Дни нашей войны, или В поисках чудовищ. Тат твам аси

– Сейчас, годы спустя, даже забавно вспоминать все те фильмы, что показывали по старому телевидению. Такая ирония… использовать средства передачи информации, способствующие превращению людей в чудовищ… рассказывая истории про чудовищ!

Хотя… само содержание фильмов, конечно, не было случайным… Я имею в виду, что оно было отражением сознания людей с больным… м-м сознанием. Но, как ни странно, в целом все происходило довольно естественно и казалось всем вокруг абсолютно нормальным.

Войны, кризисы, теракты, преступления, наркомания, глупые и в тоже время страшные фильмы и книги… Новости, полные насилия и грязи…. Играющая повсюду громкая и деструктивная музыкуа… Снующие стайками оболваненные подростки, часть которых, как это ни печально, невольно начало пить и курить, находясь еще в утробах своих матерей…

Все это казалось жителям Эпохи Кривляний вполне нормальным и обычным… Даже считалось, что склонных к пессимизму и тоске людей нужно лечить… И их нередко, действительно, начинали лечить с помощью различных… э-э… медикаментов…

Я еще застал те времена, – помолчав, добавил учитель. – С момента Эпидемии прошло ведь каких-то тридцать с небольшим лет. Да… появились города и поселения Круга… Появились Беспристрастные и уже ушли от нас Оставившие… Но за пределами Круга все идет по-прежнему…

В этом сила чудовищ. Их воздействие сложно осознать. Все так просто… и так сложно. Вроде бы и нет никаких чудовищ, ведь их вроде бы никто не видел. Но отчего-то в итоге, люди просто больше не могут чувствовать некоторые тонкие, но очень важные вещи, скажем, не могут по-настоящему любить… или быть добрыми, по-настоящему любопытными, искренними… Счастливыми. Настоящая битва и поражение происходят внутри нас. Тонкие процессы мышления оказываются разрушенными, и ты становишься кем-то вроде… рядового зомби… а твои дети оказываются теми, кого мы называем Низкорожденными…

Учитель взял лежавшую на столе маску и задумчиво покрутил ее в руках. – Я даже не заметил, когда он ее успел снять.

Когда-то, – произнес он, помолчав, – будучи учеником средних классов, примерно как вы, я мучился вопросом – что бы было, если бы совсем ничего не было? Ни людей, ни вселенной, ни звезд, ни даже пустоты… Вообще ничего… Понимаете?

Но став старше и научившись в медитации… еще только прикасаться к Тишине, я ощутил, что Сияющее Я, о котором столько твердили Оставившие – нечто Вечное. Священное. Я понял, что Оно – было, есть и будет всегда… Точнее, Оно – просто Есть. Это – само Бытие. Живой принцип Жизни.

Так что когда ты становишься Мастером Пустоты… то наконец больше не чувствуешь страха… Ведь Пустота, как и до этого Тишина, – становится твоим родным домом. Узнав ее, ты понимаешь, что она – лучше любой формы, совершеннее любого явленного совершенства… Ведь она – потенциально содержит в себе… Все.

Ну, а чудовища… они в конце концов – лишь ограниченные формы… гадкие лебеди, застрявшие в своем развитии. Пусть они и обитают в относительно тонких сферах этого бесконечного мира…

Так что, ребята, по большому счету, вам нечего бояться, ведь все вы – будущие мастера…

– Даже если тебя загрызут эти ограниченные чудовища? – ехидно задал вопрос Люциус.

– Ну… до встречи с чудовищами еще нужно дожить, – парировал учитель уже более оживленно, словно сбросив с плеч некую невидимую серую ткань, делавшую его голос глухим и печальным.

Мы заулыбались.

– Кстати, – кивнул он, словно бы что-то вспомнив, – в конце семестра вам предстоит пройти один тест. – Ничего особенно сложного. Он называется «Мое первое чудовище». Вот тогда и посмотрим, кто – кого… – произнес он и легкомысленно подмигнул Люциусу.

*

Так они все же есть?.. Точно есть?… В смысле, здесь и сейчас, а не только – появились откуда-то в прошлом и так же загадочно исчезли неизвестно куда… думал я, пиная перед собой бутылку из темного стекла. И нам предстоит тест? Сражение с настоящим Чудовищем? Настоящим!?

Кто-то догнал меня. Тьен, подумал я радостно и обернулся. Но это оказался Крихтон.

