Солнце Эльгомайзы

Список экипажа впечатлял. А после короткой лекции, прочитанной Андрею Волокушиным и подкреплённой Стандартами Личности участников экспедиции, стал впечатлять ещё больше. Если бы подбор команды доверили Андрею, он никогда бы не соединил этих людей в полностью изолированном пространстве корабля класса экстра-универсал. Штурманы и операторы систем защиты имели за плечами пятнадцать лет космошколы, о которой у Андрея было нелестное мнение. Хотя для всех они были сверхлюдьми, людьми будущего, с физическими и психоэмоциональными качествами на грани возможного.

Андрей невесело усмехнулся. Клиника профессора Волокушина, где «люди будущего» проходили обязательную после возвращения со звёзд реабилитацию, не зря называлась «За гранью». Восстановительный период длился как правило полгода. Но были и исключения из правил…

«Исключения» оставались в клинике очень надолго и не были уже «людьми будущего». Дальний космос с его чужими галактиками и невозможными мирами был закрыт для них навсегда. Их сознание следовало изменить, приспособив его для обычной человеческой жизни, которой они были лишены с детства и теперь не могли принять. А надо было, чтобы – смогли. Этим и занимался Дмитрий Волокушин сотоварищи.

Для журналистов клиника представляла лакомый кусок. О ней никто ничего не знал, кроме одного: побывав «за гранью», люди становились другими.

Журналистская пронырливая братия не теряла надежды. Но въезд на остров был запрещён даже для родственников пациентов, а добиться от персонала клиники вразумительных ответов было не сложнее, чем выжать воду из кирпича.

Остров

Марианские острова – райский уголок в западной части Тихого океана. Лучшего места для психоневрологической клиники не найти. Остров Сайпан протяжённостью двадцать три километра и шириной десять километров, с его изумительно красивыми видами, прозрачными лагунами и огненными закатами – остров Волокушин выкупил целиком, заплатив правительству Содружества Марианских Островов сумму с десятью нулями. И основал клинику «За гранью», название которой говорило само за себя. Лечение стоило космически дорого, а клиника предназначалась для звездолётчиков, вернувшихся со звёзд с изменённой Я-концепцией. То есть, с хорошим прибабахом.

Андрей мог бы доказать, что они не больны. Объяснить, что после возвращения со звёзд мозг нуждался в продолжительном отдыхе. Но информация о звёздных экспедициях не подлежала обсуждению. А неразглашение методов лечения было обозначено в договоре с клиникой.

Находясь под надзором медперсонала и проходя интенсивный курс лечения, пациенты ощущали себя кем угодно, но только не пациентами. В клинике они находились лишь во время сна и сеансов биотерапии (в просторечии процедур). Завтрак подавался в апартаменты, обедали и ужинали в греческих тавернах, рыбных ресторанчиках, русских пельменных, грузинских шашлычных, итальянских пиццериях и турецких кофейнях. Были даже английские пабы.

Через неделю пациенты забывали о том, что они пациенты. Через месяц разговоры сидящих за соседними столиками людей их не раздражали, а через два месяца они искали компанию, без которой в квази-игры не поиграешь. И удивлялись, что без компании им скучно, а пиво вкуснее, если пьёшь его с друзьями.

Тропические циклоны – обычное явление на острове – наблюдали со смотровых площадок. В хорошую погоду отводили душу на пляжах с чёрным песком (вулканический туф) и сапфирово-синей водой. Любители побродить по горам совершали восхождения на 474-метровую карстовую Тапочау и не столь высокую Ачугао. Последняя являлась остатком вулканического конуса эпохи эоцена и изобиловала древними окаменелостями. Пациенты из разряда экстремалов предпочитали восточную сторону острова. Её полукольцом охватывал риф, за которым начинался спуск в Марианскую впадину.

Родственники к больным не допускались.

Эксперименты Волокушина сослужили ему плохую службу. Говорили, что он опасный псих. Что профессорское звание и известная всей планете клиника куплены им за его миллиарды. Что его эксперименты над людьми надо объявить вне закона, а самого Дмитрия Волокушина… (вариантов несколько, подробности опустим).

