Дни нашей войны, или В поисках чудовищ. Тат твам аси

А может Варг и был моим первым чудовищем? – чуть усмехнулся я. Но тогда получается, что я уже победил его? Еще до теста. Хотя, вряд ли… Конечно, Низкорожденные, может, и не полноценные люди… Но и не чудовища…

Но кто тогда окажется моим первым чудовищем? Может ли им быть кто-то из моего окружения?

Варга я теперь не боялся… моим одноклассникам самим предстояло сражаться с чудовищами… Сам наставник? А что?! Почти всегда в маске – удобно скрывать свою истинную сущность… плюс периодически запугивает нас этими туманными историями-метафорами… А вдруг в очередной раз пригласив меня на консультацию он отвернется от окна в своем кабинете, снимет маску – а под ней… Представив эту сцену я неуверенно усмехнулся.

От размышлений и фантазий меня отвлек динькнувший планшет. Пришло сообщение от Тьена.

– Прочел? – писал он. – Как думаешь, откуда шрам?

– Не знаю, – напечатал я. – А ты?

– Ну… наверное, получил его во время Эпидемии или, судя по возрасту Мастера, скорее, – Второй волны. Но интересно – как?..

– Угу. Это же самое важное. Вечно эти взрослые напускают тумана!

– Ага. Знаешь, я как-то спросил об этом отца.

– И что??

– Да… ничего. Он вообще как-то индифферентен к этой теме.

– Понятно. А мой… даже не знаю… Спрашивать его про чудовищ было бы совсем уж странно.

– Ну… если честно, мой отец кое-что все же сказал. Просто это… ничего не дало. Даже хуже стало.

– ?

– Ну, он сказал, что повзрослев я сам все пойму, надо просто учиться и все такое, и вроде как постепенно во всем разберешься… Ему они как-то… неинтересны что ли… Знаешь, он сказал… что чудовища – это для молодых, глупых…

– Как это для глупых!? – напечатал я возмущенно. – Они же стольких людей сделали… ну как они называются… У которых потом только низкорожденные дети… А во время Эпидемии вообще почти уничтожили всех нормальных людей!.. Я ведь только из этой статьи понял, наконец, про Башни…

– Да знаю я, Дуг… – напечатал Тьен после паузы, – я и сам спросил потом у учителя почему отец так сказал…

– Ого… у учителя… И что он?

– Ничего… усмехнулся, кажется – он тогда в маске был, я его в коридоре встретил, так что – не знаю точно. Сказал, что отец по-своему прав, что я сам постепенно все пойму и решу что – важно, а что – нет.

– Вот же… Эти взрослые все заодно!

– А он их… и не видел ни разу, – вдруг написал Тьен. – Я как-то подслушал случайно его спор с одним коллегой – они разругались как раз по этому вопросу. Понимаешь… отец, как и мы, только слышал о них от других…

– Но как так могло получиться? – изумился я, – ты же не…

– Не Низкорожденный? Вроде бы нет… Но знаешь, иногда я думаю, что отец… ну, что мама… – тут он замолчал.

– Извини…

– Ничего, – написал Тьен и отключился.

3.

– Боюсь… однажды они найдут меня где-нибудь в канаве, – произнес вдруг отец.

– Кто найдет? – уточнила мама.

– Ну как… Искатели, – отозвался отец.

– Искатели, – усмехнулась мама, – что же это должна быть за канава!..

Я нерешительно заглянул на кухню. Была суббота, спешить было не куда, а садиться за стол с родителями, честно говоря, не очень хотелось. Я бы предпочел завтрак с книжкой наедине…

– Заходи, заходи, – сказал отец, глянув на меня одним глазом, и продолжив читать газету – ту самую, между прочим, которую мне дал Тьен. Откуда она здесь?

– Не юноша… но муж! – добавил отец. – Наш сын уже читает газеты, представляешь? – обратился он к маме.

– Это газета Тьена, – показал я.

– А… – сказал отец сделав круглые глаза и кивнул глядя перед собой, – я знаю! Тьен – это такой… маленький… – но дальше и конкретнее он не смог вспомнить.

– Темноволосый, – показал я.

– Точно, приятный парнишка! – заключил отец. – И газета хорошая… извини, что взял ее без спросу – не могу равнодушно пройти мимо печатного слова… Ох уж эти бередящие душу иностранные новости! – воскликнул он нарочито патетично и, подняв газету, погрузился в чтение…

– Будешь омлет? – спросила мама, я его тебе не сильно прожарю и порежу мелко…

Отчего-то вспомнив про китов и эти их пластины, сквозь которые они процеживают планктон, я кивнул.

