Полная версия
Две кругосветки
Луша лежала молча, пытаясь собраться с мыслями.
Платья… Завтра с утра и впрямь должны были доставить платья, заказанные для Луши у портного. А после обеда был назначен отъезд в имение Лангсдорфа, где-то на побережье. Туда же ближе к декабрю собирался переехать и сам консул. По уверениям консула, тамошний климат был более благоприятен для здоровья, а декабрьско-январская жара не столь изнурительна. Следовательно, изучение феномена новой антропологической расы полиглотов происходило бы эффективнее.
«Завтра они снимаются с якоря», – снова вспомнила Луша и нахмурилась, досадуя на себя за отсутствие выдержки. Надо же было, вместо того чтобы всё спокойно разузнать, грохнуться в обморок! Луша мысленно пообещала себе не совершать подобных оплошностей впредь.
Она прикрыла глаза и долго лежала так молча, не двигаясь. Мануэла, видимо решив, что «бедняжка заснула», тихо вышла из комнаты.
Луша подождала ещё немного и решительно откинула лёгкое покрывало.
«Вот опять этот Руська где-то рядом, но мы не вместе», – думала она, выуживая из комода штаны и рубаху, в которые её предполагали переодеть, пока вдруг не выяснилось, что она девочка.
Руки слегка дрожали, но надо было спешить на пристань, пока Руську не сдуло в море. Попутным ветром, ага. Как в прошлый раз, в двенадцатом году, – улетел на воздушном шаре, только она его и видела.
Луша натянула мальчишескую одежду, грустно провела ладонями по стриженой голове. Вспомнила о новых платьях, которые так и не доведётся поносить. Хотела написать записку милому суетливому Лангсдорфу, но побоялась шастать по дому в поисках пера, чернил и бумаги.
Постояла, перебирая разные вещицы – бусы, цветные пёрышки, шарики из обожжённой глины, которыми здешние бразильские мальчишки метко стреляют из специального лука. Оставила всё, кроме медальона на шёлковом шнурке. И конечно, сунула в карман чудом уцелевший во всех перипетиях перочинный ножичек.
Собравшись, осторожно залезла на подоконник. Подумала о том, как расстроится ласковая Мануэла, вздохнула виновато и бесшумно спрыгнула в сад.
Был ли мальчик?
Шлюп мерно качало. Луша улеглась на узкую койку поверх шершавого шерстяного одеяла, заложила руки за голову и предалась размышлениям.
Итак, Руськи на «Востоке» не оказалось. Стоило, конечно, сначала всё хорошенько проверить, прежде чем что-то предпринимать. Луша оправдывала своё поспешное и не слишком обдуманное бегство из Рио тем, что узнала о существовании загадочно похожего на неё юнгу слишком поздно. У неё не было времени. Ведь наутро «Восток» уходил в море. Осталось бы ей потом только локти кусать…
Нет, ну прямо детективная история: говорят про юнгу, портрет его показывают, а где мальчик – непонятно. Да и был ли мальчик?
* * *Прямо расспрашивать о Русе Луша не решалась. Существовали правила, обязательные для любого хронодайве-ра, и ребята их уже знали. Во всяком случае, Луша. Она твёрдо запомнила уроки Георгия Александровича. Подобные вопросы, а также рассказы о своём истинном происхождении были запрещены. Слушай, смотри, думай. Ты – вроде разведчика, хотя и ничего не имеешь против людей, с которыми ты рядом. Просто потому, что вмешательство в прошлое – штука опасная. Для всех.
У настоящего хронодайвера, как у разведчика, должна быть своя легенда. С легендой у Луши было не всё ладно – правдоподобно объяснить её появление в трюме португальского «работорговца», приплывшего в Бразилию от африканских берегов, было бы, наверное, не под силу самому Г. А. Поэтому, когда её пытались расспросить, откуда она, Луша просто делала вид, что ничего не помнит. Это было несложно, потому как после всех этих событий у неё и правда первое время всё в голове путалось. В ответ на фразу, сказанную на одном языке, отвечала фразой на другом. Не нарочно – просто так получалось.
