Ввысь пуская корни

Я не растерялась, тут же резко высказала свое недовольство по его заявлению и, помыв лапы собаке, через десять минут сидела рядом с ним в машине. Мы выдвинулись в перинатальный и минут 40—50 ехали молча, пока не прибыли на место. Там нас ждал обычный для любого роддома размеренный прием рожениц. Очередь, осмотр, неспешные движения, отвлекающие звонки телефона, туда-сюда снующий персонал с наболевшими вопросами, кружка чая и санитарка, рассказывающая о своих домашних делах. И если только тебя не привезли со схватками, то ты будешь обязан отсидеть в приемном покое не один десяток минут. К такому ожиданию мой уже весьма разъяренный муж был не готов. Ему звонили, он громко и резко отвечал, что занят. Мне было стыдно сидеть рядом с ним. Этакий бизнесмен, у которого главное не то, что жена рожает, а самому, наконец, выродить просроченный объект.

И вот звучит вердикт осматривающего меня врача: я совершенно здорова, а потому нет смысла занимать у них место, лучше оставить его для тех, у кого действительно есть угрозы и осложнения по беременности. И меня направляют в обычный роддом по прописке…

Видели бы вы взгляд Жени, когда я вышла с вещами обратно! В его узких зеленых с карим отливом глазах сверкал необузданный гнев. Мы сели в машину, ехать обратно предстояло еще минут сорок. И тут произошло то, что убивает любовь. Навсегда. В голове у меня еще были аргументы в виде ипотеки, общего быта, детей, а тем временем сердце наливалось холодом. Не знаю, что управляло мной в тот момент и почему я не вышла из машины. Как мне удалось сохранить спокойствие, как мое эмоциональное состояние не навредило сыну? Я изо всех сил держала самообладание, чтобы обезопасить малыша и не разрыдаться самой. А он, мой горячо любимый и иногда сильно раздражающий муж, орал на меня минут тридцать, не переставая! Да так вопил, как умеет только он, открывая свой большой зев и выпуская нечисть наружу. Я и сейчас вижу перед глазами его профиль с широко открытым ртом, из которого лилась грязь. Я не помню слов и впервые не стала спорить с ним. Я пыталась сохранить внутренний покой ради моего Сереженьки, одновременно вжимаясь в автомобильное кресло, как будто пытаясь в нем раствориться.

В роддом номер два мы уже зашли посторонними людьми. Я еще ничего не проанализировала, а уже понимала, что это НАЧАЛО КОНЦА. Женя собственноручно потушил свечу нашего семейного очага, и наступила полная тьма.

Мест в роддоме не было и мне предложили поселиться в коридоре, на что я уверенно заявила, что лучше приду завтра с утра сама. Именно сама, не на такси и не с мужем. Хотя еще одна ночь в квартире меня пугала больше, чем больничные стены. И в тот момент высшие силы сжалились надо мной и, о боги, для меня нашли койко-место. Я с облегчением выдохнула. Мы попрощались с Женей, впервые не поцеловавшись на прощание. Между нами внезапно образовалась огромная пропасть, по разные стороны которой оказались мы.

И я ушла, ушла с разбитым сердцем. В общем счете, отмечу я, отец моих детей потратил на нас четыре своих часа, с 9 утра и до 13 дня. В глубине души отчетливо ощущая сквозняк, я не понимала, как такое может происходить со мной, как? Я задавала этот вопрос сама себе снова и снова! Что может быть важнее родильного дома? Что? Почему я оказалась в таком дерьме, ни с тем человеком? Все эти мысли крутились в моей голове, пока не начались схватки. В 15:30 врач поставил мне начало родовой деятельности. И так как я по жизни все делаю быстро, и рожаю, видимо, тоже, в 17:10 мой мальчик уже лежал у меня на животе. 9/10 баллов по Апгар – такого здорового малыша давно не видели местные сотрудники. Я выдохнула. Испытанный стресс породил ад в моей душе, превратив мое сердце в ледяную глыбу и, надеюсь, не успел задеть ребенка.