– Привет, – показал он, – мне тоже в эту сторону.

Я кивнул. Мы с ним редко общались, какой-то он весь был вертлявый и как бы… готовый тут же вывернуть на тебя все свое внутреннее содержимое. Ментальное, конечно.

– Слушай, – показал мне знаками Крихтон, – говорят, если не пройдешь этот тест – оставят на второй год. Или вообще… отчислят. – Он казался несколько взволнованным, вспотел даже.

– Откуда ты знаешь? – спросил я. Его информация наоборот скорее успокоила меня – остаться на второй год – все же не то же самое, что… сгинуть навеки.

– Слышал…

Ну да, подумал я, он всегда про все слышал.

– Так что это за тест? – спросил я.

– Говорят… что нужно обнаружить и победить чудовище…

– Где обнаружить?.. И как… победить? – спросил я скептически.

– Ну… – замялся Крихтон.

Ничего он толком не знает, понял я.

– Наверное, нам все это сообщат перед испытанием… – показал Крихтон.

Я кивнул. Мы молча шли по сырому от растаявших снежинок тротуару вдоль дороги по которой иногда проезжали бесшумные машины. Время от времени среди серых туч проглядывало по-весеннему яркое солнце.

Солнце светит на чудовищ, – начал я вдруг ни с того ни с сего сочинять у себя в голове:

И на Башню за углом…

А на скамейке сосед читает газету,

И с интересом, с большим интересом

Ему чудовища заглядывают через плечо…

Иногда у меня случались такие вот… околотворческие приступы.

Вскоре Крихтон свернул в одну из подворотен и, махнув на прощание рукой, оставил меня в желанном одиночестве. Отчего-то мне в его обществе было даже скучнее, чем наедине с собой. А Тьен опять где-то пропадает, подумал я. Наверное, опять чем-то увлекся. Тьен всегда чем-то увлекался – то рисунком, то электроникой, то легендами средневековой Европы и нередко спешил сразу после школы по этим своим делам, оставляя меня одного…

Глава II

1.

– И говори, пожалуйста, по-…

– Но, правда, мама, по-моему, они тут все сумасшедшие, – услышал я ее напряженный голос. Голос Идун… – Я стараюсь понять их… но они только и делают, что на полном серьезе рассуждают о чудовищах, рты у учеников зашиты прозрачными нитками, классный наставник носит маску, а мальчишки развлекаются тем, что сталкивают друг друга с забора!

Я свернул за угол и увидел в школьном холле Идун, взволнованно говорившую все это женщине с очень прямой спиной, одетой в изящное темное пальто.

– Мы уже обсуждали это, – довольно строго ответила ей женщина. – В здешних методах и традициях есть определенный смысл. Из учеников школ Круга, между прочим, вышли самые известные и прославленные люди. Учителя, ученые, политики… и пока мы с папой работаем в этой стране…

– Но я не хочу тут учиться! – почти закричала Идун. – Мне теперь что, тоже зашьют рот?..

Тут они увидели меня и обе замолчали. Я сделал вид, что ничего особенного не услышал и прошел мимо них в раздевалку. За моей спиной они стали говорит тише, а вскоре, судя по звукам, и вовсе ушли.

Как же так… Идун, оказывается, вовсе не Мастер Тишины, а самая… обычная девочка?.. Как же так?.. И что будет дальше?.. Она уйдет из нашей школы?.. Уедет обратно в Норвегию?

Когда я вышел из раздевалки снаружи никого уже не было. Первым уроком шла Пластика. Я успел войти в класс как раз перед тем как тихонько динькнул колокольчик, возвещающий о начале урока и сел на коврик в своем излюбленном темном углу слева.

– Намастэ, – приветствовала нас мисс Дин.

Мы сложили руки в ответном приветствии.

Мисс Дин нажала на кнопку и из невидимых колонок полилась традиционная индийская музыка: музыкант перебирал струны ситара сначала спокойно и неторопливо, но постепенно ритм становиться все быстрее и быстрее. Невысокая, даже хрупкая мисс Дин, стоявшая на коврике перед нами, сначала изящно повела в сторону правой рукой, притоптывая в такт полусогнутой ногой, затем к танцу присоединилась ее левая рука, добавились ритмичные движения головы, мудры, а вскоре уже танцевало все ее тело, включая лицо и кончики пальцев. Глядя на нее, охватывало желание тотчас начать танцевать или хотя бы как-то двигаться. Ученики, сидящие на полу, отбивали руками ритм в такт музыке и ее движениям.