Вот-вот. Не нарочно. И в прошлое Луша нырять не собиралась. Всё произошло случайно, и она ничуть не виновата…
«Сильные неконтролируемые переживания – главная причина всех „нырков“, – постоянно твердил им Георгий Александрович. – Вы должны научиться сдерживать эмоции».
Ага, только вот если летишь в пропасть, почему-то трудно сдерживать эмоции. Почему бы это?
Луша поёжилась, завернулась в одеяло и какое-то время сидела нахохлившись, с тоской перебирая в памяти события последнего школьного лета.
* * *Последние полторы недели этих таких неожиданно коротких каникул она провела без Руси. Первый раз в жизни они с братом отдыхали порознь. Луша вспомнила, как уезжала в Зюкайку, как они долго стояли на перроне в ожидании посадки.
– Лошадки-лошадки!.. – бубнил брат огорчённо. – Оставайся! Сколько можно туда гонять! Там даже рысью ездить не разрешают. Верховая прогулка – шагом… Скукотища! На черепахах и то, наверное, интереснее, – продолжил он, поминутно оглядываясь на пришедшего проводить Лушу Макара, словно призывая его в союзники.
Макар только улыбался.
– О галопе[23] я и не говорю. Они слова-то такого не знают, – всё больше распалялся Руська, не замечая, как розовеют Лушины щёки.
– Да ты ведь сам говохил, что всё хавно быстхо ездил, – влез в разговор младший брат Федька.
Руся отвёл в сторону плутовато замаслившиеся глаза, закивал смущённо, согласился, понизив голос:
– Я, Федя, нарочно отставал ото всех, а потом догонял. Рысью. Шагом же не догонишь…
Вокруг засуетились. Началась посадка.
Внезапно став серьёзным, Руся повернулся к сестре:
– Лу, ты там поосторожнее. Шагом езди. И к лошади сзади не подходи.
– А то я не знаю! – возмутилась Луша, поцеловала брата и полезла в вагон.
Поезд тронулся. Мокрый после вечернего дождя перрон медленно поехал назад. И все они – Руська с Макаром, и мама с папой, и маленький Федюня – разом замахали руками, запрыгали, закричали что-то на прощание…
* * *Луша тряхнула головой, отгоняя непрошеные слёзы. Может, Руська дома? Портрет – единственное серьёзное доказательство его пребывания в прошлом. Как портрет попал к Лангсдорфу – загадка. А может, рисунок этот ещё с 1812 года, со времени их первого погружения в прошлое, по истории болтается? Вполне мог сохраниться, всего-то пять лет прошло. Руся ничего такого не рассказывал, но мало ли…
Если так, всё довольно глупо получается.
Луша нахмурилась. Потом, кое-что сообразив, иронически постучала себя согнутым пальцем по бритому виску: «Чего это я? В тысяча восемьсот двенадцатом году у Руси волосы гораздо длиннее были!»
Вдруг её осенило. Она вспомнила, как ещё весной, во время очередного визита Г. А., они сидели дома в гостиной и Г. А. рассказывал им о разных важных вещах. В конце разговора они уже немного устали. Руська то и дело вскакивал, с рассеянным выражением лица бродил по комнате, выглядывал в окно. Чувствовалось, что ему не терпится на улицу. Там, судя по всему, между ребятами затевался какой-то очередной фехтовальный турнир.
А Георгий Александрович рассказывал об «эффекте близнецов». «Между близнецами очень сильная связь, – объяснял хронодайвер. – Если нырнёт в прошлое один, то следом может „улететь“ и другой». С его слов выходило вот что. Бодрого человека в здравом уме и твёрдой памяти в прошлое, конечно, не утащит. А вот если заснёшь, вслед за братом или сестрой унесёт обязательно: люди во сне теряют над собой контроль.