*

Вечером, после выполнения обычных практик (дыхательные упражнения и обязательный отдых после занятий я, честно говоря, пропустил), я все-таки добрался до той библиотечной книжки. Все хотел дочитать ту историю про пугало, но сначала мама попросила меня помочь с уборкой, потом неожиданно заявились в гости папины коллеги, оставили после себя странные смазанные впечатления и очередные экзотические сувениры и испарились.

Поглядывая время от времени на доставшуюся мне на этот раз шкатулку темного дерева, пахнущую сандалом – я взял ее с собой в кровать, мое излюбленное место для чтения, – я раскрыл книжку.

В начале рассказа говорилось о том, как одна девочка – примерно моего возраста переезжает вместе с родителями на новое место. Они обосновываются в стоящем у дороги доме, вокруг которого находятся лишь поля и небольшая речка. Гуляя по окрестностям, девочка натыкается на одиноко стоящее в поле пугало и постепенно начинает с ним разговаривать. И однажды пугало вдруг отвечает ей, а может, девочке это только грезится…

На этом я и в прошлый раз и остановился. Поудобнее устроившись на кровати и бросив еще один взгляд на закрытую шкатулку, я стал читать дальше.

Девочка продолжала каждый день встречаться с пугалом, обсуждать с ним самые разные вещи. Любоваться облаками и шутить над этими странными городскими людьми, что всю жизнь проводят в четырех стенах. И вот однажды, когда у них заходит речь о том, кто что умеет – девочке нравилось читать и рисовать, но увы, рисовать, толком не получалось, – надо же, подумал я, как и у меня… – пугало вдруг призналось ей, что оно по большому счету, вообще, умеет делать только одно. Пугать.

Весь вечер девочку снедало особое любопытство, к которому примешивалось ощущение чего-то таинственного, даже жуткого. На следующий день она не вытерпела и попросила своего друга напугать ее. Но тот отказался, говоря, что после этого она больше не захочет его видеть. Девочка возразила ему, что все это глупости и продолжила упрашивать. Пока, наконец, тот не поддался…

– Посмотри на меня, – попросил ее друг. Девочка, подняв голову, посмотрела на его ветхую черную шляпу, на темные пряди из остатков распущенной пряжи, худой абрис несуществующего лица, обтянутый прорванной тут и там мешковиной…

– Не так пристально, – добавил он.

И вдруг, то ли тень от шляпы по другому легла на его бутафорское лицо, то ли девочка впервые по-настоящему ощутила на себе этот внимательный безликий взгляд, увидела эти развивающиеся пряди, грубые нити мешковины там, где должны были быть…

По ее спине пробежали мурашки, а от низких серых туч словно повеяло неожиданным холодом…

– Прости, – сказало ей пугало, – я не хотел.

– Я ведь… сама попросила, – сделав над собой некоторое усилие, ответила девочка.

Словно только что проснувшись, она обхватила себя за озябшие плечи и теперь почему-то избегала смотреть на него.

– Сейчас… тебе лучше уйти, вот-вот пойдет дождь, – мягко сказало ей пугало.

Едва заметно кивнув ему на прощание, и не посмотрев больше в лицо, девочка ушла…

Проходят годы. Повзрослевшая девушка начинает встречается с молодыми людьми, выходит замуж и вскоре переезжает жить в город.

Но однажды кое-что происходит. Уставшая молодая женщина возвращается с работы домой и вдруг, когда она проходит мимо стеклянной витрины магазина, ей на миг кажется, что она замечает в ней отражение своего забытого друга – распятый на перекладине худой силуэт в черной шляпе. Вздрогнув от неожиданности, она вглядывается пристальнее и понимает, что ошиблась – посреди магазина стоит незаконченный манекен, одна из девушек-продавщиц как раз обматывает его шею шарфом.

Сделав несколько шагов, героиня вдруг останавливается прямо среди спешащих по своим делам нервных прохожих и проезжающих мимо гудящих автомобилей и закрывает глаза.

– Забери меня отсюда… Я хочу исчезнуть… просто исчезнуть, – неожиданно для себя молит она кого-то и вдруг понимает, что это и есть правда.

