История Канады

В том же 1627 г. колония могла бы получить очень значительную поддержку в связи с тем, что кардинал Ришельё – всесильный министр Людовика XIII – создал для развития Новой Франции «Компанию Ста yчастников» (КСУ – «Compagnie des Cent-Associе́s»), состоявшую из сотни купцов и аристократов114. Как и все предыдущие компании, которые получали монополию на торговлю пушниной за финансовую поддержку колонизации Канады, эта компания являлась частной. Однако она была гораздо богаче и пользовалась существенно бо́льшим влиянием при дворе, чем ее предшественницы, и казалась гораздо лучше приспособленной к тому, чтобы осуществить честолюбивые намерения Франции по созданию колонии. В 1628 г. КСУ отправила в Квебек 400 поселенцев. Как только корабли отплыли, началась война с Англией115. Британские коммерсанты, желавшие вытеснить французских купцов из района залива и реки Св. Лаврентия, воспользовались ситуацией. Летом 1628 г. флот под командованием Дэвида Кёрка блокировал устье реки Св. Лаврентия, вынудив корабли КСУ вернуться во Францию. В 1629 г. Кёрк и его братья116 вновь приплыли в Канаду, чтобы захватить голодавшее «поселение Квебек» и изгнать из него Шамплена и большую часть колонистов.

К тому времени, когда Кёрки сумели захватить Квебек, англо-французская война фактически закончилась. В период оккупации англичане, казалось, испытывали трудности, не зная как поддерживать все те сложные альянсы, которые обеспечивали бесперебойную торговлю пушниной. В конце концов, в 1632 г. Франции удалось с помощью дипломатии вернуть себе Новую Францию, но колонию пришлось практически создавать заново. Через несколько лет из-за больших расходов и отсутствия доходов от мехоторговли даже богатая КСУ оказалась на грани банкротства. Однако, несмотря на все трудности, приток поселенцев не уменьшался, и население колонии в 1630-е гг. росло быстрее, чем прежде. Новая торговая фактория была организована выше по течению реки Св. Лаврентия, в расположенном у слияния трех рек Труа-Ривьере117. В самом Квебеке были расчищены новые участки под запашку, появились первые улицы городского типа и пришлось расширять церковь. Иезуит Поль Ле Жён мог констатировать, что человеку, знавшему Квебек в 1620-е гг., в 1636 г. он показался бы «совсем другим. Он больше не казался маленьким укромным уголком на самом краю света». Когда писались эти слова, население всей Новой Франции едва насчитывало 400 человек, а Шамплен уже год как скончался.

Выдающаяся роль Самюэля де Шамплена в создании первого на Канадской земле постоянного европейского поселения часто преувеличена, чтобы сделать из него «отца-основателя» и провидца всех аспектов развития французской цивилизации в Северной Америке. Шамплен практически никогда не действовал в одиночку, поскольку приехал в Канаду при поддержке торговых компаний и оставался в ней исполнителем политики короля. К моменту его прибытия в Квебек торговцы уже создали французско-индейский альянс, который оставался критически важным для Новой Франции в течение долгого времени и после смерти Шамплена. Более того, его решимость закрепить Канаду за Францией, заселить ее и обратить в христианство противоречила интересам его индейских союзников, согласившихся терпеть его форпост в Квебеке только потому, что он защищал торговлю пушниной.

Однако Шамплен хотел создать колонию, а не торговый пост. Нахождение компромисса как с торговцами, так и с индейцами было его тактикой, но не целью. Не будучи ни купцом, ни высокородным доверенным лицом короля, Шамплен видел в создании канадской колонии свой собственный прожект и в течение двадцати семи лет продвигал его с таким упорством, которое явилось, по-видимому, решающим для ее выживания.

И мехоторговый аванпост в Квебеке так и оставался бы заложником коммерческой конъюнктуры и угрозы вооруженного нападения, то со стороны туземцев, то со стороны морских рейдеров вроде Кёрков, если бы французам не удалось создать вокруг этого аванпоста развивающуюся колонию. Настойчивые призывы Самюэля де Шамплена организовать поселение, с которыми он выступал более четверти века, сумели совершить переворот в сознании европейцев. Они заинтересовались землей и племенами Канады, что привело к замене спорадических контактов постоянным сообществом поселенцев. Если бы он не настоял на своем, пишет историк Марсель Трюдель118, «не было бы никакой Новой Франции».