Между тем очередь из желающих лечь в клинику не уменьшалась, а «эксперименты над людьми» стоили очень недёшево. Попасть в клинику было сложно (исключая звездолётчиков, для которых она и предназначалась). Но волокушинские пациенты покидали клинику здоровыми. Точнее, совершенно другими. Их способностям аплодировали, их обаянию удивлялись, их изворотливости и финансовому чутью в мире бизнеса завидовали по-чёрному.

Когнитивный диссонанс

Реабилитационная клиника, которую в народе называли «Волокушинская дача», имела территорию размером 115,38 квадратных километров и миллиардные обороты. В неприбыльные моменты «опасный псих» не вкладывался

Дмитрий Волокушин, член Международной академии психологических наук и автор скандально известной теории, начал свою профессиональную деятельность с того, что публично отмахнулся от существующих научных направлений в психологии и психоаналитике, и выдвинул идею, которую учёные не приняли. Кто же всерьёз поверит в связь между характеристиками личности и физическим самочувствием?

В действительности же так называемая новая реальность, с которой имели дело звёздные экспедиции и дальняя косморазведка, вызывала у людей запредельный внутренний дискомфорт. И как следствие, психологическую разбалансировку личности. Из всех способов психологической защиты автоматически срабатывала защита через агрессию, то есть нападение на источник информации.

Космолётчиков, которые возвращались со звёзд с изменённым сознанием, не желая делиться приобретённым опытом (всё равно не поверят, объявят сумасшедшим), к полётам не допускали, игнорируя тот самый опыт. Волокушин смело заявил, что возникающий у звездолётчиков когнитивный диссонанс – то есть конфликт стереотипов и понятий, присутствующих в человеческом сознании, с новой реальностью – не является симптомом психического заболевания. Для звездолётчика это нормальное состояние, хотя для обычного человека оно является стрессовым.

Волокушин переосмыслил стереотипы и создал свою теорию, основываясь на том, что и в третьем тысячелетии всё покупалось и всё продавалось, существовали тюрьмы и судебные ошибки, люди пили шампанское Дом Периньон и покупали часы в швейцарских салонах «ЛеЛокль», миллиарды вкладывались в развитие технологий, а компании ориентировались на конечного потребителя.

С «теоретиком» не хотелось соглашаться, но и возразить было нечего, поскольку всё это существовало, как существовал и журнал Forbes, в котором Волокушин с его триллионом долларов значился на первой странице.

Свою империю он выстроил на идее концентрации. Всего одна клиника, но какая! Остров, омываемый водами Тихого океана, предлагал пациентам апартаменты класса люкс на берегу океана, гольф-клуб, футбольный клуб, теннисные корты, яхты, конные прогулки, боулинг-павильоны, парки аттракционов и панорамные кинотеатры, которые местные шутники прозвали паранормальными – за потрясающее ощущение реальности. В перечень предоставляемых клиникой услуг входила машина с личным водителем, обучение дайвингу, серфингу и дельтапланеризму. Обучение было обязательным, вид спорта выбирал пациент. Лечение проходило по классу «всё включено», вот только назвать это лечением не поворачивался язык…

Что ещё? У Волокушина было странное хобби: дальний космос. Что касается самого миллиардера, его тошнило даже от вида вертящейся карусели.

Флэш крах

Дальняя косморазведка никогда не считалась прибыльной. Но в 2991 году Волокушин зачем-то подержал космокомпанию «Flying star»(англ.: летящая звезда), прогоревшую на четырёх последних экспедициях. Три корабля исчезли бесследно вместе с экипажем и вложенными в них миллиардами долларов. Такое случалось и раньше, a la guerre comme a la guerre, но чтобы – три подряд…

Четвертый, пассажирский дальник «Бенетнаш», вернулся из системы 40 Эридана с сошедшим с ума экипажем. Сумасшествие заключалось в том, что все ненавидели капитана лютой ненавистью, называя чудовищем, и все как один изъявили желание сменить профессию. «Flying star» не получила никакой информации: навигационный лист был тщательно стёрт, жёсткий диск расплавлен и не подлежал восстановлению, а экипаж звездолёта молчал, как в рот воды набрали.