«Эффект близнецов», точно! Допрыгалась с раннего утра по лесным тропинкам… Руська-то наверняка в такую рань ещё спал. Всё сходится. И портрет его.
– Я Руську за собой «утащила», – вслух сказала Луша, горестно качая головой, – я, стало быть, и должна его найти. Он-то ведь не понимает, почему здесь. И что я поблизости – не догадывается…
* * *Честно говоря, почему она – здесь, Луша тоже не догадывалась.
Она как-то спросила у Георгия Александровича, как хронодайверы определяют, куда ребёнок «нырнул». Он ответил – есть специалисты…
– А вы – специалист? – не отставала Луша.
– Ну, отчасти, – уклончиво ответил он. – Видишь ли, бывают простые случаи. Известно, например, про человека десяти лет, что он, перед тем как исчезнуть, кино про Спартака три раза за неделю посмотрел. И дома у него на стенке щит римского воина-легионера прибит, человек его сам из картона смастерил и раскрасил. А ещё у него есть меч-гладиус[24], правда деревянный, – это уж они вместе с папой выточили. И как ты думаешь, где этого человека искать?
– Ну, точно не в тысяча восемьсот двенадцатом году, – улыбнулась Луша. – А он и пропал вместе со своим папой? – уточнила она озабоченно.
– Если бы!.. – Георгий Александрович вздохнул, потёр ладонью лоб, потом уточнил: – Его папа – хронодайвер.
– А его нашли?
– Ищем.
Луша сделала большие глаза. Страшное дело! «Куда мир катится?» – как сказала бы бабушка. Если уж хронодайверские дети пропадают, то что про обычных «нырков» говорить…
* * *В целом, если следовать логике Георгия Александровича, получалось как-то странно. На что ей, Луше, этот 1819 год сдался? Она вообще про Беллинсгаузена и Крузенштерна знать ничего не знала до этой весны.
А весной Руськиному дружку Макару попалась какая-то книжка про морские путешествия. «Водители фрегатов» называлась. И он увлёкся вдруг парусами и дальними плаваниями, стал и другие книжки о путешествиях читать, карта мира у него над кроватью появилась.
С этой картой вообще смешная история вышла. Она до того, как её торжественно на стенку водрузили, у Макара полгода за шкафом простояла. Дело так было.
Однажды на уроке Макар нулевой меридиан пытался отыскать. Долго искал. На карте России искал. И никак не мог взять в толк, отчего он не находится. Учительница тоже удивлялась. Она думала, уж Лазарев-то знает, к какой карте подойти, чтобы этот самый меридиан обнаружить.
Словом, к окончанию прошлого учебного года Лазарев карту мира в подарок получил. Лично от географички. Он взял, покраснел, поблагодарил вежливо. И долго эта карта, свёрнутая в трубочку, у него дома в углу стояла. А весной переворот случился. Макар сам карту достал, развернул и на стенку повесил. Какие-то стрелки на ней начертил, кораблики нарисовал. Увлёкся человек, что тут скажешь.
Так что если кому и нырять ко всяким Крузенштернам и Беллинсгаузенам, так только Макару. Руська тоже, конечно, заинтересовался всем этим – с Макаром за компанию, – но настоящим фанатом был, конечно, Лазарев.
Да, и Макар ещё страшно гордился, что он однофамилец адмирала Лазарева.
Ну, Михаил Петрович Лазарев пока ещё не адмирал. Но он – капитан шлюпа «Мирный», который плывёт в паре с «Востоком». Луша улыбнулась. Вот наш Лазарев обзавидуется, когда узнает…
«Ой, как это мне сразу в голову не пришло! Ведь в составе российской антарктической экспедиции два судна. Может, Руся – на „Мирном“? Ладно, поживём – увидим».