Я заняла предпоследнее место в палате, в то время как мои соседки, рожавшие с ночи и раннего утра, до сих пор нагуливали круги по коридору, в ожидании активных схваток. Первая мысль, которая пришла в голову после родов, позвонить с радостной новостью моим родителям, но не мужу. «Зачем мы ему?» – думала я. Тем не менее нормы жизни не позволили мне его проигнорировать. Я взяла телефон и сухо отрапортовала про последнее известие. Женя удивился: «Как, уже все? Почему так быстро?» Как будто не было у нас Анжелины, как будто он забыл, что сегодня, на последнем дне сорок первой недели, мне показано было вызывать роды. Он стал чужим.

В ту ночь я лежала с молочным комочком под боком, отвернувшись от других рожениц, и глотала слезы. Желание моментально разорвать отношения с мужем путалось в паутине бытовых проблем. Куда пойти с малолетними детьми? Он добровольно сам от нас не уйдет и просто так не отпустит. Мы только взяли ипотеку. С родителями я жить не хочу. Ему идти некуда. Пособия по уходу мне на троих не хватит. Выходить на работу, значит афишировать о развале семьи. А как же сын? До года ему нужна мама и грудное вскармливание. Одна за другой в голове, как пчелы, роились мысли. Но я поняла одно: всю жизнь с этим мужчиной мне не прожить. «Это не мой муж, я не о таком мечтала», – повторяла я вновь и вновь… В тот миг мне было так стыдно, что я не представляла, с кем могу поделиться своей бедой, и выбрала свариться в кипятке в одиночку. Я старалась никогда не выносить сор из избы.

На следующий день Женя ответил на телефон только после четырех часов дня, потому что отсыпался. И так как еще одним основным качеством в мужчине для меня было умение всегда говорить правду, я узнала, что по возвращении домой после десяти вечера мой муж устроил обмывание с коллегами. Проставлялся, так сказать, за сына. Хм… Казалось бы, не складываются эти две вещи в моей голове – откуда у него восторг, что за повод и повод ли это для него? После утренних сборов это все стало для меня сомнительным. Скорее всего, так было надо, все так делают и он тоже. Вряд ли Женя испытывал умиление. Просто очередной предлог выпить в собственной хате без жены.

Крепкий похмельный сон охранял его от мыслей о семье, от вопросов навестить жену в роддоме, поинтересоваться, есть ли необходимость в чем-либо и, главное, сон защищал его мозг от желания трудиться! Не было никакой важности в том, что объект «горит», а сроки с насмешкой машут ему ручкой. Он крепко спал.

В тот день мои выводы о его приоритетах сложились сами собой. На чаше весов между пьяным сном и работой побеждал сон, а между работой и новорожденным – работа. А следовательно, по умолчанию, всегда выигрывал сон. То, что семья ему безразлична, у меня уже не было сомнений.

Готовясь к выписке, мои родители естественно приехали раньше мужа, который за день до этого нагло просил меня перенести время выписной церемонии. Этот «трудоголик» хотел с утра заняться рабочими вопросами, чтобы вечер посвятить нам, и с нахальной уверенностью считал, что налаженный ритм жизни родильного дома с удовольствием подстроится под его фиктивный график! Я сразу же вспомнила о недавнем совете про такси. Мне захотелось одной просто уйти из роддома, но разум снова не позволил мне этого сделать.

Я до сих пор не знаю, заметили ли мои мама и папа бесчувственность с моей стороны и безучастие с его? Умершую между нами искру любви на выписке чувствовала только я или это было заметно невооруженным взглядом всем окружающим? И все же из последних сил я пыталась не подавать вида о случившемся, чтобы избежать лишних вопросов, несмотря на то что мы с Женей были очень отстранены, держались как на параде перед камерой: никаких ужимок, объятий, улыбок и прикосновений. И, конечно, он опоздал в роддом. А дома, даже не поинтересовавшись здоровьем новорожденного, впервые за нашу совместную историю он заявил, что хочет спать. Да не просто спать, а предложил поспать вместе, считая, видимо, что двое малышей будут с ним солидарны.

За время, проведенное в роддоме, я проанализировала свою жизнь и приняла решение временно смириться с моим зависимым положением и ждать выхода на работу, как возможности разорвать наши отношения.

Были ли извинения, спросите вы? Да! Спустя время он клялся, что не знает, какая муха его укусила и что с ним произошло в тот день. До середины апреля я была без лица, без улыбки, в глубине души я оплакивала свой неудачный брак. Женя старался изо всех сил сгладить свою вину, и мы даже договорились, что купать сына каждый вечер будет только он, возвращаясь с работы ровно к девяти.

