Вкус моря

Конечно, купаться тоже было и холодно, и опасно.

Конечно, ни Тиану, ни Ниру это не остановило.

Подруги, не сговариваясь, не обсуждая это заранее, скинули платья и осторожно спустились по плоскому камню.

– Ай! – взвизгнула Нира, когда новая волна чувствительно ударила по ногам, подсекая коленки. – Ну что мне стоило приехать летом?

– Летом здесь не было меня, – заметила Тиана. – Ну что же ты, дивная фея, струсила?

– Я? – Нира расправила плечи. – Никогда.

– А похоже.

Тиана широко улыбнулась и одним мощным движением бросила тело в холодную воду. Вода обжигала, но только в самые первые мгновения. Дальше можно было поймать волну – миргейлские детишки говорили "оседлать" – и нестись за ней вниз-вверх.

Нира догнала её довольно скоро. Золотая фея плавала ничуть не хуже, пусть и выросла не на побережье, а в горной долине. Впрочем, Нире многое давалось легко и просто.

Они скользили в волнах бок о бок. Как дельфины или те самые морские змеи, что мешали жить рыбакам и искателям морских приключений. Они всегда плавали так и так же танцевали – безошибочно чувствуя друг друга, даже с закрытыми глазами. С самого первого дня знакомства, уже и не вспомнить сколько лет тому назад. Именно от этой близости было больнее всего. Будто Нира её предавала и делала это так легко, почти весело.

Соль и горечь впитывались в кожу, в кровь, в кости, даже в душу. Если бы Тиана росла в Миргейле, у неё бы тоже были серые как море глаза, в которых шторма и бури клубятся при любом волнении. Но она была из Гьяччи, и в темноте её взглядов гасли даже чувства.

Это было хорошо, что борьба с волнами отнимала все силы и дыхание, а за их шумом не было слышно никаких слов. Потому что иначе нельзя было прервать разговор о всяких глупостях, и они с Нирой продолжали бы спор. А так можно было забыть обо всём на время и лишь чувствовать всей кожей, всей собой стремительное движение в глубину вод.

Взлетаешь на гребень – дыхание перехватывает от восторга, и – ухаешь вниз, будто с обрыва падаешь. Плавать – это почти летать, ведь верно же?

И когда погружаешься в серо-зеленоватую бездну с головой, когда, пусть и на краткое мгновение кажется, кажется, что закрутит, утянет, не выпустит, и когда выныриваешь, видя рядом такие же испуганно-счастливые глаза – в этом слишком много детского безрассудства. Упоение свободой. Пульс жизни мира, бьющийся в твоем собственном теле. Только ты и горизонт, и плывущая рядом подруга не нарушает гармонии этого дуэта. Потому что она – тоже часть тебя.

А после всего – выбраться на берег, растереть кожу грубым полотенцем, до жжения, почти до боли. Растянуться рядышком на плоских, едва прогретых камнях, укрываясь войлочным плащом. Переговариваться под рокот и плеск волн – прерывистым шёпотом.

– Он сказал, что верит в этом мире только мне, Ти. Что все остальные давно пропитались ядом времени, потеряли не только чистоту души, но и рассудок. Что в скором времени всё должно измениться разительно, мир содрогнётся до основания, и я должна быть рядом с ним, чтобы не потеряться в грядущем шквале.

Слова тоже рассыпаются на искристые брызги, разбиваясь о камни.

– Он сказал, пришёл час что-то решать. Я не могу ему не верить, Тина, но и представить, что в моей жизни наступает что-то новое, не могу. Я, наверное, просто уже слишком старая для такого. Я давно вошла в колею и двигаюсь дальше и выше, но только по ней одной. А он предлагает даже не разрушить столь кропотливо возведённые мной стены – год за годом по кирпичику! – а и вовсе сделать вид, что их больше нет. Стать другим человеком. Не могу. Не умею. Боюсь. И ещё больше боюсь, что он не примет меня такую, как есть. Понимаешь? Это ведь означет лишь то, что ему нужна не я, а кто угодно на той роли, что он придумал.

Камень под щекой тёплый, чем сильнее прижимаешься – тем теплее, а взгляд Ниры холоден, будто осколки льда.

– Поэтому "Эдера". То единственное, что нас объединяет наверняка. Что важно и нужно нам обоим. Что он во мне любит и ценит. Пусть посмотрит. Пусть увидит. Пусть вновь вспыхнет тем огнём, что всегда – всегда! – пылает во мне.