Поначалу мне эти уроки казались странными, но уже после нескольких занятий все изменилось и наоборот, уже движения окружающих стали казаться мне топорными, скованными или, наоборот, излишними – в общем, какими-то неправильными, а тела большинства людей – ужасно закостеневшими. Это было довольно неожиданное открытие, ведь до того как у нас началась Пластика я особо не задумывался ни о чем таком.

«Танец – это жизнь, – любила повторять мисс Дин. А жизнь, в свою очередь, должна быть танцем. Прекрасным танцем!»

Звучало это чуть банально, но лишь до тех пор, пока она не начинала танцевать. Причем, ей не обязательно нужно было делать это буквально, обычные движения и даже ее мимика были настолько грациозными и живыми, что, бывало, глаз не оторвешь.

– Ну что, мои мрачные северные дети? – со светящейся радостью улыбкой спросила нас замершая с последним аккордом ситара мисс Дин, – как ваши успехи?.. Дуглас? – неожиданно назвала она мое имя.

– Ну… – показал я… – я пытался танцевать дома… немного получалось… но, когда я пытаюсь импровизировать, добавлять какие-то движения, действовать спонтанно, как вы говорили… то начинаю чувствовать себя глупо…

– Да, так бывает, – кивнула мисс Дин. – Тогда танцуй пока сдержанно, не пытайся изменить себя за один прием. Главное – ухватить за хвост этот импульс, внутренний толчок, желание тела прийти в танец и следовать за ритмом… А движения… пусть пока остаются простыми и сдержанными. Постепенно ты почувствуешь себя свободней!

Я кивнул. Хотя… вряд ли у меня это все получится, подумал я по себя.

«Ни са са, ни са са, ни са ре га ма га ре ни…» – быстрым речитативом лился женский голос из колонок, мисс Ли уже спрашивала об их отношениях с танцем других учеников, а я опять думал об Идун. Все вдруг оказалось совсем не таким, как я себе представлял! Вот же дела… Я вдруг вспомнил, что учитель как-то говорил, что мне свойственно проецировать свои фантазии на окружающий мир, но… чтобы настолько сильно ошибиться! Даже для меня это было чересчур… И еще… я не мог понять, что теперь чувствую к Идун. Ведь… раньше она была для меня прекрасной и недоступной принцессой, живым совершенством… хоть и немного смахивающей из-за короткой стрижки на подростка… а теперь… Теперь?..

– А сейчас Идун покажет нам один танец, – произнесла мисс Дин, заставив меня очнуться.

Идун вышла вперед и остановилась перед нами.

– Это традиционный норвежский танец, – сказала Идун, чуть смущенно глядящая перед собой, – я немного занималась… дома.

Мисс Дин доброжелательно улыбнулась новенькой и включила музыку.

Идун начала кружиться под звуки скрипки, пританцовывая и иногда изящно выбрасывая ногу вперед, а затем назад – так, что почти доставала пяткой до локтя. Движения были вроде и не слишком замысловатыми, но ее танец очаровывал. Он был простым и каким-то очень естественным, что ли. И очень подходил Идун. Разве что в танце, кажется, чего-то не хватало – это ощущалось в том, как она двигалась полукругом по условной сцене…

– Вы заметили, да? – спросила мисс Дин, – этот танец предполагает партнера… Сделаем-ка мы так… Она легко поднялась с места и вступила в танец в роли мужчины.

Это было занятное преображение. Мисс Дин вытанцовывала перед Идун, засунув большие пальцы рук за воображаемые рукава жилетки, забавно кружилась, поднимая казавшиеся теперь не слишком-то гибкими ноги и ударяя щиколотками о ладони. В общем, почти полностью превратилась в этакого лихого парня, отплясывающего с девушкой под звуки скрипки…

Но вот танец закончился, и все дружно зааплодировали.

– Умение копировать манеру движений других людей помогает понять их, а понимать других… очень важно для будущих мастеров, – заметила мисс Дин. – Весело у нас тут? – вдруг подмигнула она Идун и тепло ей улыбнулась. Та, раскрасневшаяся и выглядевшая теперь гораздо более расслабленной, чуть задумалась, но затем решительно кивнула в ответ…

Под руководством мисс Дин мы в тот день разучили некоторые характерные движения из норвежского танца, заодно разобрав откуда и почему они появились, а в конце урока она включила нам запись какой-то удивительной и необычной песни. Чистый и чуть печальный женский голос пел:

Jeg legges i min vugge nu

Stundom greder, stundom ler

Min moder har for meg omhug,

umak, uro og besvær.