Судьба экипажа была решена: их всех ждали земные профессии, космос закрыт для них навсегда. Волокушин отпустил их из клиники через две недели, заявив, что все они вменяемы и адекватны, а желание сменить род занятий в медицинской практике не является отступлением от нормы. Увы, он не мог сказать этого о капитане, который был согласен с мнением экипажа и жёстко настаивал на эвтаназии. Олегу Бабанину предстояло длительное лечение. Он беспрерывно бормотал что-то насчет имён кораблей, которые предрекают несчастья… Замолкал он только после укола снотворного. Но и во сне видел, как вспыхивали и сгорали колонисты, которым он обещал рай на Инте Игрек Эридана. Ручейки огня разливались по корпусу звездолёта, прожигая платизоловую обшивку, которая выдерживала температуру Солнца, а сейчас таяла как пломбир в стаканчике. Яростный огонь Инты Игрек просачивался в вакуумные швы, вгрызался в платизоловую плоть, превращая высокоточные приборы в подтаявшие островки металла.

В 2993 году фондовый индекс «Flying star» за очень короткий интервал времени обвалился более чем на 1500 пунктов, продемонстрировав рекордное падение котировок за всю историю. Волокушин воспользовался flash crash ("мгновенный обвал") и выкупил контрольный пакет акций компании. «Flying star», теперь уже falling star (англ.: падающая звезда), прекратила бы своё существование, если бы не Волокушин с его миллиардами. Практикующий врач, академик, он разбирался в звездоплавании и астрономии на уровне школьника. Зато в человеческой психологии – разбирался как бог. И верил в теорию вероятности: после четырёх сокрушительных финансовых обвалов вероятность пятого была минимальна.

Волокушину принадлежало семьдесят процентов акций. Иными словами, он купил «Flying star» с потрохами. Крах ведушей космокомпании планеты откладывался на неопределённый срок. Миллиардер начал с того, что приостановил финансирование дальних экспедиций и поставил на поток строительство транспортников-беспилотников класса «ДИ», которые в корпорации прозвали детскими игрушками. «Игрушки» обходились «Flying Star» в разорительную сумму, но компанией рулил Волокушин. Он упразднил совет директоров и из двадцати человек оставил четверых, которые именовались помощниками управляющего. Остальным он великодушно объявил, что выкупит акции «Flying Star» у всех желающих. За наличные. Хоть сейчас.

Желающих, однако, не нашлось. Хотя у сотрудников сложилось впечатление, что управляющий компанией впал в детство и играет в самолётики: два беспилотника, пущенные в дальний космос «умелой рукой» доктора психологических наук, исчезли без следа, как не были. Третий столкнулся с кометой и сгорел. Зрелище наблюдало всё северное полушарие. Зато четвёртый… приволок на земную орбиту астероид, неведомо откуда прилетевший в Солнечную систему и ставший добычей «Волокушин стар», как за глаза называли космокомпанию.

Астероид диаметром четыре километра не имел в составе ни воды, ни углерода и состоял из золота и платины. Транспортник класса «ДИ» гнал его к Земле, как хозяйка загоняет в хлев упрямую корову, а хворостиной служили магнитные поля.

Возможно, планетка была осколком звездолёта из неведомой галактики. Возможно, просто космическим мусором, выброшенным этим самым звездолётом за ненадобностью. Но для Земли она оказалась бесценным подарком: полмиллиона кубокилометров уникального сплава. Исследователи из американской Sandia National Laboratories охарактеризовали плазол как самый прочный материал, когда-либо созданный в лабораториях мира. По предварительным оценкам, сплав из платины и золота был в сто раз более износостойким, чем титанитовая сталь. Если из такого сплава изготовить обшивку звездолёта, она будет изнашиваться на один атомный слой за космическую милю (прим.: космическая миля = один парсек = 30, 8568 триллионов километров).

Астероид решено было целиком пустить на строительство кораблей, в частности, на покрытие корпусов. Это сохраняло действующий финансовый баланс планеты (в третьем тысячелетии денежным эквивалентом по-прежнему оставалось золото). Синтез платины стал обыденным, как получение легированных сталей. Масса звездолёта не имела значения, как и масса перевозимых грузов. А Волокушин возглавил список журнала Forbes.

