Вор на доверии

– Понятия не имею, но обязательно поспрашиваю, – осторожно сказал Герман, которому очень не терпелось заглянуть в секретер. – Вообще-то он представился именно вашим другом, Сергей Сергеевич, кое-что прихватил, мою гитару и пуховик. Мы в похожем положении, незавидном.

– Я этого так не оставлю! – Корнеев опять повысил голос. – Мы уважаемые люди!

– Поэтому затруднительно что-либо сделать. – Герман тоже начал заводиться. – И я вам не мальчик, Сергей Сергеевич, будь вы хоть трижды любовником моей жены. Обращайтесь в милицию!

Оба, как по команде, бросили трубки. Герман подошел к секретеру, припоминая, кто был вчера в гостях, есть ли общие знакомые с Корнеевым? Он открыл секретер, почти не сомневаясь. Так и есть, караул! Серебряный гарнитур с изумрудами, как и швейцарские часы, все исчезло. Как, когда успел? Неужели симулировал приступ? Попросил воды, и пока он ходил, нашел гарнитур. А врачи? Это было нечто невероятное. Подарки мог украсть кто-то другой, народу было много! Но кто?

Честно говоря, Борис был Герману симпатичен, пришелся парень по душе. Не хотелось верить, что это вор, холодный и расчетливый. Просто легкомысленно относится к вещам! Если подумать. Гитару и пуховик он сам ему отдал. Кстати, два пуховика! И что? Он их не крал. А насчет гарнитура еще вопрос. Очень могло быть, что Борис художника очаровал, просто споил! Сыграл на любви к Люсе, она хвасталась, что Корнеев предложение делал? Тот расчувствовался, решил сделать подарок, а сегодня очнулся, и пожалел, так бывает. Надо ехать в госпиталь, и все выяснить. Герман собрался, сел в трамвай и поехал.

Каково же ему было узнать, что Бориса в госпитале нет. Минувшей ночью не только контуженных или раненных, вообще никого не привозили, и даже вызовов не было. Герман был обескуражен. Скорая помощь, врач, носилки? Что-то тут никак не сходилось. Люся тихо ворчала, а он над ней даже посмеивался, денег не было и не предвиделось. Прошла неделя, потом вторая. Художник Корнеев больше не звонил, зачем, скандал миновал. Оба вляпались, зачем скандалить. Грязная получилась история. Герман уже вспоминал о ней в прошедшем времени, когда незадолго до полуночи раздался телефонный звонок. В надежде, что звонит кто-то с деньгами или даже с водкой, он взял трубку, предчувствуя важное событие.

– Герман? – услышал он тихий голос.

– Да. Кто это?

– Борис. Привет, братан.

– Здравствуй, – Герман заволновался. Вор бы не стал звонить!

– Я тебя жду, жду. Хоть бы курить принес.

– Боря, ты где?!

– В госпитале. – Борис удивился. – От тебя забирали, ты обещал навестить. Некогда было?

Герман, несмотря на трезвое состояние, почувствовал себя предателем мужской дружбы.

– Я был в госпитале! На следующий день был. Сказали, никто не поступал. Как твое здоровье?

– Нормально, завтра или послезавтра выпишут. Курево кончилось. Может, ты навестишь прямо сейчас? Тоска тут, блин. Помираю.

– Поздно уже! – Герман глянул на часы.

– Как знаешь, – печально сказал Борис.

– Меня не пропустят, – Герман подумал, что ради гитары и двух пуховиков, хотя бы даже одного, он пешком полгорода пройдет. Драгоценности Корнеева его не интересовали.

– Пропустят! – заверил Борис. – Сегодня на вахте свои ребята. Скажешь, что ко мне, в 201 палату идешь. Они знают. Курево возьми! До утра дотянуть.

Герману стало совестно! Парень щедрой рукой поил всю компанию, курили дорогие фирменные сигареты, а сейчас дома полпачки сигарет, и те без фильтра, заначка.

– «Прима» есть! – сказал он. – А на такси денег нет.

– Зачем такси? Здесь рядом.

– Как рядом! Госпиталь в центре. Транспорт плохо ходит, ночь, пока доберусь.

– Герман! – Борис рассмеялся. – Ты в каком госпитале меня искал?

– В военном. Один госпиталь в городе!