– А если не увидит? Не поймёт?

Нира покачала головой.

– Не может быть, Ти. Просто не может быть. Для него этот сюжет один из первых любимых в жизни. Знаешь, бывают такие истории, которые ещё в детстве врезаются в память, потом не вытравишь ничем.

– Знаю.

– Они у нас общие, Ти. И "Эдера" – главная. Это мой единственный шанс, я не могу его упустить.

Тиана резко села, отвернулась от распластавшейся на камнях Ниры, уставилась в горизонт.

– Слушай, а чего ты вообще хочешь? Ну помимо всего этого бреда про неизбежные скорые перемены и вот это всё? Ну не женой же его стать, в самом-то деле?

Нира молчала как-то подозрительно долго.

– Нира?

– Не знаю, что тебе ответить, Ти.

Тиана горько усмехнулась. Ну, разумеется! А чего ещё она ждала?

– А как же Маро? – прекрасно зная ответ, спросила зачем-то. – Ты его больше совсем не любишь?

– Люблю, наверное. И мне больно от того, что я с ним… вот так. Мы очень долго были вместе. Мы прошли через многое такое, что никому больше и не расскажешь. Но пришла пора этому заканчиваться. У меня уже закончилось, только осталось какое-то жгучее больное чувство к человеку, столько лет бывшему родным. Не жалость, именно любовь, но какая-то… будто к мёртвому, исчезнувшему из жизни, к воспоминанию. А ведь он рядом ходит.

– Ты ему сказала?

– Пока нет. Вернусь и тогда… Тогда всё наконец будет ясно.

– Думаешь, будет?

– Да. И или я прощусь с Маро и начну что-то новое. Или…

– Или – что?

– Вернусь к тебе, будем жить, как мечтали, в маленьком домике на берегу холодного моря. Ты будешь мыть свои кружки в трактире. Я… я могу научиться ловить рыбу.

– Я устрою тебе протекцию, – пообещала Тиана. – Дядька Лидоу возьмёт тебя полы мыть и развлекать посетителей непристойными песенками по вечерам. Платить будет харчами и медной монетой.

– Звучит прекрасно.

– Я тоже так думаю. Ты сама-то чего хочешь? Именно его и именно с ним? Или затыкала чёрные дыры в собственной вселенной с тем, кто просто оказался рядом? Мне можешь не отвечать, главное, себе ответь. Потому что, если первое… тогда нужно просто серьёзно с ним поговорить. Что да – люди меняются, иногда медленно и под прицелом обстоятельств, иногда просто выпускают на волю то, что не решались раньше… И если ты его устраиваешь только в одном своём воплощении, только на одной драконовой полке шкафа – то это не любовь. И даже не страсть. Это то, что делали со мной. Когда рядом нужен не человек, а то, что он лично для тебя почему-то воплощает. Тепло там. Или сочувствие. Или смелость. Или – да демон разберёт!  Но это если ты сама – искренне и от души всё.Если нет, и он просто это понял… Ну ты понимаешь, да? Да и я говорила тебе когда-то, пусть и по другому поводу… Тогда ты используешь его. И да – это можно делать, правда. Но только, если человек знает и готов, чтобы его использовали. Но… ты понимаешь, что это всё – мои мысли? Моё сугубо личное восприятие. А я, учитывая мой собственный опыт, – не лучший советчик. Да, кажется, кто-то из вас использует другого. А, может, оба сразу? Тогда – договоритесь. Может, получится.

– Ты ещё больше всё усложняешь, – вздохнула Нира. – По мне так, жизнь проще: любишь – люби. Перегорела – уходи.

– Я пристрастна, моя фея. Я не очень хорошо отношусь к твоему лисьему графу. Хочешь, кстати, расскажу почему? И я очень люблю и ценю тебя. Мне бы не хотелось отдавать тебя в грубые бесцеремонные лапы кого бы то ни было.

– Ты и Маро не любишь.

– Он – грубый и бесцеремонный как раз. А этот, новый…

– Любовь не выбирают. С ней учатся жить. Я вот учусь… пытаюсь.

– Что такое любовь? Ты в неё ещё веришь? Как по мне, любовь – это то самое доверие и понимание. Готовность кушать другого таким, какой он есть. Бывает ли так? Не знаю, честно. Учишься – это хорошо. Я пять лет училась. Мне скорее понравилось. Но вот засада… Если в моей жизни когда-то будет кто-то ещё – он получит куда худшую версию меня, чем была до этих пяти лет. Более циничную и менее искреннюю. Ты идёшь по тому же пути. Хочешь ли ты этого? Если – да, то иди смело. Его многие проходят, не страшно. Если нет твои дела плохи

– Ох, Тина…

Тиана, даже не оборачиваясь, знала, что Нира плачет.