Миссионеры, торговцы, немногочисленные фермеры: Канада в руках «Компании Ста участников»

Самюэль де Шамплен не оставил наследника, который продолжил бы его дело. В 1610 г. он женился в Париже на двенадцатилетней Элен Булле (ему самому тогда было около тридцати). И хотя в брачном договоре специально оговаривалось, что невеста не будет жить со своим супругом до достижения ею четырнадцатилетия, таких браков в то время совершалось немало. Семейство Булле было весьма влиятельным, и с помощью женитьбы де Шамплен повышал свой статус. Однако ничто не предвещало появления крепких супружеских уз. С 1620 по 1624 г. Элен Булле находилась в Квебеке, но большую часть жизни она провела в Париже. Когда в 1632 г. Самюэль де Шамплен возвратился в Канаду, он оставил супруге всю свою собственность во Франции и никогда больше не видел ее; в конце концов, она постриглась в монахини. Не оказалось у Шамплена преемника и в Квебеке. На место умершего Шамплена король назначил профессионального военного, французского аристократа Шарля Юо де Монманьи, который 12 лет пробыл в Канаде в должности генерал-губернатора (этого звания Шамплен так и не получил, хотя оно было у всех его преемников вплоть до наших дней).

Рост колонии, начавшийся в последние годы жизни Шамплена, продолжился при Монманьи. Тем не менее Новая Франция начала отставать от других колоний, созданных к тому времени в Новом Свете. Французские и английские колонии в бассейне Карибского моря процветали благодаря производству сахара; английская колония Вирджиния открыла для себя табак, а Новая Англия развивала рыболовство и разного рода коммерческое предпринимательство. Все они привлекали тысячи переселенцев. Когда в 1663 г. истек срок мандата, выданного КСУ на управление Новой Францией, население английских колоний в Северной Америке насчитывало 100 тыс. человек, а в Новой Голландии – голландской колонии на реке Гудзон – было 10 тыс. поселенцев. В Новой Франции же едва насчитывалось 3 тыс. колонистов, и торговля пушниной, которая оставалась единственным стимулом для привлечения сюда поселенцев, в значительной степени продолжала оставаться индейским промыслом. Французские торговцы пушниной практически не нуждались в работниках-французах, чтобы вести свою предпринимательскую деятельность в Квебеке, поэтому по окончании срока своих контрактов эти люди предпочитали возвращаться во Францию, а не оседать в колонии в качестве фермеров. Мечта Самюэля де Шамплена о создании крупного разносторонне развитого сообщества, которое выросло бы вокруг «поселения Квебек», оставалась нереализованной.

КСУ стала козлом отпущения, обвинявшимся в медленном развитии Новой Франции, но компанию едва ли можно было порицать за условия, которые препятствовали массовому наплыву поселенцев. Несмотря на неудачи первых лет деятельности КСУ и продолжавшиеся затруднения в сфере торговли пушниной, компания в действительности выполняла свои обязательства относительно колонизации, обеспечивала регулярный, хотя и не большой приток переселенцев. В период их правления несколько французских семей ежегодно приобретали землю и оставались на постоянное жительство, а также создавалось все больше общественных институтов. И все же население колонии было преимущественно мужским, а главным его занятием была коммерция, уходившая своими корнями в торговый альянс с гуронами и другими индейскими союзниками.

Тем не менее кроме коммерции появился другой мотив колонизации. Среди создателей Квебека протестантов было не меньше, чем католиков, и в течение первых семи лет колония вообще обходилась без священников. Однако во Франции по мере заселения новой колонии возник ажиотаж среди католиков, стремившихся приобщить к своей вере все недавно открытые земли, в том числе и Канаду. Прибывавших в Новую Францию миссионеров первоначально не интересовали духовные потребности немногочисленных торговцев и фермеров. Их привлекала возможность обращения в католичество аборигенов Северной Америки. Первые священники, приехавшие в колонию в 1615 г., были амбициозными реколлетами. Они почти сразу отправились в «большое путешествие» («le grand voyage») на каноэ по реке Оттава на земли гуронов. Та же цель вдохновляла иезуитов, прибывших в Канаду в 1625 г. Отчеты об их миссионерской деятельности – ежегодно публикуемые «донесения (реляции) иезуитов» – вскоре стали важным инструментом популяризации колонии среди состоятельной и образованной части общества во Франции.