– Герман. Я тебе не объяснил, виноват. В общем, ты не там искал, не тот госпиталь! Это реабилитационный центр, спецбольница. Пешком десять минут от вас…

Борис объяснил, как его найти. Да нет, не вор! На последние деньги купив в ночной палатке два апельсина, чтобы не с пустыми руками, и пачку Беломора, Герман своим ходом пошел в больницу. Люся ночевала у матери, надеялась денег занять, объясняться с ней не надо, а если гитара найдется да пуховики, жизнь тут же наладится. Он надеялся, что вся история с Борисом просто недоразумение, недопонимание, иначе бы не позвонил! На душе стало по-зимнему легко, как морозным воздухом дышать. Наверно, давно не пил! Это трезвость. Не надо думать о людях плохо, даже если все один к одному. Ошибка, путаница бывает, и человек запросто оклеветан. Надо сердцу, интуиции верить. Не будет такой парень воровать, он войну прошел! Что о нем только не думали, а он лежит вот в больнице, покурить нечего, а Герман навестить обещал, и не пришел? Стыдно. Эх, люди!

4

Приблизившись по ночной улочке к ярко освещенным воротам больницы, Герман почувствовал себя неуверенно. Одно дело сентиментальные мысли и разговор по телефону, совсем иное – реальная жизнь. Борис парень хороший, в это он верил, но контуженный, мало ли, что в голову взбредет, стаканы стеклянные ел, а время уже за полночь. И людей нет спросить! Герман, испытывая внутреннее сомнение, приблизился к воротам, открыл дверь КПП с вертушкой. На пути вырос охранник, пятнистый верзила:

– Куда? – спросил грозно, словно Герман пытался проникнуть в банковское хранилище, и смерил взглядом с ног до головы. Действительно, посетитель выглядел неказисто, без канадского пуховика его можно было принять за ночного забулдыгу.

– Здравствуйте, – вежливо сказал лауреат всесоюзных конкурсов и даже одного международного, но откуда верзиле знать! – Я к Борису.

– К какому Борису? Шары протри? Время час ночи.

Герман судорожно вспоминал фамилию, и не мог вспомнить, а номер палаты? Верзила уже хотел вытолкнуть его на улицу и захлопнуть дверь. И как потом Борису в глаза смотреть?

– 201 палата, – на всякий случай отступая, сказал Герман, и вспомнил. – Борис Ломов.

Охранника словно подменили, даже ниже ростом стал, потерялся где-то в районе плинтуса.

– Проходите, пожалуйста. Вход в здание с торца, через Приемный покой. Второй этаж, по коридору направо первая дверь. Сказали бы сразу.

– Спасибо…

Герман ничего не понимал! Какая-то магия с этим Борисом, все странно. Сомневаясь и опасаясь встретить на пути людей, медперсонал, которые потребуют объяснений, он семенил по территории, нашел нужный вход, поднялся на второй этаж и пошел по коридору, но никого так и не встретил. Вот и первая дверь, только слева. 201 палата! Вот, неужели сейчас увидит Бориса? Сжимая в руке авоську с двумя апельсинами и пачкой папирос, Герман вдохнул запах лекарств и потянул на себя ручку, дверь открылась, а там?.. Дым коромыслом!

Палата была просторной, шесть кроватей в ряд, и все пустые. Борис, и с ним еще двое, сидели за столом возле приоткрытого окна. Все трое в камуфляже, один усатый и гораздо старше. Они никогда не платят, подумал почему-то Герман. На столе бутылки из-под водки, в руках банки с пивом. Открытая форточка, дым сигарет. Завидев его, Борис вскочил, раскрыв руки для широких объятий.

– Герман! Здорово, братан, – он был пьян в дымину, начал с ходу обниматься. – Знакомься, это афганцы, мои друзья. Настоящие…

Усатый оказался начальником охраны, его товарищ начальником смены, тоже пьяны, но держатся уверенно, как будто так надо. Германа усадили, налили полстакана, предложив запивать пивом, закуски нет, но есть апельсины. Выпили, он чувствовал себя не в своей тарелке. Опаленные войной парни сидят, вспоминают погибших, принимают Германа, а он о каких-то пуховиках печется?! Даже думать стыдно. Какой позор!

– Братаны, а вы знаете, кто это? – Борис кивал на Германа. – Помните, рассказывал! Это Герман, тот самый. А ты почему без гитары? Я обещал, что споешь!

– Да… это, – промямлил Герман, скрывая растерянность. – Гитара же у тебя.