– Не реви. Уж чего-чего, а слёз этот твой лис точно не заслуживает.

– Что у вас там с ним вышло? Это было в Обители? Когда ты попала под подозрение в ведьмовстве?

– Именно тогда. Он собирался меня пытать, Нира. Огнём, как и положено. Дабы я очистилась от тьмы, скверны и немножечко от собственной шкурки. Поэтому мы с тобой, конечно, хорошо обсуждаем здесь высокие материи и природу любви, но… Ты уверена, что знаешь этого человека? Что готова встать рядом с ним – вот таким?

– Он – не нежный расхлябанный музыкант, к которым мы привыкли. Верно. И не горделивый аристократ крови. Он – воин и маг, суровый, временами жестокий. Истово верующий в своего бога и свою правоту. Он просто не знал тебя, поэтому у вас так получилось. Ты для него стала просто ещё одной из тех, кто разрушает этот мир. А у него это болит и кровоточит беспрерывно. Я вас потом познакомлю, вы поговорите, поймете друг друга лучше.

– Не думаю. И то, как он влияет на тебя, мне тоже не нравится. То есть, ты полагаешь, что всё дело только в том, что он меня не понял? А если бы на моём месте был другой, вовсе не близкий тебе человек, с непонятными тебе взглядами и целями, то тогда его можно – огнём?

– Ти, ты сама, когда речь зашла о кровавых казнях в Террузе, от Реймара ди Вьеноцци в сторону не шарахнулась. Хотя он при тебе вслух говорил о том, как резал, топил, вешал и жёг. То есть, Реймару можно, а остальным нет?

Тина подобрала мелкий плоский камешек, бросила его в воду. Потом второй. Третий.

– К слову, о Реймаре. Нира, если ты знаешь, что природа моих чувств к этому человеку несколько сложнее общепринятой, то что и какого демона ты делаешь?

– Мне кажется, ты уходишь от вопроса.

– А мне кажется, я только сейчас задала действительно важный вопрос. Который не про тебя и твои метания между двумя не сильно симпатичными мне людьми, а про нас с тобой. Нира, какого демона?

Четвёртый камень был побольше и до моря не долетел, гулко бахнул о каменную плиту. Белый язык пены попытался слизнуть его, но не преуспел.

– Тебе настолько невыносимо будет его видеть?

"Настолько!"

Тиана почти ощутила, как рванулась запертая в клетке тела душа. Вот прям так – стать чайкой над волнами, нет, даже безнадёжно нахальным чаячьим криком, кружить, ловить рыбку и ни дракона не помнить.

– В "Тина, тебе не настолько больно" я когда-то уже играла, напомнить? – сказала она вслух. – Да, я вполне смогу выносить его присутствие, поздравить их с её высочеством с обретением супружеского счастия и даже не буду потом рыдать в твоё плечо. Ты это хотела от меня услышать?

– Тина, дело вовсе не в размере и уровне боли, который ты способна выносить. Я же не об этом. У вас же ничего, ну такого, не было, верно?

Шестой камушек тоже не долетел. Разбился в мелкую крошку.

– Такого? Такого, безусловно, не было.

– Ти, мне это очень нужно. Чтобы "Эдера" в этот раз была совершенна. Без тебя не получится.

– Можно подумать. Найди любую южанку-танцовщицу, справится даже лучше меня.

– Нет, Ти. Не справится.

– Это почему же?

– Потому что она просто не будет тобой.

Золотые волосы выпутались из косы, летели по ветру, обрамляя одно из самых диковинных лиц в этом мире. Тиана смотрела на подругу и думала, что хорошо бы вовсе сорвать этот демонов спектакль, чтобы только не отдавать эту глупую женщину самому неподходящему для неё мужчине.

***

Вечер выдался какой-то особенно шумный. Танея Ольдши праздновала удачный улов. Господин Диррэ – юбилей своего вдовства. А юный Тимме, сын мельника, просто надирался в компании друзей, набираясь храбрости, чтобы просить руки своей подруги у её сурового отчима.