Часть 3. В ожидании неприятностей

Бортовой дневник

За три недели, прошедшие после старта, на «Сайпане» не возникло ситуаций из разряда тех, что следовало фиксировать в дневнике. То есть никаких эксцессов. Андрей оценил «подарок» Волокушина. Согласно действующей инструкции ОФК (Общепланетная Федерация космоплавания), корабль-дальник вели капитан и два штурмана. Восьмичасовая вахта выматывает вконец, если не верите, спросите у любого штурмана. Так что полёт проходил в основном на автопилоте.

На «Сайпане» штурманов трое, с капитаном четверо, с космомехаником (незаконченный штурманский факультет Космоакадемии, класс мастерства «D») пятеро. Последнему Балабанов строго запретил «крутить баранку», остальные были не столь категоричны и время от времени разрешали механику порулить. Автопилотажем практически не пользовались, и как следствие, траектория полёта была максимально выверена, а поправки вносились на ходу. По расчетам Андрея выходило, что до Проциона Эльгомайзы они долетят месяцев через пять или даже через четыре.

Шесть часов в капитанской рубке и восемнадцать часов абсолютной свободы – о таком подарке космонавигаторы не мечтали. Свобода выражалась в том, что штурманов не привлекали к колотухе (на жаргоне космолётчиков любая работа на корабле, кроме штурманской вахты). Хотя добровольная помощь приветствовалась, особенно после того, как сломалась картофелечистка.

Команда праздно шаталась по кораблю, исследуя, по определению астрофизика, пространственно-временной континуум, в котором им, по определению третьего штурмана, предстояло ишачить полгода.

Континуум – ограниченное множество, обладающее известным свойством непрерывности – применительно к группе людей понятие многообещающее. Особенно если пространственно-временная среда не меняется, что при скорости, в тридцать раз превышающей световую, воспринимается как фатальная ошибка природы. Как издёвка. Зоопарк, где клетка одна на всех, а дрессировщик заперт вместе с экипажем.

Андрей представил себя с хлыстом и огнетушителем и нервно рассмеялся. Первым, на чью голову обрушился бы огнетушитель, был бы…

А действительно, кто?

С момента старта прошли три недели, а в раритетном дневнике не появилось ни одной записи. Экипаж вёл себя образцово-показательно. Впрочем, скорее показательно. Как выразился бы Волокушин, все с увлечением транслировали в пространственно-временной континуум «Я-передачу». В переводе на русский это презентация социально желательного «Я-образа». По определению космомеханика, развешивание по ушам лапши.

За три недели на корабле всё было осмотрено и опробовано. И как догадывался Андрей, начало слегка надоедать. Скоро – надоест основательно, и тогда они возьмутся друг за друга. Уложить бы всех в гипнокамеры, и дрыхли бы до самой Эльгомайзы… Нет, пожалуй, врача надо оставить. И девчонок, Кэли и Леону. Кто же их всех будет кормить? Андрей поймал себя на мысли, что привык к затейливой кухне, опять-таки не предусмотренной инструкцией. Но предусмотренной Волокушиным.

Тогда уж и Катеринку надо оставить бодрствовать, с её «лечебной физкультурой», как шутливо называли тренажёрный отсек члены экипажа. И биолога с его изящными шахматными эндшпилями… Литовец явно обладал плановым мышлением. А Андрей в шахматы играть так и не научился. Какой из него дрессировщик….

Дрессировщиком был Волокушин. В зверинец… то есть, в пространственно-временной континуум «Сайпана» он, как легендарный Ной, поместил каждой твари по паре и отправил в дальний космос. Андрей был таким же участником эксперимента, как остальные.

Список экипажа он дополнил личностными характеристиками, звучавшими примерно так: Джеймс Кендал, двухметровый харизматичный африканец. Студент-недоучка Мишенька Перевозчиков. Невменяемый псих Золтовски с манерами польского аристократа. Катерина Ветинская, спортсменка со взглядом насмерть перепуганной крольчихи, ненавидящая мужчин (а заодно и женщин, любящих мужчин). Преснятина Кислова, девушка неопределённого возраста с тяжёлым характером. Персонаж еврейского анекдота Сёма Рабинович. Юозас Киндзюлис, заядлый шахматист, с которым никто не хотел играть, потому что он всех обыгрывал. Вечно голодный Петюня Коржик, полностью соответствующий своей фамилии. Трепло и бабник Берни Барнз, которого с лёгкой руки Петюни прозвали медвежонком Барни. Японец Риото Ита, непроходимый как можайские болота. Якут Бэрген Тимирдэев, страстный любитель поспать. Ему бы в берлогу, а не на космический дальник класса ЭУ.

