Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения

Наконец, к ней пошла синьора Джулия Колонна, и ей Лукреция сказала, что хочет быть монахиней, но продолжала смотреть в землю. Синьора Джулия сказала мне, что, насколько она может судить, Лукреция не хочет быть монахиней.

Все эти четыре дамы принадлежали к римской элите. Сангвиньи были городскими нобилями, чьи корни уходили в XIV век. Пио ди Карпи были знатной фамилией из Ломбардии и не так давно стали владетелями Карпи. Костанца Сальвиати была женой Алеманно Сальвиати, сына и светского наследника богатого папского банкира Джакопо, брата двух кардиналов. Ее флорентийские родственники по мужу быстро превращались в благородную римскую землевладельческую фамилию. Джулия Колонна, из знатного баронского рода, была женой магната Джулиано Чезарини, потомственного знаменосца Рима, богатого и влиятельного, но оказавшегося в папской немилости. Все четыре, несомненно, принадлежали к женскому крылу братства Св. Екатерины; посещая Лукрецию, они осуществляли, как многие аристократки времен католической Реформации, неформальную, дипломатическую сторону общественной деятельности благотворительной организации146. Обратим внимание, как легко, если Алессио говорил правду, нижестоящий в социальной иерархии мог использовать протекцию важных людей города, и мужчин и женщин147.

После того как эти дамы поговорили с ней, Лукреция однажды снова подошла к окну и дала знак Панте, который должен был означать «да». [Это должно было произойти в январе 1559 года.]148 Так вот, не в это воскресенье, а в предыдущее [22 января 1559 года] я пошел на встречу и сказал: «Синьор, сделайте мне одолжение. Пусть церковь примет решение, будет ли она моей или нет. И, ради меня, переведите ее в другой монастырь, чтобы церковь заключила, моя она или нет». И община решила, что принять решение следует Лукреции, и если она захочет быть моей, то они ее отдадут, а если нет, то я должен оставить ее в покое. И после этого монсеньор губернатор приказал меня арестовать и посадить в тюрьму, и именно поэтому я сейчас в тюрьме.

Здесь заканчивается непрерывное повествование Алессио, не останавливаемое вопросами суда. На последующем допросе в суде кое-что немного прояснилось.

Знал ли Оттавиано о том, что из его окон видны окна монастыря? Конечно, знал, разделял мнение своей жены и посоветовал Алессио обратиться за помощью к знати, входившей в общину.

Заплатил ли Алессио этой паре за то, что воспользовался их домом и двором в своих целях? Да, немного – он купил плащ с капюшоном, куртку и пару чулок для их маленького мальчика: «Он был почти гол». «И я обещал им обоим делать добро, если Господь даст мне средства, и обещал держать ребенка во время помазания при его крещении и быть хорошим крестным отцом». Кроме того, он также дал Панте немного денег, чтобы она купила ужин. Все это он делал не только на пользу этой семье, но и просто из дружбы с этими «добрыми бедными людьми, живущими своим трудом». В этих показаниях Алессио осторожен и хочет защитить хозяев дома от обвинений в соучастии.

Запретил ли ему губернатор вступать в контакт с кем-либо из монастыря? Действительно, запретил, в доме датария. И Алессио, по его утверждениям, согласился, чтобы церковь была судьей в этом деле.

Учитывая запрет, почему он продолжал приходить? «Я делал это не для того, чтобы вызвать недовольство губернатора. Напротив, я считаю его своим господином. Но я хотел, чтобы она знала, что я желаю ее, и не впадала в отчаяние, и ни по какой другой причине. И я говорил с монсеньором губернатором после Рождества прошлого [1558] года, и я показал ему указ и поспособствовал его разговору с маэстро Ипполито. И он сказал: „Если бы я знал об этом! Почему ты не сказал мне раньше?“».

На втором заседании три дня спустя на вопрос, почему он проигнорировал запреты губернатора и уже примененное им наказание, Алессио предложил удивительно простодушное оправдание: «Я не помню в точности, каково было наказание, но он [губернатор] несколько раз устроил мне выговоры и запретил мне ходить туда и впутываться в какие-либо дела, но я не повиновался, потому что я так понял, что он это сказал не как губернатор, а по-отечески, как почтенный друг, ибо он член общины»149. Губернатор Рима, воистину высокопоставленный друг, действительно был функционером с большой властью в государстве, получившим эту должность благодаря своей более важной роли вице-камерленга. Им всегда был прелат, и в 1559 году это был епископ Кьюзи150.