Женя до сих пор не знает, что у нас с сыном случился резус-конфликт и в роддоме мне предложили сделать специальный укол для возможности в будущем еще иметь детей. Я согласилась с одной лишь единственной мыслью, что, может быть, в будущем встречу мужчину, от которого захочу родить еще. Мужчину, с которым обрету тихое семейное счастье.

Переживая глубокие страдания, я не догадывалась, что они даны мне для того, чтобы встретиться с самой собой. А стресс есть не что иное, как трансформация сознания. И абсолютно все, что происходит с нами, друзья, дано нам только для того, чтобы приблизиться к задуманной цели. Вдумайтесь в эти слова, кажущиеся на первый взгляд абсурдными! Серьезные эмоциональные переживания даны нам, чтобы пересмотреть свои приоритеты, по-другому взглянуть на себя и отношения с близкими.

Утоп мой брак в котле июля

Прежде чем мы развелись и окончательно разъехались, прошло еще три с небольшим года. Женя навсегда покинул нашу двухкомнатную квартиру в июле 2016 года, когда очередная девица из его клиентов была готова переступить грань деловых отношений прямо на объекте в день замеров. Страсть, возникшая между ними, прорвалась наружу на второй встрече. После этого мой муж больше не вернулся домой.

Подруга поддерживала меня, опасаясь, что я испытываю еще более сильную боль, так как зря дала ему второй шанс пару-тройку месяцев назад, несмотря на то, что мы уже официально расторгли наш союз.

За эти три года мы пережили разное. Судьба в лице мужа кидала меня из белой полосы резко в черную и обратно, словно у художника моей жизни закончились яркие краски. Периоды розовых надежд сменялись периодами непроглядных мук. После вторых родов я долго не могла открыть Жене свою душу, но с приходом весны он вновь смог раскрасить мой мрачный серый мир. Правда ненадолго.

Я целиком погрузилась в декрет. С детьми, с разницей в возрасте в три года, не было времени скучать. В корне забыть пережитое не давали периодически повторяющиеся выходки Жени. Нас приглашали на семейные праздники, а он в последний момент мог просто не прийти, и я с двумя малышами на руках поздравляла именинников, ела на скорую руку и изображала тихое супружеское счастье.

Чуть позже я стала развивать его фирму, мы легализовали бизнес, открыв ООО-шку, я занималась группой в социальных сетях, рекламой, отвечала на вопросы потенциальных клиентов, ориентировочно прикидывала стоимость мебели по эскизу.

Женю с его золотыми руками ждало большое будущее в бизнесе. В арендованном гараже он не только сам спроектировал и изготовил каркас кровати, но и на старой советской швейной машинке сшил съемные чехлы и мягкое изголовье со стразами всего за 30 тысяч рублей, в магазине эту кровать оценили дороже – в 130 тысяч. Он с нуля освоил монтаж натяжных потолков, легко укладывал плитку в санузлах, проводил электрику, на ты обращался с конструкциями из гипсокартона, и в целом все малярные работы спорились в его руках. Вот только голова на плечах была дурная.

Обозначенные заказчикам сроки он запускал, дипломат был из него никакой, поэтому, вместо того чтобы признаться, рассказать о возникших сложностях, извиниться и заранее перенести сроки, он просто не появлялся в назначенный день на объекте и не брал трубку. Конечно, это было не просто неуважением к заказчикам, а свинством. Я много помогала ему в бизнесе. Однажды даже сама покупала унитаз для одной из ремонтируемых им квартир и отмывала затирку в ванной. А когда отходила от его дел, пытаясь заниматься своими шабашками, он злился на меня.

Следующая его выходка не заставила себя долго ждать. В этот раз он не прошел испытание, которое могло нас сплотить, заштопав рану, оставленную им же на рождение сына. Но…

Начну с того, что после отлучения от груди наш сын Серж стал часто болеть, болеть тяжело. Высокие температуры под сорок, а то и за сорок, сопровождали его до семи лет, выбивая меня из колеи. Лекарства с трудом справлялись с жаром и недолго удерживали его организм от дальнейшей температурной встряски. Так Сергей в свои год и два месяца впервые загремел в стационар. Высоченная температура, тяжелое дыхание с одышкой и подозрение на пневмонию – такой серьезный диагноз в его малышковом возрасте поверг меня в шок. Нам выдали направление в больницу, стены которой пугали меня еще с детства. Я заплакала.