Тиана сновала с подносами между столами. С кем-то из посетителей беседовала, над кем-то даже подшучивала незлобно. Кое-кто из подручных Ап-Тинара протянул было руки к Тианиному пышному бюсту и получил коленкой в бок – благо очень уж удобно сидел. Наглец взвыл и хотел было показать наглой трактирной девке её место, но Ап-Тинар угомонил его одним словом.

Этот господин умел внушать уважение, несмотря на то, что был таким же просоленным морским ворюгой и разбойником, как чубатый Чазрек. Только Чазрек всегда смотрелся истинным головорезом и предводителем шайки озлобленных и очень зубастых зверей. Ап-Тинар же был солиден, рассудителен и незыблем, как замшелый утёс, крайний на выдающемся в море мысе. Он был примерно тех же лет, что и Лидоу, и из них провёл на твёрдой земле и в море примерно равное число. Седой, кряжистый, с обветренным коричневым лицом, Ап-Тинар одевался в неизменную кожаную одежду, принятую у северных моряков ещё, наверное, со времён Гартайха Драконоборца. Его молодцы ему подражали, только украшали куртки и шляпы бахромой, бронзовыми пряжками и странными диковинками. Лидоу посмеивался: и над ними, и над Тианой, оказывавшей команде Ап-Тинара явное предпочтение перед другими гостями.

– Уйдёшь от меня к этим бродягам, – приговаривал седоусый трактирщик. – Будешь морской разбойницей, как Ольдши.

– Она разве не рыбачка? – усмехалась Тиана.

– Рыбачка-то рыбачка, – откровенно веселился Лидоу. – Но при этом я буду не я, если встречал когда-либо большую разбойницу, чем эта бестия!

Тиана не спорила. Танея относилась к ней неизменно добродушно-снисходительно, но так-то покладистым характером и добрым нравом вовсе не отличалась. В этот раз она уже успела сцепиться и с кем-то из рыбаков, и с Чазреком, и даже с самим Лидоу проорались от души. Потом, правда, выпили, облобызались и принялись вдохновенно мыть косточки соседям.

Потом Тимме подрался с Берхе Долговязым и их пришлось выводить на воздух, пока не перебили всю посуду.

А после всего пришла Нира сол Гразза. Нарочито скромно и даже избыточно простовато одетая, она вошла под одобрительный гогот и переглядывания почти всех гостей мужского пола и ревнивую гримасу Танеи. Графскую дочку в ней, конечно, никто не опознал – слишком уж давно она не бывала в этих местах, пусть её отцу и принадлежала половина Верескового Архипелага. Тем не менее на фоне местных пьяниц и солёных бродяг она смотрелась даже более чужеродно, чем Тиана с её откровенно южной внешностью. Словно райская птица, затесавшаяся в стаю ворон.

Решительно и непреклонно Нира прошла к стойке.

– Доброго вечера вам, дядюшка, – с лучезарной улыбкой обратилась к трактирщику.

– И вам не хворать, сударыня, – поклонился Лидоу. – Чем-то могу помочь?

– Быть может. Мне тут по большому секрету сказали, что у вас может найтись для меня работа.

Тиана, до этого вполне успешно притворявшаяся мебелью, ошеломлённо уставилась на подругу.

Глава пятая. Огонь внутри

Не опускается мгла,

    чтобы не смог я прийти

    и чтобы ты не смогла.

    Все равно я приду -

    и пускай скорпионом впивается зной.

    Все равно ты придешь, хоть бы

    хоть бы губы сжигал тебе дождь соляной.

    Не подымается мгла,

    чтобы не смог я прийти

    и чтобы ты не смогла.

    Я приду,

    бросив жабам изглоданный мой огнецвет.

    Ты придешь

    лабиринтами ночи, где выхода нет.

    Не опускается мгла,

    не подымается мгла,

    чтобы я без тебя умирал,

    чтобы ты без меня умерла.*

Нира пела негромко, едва ли в половину силы своего голоса. Но её всё равно слушали. Позабыли свои печали и радости, прервали на полуслове разговоры – только для того, чтобы внимать, затаив дыхание, мерцающим переливам бархатного звука.

Райская птица, залетевшая в пропитавшийся дымом и винными парами зал. Даже серенькое платье не спасало от этого впечатления. Даже то, что Нира нарочно не прибегала к прочим проявлениям своего очарования: ни танца, ни летящих по ветру золотых кос, ни проникновенных взглядов. Она просто сидела, чинно сложив на коленках руки, и пела.