Религиозный импульс, а не деятельность КСУ или торговля пушниной привел в 1642 г. к основанию Монреаля. Оно стало следствием действий группы французских религиозных мистиков, охваченных идеей создать в дебрях Канады город миссионеров. Руководил ими благочестивый военный Поль де Шомде де Мезоннев, а вдохновляла их энергичная и благочестивая мирянка Жанна Манс. Они собирались обратить индейские племена в католичество, убедив их поселиться вместе с французами и фактически стать ими, одеваясь, работая и думая, как французы. Однако аборигены в большинстве своем остались равнодушными к этой идее. Несмотря на идеализм и мужество многих основателей Монреаля, в 1650-е гг. миссионерское сообщество распалось, погрязнув в долгах и разочаровавшись в результатах своей деятельности. К этому времени потребности поселенцев и коммерция стали превращаться для Монреаля в raison d‘е́tre119.

Иезуиты избрали иную миссионерскую стратегию. Они предпочитали сами жить среди аборигенов, изучая их языки и общественное устройство, с тем чтобы более успешно обращать их в христианство. Иезуиты отправились ко всем дружественным французам племенам, но основное внимание сконцентрировали на гуронах как на самом большом, наиболее оседлом, организованном и влиятельном племени внутри «французского альянса». В 1634 г. преподобный Жан де Бребёф привел на территорию гуронов трех миссионеров, и через несколько лет иезуитская община там состояла из самих миссионеров их помощников, слуг и солдат – всего более пятидесяти французов. В 1639 г. преподобный Жером Лальман приступил к строительству укрепленной миссии Сен-Мари неподалеку от побережья залива Джорджиан-Бей. В этой миссии имелись часовня, больница, хлева для скота, дома для французов и для обращенных ими гуронов, и эта миссия представлялась и самим иезуитам, и их помощникам частицей Европы в самом центре страны туземцев.

В Новой Франции иезуиты оказались перед исключительно серьезным вызовом. Образованные люди, знатоки теологии и других наук, они столкнулись с тяжелыми физическими трудностями жизни в дикой местности, населенной варварами. Не менее обескураживающим представлялся им и образ жизни гуронов. Система воспитания детей, вступление в брак и похоронные обряды – все традиционные обычаи гуронов – казались миссионерам либо устрашающими, либо непонятными. Не могли вдохновить их и немногочисленные успехи их деятельности, так как, несмотря на активную миссионерскую работу, начавшуюся в 1615 г., к концу 1630-х гг. фактически ни один гурон не принял христианства по своей воле. Миссионеры тем не менее старались. Для некоторых из них те усилия, которые они предпринимали, чтобы понять индейцев, не утрачивая при этом своей веры, стали их личным интеллектуальным долгом. Однако более всего их поддерживал собственный глубокий религиозный пыл. Воспринимая все как Божью волю, они стремились смиренно принимать выпадавшие им трудности и говорили друг другу, что мученичество было бы знаком благоволения Господа. Их готовность к мученическому концу – а часто и жажда его – была проявлением глубокой и искренней духовности миссионеров, но это также предопределялось реальностью их жизненной ситуации. Так же как Самюэль де Шамплен и торговцы мехами, миссионеры становились жертвами жестоких войн, опустошительных эпидемий и всего того отвратительного насилия, которое возникает при столкновении одной цивилизации с другой. Лишь немногие из миссионеров избежали такой судьбы.