– А, точно! – Борис хлопнул себя по лбу ладонью. – Завтра заберем. Выпишут, сразу за гитарой. Все, братаны, завтра не ищите. Выписка, это как дембель. Герман? Бухать будем. Жаль, нет гитары. А где бы взять? Вы бы послушали. Это не фуфло по телевизору, фонограммы, педики, а тут Герман… Братаны! Найдите гитару? Есть тут у кого-нибудь? В госпитале нельзя без гитары, как на фронте. Мы между жизнью и смертью.

После водки и такой рекомендации Герману и в самом деле захотелось петь, тем более, что эти двое, кажется, не приняли его всерьез! Мало ли, что Борис рассказывает, он чересчур пьян, много болтает. Если Герман споет, то отношение изменится. В это время раздался осторожный стук, дверь приоткрылась, показалась плешивая голова, утонувшая в больничной пижаме. Старичку было лет восемьдесят!

– Разрешите лечь в кровать?

– Рано еще! – усатый начальник махнул рукой. – Смотрите телевизор там.

– Извините, – дед исчез.

Герман отказывался что-либо понимать, мозги не работали. Это что получается, охранники выставили отсюда больных, ветеранов, а сами тут пир устроили? Заметив его взгляд, Борис пояснил:

– Это наша спецбольница, для афганцев. А нам подселяют пенсов. Они не воевали ни разу, блатные, лечатся на халяву, препараты дорогие, оборудование импортное.

Герман посмотрел на военачальников.

– Откуда тут позвонить можно? Недалеко моя знакомая живет, у нее есть гитара.

– Из ординаторской! Пошли, братан. – Борис тут же поднялся. Что за парень неугомонный! А может, так вот и надо жить? Словно последний день.

Это была не просто знакомая, а любовница Германа, она удачно не спала, даже пригласила в гости, причем всех, но товарищи Бориса идти отказались: служба!

– Она красивая? – Борис пьяно зажегся. – Пошли.

Как и следовало ожидать, у первой по пути палатки притормозили: идти с пустыми руками? Борис немедля засунул голову в окошечко, и как в сказке. Разверзлись хляби небесные. Опять пакет, бутылка одна, вторая, блок сигарет, консервы. Фантастика. Вот как такое может быть?

– Как ты это делаешь? – поинтересовался Герман, едва поспевая рядом со спутником. Борис был пьян, все ему ни почем, шагает, снег скрипит. Как же он в больнице лежал? В камуфляже. Тот остановился, повернул к спутнику изменившееся вдруг лицо, глаза дурные в темноте сверкают, пена на губах выступила, щека дергается.

– Ты меня достал, братан, – Борис сунул руку в один из множества карманов, набитых неизвестно чем. – Я тебе в зубы сейчас «лимонку» засуну. Ты сразу все поймешь. Понял?

Герман понял! Кто бы в ночной палатке там ни находился, мужик или баба, да хоть пять мужиков, гранату в окошко кинет, и что там будет, в палатке железной? Легче понести расходы. Глаза у Бориса такие, что сомневаться не приходится, он кинет. Герман трусом не был, а все же перетрусил.

– Ты чего, брат? Я просто спросил.

– А я просто показал, – Борис рассмеялся. – Объяснять долго! Кто захочет с контуженным связываться? Менты стороной обходят.

Присмиревший Герман едва поспевал за Борисом. А тот словно знал, куда идти! Жанна встретила их с радостью, давно не виделись. Ели, пили, танцевали. Опять гитара, каратэ, фокусы. На этот раз без поедания стекла. Кажется, Жанна понравилась Борису? Он ей тоже, Герман не возражал. Да пусть себе, гитару бы вернуть завтра, было бы совсем замечательно. Он их оставил, и ушел спать в другую комнату. А пробуждение было неприятным. Его растолкала Жанна.

– Герман! – чувствительный тычок в бок. – Просыпайся. Где твой друг?

Истории этой конца края нет, и не будет! Герман сел, покачиваясь на кровати. Ему хотелось кричать, или что-нибудь сломать, только бы не услышать того, что сейчас услышит!

– Что случилось? – он пытался блюсти спокойствие.

Жанна, девушка пышная, стояла перед ним, уперев руки в боки. Ситцевый халатик трещал по швам. Не фотомодель, конечно, однако Герман, будучи сам худым, любил полных женщин. Когда деньги были. Он приподнял руки, надеясь обнять за бедра, как-то разжалобить прежде, чем она выскажет. Это была мысль: притвориться, что он привел друга в гости, сам не подозревая, на что тот способен!