Дал ли Алессио что-нибудь Лукреции? Только шаль. После пострига он ничего ей не дарил.

После этого вопроса суд отправил университетского надзирателя в одиночную камеру, обычное место для подозреваемых, все еще находящихся под следствием.

Когда Алессио вернулся в зал суда три дня спустя, во вторник, суд спросил, не хочет ли он добавить что-нибудь к тому, что уже сказал и в чем признался, по их выражению, раньше. Его ответ начался как любопытный рассказ.

Господин, да, мне пришло в голову рассказать, что совсем недавно я проходил мимо церкви Св. Екатерины. И у дверей церкви меня встретил капеллан со служкой, не пропустившие меня внутрь. Я попросил капеллана передать Лукреции, что ей следует свободно высказать свое мнение и не стыдиться этого. И я спросил его: «Капеллан, кто сейчас внутри?» Он сказал, что внутри слуга епископа Бергамо, и я ушел по своим делам. И когда я находился на Пьяцца Маттеи [в квартале оттуда], я вернулся, чтобы посмотреть, кто же был тот слуга епископа, подумав, что это тот, кто обучал Лукрецию музицировать. И мимоходом, чтобы посмотреть, стар он или молод, я зашел во двор и увидел внутри Баттисту Маратту, который стал мне угрожать за то, что я вошел. И я сказал ему, что пришел посмотреть, что они делают, и в этот момент я увидел, как выходил из гостиной, где учат петь, этот слуга епископа Бергамского с песенником и посохом. Он мог быть моего возраста, то есть около тридцати пяти, и это он учил Лукрецию петь. Я сказал ему: «Я тоже могу хорошо петь!» И потом я ушел и пошел по своим делам151.

Послесловие

Эта странная история выявляет чудаковатость Алессио. Зрелый мужчина тридцати пяти лет осаждал монастырь, как влюбленный щенок, жадно ловя вздохи и дуясь при виде учителя музыки, достаточно молодого, чтобы быть ему соперником. И все это ради девушки, которую он знал исключительно по ее вышивке и единственный его разговор с которой состоял из нескольких неясных слов и жестов из окна через двор. В то же время он знал, что консерваторий готов был бы выдать замуж любую другую девушку, но только не эту. Был ли Алессио навязчивым преследователем или просто очень упрямым человеком? Какой идеал, какая фантазия, какое чувство толкали его на такие усилия, столь дорого обошедшиеся ему и ей?

Алессио, конечно, не единственный представляет для нас загадку. Поведение Лукреции – девушки, которая не может сказать ни да ни нет ни Алессио, ни религии, – тоже сбивает с толку. Конечно, она была гораздо моложе его и обладала гораздо меньшим жизненным опытом. Ее колебания, возможно, были вполне естественны для отгороженной от мира молодой женщины; она боялась мира, но в то же время он ее искушал, и даже после пострига она сомневалась в своем призвании. Алессио подозревал, что она вынуждена отвечать по-разному: одно она говорила на свободе, через окно, а другое под давлением, в гостиной, когда приходили посетители, чтобы узнать ее желания. Он, вполне возможно, пришел к правильному выводу, отсюда и его хитрая комбинация с целью перевести ее в нейтральное место.

Историкам мало известно об эмоциональной жизни простых людей эпох, предшествующих Новому времени. Исследователи консерваториев предполагают, что многие женихи сватали девушек из‐за денег, и историки в целом считают брак при этом старом порядке более прагматичным и менее романтичным, чем бы мы хотели и чем представляем его себе сегодня. Поведение Алессио предстает в таком свете любопытным: как пышно расцвели чувства на столь скудной почве. Загадка! Как это часто бывает, суд в Риме оставляет место для самых разных сегодняшних прочтений.