Когда Жан де Бребёф, Жером Лальман и другие священники и монахи овладели языком гуронов и стали изучать их общественное устройство, они дали много ярких описаний этого племени. Однако, несмотря на то что миссионеры адаптировались ко многим сторонам жизни гуронов и приобрели глубокие познания их обычаев и верований, иезуиты оставались неспособными обратить в христианство своих хозяев, а некоторые индейцы проявляли к присутствию чужеземцев неприкрытую враждебность. Те аборигены, кто сопротивлялся иезуитам сильнее остальных, обосновывали это весомыми аргументами. Миссионеры не только стремились подорвать сами основы гуронского общества, но и сеяли смерть повсюду, где только ни появлялись. Перемещаясь с места на место, миссионеры и их помощники невольно распространяли новые болезни, к которым у аборигенов никогда не было никакого иммунитета. В 1630-х гг. оспа и корь опустошили союзные индейские племена и тысячи людей умерли. К 1640-м гг. численность гуронов, а также многих их союзников-туземцев сократилась вдвое. Несмотря на это, иезуиты продолжали жить среди гуронов, ухаживая за больными, молясь за умерших и проповедуя свое учение. Получая значительную поддержку как от французской Короны, так и от властей Новой Франции, иезуиты смогли превратить свое присутствие среди гуронов в одно из условий сохранения франко-гуронского альянса. В 1630–1640-х гг. гуроны по-прежнему накапливали шкурки бобров (в основном покупая их у других индейских племен) и доставляли их в Квебек. По мере сокращения численности гуронов эта торговля, как и основанный на ней военный союз, оставались для них столь важны, что гуроны продолжали терпеть присутствие у себя иезуитов, несмотря на враждебность, которую испытывали к ним многие аборигены.

Ирокезские войны

Война с ирокезами 1609–1615 гг., в которой довелось участвовать Самюэлю де Шамплену, закончилась вооруженным перемирием. Однако начавшиеся в 1640-е гг. новые Ирокезские войны, которые остаются в числе наиболее кровавых из тех, что вообще велись в Канаде, уничтожили альянсы между индейскими племенами, определявшие существование Новой Франции с 1608 г. Соперничество между туземными племенами имело долгую предысторию. Но создание альянсов с европейцами, появление европейских товаров и европейского огнестрельного оружия сильно повысили ставки. Отныне каждое племя видело в своих противниках угрозу собственному существованию и препятствие на пути к своему процветанию и престижу. В результате могущественная Ирокезская конфедерация – Лига пяти племен отправила своих воинов, теперь уже знакомых с европейским огнестрельным оружием, в походы, которые являлись крупными и поразительно успешными боевыми операциями. В 1645–1655 гг. ирокезы уничтожили всех своих соперников из родственных им племен. За десять лет были полностью истреблены гуроны, петуны, нейтральные120 и эри, при том что каждое из этих племен насчитывало не менее 10 тыс. человек и представляло грозную силу во время прежних войн и стычек. В результате этих конфликтов под вопросом оказалось само существование французского сообщества в долине реки Св. Лаврентия.

В 1648 г. ирокезы захватили саму Гуронию. Под их натиском среди гуронов, уже ослабленных ужасными потерями от болезней, разгорелись внутренние противоречия. Некоторые из них видели в католицизме, миссионерах и союзе с французами единственную надежду на выживание племени, и впервые многие из них приняли крещение. Другие упрекали французов в том, что те несли ответственность за эпидемии и раздоры среди гуронов. Неспособные организовать эффективную оборону гуроны в 1648–1649 гг. были разгромлены. Преподобный Антуан Даниэль погиб во время атаки; Жан де Бребёф и племянник Жерома Лальмана Габриэль приняли ужасную смерть под пыткой, что было обычным ирокезским приемом ведения войны. Священники стяжали мученичество, которого они добивались, но самая важная миссионерская инициатива иезуитов в Канаде потерпела крах. Одна маленькая группка изгнанников основала общину гуронов-католиков в Лоретте близ Квебека. Но когда-то могучая Конфедерация гуронов прекратила свое существование, ее народ вымер, рассеялся среди союзных племен или растворился внутри победивших его ирокезских племен. Воины Лиги пяти племен начали атаковать других своих соперников. Новая Франция, где одинаково бедствовали миссионеры и коммерческие альянсы, могла быть лишь беспомощным наблюдателем уничтожения Ирокезской конфедерацией одного племени за другим. В конце концов французские колонисты напрямую ощутили мощь ирокезских сил, когда после разгрома туземных племен они напали на французов-поселенцев в долине реки Св. Лаврентия.