Неожиданная встреча
Шли дни. Давно уже на корабле «Восток» отслужили обычный перед дальним плаванием молебен, для чего Беллинсгаузен вызывал с «Мирного» батюшку Дионисия. Вместе со священником на ялике[25] приезжали сам капитан Лазарев и другие офицеры – лейтенант Анненков, мичман Новосильский. Беллинсгаузен передал капитану «Мирного» жалованье для команды на двадцать месяцев вперёд и предписание на случай разлуки: хоть шлюпы по возможности и должны были держаться вместе, но в непогоду могло случиться всякое. «Потеряв друг друга из виду, искать три дня на том самом месте и производить пальбу из пушек, – велела инструкция, – а по истечении оных независимо от результатов поиска следует продолжить плавание».
И только Луша, которой точно не помешало бы какое-нибудь умное предписание (потому что сама она понятия не имела, что теперь делать и как быть дальше), никаких инструкций, ясное дело, ни от кого получить не могла.
Она лишь окончательно убедилась, что, кроме неё, на шлюпах экспедиции нет ни одного «зайца». Призрачные надежды на то, что Руся поблизости, улетучились, а впереди её ожидали месяцы плавания в холодных и неприветливых антарктических водах.
* * *«Восток» уходил всё дальше и дальше к югу. Тропическая жара сначала сменилась прохладой, а затем наступили настоящие холода с густыми, непроглядными туманами. Казалось, надвигается ненастная поздняя осень. На самом деле близился декабрь – первый месяц антарктического лета.
Всё чаще они встречали китов – то и дело над поверхностью океана вскипали фонтаны. Луша с удивлением обнаружила, что фонтаны эти были вовсе не струёй воды, как она привыкла видеть на картинках в детских книжках. Киты выдыхали белые столбы пара, который с шумом взлетал кверху, словно из носика гигантского чайника. Выпустив пар, всплывали на поверхность массивные китовые туши, и на них тут же опускались уставшие птицы.
Наконец «Восток» приблизился к скалистому пустынному архипелагу[26] Южная Георгия. Северный берег самого большого острова Георгии, покрытый снегом и льдом, изучил ещё английский мореплаватель Джеймс Кук. Беллинсгаузен собирался описать и «положить на карту» его юго-западное побережье.
* * *Пятнадцатого декабря на шлюпе все поднялись рано: каждому хотелось поскорее увидеть остров. Впрочем, на рассвете Георгию ещё не было видно. Оставалось с нетерпением вглядываться в чёрные тучи над горизонтом, сгустившиеся как раз в том месте, где, по расчётам, находился берег.
А вокруг кипела жизнь. Киты выбрасывали в воздух фонтан за фонтаном. Хохлатые пингвины обгоняли корабль, выскакивали из воды и перекликались друг с другом. Одиноко парили огромные дымчатые альбатросы. Буревестники – голубые, снежные, чёрные – летали стаями, тут и там сидели на воде. Смелые пеструшки подлетали совсем близко к шлюпу. Глядя на всю эту суету, опытные моряки сразу понимали – берег близко.
К восьми утра пасмурное небо немного очистилось. Сквозь облака стали видны, покрытые вечным снегом, суровые остроконечные вершины. Великая зыбь с шумом разбивалась об эти мрачные скалы. «Восток» подошёл к острову поближе и двинулся вдоль юго-западного берега Южной Георгии.
Вдруг из залива показался парусный бот[27]. Он двигался навстречу «Востоку», гордо подняв трепещущий на ветру, изрядно вылинявший английский флаг.
Удивлённые этим неожиданным появлением, россияне тут же легли в дрейф[28] и знаками просили бот пристать к шлюпу.
Вскоре на ялике прибыли с бота штурман и два матроса. Они, как выяснилось, приняли «Восток» за «китобойца» и намеревались, получив плату за труды, провести его в залив. Там уже стояли два трёхмачтовых судна, принадлежащих английской компании для ловли китов.
Гости рассказали, что находятся здесь уже четыре месяца и промышляют охотой на морских слонов, вытапливая жир из туш убитых животных. Ездят для этого во все здешние бухты, а для ночлегов опрокидывают свои лодки и спят под ними. Растений здесь никаких нет, кроме мха, поэтому огонь разводят, поджигая жир морских животных, а на растопку употребляют шкуры пингвинов, которых в это время года здесь великое множество.
