу Риони, где я начал принимать присылаемых людей уже два раза в день – утром и вечером, а в обед вволю парился для поддержания сил.

Так прошел сентябрь и середина октября, когда я задумался, когда мне уходить. Денег снова накопилось около тридцати тысяч, так что мне пришлось поломать голову, что с ними делать.

Ну, оставлю я пару тысяч себе, мало ли, если еще придется сюда вернуться когда-то? Или Братьям отдам, если они все же решатся вернуть своих родителей когда-то.

Можно было бы родителям их отвезти, не такое сложное дело, только опасаюсь я их жизнь кардинально менять.

С другой стороны, если они полностью рассчитаются за ту же кооперативную квартиру, они ничем особенно не изменят свою жизнь. Мать так же будет работать в детском саду, отец в сервисе, без знания будущего их жизнь так уж кардинально не поменяется, тем более, что оставлять многие тысячи рублей я не собираюсь.

И еще я почувствовал изменившееся отношение со стороны дяди Тенгиза в одну из теперь нечастых встреч на его даче. Он почему-то испытывает по отношению ко мне чувство опасения и тревоги.

Еще не очень сильно, но я уже достаточно явно – такая проблемная связь для него.

Объяснение тут может быть только одно – кто-то из других влиятельных людей узнал, что он обладает возможностью устраивать чудесное и научно не объяснимое излечение любых недугов. Наверно вышел уже на него самого и теперь моя деятельность может принести серьезные проблемы хозяину советской торговли города Кутаиси, если он меня не сдаст.

Понятно, что это не какой-то рядовой следователь из ОБЭП, а совсем другой уровень.

Мне много раз повторять предупреждение уже не нужно, я этот момент сразу понял и на следующий день так же технично исчез из Кутаиси. Доехал на поезде до Адлера, там снова купил билет в аэропорту и через четыре часа оказался в Ленинграде.

Попробовал сразу же купить обратный билет, но Ленинград – это вам не Адлер, никто не взялся мне помочь даже за сто рублей в самом аэропорту. Ну или я просто нужных людей не знаю.

Поэтому я снова посетил родителей и оставил им на будущую квартиру еще восемь тысяч рублей.

Как они не отбивались, просто оставил и все. Думал еще перевести двадцать тысяч на детские дома в сберкассе, однако это оказалось не так просто и я не стал этим заниматься.

Тем более необходимо оказалось паспорт предъявлять, а со своими исправлениями в нем я побоялся это делать.

В сберкассе его проверят профессионально, вполне возможно, что смогут найти исправления.

Все же купил билет в агентстве "Аэрофлота" на рейс на завтра в Адлер, подарив набор хороших шоколадных конфет женщине кассиру. Здорово надоело мне на поездах по нашей очень большой стране кататься.

Переночевал за трешку сверху в скромной "Киевской" гостинице на Лиговке и утром улетел в Сочи.

Там добрался до Кутаиси на ночном поезде и сразу же взял такси около вокзала до Они, договорился с хозяином "Жигулей" на поездку за шестьдесят рублей.

По дороге заехали в еще один кооперативный магазин, я закупился копченой колбасой, чаем, хлебом и вареньем на пару сотен рублей. Вес получился солидный, чтобы в горы все тащить, но ничего, своя ноша вообще не тянет.

Добавил в Они пятерку водителю, он довез меня по буеракам до нужного мне поворота к дому Зураба, где я его и отпустил.

С новым, только что выпущенным рюкзаком "Ермак" и с большой сумкой, полной еды, обошел дом Зураба и чуткого алабая по большому кругу. Еще захватил его ружье с дерева с собой на всякий случай, пусть в нем есть всего два патрона. Мало ли кого пугнуть придется здесь в горах.

К вечеру добрался до Храма, перекинул вещи внутрь и немного постоял в проеме Двери, прощаясь с горами, со своими знакомыми, с социалистической Грузией и всем Советским Союзом.

Хотя свидание с СССР меня еще возможно ждет впереди.

Никаких посланий на Столе не видно, что-то я уже серьезно начинаю переживать за своих Братьев. Поэтому написал им еще по одному письму, отправил в Черноземье и на Третью планету.