Sove nu, sove nu, i Jesu navn

Jesus bevare barnet

Min moder synger, sove nu

Min amme synger lige så.

Min broder synger, sove du

Min soster synger, sove du

Sove nu, sove nu, i Jesu navn

Jesus bevare barnet

Da jeg har sovet en liten søvn,

begynner jeg at grede og klage

Min fader tager meg i sin favn,

danser med meg, frem og tilbage

Danse så, med de små

Danse så, så skal dansen vågne

Sove nu, sove nu, i Jesu navn

Jesus bevare barnet

– Это старинная народная колыбельная, – пояснила с места Идун по просьбе мисс Дин. В ней ощущается христианское влияние. И она от лица ребенка. Его положили в колыбель и все поют ему: «засыпай» – мама, кормилица, брат, сестра… Еще они просят Иисуса позаботиться о малыше. И вот, малыш вроде бы почти заснул, но отчего-то вдруг опять начал плакать и жаловаться. И тогда уже отец взял его на руки и стал убаюкивать, тихонько пританцовывая и напевая, что танцы с малышами защитят их. Примерно так… – Идун замолчала и опустилась на свое место на коврике.

– Замечательная колыбельная, – сказала мисс Дин, кивнув, – особенно, в исполнении этой девушки.

– Да, – отозвалась Идун, – это довольно старая запись. – В исполнении Перниллы Анкер.

*

Такая… красивая, спокойная и немного грустная песня, думал я, идя со школы. Теперь она ассоциировалась у меня с Идун… Жаль, я ни за что не осмелюсь попросить запись у Идун, особенно теперь, когда все еще больше запуталось… Конечно, можно было бы попросить ее у мисс Дин, но это… не то…

А она все-таки, наверное, очень способная, вдруг пришло мне в голову. Ведь в наши классы не всех берут. Низкорожденные вот учатся в отдельных классах… А ее взяли без экзаменов и сразу к нам, а не в начальные классы… и не к Низкорожденным…

Я свернул на перекрестке.

И все-таки странно… подумал я, глядя на голые ветви деревьев, посаженных вдоль тротуара, и опять вспоминая колыбельную. Похоже… что и в старые времена люди тоже чувствовали, что детей нужно защищать от чего-то невидимого… Но ведь тогда о чудовищах и знать не знали?

Вдруг я услышал, как кто-то бежит за мной.

– Тьен! – обернувшись, даже слегка удивился я.

– Смотри, – показал он, стараясь отдышаться. Он снял с плеч мешок и, покопавшись в нем, достал оттуда иностранного вида газету. – Тебе, наверняка, будет интересна одна статья. Ты же читаешь по-английски?.. Я кивнул. Ты ведь тоже сомневался – существуют ли чудовища, – торопливо продолжил Тьен, – ведь других странах Эпидемию объясняют без всяких чудовищ. Ясных ответов, как обычно нет, но все же – почитай…

2.

«Беспокойство полубогов» – прочел я название статьи, развернув газету сразу после ужина. Ниже мелким шрифтом было набрано:

Интервью нашего специального корреспондента Марии Раух, взятое у Мастера Пустоты – одного из преподавателей легендарных учебных заведений Круга (пожелавшего остаться инкогнито).

Еще ниже располагалась фотография красивой темнокожей девушки и высокого мужчины в знакомого мне покроя пиджаке – похожий носил и наш учитель, сидящих за небольшим круглым столом. Рассмотрев фото, я начал читать.

Ровно в назначенное время в номер гостиницы, где мы условились встретиться, вошел этот высокий красавец, этакий сияющий рыцарь в бежевом пиджаке, поверх серого свитера, разве что его нос картошкой несколько отступал от классических канонов красоты, но, впрочем, как только он начинал говорить – вы сразу же забывали про нос. Впервые услышав его голос, мне почему-то ужасно захотелось смеяться – словно вдруг случилось что-то очень хорошее и забавное, да и в просторной комнате будто стало светлее… Такое вот субъективное наблюдение.

Мы разлили чай, и я взялась за блокнот.

– Скажите, что означает ваш титул?

– Всего лишь то, что я успешно закончил университет – что-то вроде магистра.