Она идет домой, не замечая происходящего вокруг, думая лишь о том, чтобы вернуться обратно, разыскать старое пугало и попросить его, чтобы оно напугало ее как тогда, в далеком детстве… или даже сильнее, так чтобы…

На этом рассказ обрывается. Я откладываю книгу и лежу, закинув руки за голову и глядя в пространство. Странный рассказ. Хотя почему-то мне кажется, что я отчасти, может быть по своему, понимаю его героиню. Иногда до боли хочется чего-то… другого… подлинного… Может быть, когда я пробегал по кольям забора, я тоже хотел испытать что-то вроде этого притягательного страха… ощущения тонкой грани?.. Пересечешь ее… и все.

Хотя, почему это так? Казалось бы, что хорошего в том, чтобы сгинуть без следа? Но… что если мы незаметно для себя, помним что-то еще, что-то важное?.. Тут мне почему-то вдруг представилась Идун, бесстрашно ступающая на доску, лежащую между двумя крышами. Ее подростковые плечи под тонкой тканью черного свитера… теребимые ветром волосы, тротуар далеко-далеко внизу…

Очень похожее ощущение. Тонкая грань… повторил я мысленно.

4.

– Те страны, – говорил учитель, что не вступили в Круг, как вы знаете, иначе трактуют все произошедшее. И хотя нам тоже неизвестны ответы на многие вопросы… Мы понимаем, что их попытка игнорировать то, что случилось, отделываясь умными наукообразными словами – просто попытка страуса, столкнувшегося с тигром, спрятать голову в песок. – Учитель усмехнулся – наверное, представил себе этого страуса… или тигра… этакого невидимого тигра. – Они продолжают жить так же, как делали это в Эпоху Кривляний. Хотя, даже ребенку очевидно, что поступать так сейчас – просто безумие, – он чуть помолчал.

Вы ведь знаете, как это было… – продолжил он уже с меньшим энтузиазмом. – Люди, имеющий потенциальные параспособности по всюду в мире начали утрачивать рассудок и всякий инстинкт самосохранения… Обезумевшие, они бродили по улицам и площадям, бросались в огонь, падали с мостов и крыш, просто так – шагая друг за другом. Они наносили себе ужасные раны, словно ведомые лишь каким-то безумным любопытством…

Мы не любим говорить об этом, потому что это было… слишком страшно, а нам – людям… надо жить дальше, работать, учиться… и не терять оптимизма… – Учитель сделал паузу.

– Вы знаете, – продолжил он, – что в Америке, России и многих странах нашей любимой Европы, власть принадлежит Низкорожденным – поэтому там не принимают наши идеи… Они все еще твердят, что все люди равны… Что мы – против демократии… Какой еще демократии?! – воскликнул учитель. Он взмахнул правой рукой и старомодная ручка, которой он на моей памяти никогда ничего не писал, вдруг, дрогнув, прокатилась по столу. Ого, подумал я, и сначала даже не поверил глазам, так буднично это выглядело. Идун позади меня порывисто выдохнула… – Равны… как же, – пробормотал учитель. Он взял ручку, бездумно покрутил ее в пальцах и положил обратно на край стола. – Ни один горизонтал не способен хотя бы на дюйм погрузиться в глубины своего ума. Впрочем, на самом деле, они, конечно же, не так глупы… Их правительства и власть имеющие отлично понимают, что к чему. Просто… как и сотни лет до этого они думают только о себе. Это, похоже, одна из характерных черт Низкорожденных… благоприобретенных, в кавычках, черт… Неспособность выйти за рамки материальных интересов…

А что если завтра – следующая атака? – Иногда спрашиваем мы их. – Ну-у, нам, нормальным людям, по сути ведь ничего не грозит, не так ли? – отвечают они. – Это вы – парапсихи – сумасшедшие мутанты, непонятно с чего сходите иногда с ума… то все вместе, то поодиночке – как во время Второй волны… – учитель замолчал.

Он довольно долго глядел в окно, но, наконец, все же попросил нас, как обычно, записать свои мысли.

– Постарайтесь также вспомнить чему мы, люди Круга, научились после Эпидемии, – добавил он, – Эпидемии… – повторил он, так, словно ему впервые пришлось произносить это слово.

*

Чему мы научились? – написал я и задумался. Вопрос оказался неожиданно сложным. Вроде бы ничему такому… но если вдуматься – то, наверное, многому. Даже мы – подростки, – сильно отличались от людей Эпохи Кривляний… или от людей тех стран, что не входят в Круг, которые… почти и не изменились.