Как бы мне не пришлось идти за ними следом, чтобы найти в том мире. Найти и спасти.

Неплохо пожил здесь, помог многим людям, особенно своим родителям и оставил добрую память о себе у всех своих пациентов.

Особенно у Тамары и ее подруги из Тбилиси, да и у всей торговой мафии, а особенно у моего приятеля Саши.

Эх, в такие времена собираюсь переместиться, что местные плохо асфальтированные дороги мне раем покажутся.

Потом закрыл Дверь и еще день провел в Храме, заряжая Палантиры и морально готовясь к переходу.

Потом рассортировал свои вещи, что-то оставил здесь, все советские деньги и то же ружье.

Забрался в капсулу, проверил свои вещи, выставил значок времени на тридцать пять значение назад и хорошо помолясь, уже привычно закрыл глаза.

Глава 4

В этот раз я очнулся через сутки с небольшим, как сразу же смог заметить на своих часах.

Вот только что было двадцать пятое октября и восемь вечера, а вот уже двадцать шестое и почти двенадцать часов, то есть настоящая полночь.

Сутки и четыре часа плюс еще какое-то время на восстановление самих часов.

Ну, механизм бездушный, так что с ним проблем не имеется, если уж Палантиры принтер Храма распечатывает с нуля. Но как завод часов сохраняется при этом – вот для меня самый удивительный вопрос.

Не так это время и его знание для меня важно, как то, что с потолка Храма через самое верхнее окошко задувают снежинки сильные порывы ветра.

Так просто их не разглядеть в темноте, а на лицо они не успевают опуститься, чтобы смочить пересохшие губы. Тепло от Стола и поднимающийся нагретый воздух раздвигает их к стенам, по которым они и скатываются вниз.

Но, почему-то на полу капелек воды в Храме нет совсем, она куда-то незаметно самоликвидируется в процессе. Наверно, стены ее всасывают, не удивлюсь таким технологиям Древних. Тут похоже все работает на разложении водорода, если представлять по нашим земным понятиям.

Снежинки я рассмотрел, когда включил мощный фонарик, нащупав его в кармане рюкзака.

За дверью настоящая зима, как и должно быть на такой высоте.

А это значит, что я попал туда, где и должен оказаться по моим примерным прикидкам.

Примерно на семьдесят лет и семь с небольшим месяцев назад в прошлое.

Из конца октября восемьдесят второго года в март двенадцатого года.

Только не две тысячи двенадцатого, а именно в тысячу девятьсот двенадцатый год, в еще относительно спокойное время царствования Императора Всероссийского Николая Второго(Романова), царя Польского и Великого Князя Финляндского. И прочая, прочая, прочая…

Сейчас на улице или середина месяца марта, или его конец, в любом случае горы Кавказского хребта завалены снегом по максимуму. Спуститься вниз будет сильно непросто, пусть у меня есть профессиональные снегоступы, еще в наличии имеются палки специальные для ходьбы по именно таким сугробам, крепкие и дающий хороший упор для тела и рук.

Еще имеется складная легкая саперная лопатка, чтобы все это дело зарыть, когда я доберусь до первой подходящей дороги.

Только и там меня теперь встретят не асфальт на дорогах и не относительно быстрые хотя бы полуторки из времен товарища Сталина. В лучшем случае какая-нибудь бричка или тарантас украсят мой путь, а еще может случиться так, что большую часть дороги я пройду пешком на своих двоих.

Сначала мне требуется добраться из предгорий до того же самого Кутаиси снова.

По пути меня ждет транспорт на конной тяге, потом уже давно открытая железнодорожная линия от Тифлиса до Поти. Зато я смогу добраться от Кутаиси до Тифлиса на настоящем поезде. Потом по Военно-Грузинской дороге поездка во Владикавказ, а там уже сплошной путь железной дорогой открыт до Москвы и Санкт-Петербурга.

Мне требуется попасть именно в Санкт-Петербург, там сейчас творятся судьбы Империи и ее история.