– Откуда ты её выкопала? – улучив момент, шепнул Лидоу. – Ко мне уже стянулась вся Кантипурра, чтобы её послушать, и скоро придётся перебираться во двор, чтоб люди на головах друг у друга не сидели. А там холодно и мерзко.

Тиана пожала плечами. Раскрывать инкогнито Ниры сол Гразза она не собиралась. Захочет – сама скажет.

– Она собралась петь здесь всё то время, что гостит у меня. Так что, думаю, все успеют её послушать. Без давки и преодолений.

– Прекрасно. Воистину, Тиана, идея нанять тебя была послана мне самым добрым и милостивым из богов. Ты приносишь пользу и доход, не только работая за пятерых, но и другими совершенно неожиданными способами.

Тиана не спорила. Она была с полностью согласна, искренне полагая одним из своих главных даров на этом свете – знакомства и встречи с необыкновенными людьми.

Все испортила Танея Ольдши. Вышла из-за стола, покачивая бедрами, излишне обтянутыми красной кожей брюк. Повела шальным кошачьим взглядом.

– А что-нибудь менее заунывное можешь? – спросила у Ниры. – Чтобы повеситься не хотелось?

В зале неодобрительно загалдели. Всем остальным пение Ниры нравилось. Разве что Чазрек хохотнул и, витиевато ругнувшись, предложил исполнить непристойную песенку про трёх невинных мышек, отправившихся прогуляться на сельскую ярмарку. Песенку знали даже дети, что совершенно не мешало ей перечислять слишком уж пикантные мышиные приключения во всех подробностях.

Нира улыбнулась.

– Мне кажется, что про мышей вы прекрасно споете и без меня. А, пока я здесь, можно узнать что-нибудь новое. То, что вам незнакомо пока еще.

– А оно нам надо? – присвистнула Танея.

– Расширить рамки познания всегда полезно.

По безмятежному лицу Ниры ничего нельзя было понять, но как раз это и говорило о том, как она задета.

– Рамки? Чего? – нарочито грубо фыркнула Танея. – Нет, я не спорю, голосом ты владеешь мастерски. Всякие там штучки и приёмы. Но живой жизни в твоих ужимках нет. Так – жеманство и самолюбование. Ах, как мы все тут страдаем. Хотя сама-то всех мук повидала: зуб, сломанный о гранит бесполезной науки.

Нира побледнела. Потом покраснела. Пото резко встала и одним шагом преодолев расстояние, разделявшее её и Ольдши, выхватила у той из рук стопку с "огнёвкой". Выпила залпом, Тиана впервые увидела, что она так умеет. Потом запрокинула голову и опалённым горлом, не пользуясь ни одним из тех приёмов, что так не нравились Танее, запела вновь. Без ухищрений, правильного дыхания и лишь отбивая себе ритм каблуком туфельки.

– Не позабудь меня в пути,

не позабудь меня во сне!

Утихнет боль, как ветер стих,

забудешь дом, как прошлый снег.

Я знаю, синяя вода

любовь уносит без следа,

а унесёт – спроси: "Куда?" —

она не скажет никогда,

не скажет никогда.

Уж скоро год, как ты ушёл,

и нет ни писем, ни вестей.

Ах, только выдержал бы шёлк

на парусах шхуны твоей!

Пусть мачты в море не снесёт —

уж если потемнеют дни,

сомнётся платье синих вод…**

На какое-то время все замерли. Тишина стояла такая, что казалось, что до этого в трактире было шумно. Хрипловатый от "огнёвки" голос Ниры пробирал до костей, ознобом охватывал позвоночник и немилосердным огнём душу. Тиана сама не заметила, как вцепилась в руку стоявшего рядом Лидоу изо всех сил. А ведь она знала Ниру много лет! Что уж говорить о тех, кто впервые попал под её чары.

– Пряду я пряжу день-деньской,

не устаёт моя рука.

Сумею я из пряжи той

верёвку свить и холст соткать.

Ах, только, только б моряка

вода навеки не взяла!

А заберёт – петля крепка,

не разорвать тогда узла,

не разорвать узла!**

Когда она закончила, молчание длилось ещё долго. И только потом зал взорвался. Видавшие виды рыбаки и солёные братья-приключенцы колотили ладонями по столам, свистели и чуть ли не захлёбывались, пытаясь высказать одновременно все чувства, вызванные простой песенкой. Нира стояла посреди всего этого безумия, так же скромно потупившись, как в самом начале.