Впрочем, из всего сказанного мы можем извлечь несколько более основательных уроков о том, как был устроен мир наших героев. Если в истории Алессио есть хотя бы доля правды, то из нее следует, что женщины, как это часто бывает, обладали намного большими неформальным влиянием и самостоятельностью, чем позволяют предположить формальные структуры: законы, институты, доктрины. В этой истории практически вся инициатива, кроме порывов Алессио, принадлежит женщинам152. Именно Ливия, жена плотника, в присутствии тети Алессио впервые заговорила о браке. Вновь откроют тему сватовства к Лукреции не больной ювелир Джакомино, а его родственницы. И не кто иной, как жена Джакомино, Изабетта, организовала изготовление обручального кольца. Не Оттавиано устраивал и комментировал встречи во дворе, а Панта, его жена. И именно она привела Алессио после его освобождения из тюрьмы на встречу с девушками у ее окна, и она же подтолкнула его привести уважаемого члена общины в качестве свидетеля. И конечно, Сиджизмонда передавала послания, как не смог бы ни один мужчина, и она посоветовала Алессио отступиться, когда он неосторожно проболтался.

Вернемся же к тому, с чего мы начали, – ко множеству призраков. Моя работа затягивает меня в паутину различных историй. Я жил в центре Рима; и правда, еще недавно я угнездился там на целый год и писал, сидя на четвертом этаже над тем местом, где когда-то лежал оцепеневший труп Цезаря, и в нескольких шагах от монастыря Св. Екатерины. Я ходил на работу, делал покупки и разговаривал со своими жизнерадостными римскими друзьями и соседями среди призраков моих исчезнувших героев. Память об их похождениях и злоключениях живет почти на каждом углу, в каждом переулке и дворе; пока я брожу по городу, я зачастую не могу отделаться от воспоминаний о них.

Нас, историков, опьяняет трогательность временнóго разрыва. Мы стремимся приблизиться к людям, о которых пишем, но время и забвение только дразнят нас. Мы томимся по ним, но, как Алессио и, возможно, как, по-своему, Лукреция, мы, сочинители, никогда не сможем обнять тех, кого мы ищем. Таким образом, история о несбывшейся любви практически удваивает наши собственные страдания и желание. И история, неизвестно чем закончившаяся, дразнит нас тем больше, обостряя эти чувства. Заполучил ли парень девушку, и наоборот? Это маловероятно, но не невозможно.

Летом 2000 года я вернулся в Рим, чтобы навестить друзей и наконец завершить незаконченные исследования в архивах. Тогда Национальный музей Рима (крипта Бальба) с его смешанной экспозицией, посвященной археологии одного пространства, средневековой жизни и истории более позднего памятника, только что открылся. Большая часть музея располагается в реставрированных остатках монастырского комплекса. В то же время центр квартала все еще был переполнен инструментами, решетками, раскопами и прочими загадками археологии. Директор музея доктор Вендителли обошлась со мной со всей римской любезностью и представила меня профессору Манакорде, маститому археологу, в течение двух десятилетий руководившему раскопками на этом месте. Я рассказал им историю Алессио и пообещал копию его судебного дела. Взамен они одарили меня очень полезной вещью – двумя томами издания результатов археологических раскопок. Оттуда я узнал, среди многого другого, что раскопки сада обогатили историю итальянской керамики XVI века повседневного назначения. Там найдены тысячи осколков из мастерских по всему полуострову. Среди них, как я уже упоминал, были чаши, на которых девушки или их наставницы написали краской или процарапали свои имена153

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Archivio di Stato di Roma, Governatore, Tribunale Criminale, Constituti 61 (осень 1558 – зима 1559 года), fol. 46v. Чтобы не раздувать объем книги, я опустил почти все оригинальные цитаты на итальянском и латыни, чей перевод приводится в тексте. Для удобства ученых и студентов я разместил их на своей странице на сайте Университета Йорка в Торонто (Канада).

2

При написании настоящей главы чрезвычайно ценными для меня были помощь и советы доктора Фьоры Беллини, архитектора Джорджо Тарквини, покойного о. Жана Коста, специалиста по исторической географии Лацио, окрестностей Рима.

3

Ratti N. Della famiglia Sforza. Roma, 1794–1795. В книге упоминается, что семейство Савелли связано родством со Сфорца.