Больничные пенаты удручали меня не только своей унылой серой запущенностью, отсутствием нормальных условий для поддержания гигиены, но еще и тем, что там не было ничего съестного для меня. Нет, мне не нужны деликатесы, я ни разу не пробовала красную икру. Я просто не приучена к кашам, ем только гречневую и абсолютно не дружу с молочкой.

Как-то в возрасте пяти лет я сильно заболела. Сухой кашель мешал спать не только мне, но и родителям. Тогда мама приготовила мне ядреную смесь из меда, молока, сливочного масла и яиц, чтобы смягчить жесткое дыхание. Это был и есть самый ужасный запах в моей жизни. На вкус эта смесь еще более отвратительна. В момент «лечебного издевательства» я вжалась в спинку кровати, а мама, удерживая меня своей рукой, чтобы я не сопротивлялась, поднесла стакан вплотную к моему лицу и скомандовала: «Пей!» С тех пор я не пью молоко и не ем ничего молочного. Ни сыр, ни творог. По сей день мне неприятен любой «посторонний» вкус на языке. Вот почему мне было особенно тяжко существовать в больничной обстановке.

В большой палате квадратной формы все детишки лежали с родителями, каждой паре выделялось одно койко-место. Помимо изнурительной температуры сына приходилось мириться с отсутствием элементарного комфорта не только ночью, но и днем. Отделение гордо носило звание «инфекционное», поэтому больным запрещали выходить в коридор, кроме как с целью получения назначенных процедур. Выздоравливающим детишкам быстро становилась тесно в палате, состоявшей из шести коек, они уже готовы были освоить навыки ползания по стенам без какой-либо оснастки. Тяжело было всем – и мамам, и детям. Я с белой завистью наблюдала за родителями пятилетней девочки, у которой папа с мамой сменяли караул. У меня вызывали уважение их семейные ценности, несмотря на то, что мы с остальными мамами испытывали дискомфорт спать с мужчиной в одном помещении. Зато мой мужчина в это время спокойно спал дома, не сбивая свои грандиозные планы и не переживая ни за меня, ни за сына.

Так вот, на завтрак нам приносили странную кашу, кусочек масла на хлебушке и какао, на обед какую-то похлебку, а на ужин тарелку разваренных, самых дешевых макарон, максимум с кусочком жареной колбаски или фрикаделькой, на которой был сварен бульон для дневного супа. Я отчетливо помню, что еда выдавалась из расчета на одно «больное» лицо, наличие сопровождающего взрослого сотрудников больницы не беспокоило. К этому моменту выздоравливающий сын начал проявлять интерес к общему столу и его тоже не устроила местная кухня.

Одна надежда была на отца. Я, конечно, сразу же бросила клич мужу, чтобы передал нам что-нибудь съестное, указала подробно перечень разрешенных продуктов и часы приема передач. И вот, на следующее утро, он как обычно… проспал, пообещав прийти вечером, а вечером у него возникла незаконченная работа, и в итоге он появился очень поздно, когда никто из персонала не хотел даже слышать о передачках. Я жаловалась, что вымучена голодом и границами палаты, сковывающими наши передвижения. Он обещал появиться на утро следующего дня с большим пакетом продуктов!

И вот наступил новый день, и еще одна моя надежда разбилась, как хрустальный бокал. Женя молчал, а значит он спал. Я не звонила сама, потому что хотела дать ему шанс и оттягивала момент разочарования как можно дальше. Утренние часы передач закончились, время подходило к обеду, а у нас по-прежнему ничего нового из еды. Никакой заботы ни о любимой женщине, ни о больном сыне.

В обед принесли какую-то жижу – иначе это не назовешь. Из чего был сварен этот суп, я так и не поняла. Все ингредиенты были перетерты: по мне, какая-то баланда странного цвета, не впечатляющая ни вкусом, ни запахом, ни внешним видом… От мужа по-прежнему ни весточки. С навернувшимися на глаза слезами, с комом обиды и с тянущей болью в голодном желудке (с которым у меня были проблемы еще с детства) я взяла ложку и открыла рот…

Я не смогла не отправить мужу недовольное смс, в котором напомнила про его ценности. Он не ответил мне ни на сообщение, ни на звонки, потому что спал. Спустя время он появился у нашего окна, как ни в чем не бывало. В тот момент я уже не хотела с ним разговаривать от слова совсем. У него не было аргументов в свою защиту, при этом я не помню элементарного слова «прости».