– Но какова ваша специальность?

– Боюсь, у меня ее нет.

– Но… хотя бы тогда поясните – что все-таки означает… быть Мастером Пустоты?

– Это звание – просто дань традиции. Правильнее было бы называть меня Мастером Полноты, но… это было бы, пожалуй, смешно… – улыбается он.

– То есть, под пустотой вы подразумевает полноту?

– Именно.

– Неудивительно, что страны не вошедшие в Круг за все эти годы так и не поняли до конца вашей философии.

– Ну-у… – протягивает он, – главное, понять суть. А все эти мелочи, условности – преходящи…

– Возможно, вы правы. Но все же попробуйте объяснить, что именно умеет делать человек, окончивший один из лучших Университетов Круга.

– Мои умения несколько специфичны, так что может быть проще будет начать с наших школьников, которые тоже многое умеют… – опять улыбается он.

– Например?..

– Например, молчать, – на полном серьезе отвечает он.

– Но ведь… простите за этот вопрос, но многие наши читатели с возмущением относятся к одной известной традиции, принятой в…

– Вы про зашивание ртов?

– Да.

– На самом деле, это не больно, можете мне поверить, ведь я тоже учился в школе Круга.

– Но… зачем это вообще нужно делать?..

– Отчасти, это – символ, внешнее отражение чего-то происходящего внутри… Но, в тоже время, ребенку было бы очень сложно молчать три года просто решив, что так зачем-то нужно… Мы просто… упрощаем эту задачу.

– Задачу – научиться молчать?

– Да.

– Но зачем?

Но на этот вопрос он не отвечает – просто молча смотрит на меня. И я вдруг начинаю слышать ее… Тишину… И вижу по его взгляду, что он знает это.

– Это просто один из способов научиться молчанию, но не внешнему, а молчанию ума, – говорит он, словно лишь в дополнение к тому более важному ответу, который я уже получила без слов. – Просто овладев этим, вы почувствуете Ее вкус… Ощутите некую свежесть. Покой… Это еще не конечный, но важный этап. Когда наши ученики проходят его, они становятся Мастерами Тишины.

– Вот как… Значит (я пытаюсь прийти в себя и продолжить интервью, хотя мне этого больше не хочется, а хочется еще побыть в этой его Тишине, которую ощущаешь рядом с этим странным человеком) … Значит… сначала ваши ученики учатся молчать?

Он кивает.

– А потом?..

– Потом Тишина проникает во все, что они делают.

– То есть, им уже можно говорить?..

– Говорить, петь, кричать… – усмехается он, – все, что угодно… Все это теперь будет пропитано тишиной.

Я киваю, хотя… мне это не очень понятно.

– А вы можете продемонстрировать что-нибудь такое… практическое? Чтобы проиллюстрировать, что это значит… когда действия пропитаны тишиной.

– Это просто действия, – отвечает он (видимо, демонстрации, не будет). – Например, можно кататься на коньках по льду – и ощущать эту легкость, почти полет! А можно кататься… скажем, по чуть припорошенному снегом тротуару – в этом уже не будет никакой легкости и удовольствия. Тишина – это просто лучшая основа для любого действия. Наши ученики добиваются успеха в разных сферах жизни просто потому, что деятельность больше не утомляет их так сильно…

– Хмм… – протягиваю я задумчиво (как же мне понять этого человека?). То есть, делая что-то… ваши ученики скользят по своей внутренней тишине, словно по льду… В то время, как другие словно бы пытаются катиться по едва покрытому снегом тротуару?

– Да, – отвечает он и смотрит на меня своими сияющими глазами. И ведь действительно, от всего, что он делает исходит эта неуловимая свежесть… Но ведь не может же все быть так просто? Думаю я, и, кажется, произношу это вслух.

– Но все и не просто, – отвечает он. – Не так много людей, вообще способно прийти к тишине внутри себя. У многих ее нет даже снаружи, – усмехается он.

– Ага, – вспоминаю я, – и тех, кто на это не способен, вы называете Низкорожденными?

Он кивает.

– Наверное, это кажется просто ужасным для ваших толерантных ушек, – произносит он, смущается, но тут же смеется, будто этакий увалень-школьник.

– Но это действительно звучит ужасно! – отвечаю я, хоть и не могу не улыбаться с ним за компанию.

– Нам тоже жаль тех, кто не способен прикоснуться к тишине… но – ничего страшного… у этих людей однажды будут другие жизни… Другие возможности.