Беллинсгаузен, соблюдая обычаи морского гостеприимства, предложил посетителям грог и сухари с маслом. После угощения в кают-компании повеселевшие гости снова поднялись на палубу. Тут-то Луша и подошла к англичанам – узнать, нет ли среди китобоев юнги её возраста, помня любимую бабушкину поговорку, что язык до Киева доведёт.
– Ноу! – хмуро помотал головой краснолицый рыжебородый китобой и отошёл в сторону, чтобы перекинуться парой слов с кем-нибудь постарше.
Такой ответ Лушу не слишком расстроил: особых надежд она и не питала. Так спросила, на всякий случай.
Второй матрос – жилистый, голубоглазый и русоволосый, с двумя серьгами в одном ухе – вообще ничего не сказал, только молча пожал плечами. Но уходить не торопился. Он стоял, широко расставив ноги, привычные к качке, и, прищурясь, испытующе смотрел на Лушу. Будто сам хотел спросить у неё что-то, но раздумывал, стоит ли.
– Я – русский, – наконец заговорил он. – Я уже рассказал вашему капитану, что бежал во время пребывания российских кораблей в Англии и теперь скитаюсь по промыслам. Рад встретить соотечественников в краях, где до Антарктического континента рукой подать.
Последние слова он произнёс легко, уверенно, как будто речь шла о соседнем переулке. Луша могла бы и заинтересоваться, откуда у гостя такая уверенность в том, что Антарктида существует.
Однако она пропустила мимо ушей столь интригующее заявление: приоткрыв рот, девочка восхищённо смотрела на две серьги, вставленные в ухо.
– А это… – Луша машинально коснулась пальцами своей мочки, – этот пирсинг… Ну, то есть эти серьги… Только для красоты? Или что-то… символическое? Я хочу сказать, верно, это что-нибудь да значит?
Китобой прищурился. Ответил не сразу. Сначала удивлённо улыбнулся, подняв брови и качая головой, как будто узнал про Лушу что-то такое, что сразу сделало их… близкими, что ли.
Луша смутилась. Опять она что-то не то брякнула, что ли? Что уж, спросить нельзя.
Адамс упоминал как-то про обычай английских моряков вставлять серьгу в ухо – в знак того, что её обладателю довелось пересечь экватор. А потом клялся и божился, что «как он уже однажды экватор пересёк, то и серьгу теперь в ухо вставит всенепременно». А мичман Демидов спорил с ним, что экватор пересечь недостаточно, нужно обогнуть мыс Горн, тогда можно будет серьгу вставлять. Словом, мнения разделились…
Подумав немного, Луша уточнила вопрос:
– Вы правда два раза экватор пересекали?
Матрос кивнул. Глаза его смеялись.
– Пересекал. И не только экватор, – загадочно промолвил гость.
* * *Сквозь шум моря и пронзительные крики бурных птиц[29] Луша услышала странное:
– А вы, юнга, по всей видимости, тоже?
Ветер гудел в снастях, шевелил, поднимал кверху концы Лушиного шейного платка.
– Что – тоже? – испуганно переспросила она, машинально заправляя бьющийся платок поглубже за воротник.
Китобой выдержал долгую паузу, провожая взглядом огромного альбатроса, парящего в потоках ветра. Раскинув мощные крылья и не делая ни единого взмаха, птица плавно скользила вниз, к самой воде.
– Тоже пересекли не только пространство, но и время, чтобы здесь оказаться.
– Что-о?
Альбатрос, почти коснувшись волны, развернулся грудью к ветру и взмыл вверх. Луша вся подобралась, выпрямилась, как будто стала выше ростом. Покраснев от волнения, спросила звенящим голосом:
– Вы из будущего?
Матрос усмехнулся и молча кивнул.