4

Caravale M., Caracciolo A. Lo stato pontificio da Martino V a Pio IX. Torino, 1978. P. 5–8.

5

Деревня и замок Кретоне перейдут под власть возвышавшегося рода Боргезе в 1656 году, см.: Coste J. Castello o casale? Documenti su Cretone in Sabina // Lunario Romano: Seicento e Settecento nel Lazio, 1981. Roma, 1980. P. 361–371, см., в частности P. 362, о том, что касается семьи Боргезе.

6

Савелли стали владельцами Кретоне ранее XV века: Ibid. P. 362. В 1594 году в Кретоне жило только 10 семей, что составляло приблизительно 25 или 30 душ: Ibid. P. 364. Под властью Боргезе поселение стало постепенно оживать. О Савелли см.: Le grandi famiglie italiane / A cura di V. Reinhardt. Vicenza, 1996. P. 541–546. Впервые опубликовано: Die großen Familien Italiens. Stuttgart, 1992. Работа: Litta P. Famiglie celebri d’Italia. Milano, Torino, 1819–1883, содержит генеалогическое древо рода. В книге: Weber Ch. Genealogien zur Papstgeschichte. Bde 1–4. Stuttgart, 1999–2001, о Кретонской ветви не упоминается.

7

Archivio di Stato di Roma (далее – ASR), Collegio di Notai Capitolini, busta 1515, fol. 112r, 10 марта 1558 года. Согласно документу об обручении его сестры, Джованни-Баттиста в этом году был еще несовершеннолетним, старше семнадцати, но младше двадцати лет.

8

Ibid., fol. 193r, 19 марта 1559 года.

9

Ibid., busta 1516, fol. 57r, 8 февраля 1558 года.

10

Ibid., busta 1518, fol. 617r–v, 1 октября 1559 года; fol. 750v–751r, 12 декабря 1560 года.

11

ASR, Governatore, Tribunale Criminale, Processi, busta 85 (1563), fol. 10v, Диаманте. Поскольку в большинстве примечаний я буду ссылаться именно на это судебное дело, далее для данного источника я буду приводить лишь номер листа и имя свидетеля. Пятью служанками Виттории были нянька и старшая горничная (massara) Силея, Диаманте, ее сестра Темперанца, Оттавия и Аттилия.

12

Coste J. Castello o casale? Documenti su Cretone in Sabina. P. 361–371.

13

Fol. 15v, Силея 2: «…они близко общались друг с другом» (si bazzicavano). Силея дважды выступала в суде: первый раз вечером, больная болотной лихорадкой, бессвязно; второй раз наутро, гораздо более логично. В примечаниях я различаю эти два раза, как Силея 1 и Силея 2. Все другие свидетели давали показания по одному разу.

14

Fol. 4r–v, Джентилеска.

15

Fol. 12r, Диаманте.

16

Fol. 15v, Силея 2.

17

Как пояснил Джорджо Тарквини, согласно чертежам, пристройка не имеет фундамента. Более древняя часть здания, по его словам, по сей день сохранила следы пожара XV века и последующих перестройки, ремонта и декорирования в период Раннего Возрождения, в особенности в зале с фресками.

18

О ее вдовстве см.: fol. 12v, суд. Маддалена называет ее una vecchia, «старушка»: fol. 6v. Список служанок см.: fol. 10v, Диаманте. О двух кроватях см.: fol. 12v, Силея 1.

19

Fol. 9v; Чекко (Франческо), рассказавший о том, где спал Джованни-Баттиста, не жил в замке.

20

О том, как он использовал окно, см.: fol. 3v, Лорето; fol. 9v, 10r, Чекко; fol. 12r, Диаманте; fol. 15v, Силея 2.

21

Маттео Банделло. День 1. Новелла 9: Большая бочка преграждала вход в погреб. «Амур, у которого глаз больше, чем у самого Аргуса, когда Катерина решила привести в дом Латтанцио, одолжил ей один глаз» (пер. И. Георгиевской).

22

Fol. 12r, Диаманте, которая не знала, по ее словам, встречались ли возлюбленные в этой комнате раньше.