Закончив писать, Андрей улыбнулся. Когнитивный компонент (Волокушин говорил «компонента») – компонента демонстрировалась открыто и помпезно.

Второй и четвёртый штурманы были космонавигаторами, третий штурман имел незаконченное высшее по ксенозоологии и класс «В» (если бы закончил, получил бы класс«А»)

Катерина Ветинская окончила Академию физической культуры и спорта, Ботаническую Академию (заочно) и двухгодичные курсы психологии по специальности детский психолог. Поскольку детей на «Сайпане» не было, Ветинская отвечала за физическую форму экипажа и за оранжерею (четыреста квадратных метров «посевных площадей» спасут их от пищевого расстройства, которое экипаж заимел бы, полгода питаясь лапшой «Доширак»).

Громкая должность оператора систем жизнеобеспечения расшифровывалась как повар-кулинар, а операторы боевых машин в прошлом были профессиональными убийцами: занимались истреблением агрессивной фауны на планетах класса «Х». Последнее немного напрягало. Фауна понятие растяжимое, далёких предков человека – питекантропов и неандертальцев – высокоразвитые инопланетяне запросто окрестили бы агрессивной фауной, это как пить дать…

Андрей заставил себя думать о хорошем, как когда-то в космошколе, когда ему было совсем хреново. Это здорово помогало. Поможет и сейчас.

На шестерых, с классом «А» можно положиться как на самого себя. Знания и профессиональные навыки остальных не вызывали сомнений: не таким был Волокушин, чтобы набрать команду из недоучек. Но что-то не давало Андрею покоя. Внутренний голос, который никогда его не обманывал, занудно верещал, убеждая, что скелет в шкафу есть у каждого из тринадцати. Дверца шкафа откроется при самых неподходящих обстоятельствах, и тогда их будет уже двадцать шесть. Двадцать шесть против одного.

Скелеты в шкафу. Андрей Балабанов

Так было на Инте Игрек в системе 40 Эридана, когда против Олега Бабанина выступил весь экипаж – который Олег, то есть Андрей, спас, и за это его возненавидели. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Он вытащил их из ада Инты Игрек, а они запихнули его в ад на Земле.

Неверие в самого себя – самое страшное для космолётчика. Уж лучше наглость и апломб, придающие уверенность. Андрей наглецом не был и оценивал себя объективно. Экипаж «Сайпана» не знал, что он тот самый Олег Бабанин, исчезнувший со страниц прессы и, пожалуй, с лица Земли. К новому имени он привык неожиданно быстро – стремясь избавиться от прошлого, сбросить старую шкуру, как это делает змея, и жить дальше.

Хирургическая пластика лица и полгода в клинике «За гранью», где каждую ночь он просыпался в липком поту, терзаемый кошмаром Инты Игрек. Кошмар не отпускал, потому что был реален. Андрей видел его своими глазами. И не смог ничего сделать. И не мог забыть.

В волокушинской клинике с ним работала команда врачей: психотерапевты, психоневрологи, и космики. Волокушин лечил его за свои собственные деньги, потому что Олег Бабанин был уникален. Он принимал нестандартные решения, верные в девяноста девяти процентах из ста. Он мог работать с любой командой, то есть был прирождённым лидером. Он умел получить результат, даже если проблема была из разряда не решаемых.

Но на старуху бывает проруха. Инта Игрек. Тот самый пресловутый один процент.

Из депрессии Олега вытаскивали полгода. И вытащили, заблокировав память. Он помнил только название, от которого веяло смертью. Инта Игрек. На планете с земной атмосферой, почти земным тяготением, земным солёным океаном и двумя вполне земными материками – на планете земного типа случилось что-то выходящее за рамки человеческого понимания (Андрей не помнил – что),

Ещё он помнил, что сумел поднять корабль с поверхности планеты, искусно притворившейся земной, и дотянул его, с наполовину расплавленным корпусом, до Солнечной системы.