"Тоже мне скромница" – усмехнулась Тиана, когда её отпустила охватившая было дрожь.

Танея скривилась. Окинула соперницу ещё более пристальным взглядом, чем до этого. И внезапно порывисто обняла и расцеловала в обе щеки.

– Умеешь. Беру свои слова обратно. Огнём горишь, а не мастерством играешься. Иди присядь со мной рядом.

Нира возражать не стала. Действительно пошла с ней и сидела среди её "мальчишек", улыбалась, пела и пила, будто это было для неё самым привычным делом. И, когда Тиана отправилась спать, с ней наверх не поднялась. Осталась ещё полночи развлекать припозднившихся посетителей и пришла только под утро, валясь с ног от усталости.

Так продолжалось всю неделю: Нира пела, Лидоу в восторге собирал невообразимую прежде выручку, приставил к своей "птичке" Тамиша, чтобы охранять от любых посягательств. А когда Тиана засобиралась в Миргейл провести законный выходной, трактирщик помимо обычной корзинки вручил ей увесистый кошель с монетами.

– Ты же мне уже платил на этой неделе, – сказала Тиана.

– Я помню. Был бы я успешным, если бы забывал такие вещи. Это твоя подруга велела все её заработки отдавать тебе. Сказала, что для Вэй и Таи.

Тиана кивнула. Стоило догадаться сразу. Будить Ниру, чтобы поговорить об этом, она не стала. Тем более, что накануне та решительно отказалась составить ей компанию. Сказала, что останется в трактире, а себе выходной попросит попозже.

Конечно, можно бы было этих денег не брать. Но… Ведь не надеялась же Нира таким образом купить Тианино согласие? Она ведь знала свою подругу много лет и не могла не понимать, что это бы не сработало. Нет, Нира так поступала от чистого сердца. Искренне желая помочь. И вот как раз это сковывало по рукам и ногам.

***

Фалько уже довольно сносно управлялся со своей "Крылатой", и Тиана даже не пыталась лезть ему под руку с советами. Просто сидела, уперевшись руками в доску скамьи, подставляя лицо солёным брызгам и ветру. Лодка скакала по волнам, как норовистый конь, и как раз это Тиане и нравилось больше всего. И Тьеверра, за эти дни превратившийся из столичного щёголя в романтического героя, эдакого морского бродягу, овеянного дыханием дальних странствий, тоже нравился. Тёмные кудри Фалько теперь перевязывал тёмной косынкой, обзавёлся тканым узорчатым плащом – который, конечно, легко промокал, но всё равно защищал от холода. Научился носить рубахи и вязаные свитера, как у местных, даже какой-то залихвацкий вид себе попытался придать. Мягкие черты лица и подёрнутый мечтательной дымкой взгляд, конечно, никуда не делись, но всё равно – так было лучше.

Или просто было слишком похоже на одного человека, чья тень ничуть не потускнела за минувшие годы.

– Что мне делать с Нирой? – прямо спросила Тиана, когда они с Тьеверрой выбрались на совсем крохотный островок, где не было ничего кроме родника в гроте и множества камней вокруг.

– А чего тебе самой хочется?

– Не знаю, я не умею ей отказывать, никогда не умела, ты знаешь, почему… Но мне нельзя на эту свадьбу.

– Из-за Реймара ди Вьеноцци? – Фалько и не думал казаться деликатным. – Да брось. Не первая твоя глупая влюблённость и не последняя.

– Самая нелепая была в тебя, – не удержалась от ответной колкости Тиана. – Но дело не в этом. Этот Нирин возлюбленный – тот самый мерзавец, который хотел меня сжечь за ведьмовство. Думаешь, ему не захочется повторить сей подвиг при новой встрече?

– Скажи об этом Нире прямо.

– Она полагает, что мы просто друг друга не поняли. И что нам позарез нужна новая встреча, во время которой всё и прояснится.

– Может быть, она не так уже и не права? Ти, повернись чуть-чуть, чтобы свет лучше оттенял изгиб плеча и шеи.

– Фалько, если по поводу Реймара ещё могут быть сомнения, то этот лисий граф – мерзавец. Совершенно точно.

– Я бы и насчёт твоего Ройма-Реймара не сомневался, – почти мурлыкнул себе под нос Тьеверра, и Тиана предпочла сделать вид, что не расслышала.

Фалько полистал свой альбом, закрыл и убрал в сумку. Повернулся к подруге, глядя прямо в глаза.