– Так вы верите в реинкарнацию? – спрашиваю я огорченно, ведь такие вещи в принципе нельзя проверить – никто еще оттуда не возвращался…

– Вообще-то, я, скорее, обычный ученый, – заявляет он. – Чистый эмпирик.

Я с сомнением улыбаюсь его словам:

– А наши ученые верят только тому, что может быть подтверждено научным методом.

– Вот и я о том же! Мы практикуем наши техники, и они гарантировано работают. Если бы это было не так, я бы первый прекратил подобный фарс!

– Но разве… вы не можете заблуждаться?

– Могу, конечно.

Я победно улыбаюсь:

– Тогда откуда вы можете знать что-то наверняка?

– Я верю себе, потому что знаю себя, – говорит он, ни мало не растерявшись.

Я разочарованно вздыхаю.

– То есть, я, например, себя не знаю?

– Нет, – отвечает он, даже не задумавшись.

– На все-то у вас есть готовые ответы, – скорбно улыбаюсь я этому сияющему рыцарю (от блеска доспехов которого у меня, кажется, начинают болеть глаза).

– Скепсис и привычка все усложнять – просто следствие невежества, – кивает он, похоже, не замечая моей реакции…

Да… на это мне даже и сказать-то, нечего. Точнее, нет такого желания.

– Не принимайте на свой счет, – все также белозубо улыбается он. – Вы вполне способны стать Мастером Тишины…

– Это утешает, – вежливо улыбаюсь я.

– Потенциал человека, не подточенного чудовищами очень велик, – заявляет он.

Ну вот… думаю я, это конец. Теперь этот парень кажется мне просто очередным сумасшедшим с сияющими глазами.

– Боюсь… я не верю в чудовищ, – говорю я. – Наша трактовка Эпидемии, как вы, думаю, знаете, разительно отличается…

Он кивает мне и вдруг несколькими точными движениями отворачивает манжету рубашки на своей левой руке, и я вижу шрамы, пересекающие по диагонали все его мускулистое предплечье с внутренней стороны… такие мог бы оставить, скажем… тигр? Хотя я, конечно, не специалист…

– Можете считать, что чудовищ – нет, – говорит он, – но страдания, боль и раны, которые они оставляют – вполне реальны. Многие мои друзья… не из Низкорожденных, конечно – хотя, есть и такие, чтобы вы не думали… ушли во мрак, столкнувшись с ними. Их больше нет… кого-то – буквально, кто-то заперт в Башнях Печали… таких специальных клиниках… Так что, простите, но не вам решать… существуют ли чудовища. Ваши ученые могут трактовать возникновение Эпидемии, как некую эволюционную флуктуацию, случайную и необъяснимую мутацию, заставившую людей по всему миру терять рассудок и убивать себя и других… Это все… пустые слова. Для нас произошедшее – это война. Спланированное нападение противника и отход в тень. И она продолжается. Битва за нас самих, за наших детей против незримого и… да, в каком-то смысле несуществующего врага. Но эта война… как и наши потери – вполне реальна, уверяю вас.

Он замолчал и вдруг закрыл глаза и сделал несколько каких-то неестественных и глубоких вдохов и выдохов.

– Извините, – произнес он, возвратившись со своей планеты (скорбная шутка автора статьи), – привычка со школы. Помогает восстановить равновесие.

Я лишь кивнула в ответ. Кажется, это интервью исчерпало себя, подумала я с сожалением. Впрочем, как и все предыдущие попытки контакта с людьми Круга – какими бы многообещающими они не казались поначалу… Все они потерпели фиаско. Взаимопонимания не возникло…

– Спасибо за интервью, – сказала я. – Прошу вас… не сердиться за то, что не понимаю вас.

– Конечно. Меня удручает вовсе не ваше непонимание, – ответил он уже спокойно, – а то к чему оно однажды приведет.

*

Опять ничего не понятно, подумал я, отложил газету и стал глядеть в окно, за которым уже начало смеркаться.

У него были эти шрамы на руке – значит, чудовища все же могут оставлять настоящие шрамы? Или они, например, создали ситуацию, после которой они появились?

Кстати, вдруг вспомнил я, как там спина? Я подошел к зеркалу и, задрав рубашку, осмотрел левый бок. Все почти зажило – на месте ушиба остались только пожелтевший синяк и тонкие коричневые царапины.