Нам с детства прививаются основы умственной культуры… Они были заложены самими Оставившими, а сейчас за чистотой и эффективность методов обучения следят Беспристрастные. В наше время любой ребенок постепенно знакомится со своим внутренним миром, узнает, что такое Тишина. Открывает для себя, что Тишина – живая, и что она – во всем.

По сравнению с людьми Эпохи Кривляний, которые не то что о внутренней тишине, даже о внешней мало что знали… мы, можно сказать, гораздо ближе к тому, что какие-нибудь чаньские наставники (я как-то читал про них в одной библиотечной книжке) называли Просветлением… То, что во времена Эпохи Кривляний считалось уделом немногих… чудиков для нас – почти повседневные вещи. Любой школьник понимает про себя сейчас не меньше какого-нибудь буддийского монаха, а может, и больше…

Но, с другой стороны, собственный внутренний рост, наверное, особо не ощущается… ты замечаешь скорее, как постепенно глупеет весь остальной мир. Живущие рядом Низкорожденные… Так называемый Внешний мир… а самого себя ощущаешь все тем же… собой. Ничем не лучше прежнего, даже, возможно, и хуже…

Да, вдруг вспомнил я, – поскольку Низкорожденных даже в городах Круга (кроме отдельных новых районов) до сих пор было гораздо больше, чем нормальных людей (я имею в виду нас – парапсихов), это сильно затормаживает наше движение вперед. Ведь рядом с Низкорожденными даже медитировать практически невозможно…

– Как-то учитель объяснял нам, что сознания людей упрощенно можно уподобить сообщающимся сосудам. Когда находишься рядом, скажем, с Мастером Тишины – в тебя вливается его внутренняя Тишина, покой, но вот если рядом с тобой находится Низкорожденный, то – наоборот… Его будет распирать от избытка энергии, а ты будешь чувствовать себя так, словно тебя связали по рукам и ногам… Раньше, в Эпоху Кривляний, многие нормальные люди так и мучились всю жизнь, судя по книгам и фильмам тех времен… Взять хотя бы ту книжку про… Уборку ржи над пропастью?.. Про одинокого и нелепого по меркам окружающих подростка…

Но, к счастью, – продолжил писать я, – после Эпидемии Оставившие смогли разобраться в произошедшем, да и часть Низкорожденных встала на нашу сторону. Например… Бразилия… и конечно, существенная часть Индии (были еще и другие страны, но я не был уверен в точности своих познаний в этой области). Появился и вырос Круг – места на Земле – города и целые области, где люди разделяют наши взгляды, живут по оставленным нам Правилам… Думаю, что и многие Низкорожденные, живущие в пределах Круга понимают, что мы способны на многое и уважают нас, понимают, как важно идти вперед… и в конце-концов разобраться, что же в действительности произошло около сорок лет назад (тут я вспомнил Варга) ну… то есть, разумные Низкорожденные, – дописал я.

В общем, мы стараемся развиваться, – написал я в конце, – расширять свои знания и навыки, чтобы быть готовыми… Чтобы… в случае новой атаки… больше не быть беспомощными жертвами.

*

На перемене ученики столпились в коридоре, оживленно жестикулируя – обсуждался случай с ручкой. Конечно, все мы знали, что Мастера Пустоты и не на такое способны, но вживую все же видели подобное довольно редко. Во-первых, такие вещи несколько сбивали с толку Низкорожденных – они потом каждый раз не знали – то ли начать перед нами преклоняться, то ли – сжечь на костре от греха подальше… Поэтому публичные демонстрации парапсихических способностей в странах Круга не поощрялись, не говоря уже о том, чтобы демонстрировать их за пределами… Во-вторых, неизвестно было – наблюдают ли за нами чудовища и если – да, то не будет ли преждевременной любая демонстрация наших возросших способностей… Даже нам, ученикам школ Круга, о разнообразных возможностях Мастеров было известно лишь понаслышке…

Все вокруг бурно жестикулировали, а Крихтон, и еще пара ребят всю перемену не отходили от Люциуса, который якобы случайно обмолвился, что и сам кое-что такое умеет. На просьбы продемонстрировать, что же он умеет, он лишь высокомерно качал головой. «Против правил», – пояснял он важно.