23

О братских объятиях, которые, как Силея утверждала в суде, она якобы неверно истолковала: fol. 15v, Силея 2.

24

Чекко, селянин, пересказывает слова Джакобо (fol. 10r). Сам Джакобо сбежал и показаний в суде не давал. Чекко, чужак в замке, говорил с его слов.

25

Fol. 15v, Силея 2.

26

О кровати слуги см.: fol. 9v, Чекко.

27

Fol. 3r, Лорето со слов Джакобо передает рассказ Доменико о том, что сказал Трояно. Покрывала на кровати – panni. Это одеяла или полог? Плащ – burrichio.

28

Fol. 9v, Чекко.

29

Fol. 10r, Чекко, со слов Джакобо. Свидетельство Чекко, как и всегда, следует оценивать критически.

30

Fol. 15v, Силея 2. Чекко объединяет два ночных визита Джованни-Баттисты в комнату Виттории в один. Передавая историю из вторых рук, как он услышал ее от Джакобо, он менее заслуживает доверия: fol. 9v.

31

«Если муж убивает любовника, застигнув его со своей женой, он не подвергается обычному наказанию за убийство или же другим наказаниям за преступления против неприкосновенности тела, будет ли любовник низкого положения или нет… Когда муж убивает любовника жены, мера наказания смягчается, если совпадают три условия: во-первых, если любовник пойман в момент совершения прелюбодеяния или в момент соития; во-вторых, если любовник убит в доме самого мужа, а не где-либо еще, или же [он был убит в другом месте], но перед этим получил три предупреждения; в-третьих, если муж не принадлежит к низшему сословию» (Farinaccio P. Opera Criminalia. Pars I. T. 1: Consilia, seu responsa. Venezia, 1602. P. 39). «Если отец или муж убивает дочь или жену, застигнув ее за прелюбодеянием, а вместе с ней и ее обольстителя, его вину очень смягчает состояние справедливого гнева и обоснованного горя [justum dolorem], которое и заставляет его совершить убийство, и в каких случаях он освобождается от ординарного наказания, а в каких – от всех» (Ibid. Pars II. T. 1. Venezia, 1604. P. 197). «В случае прелюбодеяния, отягощенного кровосмешением до четвертого колена родства, оба любовника приговариваются к смерти без права на снисхождение» (Statuta Almae Urbis Romae. Roma, 1580. P. 108). Эва Кантарелла (Cantarella E. Homicides of Honor: The Development of Italian Adultery Law of Two Millennia // The Family in Italy from Antiquity to the Present / Ed. by D. I. Kertzer and R. P. Saller. New Haven, 1991. P. 229–244) утверждает, что в раннее Новое время муж мог безнаказанно убить изменившую ему жену и ее любовника даже по прошествии некоторого времени. О преступлениях в порыве ярости во Франции см.: Zemon Davis N. Fiction in the Archives: Pardon Tales and Their Tellers in Sixteenth-Century France. Stanford, 1987. P. 36–38.

32

О «домике» см.: fol. 3r, Лорето. Чекко (fol. 10r) рассказывает иную версию этих событий, в которой ночной спуск с башни происходит лишь единожды. По его словам, лишь узнав, что Трояно поднялся в башню, сеньор отправляет Джакобо вниз наблюдать за окнами. В этой истории есть слабое звено: непонятно, как шпион хозяина никем не замеченный пробрался к месту слежки. Также Чекко рисует очень неправдоподобный образ Джованни-Баттисты, стоящего в комнате горничных и подслушивающего у двери хозяйки, стараясь расслышать звуки любовных утех. А горничные, рассказывая о тех же событиях, все в один голос утверждают, что проснулись или вскочили с постели, когда хозяин и слуги с пылающим факелом и оружием наголо пронеслись сквозь их комнату.

33

О мушкете Джакобо: fol. 15r, Силея 2. Она узнает это от хозяина замка: «Так это рассчитал сам господин. И синьор Джованни-Баттиста рассказал мне все это так, как я говорила выше».

34

О «четвертом часе ночи»: fol. 4r, Лорето.

35

Fol. 15r, Силея 2, вновь со слов Джованни-Баттисты: «Signore adesso e tempo».