– Иди ко мне, кисонька. Что случилось, моя рыбка?

– Я тебе пойду, – пригрозила кисонька, пригрозила рыбка. – Прямо в милицию! Твой друг ушел, его нет, он скрылся! А еще нет кожаной куртки, столового серебра и трехсот долларов, в серванте лежали! Что скажешь?!

– Кто же так деньги хранит, – укоризненно промямлил Герман…

Лучше бы ему гранату в зубы сунули! Герман кое-как успокоил подругу, пообещал, что компенсирует потери. С нее сбудется: пойдет в милицию, напишет заявление. И что? Он привел Бориса среди ночи, тот Жанну обокрал, и кто тогда Герман? Не лауреат! Он теперь подельник, а если до кучи ювелирные украшения Корнеева всплывут, часы швейцарские, то полный песец. Герман занял у нее денег на проезд, и поехал к Драме.

5

Драма встретил его радушно. Заметив мрачное состояние, без лишних вопросов налил коньяка. За чашкой кофе Герман поведал ему о гитаре и пуховиках, ювелирном наборе и прочих неприятностях, причиной которым послужил контуженый Борис. Драма слушал с неподдельным интересом. Они были знакомы лет десять, встречались на каких-нибудь мероприятиях или вечерах, имели взаимное расположение, встретившись по случаю, выпивали, общались на отвлеченные темы, и снова не виделись до следующего раза. Знакомство шапочное, но полезное в том смысле, что, когда наступает такой вот случай, Герман мог позвонить Драме с утра, заявиться в гости, и даже попросить взаймы весьма приличную сумму. В заключение истории сообщил, что пообещал Жанне либо вернуть украденное, либо компенсировать деньгами, иначе она обратится в милицию и подаст на него заявление, хоть и любовница.

– Способный парень! – подвел итог Драма. – Жаль, на пустяки разменивается.

– Куртка кожаная, серебро, плюс 300 баксов! В общем, на круг получается штука долларов. Выручишь? Я на гастроли собираюсь, – тут Герман лукавил, надежды на гастроли не было, но выкрутиться необходимо. – Через месяц верну!

– Деньги есть, без проблем, однако, прокатимся!

– Куда прокатимся?

– Должен же я знать, кому деньги отдаю! К Жанне, конечно.

Герман загрустил. Некрасиво получится.

– Я же верну! Как ты себе это представляешь?

– Деньги не вопрос, дам, но быть лохом не хочу. Тебя грубо кинули, а ты меня разводишь. А потом что, через месяц или два? Я с тебя буду спрашивать. Разумеется, прощу! Зачем? Мне легче дать не взаймы, а просто дать, и забыть, не та сумма. Или в унитаз спустить! За тебя обидно.

– Не понимаю.

– Вот именно. Вор на доверии действует по схеме. Тебя обдурил, потом твоих знакомых, которые верят тебе! Поскольку люди известные, им скандал ни к чему, но и прощать не хочется, тебе предъявляют. И если ты покупаешься и готов возмещать ущерб, значит, ты заодно с Борисом. В милицию ты не пойдешь, стыдно. Вот и получается. Он кинул тебя и по цепочке всех вокруг, и тобой же прикрылся, твоим именем. Он не сам по себе! «Скорая», врачи, госпиталь. Это система!

– Кто они?

– Именно это и надо выяснить. Гера, ты не волнуйся, даже заходить не будешь. Поговорю с этой Жанной, я человек со стороны, меня не кинет.

– Да причем тут Жанна? – Герман уже жалел, что пришел. – Ты меня опозоришь. Она Люсю знает, они старые подруги, тут такое всплывет! Если хочешь, расписку напишу.

– Да не нужна мне твоя расписка. Еще раз говорю, тебе денег дам. А ювелир этот. Корнеев?

– Ерунда, – Герман махнул рукой. – Это его проблемы.

– А гитара, пуховики. Не жалко?

– Гитару жалко, конечно. Мастер делал.

– Вот видишь! Еще и тысячу долларов принесешь, потом отрабатывать надо. Хорошо устроились! Кстати, в ЦУМе вы случайно познакомились?

– Случайно, – с досадой сказал Герман, понимавший дружеское участие таким образом: просто дал денег и весь разговор. – Я сам к нему подошел, подловил в музыкальном отделе, помог гитару выбрать, настроил.

– Он тебя поджидал?