В ожидании неприятностей

Звездолёт класса дальний экстра универсал представлял собой огненный шар, на поверхности которого бушевало тысячеградусное пламя: двигатель располагался снаружи, обтекая корабль со всех сторон. Плазоловая обшивка защищала корпус от механических повреждений (метеоритных потоков), а жаропрочный сплав толщиной в несколько метров выдерживал четыре с половиной тысячи градусов Цельсия. «Жилые отсеки» находились внутри, под надёжной защитой магнитных полей.

Поднявшись на планетарных двигателях в верхние слои атмосферы, «Сайпан» включил гравиполе и удалялся от Солнечной системы со скоростью, в двадцать шесть раз превышающей световую. На Эльгомайзу они прилетят максимум через полгода, а если повезёт, месяцев через пять. На земле за это время пройдёт пять лет. И столько же обратно. Так что они ещё успеют встретиться с друзьями и родными, постаревшими на десять лет, но вполне узнаваемыми. Только Андрея никто не ждёт, кроме Димки.

Ожидание неприятностей пришло сразу после старта и комфортно устроилось внутри. Держало в тонусе, как сказал бы Волокушин, если бы он здесь был. Но Волокушин остался на Земле, а «Сайпан» удалялся от неё со скоростью 7800000 километров в секунду, в двадцать шесть раз превышающей скорость света.

Единственным средством общения с другом был для Андрея дневник. Список экипажа – четырнадцать коротких строчек – теперь звучал по-другому. Закрывшись на ключ, Андрей грыз хвостик раритетной ручки, пытаясь облечь впечатления в слова. Впечатления взбрыкивали и возмущённо сопели. Как подозревал Андрей, каждый член экипажа это ходячая экстремальная ситуация.

Астрофизик Надежда Кислова по кличке Кислота всё свободное время проводила за вычислениями, возводя в блокноте пирамиды из формул. На мужчин она смотрела отсутствующим взглядом (Берни говорил, потусторонним), от которого веяло холодом. Вся в себе. «Может, она аутичка? Аутист, то есть» – предположил Юозас, и был как никогда близок к истине. «Аутичка» имела докторскую степень в астрофизике и кандидатскую в ксенозоологии, и ничуть не интересовалась хомо сапиенсами.

Биолог Юозас Киндзюлис, веган с повадками австралийского ленивца, кличка Ботаник. Юозасом его звал один капитан, остальные предпочитали короткое Юз. Андрея угораздило спросить, не обижает ли Юозаса такое сокращение его имени, на что биолог снисходительно улыбнулся и ответил, что правильно произносить литовские имена может только литовец. Андрей подавился вопросом. Юозас остался невозмутимым, но в глазах мелькнул металлический блеск, и капитан «Сайпана», обладающий звериным чутьём на неприятности, понял, что терпению литовца когда-нибудь наступит конец.

Механик Семен Рабинович, фамилия русскоговорящая, способности исключительные. Единственный на «Сайпане» не имел клички: Рабинович везде Рабинович. Осматривая двигательный и генераторный отсеки, Сёма сокрушённо вздыхал. А на каверзный вопрос «Долетим ли?» неизменно отвечал: «Туда – точно долетим, я вам обещаю. А может, даже обратно вернёмся. Может, я даже обниму мою тётю, двоюродную сестру жены маминого первого мужа. Если она позволит. Если Рита простит мне такой безответственный поступок, как полёт на этот собачий Процион. Мы здесь дурью маемся, и бог даст, так будет ещё долго, а тётя Рита переживает».

Подшучивание над Сёмой стало для экипажа обычным, как утренняя чашка кофе (Волокушин снабдил кают-кафе тремя кофемашинами, запаса кофе хватило бы на несколько лет). Рабинович флегматично изрекал: «Я понимаю, тут все шибко грамотные, а Сёма таки мимо проходил, Сёма в астрономии как свинья в апельсинах, на «Сайпане» по протекции. Смеяться не надо, я не закончил. Так вот. Если вы думаете, что свинья не любит апельсины, вы сильно ошибаетесь. Она таки отличит их от груш, даже если зажмурится. А если вы думаете, что Сёма смыслит только в механизмах и не смыслит в людях, таки можете продолжать думать. Видели бы вы свои рожи, на них же всё плакатным шрифтом написано… Все идиотские глупости, которые вам не терпится сказать».