– Вы – хронодайвер!
Хронодайвер слегка опустил веки и приложил палец к губам.
* * *Киты у самого горизонта продолжали усердно обрызгивать белесыми фонтанами тёмно-свинцовое небо. Адамс со скучающим видом слонялся по палубе, делая вид, что его очень интересует жизнь млекопитающих.
Давно настала пора гостям покинуть шлюп, а Луша и китобой по-прежнему оживлённо беседовали о чём-то. Вид у них был такой, будто они двести лет знакомы. Луша блестела глазами и поминутно прижимала ладони к раскрасневшимся, пылающим щекам. Адамс, недоумевая, косился на странную парочку, не зная, что и думать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Ост – морской термин, обозначающий направление на восток.
2
Спуск «дю́льфером» – скоростной спуск по верёвке на крутых и отвесных скалах, придуманный немецким альпинистом Гансом Дюльфером в начале XX в.
3
Фарва́тер – судоходное русло, то есть самое глубокое место вдоль реки, которого держатся суда; на море – безопасный в навигационном отношении проход по водному пространству.
4
Об этом путешествии можно прочитать в первой книге о близнецах Русе и Луше Раевских.
5
Шлюп – вид парусного боевого корабля XVIII–XIX в.
6
Форште́вень – брус, образующий переднюю оконечность судна.
7
Гардемари́н – звание морского офицера.
8
Ло́ция – предназначенное для мореплавателей описание морей, океанов и их прибрежной полосы. Включает в себя описания приметных мест, знаков и берегов, а также подробные указания путей безопасного плавания и стоянок у берегов.
9
Пеклеванная бу́лка – булка из мелко просеянной муки (тогда в России пекли хлеб в основном из муки более грубого помола).
10
Марки́зова лужа – ироничное, фольклорное название Невской губы (части Финского залива от устья Невы до острова Котлин), подчёркивающее её мелководность и малый размер по сравнению с открытым морем. Возникло в первой трети XIX в. в среде офицеров Балтийского флота от титула тогдашнего морского министра России маркиза де Траверсе, при котором почти прекратились дальние морские походы, а плавания флота осуществлялись не дальше Кроншта́дта.
11
Хроно́метр – особо точные часы.
12
Астрономическая навигация – метод определения координат судна по положению светил на небе в любой момент времени.
13
Ка́мбуз – кухня на корабле.
14
Грот-люк – люк на палубе судна, впереди грот-мачты (средней, самой высокой мачты на корабле).
15
Чу́шка – слиток металла в виде продолговатого бруска.
16
Балла́ст – груз (но не товарный), разные тяжести, помещаемые в трюме корабля для необходимой осадки и устойчивости судна.
17
Верста – старорусская мера длины, равная 1,06 км.
18
Физиогно́мика – учение об однозначной связи между внешним обликом человека и его принадлежностью к определённому типу личности.
19
Антрополо́гия – наука о происхождении и эволюции человека, образовании и распространении человеческих рас и о нормальных вариациях физического строения человека.
20
Та́ли – корабельный ворот из двух блоков, между которыми проходит канат, предназначенный для поднятия тяжестей.
21
Заполо́шно – суматошно.
22
Полигло́т – человек, владеющий многими языками.
23
Рысь, гало́п – виды конской пробежки.
24
Гла́диус – короткий узкий обоюдоострый меч, удобный для нанесения как колющих, так и рубящих ударов. Появился у римских легионеров во Вторую Пуническую войну (218 г. до н. э.).
25
Я́лик – небольшая двух- или четырёхвёсельная шлюпка.
26
Архипела́г – группа островов, расположенных близко друг от друга.
27
Па́русный бот – небольшое одномачтовое судно.
28
Лечь в дрейф – расположить паруса таким образом, чтобы судно и без якоря оставалось на одном месте.
29
Бу́рные птицы, или буре́вестники, – морские птицы, которые встречаются у берегов всех океанов, большей частью, однако, в Южном полушарии.