– В смысле, – Герман смутился. – Это я так делаю, иногда. Когда похмелье, а денег нет. Человеку поможешь, хорошая гитара немало стоит, ну и угостят. Только ты никому!

– Да мне-то что. Значит, джентльмен в поисках десятки. А вот как он узнал про твою слабость? Это не ты, это он тебя подловил!

– Ему-то откуда знать. Никто не знает! Люди случайные.

– А продавцы. Они тебя знают?

– В тот день молодой парень был, студент какой-то. Нет, исключено.

– А жена твоя. Могла знать Бориса? До этого.

– Люся? – Герман удивился. – Да ты что. Нет, они не знакомы.

– Но она знала, что ты в ЦУМе промышляешь? Знала, по глазам вижу. Допустим, ты уехал на промысел, звонит Жанна. Сам говоришь, они подруги. А где муж? Могла сказать. Они давно знакомы?

– Они вместе у Корнеева учились, в одной группе. – Герман опешившими глазами смотрел на Драму. – А ведь точно! Как же я сам не подумал. Жанна в ЦУМе работала один сезон, как раз в музыкальном отделе. Я свой диск через нее на реализацию тогда сдавал. Там я мужику одному, вот так же гитару настроил, потом он угостил меня в кафетерии.

– Вот видишь! – Драма обрадовался.

– Он в сговоре с Жанной? – Герман сидел ошарашенный. – Не может быть.

– Ты вот что скажи. Он ночью в палатках реально, без денег отоваривался?

– Раз семь, не меньше.

– Может, продавец знакомый, хозяин киоска?

– Исключено. Палатки разные, причем в разных районах. Граната у него в кармане. Мало не покажется, если внутрь закинет. Видно, что парень контуженный, пена изо рта идет, стаканы ест.

– Это все фокусы тюремные, трюки старые! Еще, бывает, ложки алюминиевые глотают, – Драма налил по рюмке, взялся за телефон. – Короче, вызываю такси, по ходу разберемся. Жулика этого надо найти, и гитару забрать. А там видно будет!

6

Жанна осталась сиротой в двадцать лет. Возраст, конечно, не сиротский, но без родительской поддержки жить нелегко. Мать от рака умерла, отец без нее пил, пока под машину не попал, оставив дочери-студентке пустую квартиру на окраине города. И с мужчинами ей тоже не везло, вроде замуж вышла, только ненадолго. Муж занялся коммерцией, в кредиты влез, рожать не решилась, правильно. Пришлось развестись, а то бы квартиру бандиты отобрали, обиделся муж, да и бог с ним. По рукам не пошла, а многие скатились, пенсионеры бутылки по помойкам собирают, бывшие инженеры на рынке шмотками торгуют, кто бойкий, тот умудряется заработать, а ей куда? Работы постоянной не было, так, мелкие халтурки. Художник-дизайнер – звучит красиво, а на деле – нищета. Любовники, типа Германа, не в счет, а на принца заморского рассчитывать не приходилось, внешность не позволяла, а реальные мужчины были квелые, без полета души и отдачи сердца, еще и ревнуют, отчета требуют. Поэты или музыканты богемные, те вечно без денег. Если уж Герман на мели сидел. Она не относилась к ним, как к мужчинам, скорее, как к друзьям по несчастью, жалела, спала с ними. Грязные ручейки жизни. И вот влюбилась.

Дело было так. В их подъезде умерла бабка, квартиру прибрали какие-то жулики, устроили притон. Нет, никаких гулянок, наоборот, поставили железную дверь, за которой тишина и неизвестно что, зато в самом подъезде постоянно тусуются наркоманы. Лампочки выкрутят и сидят на ступеньках в темноте, заходить страшно. Утром весь подъезд загажен, запах марихуаны, шприцы одноразовые валяются, даже лужи крови случались, видать, если вену неудачно проткнут. Соседи жаловались участковому, а толку? Придет, поспрашивает, постучит, а днем тихо, никто не отзовется, уйдет. А наркоманы, будто заранее знают о его визитах, перед приходом исчезают, а потом снова появляются, мрачными тенями подъезд заполняют, лампочек не напасешься. И вот однажды, когда она затемно возвращалась домой, вместе с ней к дому подошел парень в пятнистом комбинезоне, лет на десять ее моложе.