Девочки стояли отдельно. Идун как всегда сохраняла независимый вид, но теперь я догадывался, что это – лишь маска… Каково ей сейчас? подумал я вдруг, наверняка она ведь не видела ничего такого…

Тьен стоял рядом со мной и, прислонившись к серой батарее, и вертел в руках какой-то странно изогнутый кубик Рубика с большим числом клеток. В последние дни мы опять мало общались… но, похоже, и он не мог отделаться от мыслей о ручке.

– Слушай, – показал он мне, – ты раньше уже видел такое?

Я неуверенно пожал плечами. Как-то, совсем маленьким, я, кажется, видел, как отец, недавно вернувшийся из Башни… но это было очень смутное воспоминание.

– Чтобы двигали предметы – не видел, но кое-что другое видел, да…

– Расскажи…

Но тут раздался сигнал к началу урока, и мы пошли в класс.

Вторым уроком шло Ремесло. Интересный предмет, но я никак не мог выбрать на нем занятие себе по душе.

Все расселись по своим специально оборудованным местам. На Ремесле каждый занимался тем, что ему было интересно. Кто-то мастерил из дерева, кто-то рисовал, кто-то еще паял схемы… Люциус как обычно что-то программировал на одном архаичном языке – я все время забывал его название. Одна из девочек – Леа, очень красиво рисовала, правда, все ее картины были очень похожи между собой – на них обычно изображалась девочка с большими темными глазами и светлой чуть ли не до прозрачности кожей, а где-то поблизости всегда находился немного страшненький из-за мудрых глаз, худобы и больших ушей серебристый зверек вроде лиса… А Идун – насколько мне сейчас было ее видно, – занималась тем, что сплетала что-то из разноцветных нитей…

Учитель Ремесла – очень молчаливый седовласый человек, который, насколько я знал, был мастером Тай Цзы, эмигрировавшим в наш городок из Китая, просто присматривал за нами, помогал советом, если его о чем-то спрашивали, мог порекомендовать соответствующую литературу и все такое… Иногда, правда, его прорывало, и он вдруг мог начать говорить о том, как удивительны и важны вещи. Просил нас почувствовать их форму, ощутить текстуру… Даже пластик прекрасен! – как-то сказал он. Мы тогда еще не приняли молчание и вообще были гораздо более легкомысленными и почти ничего не слышавшими про чудовищ детьми, и прозвали учителя ремесла Пластиковым Мастером. Но он не обижался…

В общем, на ремесле важно было найти что-то свое, определиться с тем, что тебе нравится и подходит, приносит настоящее удовлетворение и раскрывает способности…

Сидя перед пустым листком бумаги, я поглядел на Тьена – тот хоть и нередко менял свои увлечения, но всегда отдавался им полностью, до конца. Вот и сейчас он сидел справа от меня и увлеченно работал над какой-то странной картиной – мне был виден лишь темный фон и что-то вроде белых струек дыма, вытекающих из веток голых деревьев и постепенно, кажется, превращающихся в некую имитацию листвы… а может, в оживший и ставший видимым ветер?.. Да, Тьен талантлив, подумал я.

Я же как-то пытался писать небольшие рассказы, пробовал немного рисовать и сочинять музыку на синтезаторе (в наушниках, конечно, чтобы не мешать другим, хотя, на самом деле, я, скорее, боялся, что это другие… смутят мое вдохновение) и даже собрать самодельный приемник, но толком, по-настоящему, меня ничто не захватило… Вот и сейчас. Глядя на капли дождя на стеклах и вспоминая спаниеля, которого видел вчера в коридоре нашего дома, я написал:

Серый пол, зеленые стены,

Белый свет сквозь мутные стекла.

Рыжий пес повернулся спиной

и виляет обрубком хвоста.

Просто тень легкой грусти,

белое небо и тучи,

Капли дождя на стекле,

Недоступные Тени в ушедшем дне…

Но чего-то в этих строчках, кажется, не хватало… А я, как обычно, не знал чего именно, и как это исправить. Я перевернул исписанный листок, взял новый и застыл над ним без единой мысли в голове…

*

На выходе из школы меня перехватил Лур.

– Эй… парнишка… – сказал он, как обычно неправильно интонируя. – Прочти вот это… обязательно!

С этими словами он сунул мне какую-то брошюрку. Я растеряно принял ее и поспешил за пределы школьного двора. Луру-то, что от меня нужно?!