Нужно только помнить, что дорога эта, которая Военно-грузинская, частенько перекрывается на недели зимой и ранней весной из-за плохой погоды. Чтобы не сидеть где-нибудь в горной деревеньке неделями, помирая с тоски и всяких местных вшей. Правда я собираюсь там оказаться где-то в мае месяце, не раньше.

Других вариантов помимо поезда нет совсем, кроме конной тяги и мучительно медленного перемещения по разбитым дорогам. С отбитой задницей и порванным ртом от скуки, так что – только поезд в моем варианте.

Наверно из того же Поти можно на корабле доплыть до Новороссийска или Севастополя, с этим делом буду на месте определяться. Тоже хороший вариант, однако шторма в марте-апреле на Черном море никто не отменял.

Еще необходимо научиться разговаривать на соответствующем времени русском языке, потом еще и писать на нем же. Я конечно изучал этот вопрос дополнительно, мне не так сложно будет на нем начать общаться, как продвинутому магу.

Все же смысл слов мне понятен сразу. Только придется дня три отмалчиваться и пока в разговоры особо не вступать.

Еще нужно забрать все добро с собой сразу, потому что таскаться из Петербурга сюда в Храм на перекладных – никакого терпения не хватит. И даже моего ангельского.

Я снова уснул, накрывшись синтетическим, легким, но очень теплым одеялом, чтобы не обращать на опускающийся вниз холодный воздух. И спал с перерывами на то, чтобы напиться вволю и доесть всю припасенную колбасу с хлебом еще два дня. Дела впереди меня ждут большие, но именно сейчас торопиться не стоит.

Потом умылся у родничка, вытер лицо полотенцем и положил его сушиться на Стол, который работает как инфракрасная батарея.

Все, что мне нужно в будущей жизни – я собрал в одном рюкзаке-мешке, вполне внешне подходящем для местной жизни по виду, он лежит пока в большом "Ермаке". Еще кожаная сумка-портфель сильно потрепанного вида висит у меня через плечо, и я начинаю спуск вниз.

Снега вокруг много, но под действием местного теплого ветра под названием фен он уже весь подтаявший и рыхлый. Ручьи воды стекают вниз по каменистым осыпям, не впитываясь уже в перенасыщенную водой почву.

– Как бы тут под лавину не попасть, – тревожно размышляю я, глядя на покрытые снегом горы выше меня.

– От нее не убежишь и защититься тоже нечем. Впрочем мой купол поможет мне выдержать первый удар, а вот как выкапываться из-под тонн снега – я не знаю.

Да и купол вместе со всей силой Палантиров может не выдержать самого столкновения. То есть точно не выдержит, поэтому я сразу же надеваю снегоступы, закидываю рюкзак кило на тридцать на спину и перебираю ногами, ничуть не опасаясь за остающиеся следы в снегу.

Дураков тут бродить, рискуя попасть под лавину – точно не найдется ни одного.

Вышел я с самого утра, поэтому спешу вниз отдохнувшим, более-менее современный рюкзак помогает держать на плечах серьезный груз относительно хорошо распределенно. К нему сбоку приторочено одеяло, под которым я спал, такое похожее на мешковину по своему виду. Долго я его искал в интернете, как и бечевки, тоже старинного вида, которыми я буду вязать рюкзак. В нем еще лежит тот самый мешок простого вида, с которым я отправился на встречу с хозяином полуторки.

В нем Палантиры – все три, все лечебные камни и тот же камень поиска. Еще солидная пачка царских денег в бумаге и есть немного меди и серебра. Купюры многие еще двенадцатого года выпуска, поэтому использовать их пока нельзя.

Набрал именно потому, что очень дешево продавались в интернете, почти по своему номиналу.

Пятерки и десятки по сто рублей покупал, сотни и пять сотен рублей по тысяче с небольшим. Пять сотен царских рубликов – это же местная неплохая зарплата за полтора года для простого трудящегося. Ох, и погуляю я здесь по-царски! Или даже – иногда по-императорски!

Горнолыжный костюм и перчатки с шапкой остались в Храме, на себе из современного – только отличные непромокаемые высокие ботинки для гор. Если в приготовленных сапогах сейчас начать спускаться – просто ноги до коленок намочишь, а так пока все сухо и в ботинках, и в штанах.