В больнице мы пролежали десять дней и все же не умерли с голода. А муж, все-таки выкроив в своем «плотном» графике время, смог передать нам продуктовый пакет лишь на пятый день.

После каждой подобной выходки он пытался искупить вину, выполняя любые мои желания. К примеру, после истории с больницей он купил мне дорогое кольцо с топазом – такой же формы, как в уже имевшихся у меня сережках. В тот момент мы не планировали серьезных покупок, однако мое желание иметь комплект и злая память о поведении мужа сделали свое дело. Такой внезапный подарок сильно ударил по кошельку Жени, но я была счастлива.

Следом случилось еще одно событие, которое осталось в памяти, как одно из лучших в истории нашей семьи. В рабочем гараже мужа мы жарили шашлыки и мастерили для детской мягкие картины, идею которых я подглядела в одной телевизионной программе. Я собственноручно выпиливала лобзиком из фанеры заготовки, обтягивала их разноцветной замшей поверх поролона и крепила ткань мебельным степлером. Дети помогали советом и крутились между ног в ожидании приготовленной на углях еды…

Но, к моему сожалению, ни кольцо, ни другие потуги стараний Жени так и не принесли результатов. Все хорошее быстро шло насмарку, плохое явно перевешивало. Я выходила замуж и мечтала быть за мужем, а получилось соло. Мы продолжали выматывать друг друга ссорами, никто не хотел уступать. Один раз мы даже подрались в буквальном смысле слова. Женя часто жаловался на боли в спине и на то, что ему надоело спать на жестком диване, сварливо заявляя о своем желании занять кровать, которая имела ортопедический матрас. В тот вечер я решила ему уступить и, уложив детей, устроилась на диване в зале. Заметив это, уже через несколько минут Женя с горящими от злобы глазами стащил меня с дивана со словами: «Проваливай спать в другую комнату!» Я сопротивлялась, а он орал на меня и, даже схватив за голову, прижал к полу. Я не смогла вырваться и ощутила дикую боль. Для меня это был еще один звоночек вспомнить о разводе. В трубку по телефону я кричала его родителям, что ни за что не прощу ему этого. Они были в шоке.

Понимание того, что мне не удалось выстроить свою жизнь в согласии с собственными нормами, вызвало у меня сильнейшее разочарование. Моя идеальная модель брака и гармоничных отношений между женщиной и мужчиной привела меня к мысли о необходимости перемен. Сила моего решения оказалось такой, что я утонула в чтении развивающей литературы. Ибо, если нет действий, значит и нет реально принятых решений. Разрушившийся брак стал для меня точкой невозврата к прежнему поведению.

Спасая семейную лодку

В августе 2014 года мне предложили вернуться к трудовой деятельности, да не просто так, а с повышением в должности. Для меня это был зеленый сигнал светофора, побуждающий, наконец-то, приступить к отложенным действиям. И вот, когда сыну исполнилось полтора года, я вернулась на долгожданную работу. В ожидании новой зарплаты руководителя среднего звена я подала заявление на вожделенный развод. Выходя замуж раз и навсегда, я до конца не верила, что это происходит со мной. При явном отвратительном поведении мужа я искала причины и в себе. Поэтому, по совету подруги, оказалась на консультации у мага оккультных наук. Разложив на столе карты Таро, в таинственной обстановке при свечах, она неожиданно обозвала моего мужа «унылой какашкой», при этом подбодрила меня, сказав, что я способна хранить семейный очаг, ласково сравнив меня с лучиком солнечного света, украшающего мир с момента своего пробуждения. Она предупредила меня, что темная энергетика сильнее и часто губит светлую, заслоняя тенью и заражая своей мрачностью. Именно поэтому пары, долго живущие вместе, приобретают несвойственные им до брака признаки друг друга. Услышав все же о моем желании сохранить отношения, она посоветовала обратиться к ее однокласснице-психологу.