Идя в одиночестве вдоль дороги, – Тьен в очередной раз загадочно пропал, – я развернул листок. Это оказалась брошюра Неслышащих. Как-то я уже видел подобные…

В брошюре утверждалось, что, как всем известно, во время Эпидемии те, кто был глух от рождения или по каким-то причинам временно лишен слуха, – не пострадали. То есть, полностью сохранили рассудок и стали теми, кто потом помогал пострадавшим приходить в себя и все такое… Вроде бы это, действительно, было правдой, но только отчасти. Спасали людей – если можно так выразиться, конечно, Низкорожденные, с которым вообще ничего не случилось… но… глухие люди вроде бы тоже не сошли с ума, по крайней мере, не обезумели полностью, так… слегка свихнулись – я помнил это из учебников… В общем, Неслышащие делали примитивный вывод, что если лишить себя слуха, то этим ты обезопасишь себя от новой атаки чудовищ.

К тому же, убеждали они, добровольное лишение себя слуха является эффективным способом самоограничения… тренировки и развития своих способностей… Также оно защищает от некоторых видов неврозов, которые, как известно, встречаются примерно у двадцати процентов одаренных детей, занимающихся в школах Круга в нормальных классах – поскольку от ежедневных медитаций у людей развивается чувствительность нервной системы, неподготовленный ребенок начинает чрезмерно реагировать на внешние раздражители, особенно – слуховые…

Мышление – это просто тонкая форма речи, напирали Неслышащие, и, обладая некими таинственными возможностями, – а кто знает, что умеют чудовища? – его можно полностью разрушить – сделать бессвязным, дырчатым, что якобы и произошло во время Эпидемии… Они считали, что именно так – воздействовав на сознание через органы слуха, чудовища и свели с ума людей с потенциальными параспособностями… В общем, весь смысл этих нахватанных из разных источников сведений сводился к тому, чтобы зазвать человека в их секту…

Я выбросил брошюрку в ближайшую урну. Вот еще… Стать Неслышащим! Одним из этих… круглолицых… носящих засаленные коричневые балахоны и ожидающих Конца света – а точнее, новой атаки чудовищ на людей… на других людей!.. Этих… трусов, занимающихся в основном чем-то простым… примитивным – вроде уборки улиц… Все – лишь бы не стать неврастеником, лишь бы не прыгнуть случайно выше головы… Лишь бы чудовища не заметили тебя среди Низкорожденных…

Меня даже передернуло. Это было последним, что я был готов сделать в этой жизни. Лучше уж оказаться во власти чудовищ, подумал я. Подумаешь, потеряю рассудок и спрыгну с какой-нибудь крыши… Не так уж это и страшно, если вдуматься…

И я вдруг понял, что, впервые за последние годы, кажется, перестал их бояться. Не то чтобы мне стало так уж легко и радостно – нет. Но тот привычный страх, когда ты все время находишься немного настороже и почти бессознательно ждешь, что эти невидимые, жуткие и непонятные твари, которые, возможно, все это время незримо находились где-то совсем рядом, вынырнут из мрака и набросятся на тебя… прошел. Наверное, невозможно прожить всю жизнь, трясясь перед некой страшилкой. Пусть, и очень страшной. Страшной-престрашной…

А может быть, я просто повзрослел? Подумал я вдруг.

Глава III

1.

– Должен ли руководство по борьбе с демонами писать одержимый ими или же некто избегнувший этой участи? – спросил учитель. – Как вы думаете?

– Дуглас?

– Я думаю… – начал я и немного замялся, – скорее тот, кто ими одержим… он, действительно знает каково это.

Учитель кивнул.

– Оппонент?

– А я думаю, что все не так просто, – заявил Люциус. – Все мы знаем теорему Геделя – перенося ее на наш случай можно усомниться – способен ли одержимый решить проблему, будучи ее частью? Вспоминается также известное высказывание Эйнштейна о том, что задачу невозможно решить, не выйдя за ее пределы…

Учитель кивнул.

– Есть, что возразить Дуглас?

Я пожал плечами. Меня все-таки вызвали к доске и заставили дискутировать, да еще и с Люциусом, этим пройдохой. Он, кстати, самый настоящий хитроумный пройдоха. Как-то в младших классах на уроке Ремесла он прокрался на корточках между партами, прижав палец к губам, попросил меня не выдавать его, а потом оказалось… что он незаметно связал между собой шнурки на моих же ботинках!