И еще несколько больших упаковок антибиотика в рюкзаке, возможно, что придется кому-то жизнь таким способом спасать. Всякие пилюли уже присутствуют в местной жизни, без обертки точно подозрений не вызовут. Современная зубная щетка и один тюбик зубной пасты для особо торжественных случаев, дорогая туалетная вода для шармана всякого. Жиллетт с блоком лезвий со скользящей головкой тоже отправляется со мной туда, где его никак не может быть. Бриться частенько холодной водой придется, так что я не смог себе отказать в самой такой малости для жизни.

Почти все у меня у рюкзаке оказалось или магического предназначения, совсем непонятного для посторонних взглядов, или из моей современности, что тоже показывать нельзя никому.

Кое-что можно представить заграничными вещицами, ту же зубную щетку, но даже этого лучше избегать.

Пока спускался по уже заканчивающимся сугробам, где-то наверху так бумкнуло, что ноги сами меня понесли вперед.

Картина догоняющей лавины в уже чахлом горном лесу так меня подстегнула, что я пронесся границу между снегом и его отсутствием на повышенной скорости и принялся карабкаться на какой-то высокий каменный холм.

Пришлось бросить и снегоступы, и палки, не до них сейчас, когда жизнь висит на волоске. Или на нитке.

Взлетел на самый верх пятнадцати метрового холма с тридцати килограммовым рюкзаком за спиной как камень, выпущенный из пращи.

И замер, слушая вокруг себя, не трещат ли сминаемые массами снега деревья за моей спиной?

Нет, ничего на меня неотвратимо не надвигается, где-то слева раздался непонятный шум и закачались макушки деревьев. Значит, лавина оказалась совсем небольшой, только солнце все пригревает, вскоре может совсем огромная сойти. Которая еще за косогор может перевалить и засыпать то место, где когда-то будет стоять хорошо знакомый мне дом, где я постоянно забираю деньги, нажитые преступным путем.

Хотя раз его там разместили, значит туда лавины не доходят никогда.

Я отдышался, дал плечам хорошо отдохнуть и потом спустился вниз, где подобрал брошенные вещи.

Через еще два часа оказался уже на косогоре над тем местом, где когда-то будет стоять дом с парниками. Пока здесь все наглухо заросло, людей нигде поблизости нет и я спешу дальше. Уже серьезно потеплело внизу, я снял пальто, пиджак и остался в одной рубашке, чтобы проветриться от выступившего пота.

Через пару километров по сильно заросшему лесу я подошел к знакомой проселочной дороге. Она находится на том же месте, что и раньше, только гораздо меньше наезженная, чем в восьмидесятые годы. Вся состоит из сплошных буераков и колдобин, зато по ней часто ездит гужевой транспорт.

– Так, пора найти место для моего "Ермака", положить в него эти технологичные ботинки и одеть наконец соответствующие этому времени сапоги.

Ополаскиваю в луже на дороге ботинки, светило на этой высоте пригревает уже прилично, температура градусов двадцать, не меньше.

– Эх, благодатная земля, – вздыхаю я. – Чтобы в конце марта так солнце жарило – это же праздник какой-то.

Даю им просохнуть под лучами двадцать минут и сам прихожу в себя после долгого передвижения с грузом за плечами по сильно пересеченной местности. Убираю в рюкзак, на него надеваю два пакета серо-черного цвета и прячу его на одном из заросших деревьев, просто с трудом запихнув за ветки около ствола. В нем же остаются снегоходы, лопатка, а палки-помогалки я втыкаю в соседние кусты.

Не знаю, понадобится ли мне со временем все это добро, но если я все же явлюсь сюда зимой, то тогда пусть лучше дождутся меня. Да и не зимой тоже заберу обязательно.

Вскоре я уже спешу по дорожке вниз, придерживая за спиной не такой удобный рюкзак, точь в точь как обычный солдатский сидор тех времен и пусть здорово потрепанную, но из тисненой красивой кожи сумку-портфель.