Так мы оказались в кресле у Марины Вячеславовны. Мы – потому что муж, узнав о моем решении разводиться, был согласен на любые меры, чтобы удержать меня рядом. Даже на курс психотерапии.

На первой встрече с «целителем душ» мы с Женей без конца перебивали друг друга, он жаловался на меня, а я, в свою очередь, на него и особенно на его язык без костей. Я не понимала, почему он может обращаться со мной так, словно нашел меня в помойной яме, а ведь у меня два высших образования, хорошая должность, медаль за школу и порядочные родители. Слыша обзывательства в свой адрес, я каждый раз вспоминала про оскорбления им его же мамы в день нашей свадьбы.

Психолог предложила посещать нам ее сеансы по отдельности, ровно до того момента, пока в этом будет необходимость. Услышав мои доводы о том, что я никогда не смогу простить мужу поднятую на меня руку, она уверяла, что это станет тем моментом, который приведет нас к перерождению нашего брака, и мягко добавила, что женщина всегда сама провоцирует мужчину. Спустя время я поняла, что возможно где-то подсознательно хотела, чтобы это произошло – для того, чтобы снова вернуться к вопросу о разрыве наших безвкусных отношений, затаив неизлечимую обиду из-за сына.

Используя разные техники, мы выполняли упражнения, проходили тесты, по результатам которых мне посоветовали быть у себя на первом месте, а не на втором или третьем после детей и мужа. Я узнала, что по степени важности после себя любимой идут здоровые отношения между мужчиной и женщиной, а на их примере уже формируется правильное воспитание и восприятие мира у детей. Жене психолог доходчиво показала, что он держится от созданной им же семьи в стороне и что стоит быть более открытым этому миру, убрать высокий забор между ним и социумом, найти точки соприкосновения с нами.

Каждому из нас давалось домашнее задание, свои я выполняла исправно. К примеру, завела блокнотик, куда записывала поступки, за которые могла себя похвалить – для поднятия самооценки. Даже купила щетку для машины моего нелюбимого розового цвета, чтобы учиться контролировать эмоции. Новых привычек в поведении Жени я не замечала. Думаю, он считал домашки капризами психолога и потому не придавал им должного значения. Однажды Женя заявил, что с ним работа закончена. Почему он так решил – было непонятно не только для меня, но и для нашего психолога. Очевидно, что он нуждался в этой терапии больше, чем я.

Пока мы посещали курс семейной психотерапии, он убедил меня забрать заявление на развод и дать ему второй шанс. И как сильно поразил меня вскоре его утренний звонок, когда я направлялась на работу. Он без особых, по крайней мере, понятных мне причин стал орать на меня и упрекать в том, что я зря забрала заявление. Наш психолог только пожала плечами на его выходку и впервые, как женщина, честно сказала мне, что не стала бы терпеть такого мужчину рядом с собой.

Моя жизнь стала напоминать старые скрипучие качели. Мужа в своих безосновательно меняющихся убеждениях раскачивало из одной стороны в другую и снова обратно – да так быстро, что мои нервы не выдерживали ритма и от этого начали ржаветь. А я с тех пор увлеклась психологией, без которой до сих пор не представляю своей жизни. Марина Вячеславовна рекомендовала книги для прочтения, а одну из них мне даже купил муж, чтобы потом отобрать.

Женя любил меня сильно. Так сильно, что до сих пор признается мне в этом. Он был собственником и небольшой души человеком. Боялся потерять меня, как какую-то свою вещь. Я и его мама, со схожими взглядами на семью, давили на него. В результате Женя даже закодировался, у нас наступил взрывной период неуемной страсти. Да, это были хорошие времена, мы много времени проводили вместе, я училась доверять ему снова, без опаски испорченного вечера, без ожиданий опять увидеть синяки и ссадины на его теле, когда он являлся под утро домой.

Время шло и все постепенно вернулось на круги своя. Видимо, не может человек долго притворяться, быть не собой. Муж стал оскорблять меня словами. А это сравнимо с ударом ниже пояса. Как можно так низко падать, выясняя отношения? Я уже не могла дышать полной грудью, однажды я даже боялась возвращаться домой. Чувству страха нет места в любви. Вскоре я поняла, что это были лишь мои мечты о спокойной жизни и только мое сильное желание искоренить токсичные отношения.