36

Fol. 12r, Диаманте, со слов Темперанцы.

37

О сне в кровати: fol. 10v, Диаманте. Диаманте помещает Темперанцу с собой в постель до того, как Джованни-Баттиста нанес удар, однако если история погони на лестнице правдива, то это маловероятно. Суд не допрашивал Темперанцу; возможно, она не успела спуститься и не видела убийств.

38

Fol. 13r, Силея 1.

39

Fol. 11r, Диаманте. Она ошибочно называет вооруженного слугу Джакобо.

40

Fol. 11v, Диаманте.

41

Fol. 10v, Чекко.

42

Fol. 13v, Силея 2.

43

Fol. 13v, Силея 2.; также: fol. 14v, Силея 2, вторая версия слов с тем же смыслом: «Стефано, добей его! И, ради меня, не троньте синьору. Оставьте ее мне!»

44

О кинжале см.: fol. 13v, Силея 2; о ранах в голову, грудь и повсюду см.: fol. 15r; о ранах в спине Трояно см.: fol. 10v, Чекко.

45

Fol. 12v, Силея 1; 13v, Силея 2.

46

Cantarella E. Homicides of Honor: The Development of Italian Adultery Law of Two Millennia. P. 237, согласно обычаям сицилийского королевства («Consuetudines Regni Siciliae») XIII века, муж, которому не удалось застигнуть жену за совершением измены, не мог убить ее, но мог «урезать» ей нос. Кантарелла высказывает гипотезу, что такое «урезание» носа имеет арабское происхождение.

47

Fol. 11r–v, Диаманте; см. также: fol. 15r, Силея 2, Силея упоминает о двух ударах в голову и подтверждает очередность нанесения ударов.

48

ASR, Governatore, Tribunale Criminale, Processi, busta 34 (Cinquecento), история убийства отцом дочери в Монтелеоне в регионе Сабина в начале 1550‐х годов.

49

Fol. 13v, Силея 2.

50

Fol. 11v, Диаманте.

51

Ibid.

52

Fol. 13v–14r, Силея 2.

53

Fol. 13v, Силея 2; 11v, Диаманте.

54

Fol. 11v, Диаманте.

55

Fol. 1r–v, Лорето.

56

Fol. 1r–v, Лорето.

57

Fol. 15r, Силея 2.

58

Romano D. Housecraft and Statecraft: Domestic Service in Renaissance Venice, 1400–1600. Baltimore, 1996. P. 193 ff. См. также главу 3 настоящего издания.

59

Fol. 11v, Диаманте.

60

Fol. 1r, Лорето: «Так я и провел весь этот день [вторник], то в своем доме, то в доме сеньора». И при этом на следующее утро он так ничего и не знал о происшествии в замке. См. также: fol. 2v: «Я ничегошеньки не знал…» Лорето утверждал в показаниях, что впервые услышал об убийстве во имя чести лишь после прибытия Лудовико в замок.

61

Fol. 5r, Катерина.

62

О двух часах, прошедших с момента разговора Силеи и Катерины до вызова женщин в замок для омовения тел: fol. 5v. Так, Лудовико, вероятно, прибыл вскоре после пророческих слов Силеи. Также обратим внимание, что, по словам Чекко, он услышал об убийствах только после похорон: fol. 9r.

63

Fol. 1v–2r, Лорето.

64

Fol. 1v, Лорето.

65

Fol. 14r–v, Силея 2.

66

Cohen Th.V. Three Forms of Jeopardy: Honor, Pain, and Truth-Telling in a Sixteenth-Century Italian Courtroom // Sixteenth Century Journal. 1998. Vol. 29. № 4. P. 975–998.

67

Fol. 2r, Лорето.

68

Постфактум в суде можно проследить женскую моральную риторику. При этом менее понятно, в каких моральных категориях женщины описывали события в разговорах, когда все стало известно. См. показания Диаманте, fol. 12r: «Паж сказал мне, что… он мог бы подстроить так, чтобы он [Джованни-Баттиста] застиг госпожу и синьора Трояно на конной прогулке „a cavallieri“». Силея, как мы увидим, старалась обелить себя, повторяя моральные оправдания действий своего господина.