В 1660–1661 гг. отряды ирокезских воинов атаковали все части Новой Франции. Они осадили Монреаль, разграбили остров Орлеан, находящийся неподалеку от Квебека, и спустились вниз по реке вплоть до отдаленного поселения Тадуссак. Семьи колонистов-фермеров, напуганные отрядами воинов, готовыми устраивать засады прямо на краю их собственных полей, были вынуждены укрываться в укрепленных фортах. Все больше работников, чем когда-либо, возвращались во Францию, а торговля мехом стала занятием опасным и не слишком выгодным. Все же ирокезы, видимо, никогда не стремились к полному уничтожению Новой Франции, хотя, возможно, от их рук погибло около 200 колонистов. Ослабленные собственными потерями и желая не столько уничтожить французов, сколько сделать их более сговорчивыми, ирокезы никогда не предпринимали полномасштабного нападения на Монреаль или на любое другое поселение. Даже торговля пушниной не была полностью уничтожена. Утрата гуронами функции посредников предоставила алгонкинским племенам возможность превратиться в торговцев. Действительно, подвиг Адама Доллара Дез‘Ормо – солдата, который со всем своим отрядом погиб в 1660 г. во время безуспешной попытки напрямую захватить у ирокезов меха, показал, что сами французы были готовы отправиться на поиски пушнины121.

Хотя ирокезы и не планировали полного разгрома колонии, они тем не менее сыграли решающую роль в истории падения КСУ. Начиная с 1628–1629 гг., когда она пострадала от братьев Кёрк, компания постоянно испытывала финансовые затруднения. В кризисный период Ирокезских войн стало очевидно, что колония не только не способна себя содержать, но даже не в силах себя защитить. В 1663 г. Людовик XIV, который формально стал королем в 1643 г., а теперь лишь в двадцатипятилетнем возрасте вышел из тени советников и начал свое единоличное правление, продлившееся до 1715 г., решил дать новый толчок развитию Новой Франции. Он распустил КСУ. Колония никогда больше не зависела от коммерческой компании, вынужденной постоянно учитывать торговый баланс прибылей и убытков. Новой Франции суждено было стать королевской колонией под прямым управлением королевских министров и самого Короля-Солнца. Основанная Самюэлем де Шампленом колония – поселение, поневоле связавшее свою судьбу с коммерческим предприятием, стало королевской провинцией Людовика XIV.

Новая Франция под управлением Короля-Солнца

В 1663–1763 гг. Новая Франция управлялась французскими королями. И Людовик XIV, и его правнук Людовик XV стремились активно формировать колониальную политику, а их морские министры (морское ведомство в то время управляло не только военно-морским флотом, но и делами колоний) регулярно уделяли пристальное внимание положению колоний. Успешные министры десятилетиями сохраняли свою должность и оставили после себя тысячи страниц докладов, предложений и запросов со своими собственноручными вердиктами: «Bon» («Хорошо»), «Non» («Нет»), «Non absulement» («Ни в коем случае»), а также с краткими директивами политического характера, которые их сотрудники затем оформляли в виде подробных инструкций. Подлинным центром управления колониями стал громадный Версальский дворец, строительство которого началось как раз в те годы, когда Новая Франция перешла под прямую юрисдикцию Короны. В самой колонии власть от имени короля осуществлялась двумя должностными лицами. Генерал-губернатор – как правило, военный знатного рода, олицетворял собой и представлял королевскую власть. Он командовал вооруженными силами колонии, управлял «внешними сношениями» с колониями Британии и с местными племенами, а также председательствовал в качестве представителя монарха на официальных и общественных мероприятиях.

Из всех занимавших кресло генерал-губернатора колонии самым выдающимся был Луи де Бюад де Фронтенак – отважный военачальник, склонный к драматическим эффектам, занимавший должность в 1672–1682 гг., а затем вновь с 1689 г. до своей смерти в 1698 г. в возрасте семидесяти шести лет. Он был вдохновенным лидером колониальных войн, но его властное правление и постоянные попытки получать доходы от торговли пушниной, чтобы расплачиваться с долгами, вызванными его экстравагантным образом жизни, отталкивали от него многих людей. Фронтенак был не единственным генерал-губернатором, которому не нравились ограничения, налагаемые на свободу его действий, так как за текущие дела королевской колонии в действительности отвечало другое официальное лицо – интендант. Этот чиновник – выходец из менее знатного, «административного» дворянства122 – ведал выплатой денежного довольствия и снабжением провиантом, а также являлся главой гражданской администрации Новой Франции. Интендант отвечал за финансы, правосудие и полицию, которая выступала гарантией порядка и благополучия в колонии.

В помощь генерал-губернатору и интенданту был придан совет, так называемый Высший совет (Conciel Souverain) (позднее Верховный совет – Conceil Supе́rieur), который со временем превратился в Верховный суд колонии, опиравшийся на королевские суды первой инстанции. При королевском правительстве в колонии постепенно создавались вооруженные силы. При поддержке королевской казны институты управления Новой Франции могли выйти далеко за рамки того, что могла предложить КСУ. В штате сотрудников интенданта постепенно стали появляться клерки, судебные приставы (бальи), смотрители складов, портов и дорог. Даже Церковь ощутила на себе организационное влияние новой королевской власти. Сопротивление со стороны индейцев, фиаско миссионерской деятельности среди гуронов и растущие потребности колониального населения способствовали охлаждению страсти к миссионерству, которая была столь характерна для Церкви в первые годы колонизации. Епископ Франсуа де Лаваль, который прибыл в колонию во времена правления КСУ, не утратил своего огромного влияния, но переход управления в руки Короны в целом означал ослабление клерикального доминирования в делах Новой Франции. С другой стороны, королевская власть помогла духовенству создать новую епархию, сформировать структуру приходов и организовать систему сбора церковной десятины для обеспечения колониальных священников. С 1627 г. в Новую Францию допускались только поселенцы-католики, и хотя здесь терпимо относились к присутствию небольшого числа протестантов, протестантские бракосочетания и богослужения всегда находились под запретом.

Первым серьезным результатом введения королевского управления для населения Новой Франции стало окончание Ирокезских войн. Людовик XIV был готов защищать свою колонию и направил Кариньян-Сальерский полк, насчитывавший свыше тысячи солдат, на усиление колониальной милиции, отчаянно отражавшей нападения ирокезов. Полк прибыл в Квебек в 1665 г., имея приказ вторгнуться в ирокезские земли. И хотя войскам не удалось нанести ирокезам большого ущерба, их интервенция сыграла решающую роль. Ирокезы, уже испытывавшие большие трудности по причине колоссальных потерь из-за войн и эпидемий, заключили мир с Новой Францией и ее индейскими союзниками. Благодаря всеобщему мирному соглашению, достигнутому в 1667 г., следующие 20 лет прошли мирно. Небольшие группы индейцев из племени мохоук, принявших католичество, даже переместились к северу и основали Канаваке и другие селения этого племени рядом с Монреалем. Теперь королевская колония могла сконцентрироваться на вопросах своего собственного развития.

К концу 1660-х гг., когда французская колония в долине реки Cв. Лаврентия вновь стала расти, европейские поселения появились и в других местах современной Канады. В 1608 г. Самюэль де Шамплен отказался сделать Пор-Руайяль центром колонии, потому что установить контроль над очень протяженной и сильно изрезанной береговой линией Акадии было очень трудно. (Топоним «Акадия», очевидно, восходит к алгонкинскому корню, хотя его сходство с «Аркадией» – классическим символом сельского благоденствия – также способствовало его закреплению, тем более что Верраццано использовал его в качестве названия для части побережья Америки.) События первой половины XVII в. подтвердили прозорливость Шамплена. Хотя покинутую колонию в Пор-Руайяле вскоре вновь заняли французские торговцы пушниной и миссионеры, все усилия Жана де Бьенкура де Путренкура, Николя Дёни, Шарля де Сент-Этьена де Ля Тура и Шарля де Мену д‘Ольнэ создать здесь поселения вылились в основном в бессмысленные стычки. Еще более недолговечным оказалось английское предприятие. В 1620-х гг. сэр Уильям Александер, шотландский поэт и придворный английских королей из династии Стюартов, разработал детальные планы создания шотландской колонии к северу от Новой Англии. Из его экспедиции ровным счетом ничего не вышло, осталось только название – Новая Шотландия.