– Молодой человек. Вас не затруднит меня проводить? Я на 5 этаже живу, встретить некому, – она намекнула, что одна живет, указала на темные окна подъезда. – Тут у нас вечно хулиганы собираются, наркоманы, заходить страшно. Буду весьма обязана, угощу вас, – она мило улыбнулась, была навеселе, из гостей возвращалась. – На чашечку кофе?

Парень согласился проводить, оказался в гостях, познакомились, выпили, ночь завершилась в постели. Когда Борис ушел, она проплакала целый день, думая, что на этом спонтанный роман и закончится, и какова была радость, когда он появился с цветами. Встречались раза два в неделю, Жанна его прятала от всех знакомых, чтобы не сглазить, двери запирала и отключала телефон. Однажды Борис попросил денег, и она дала не спрашивая. Потом еще раз обратился, денег не оказалось, и он пропал на месяц. Она кляла себя, что не заняла где-нибудь, а когда снова появился, состоялось объяснение, и оказалось, что Борис должен крупную сумму денег, его подставили, и запросто могут убить. Жанна была в ужасе, бедный мальчик. Он впутал ее в историю с Германом, понеслось-покатилось. Гитара, потом пуховики, украшения от Корнеева, причем он честно все рассказывал, убеждая, что другого выхода у него нет. Пока нет, а потом образуется. Как ни странно, Жанна взяла сторону Бориса, женская любовь творит чудеса, а попросту – слепа. За долги могут убить, а вещи – это только вещи. Были и другие шмотки. Чтобы ворованное не скапливалось, она помогала все быстренько продать через знакомых на рынке, деньги отдавала Борису, спасая любимого от бандитской расправы, и он получал отсрочку. Конечно, она переживала, что однажды их связь откроется, и все всплывет, дойдет до милиции, вдруг Герман, хоть и любовник бывший, перестанет быть покладистым? Находчивый Борис предложил выход, как устроить так, что не она, Жанна, а Герман окажется виноват, еще и денег принесет. Возможно ли?.. Звонок в дверь прервал томительное ожидание.

Задержавшись перед зеркалом, Жанна поправила рыжий локон и посмотрела в глазок. Нет, это был не Герман, перед дверью стояла какая-то женщина. Жанна открыла дверь. Дородная дама лет пятидесяти деловито сказала:

– Разрешите? – и напористо шагнула вперед.

Женщина была в каракулевой шубе и такой же шапке, выглядела представительно и вела себя по-хозяйски. Растерявшись от такой бесцеремонности, Жанна отступила, а та уже заглянула через плечо в комнату и недовольно спросила:

– Почему вещи не вывозите? Обещали сразу.

– Что сразу! Какие вещи. Вы кто?

– Кто я, – женщина блеснула улыбкой с золотым зубом. – Я хозяйка этой квартиры. А вы, надо полагать, Жанна Аркадьевна?

– Вообще-то да. Но я не понимаю. В чем дело?

– А что тут понимать, голубушка, – женщина вела себя, как рыночная торговка. – Вы продали эту квартиру, а я ее купила. Все просто. Я только что была в домоуправлении, вас уже выписали. Почему вещи не вывозите?

– Здесь какая-то ошибка! – Жанна занервничала, не зная, как себя вести.

– Никакой ошибки. Документы в палате недвижимости, оформлены через юридическую фирму, за срочность доплачивать пришлось. Что-то мне ваше лицо не нравится, – женщина уставилась на Жанну. – Хотите сказать, что вы не в курсе?

– Квартиру я не продавала!

– Как не продавали, если я ее купила. 20 тысяч долларов за однокомнатный сарай, еще на окраине. Один ремонт в копеечку влетит, – женщина брезгливо посмотрела на ближайшую стену, повела носом. – Клоповник! Сразу видно, что за хозяева жили. Будьте добры освободить, иначе ваши вещи и мебель отправятся на ближайшую помойку. И нехорошо, девушка, получив деньги, строить из себя незнайку.

– Вот что, – Жанна начала злиться. – Я ничего не продавала и никаких денег не получала. Будьте добры, покиньте помещение! – и указала на дверь. – Или я милицию вызову.

– Вызывайте, – женщина даже удивилась. – Сдается, гражданочка, вы не Жанна. Покажите документы?

– Пожалуйста, – Жанна схватила свою сумочку, висящую в прихожей, порылась, однако паспорта там не оказалось. Она бросилась в комнату, открыла секретер, но и там его не было, как не оказалось и документов на квартиру. Вообще никаких документов! Даже квитанций на оплату ЖКХ. Они пропали вместе с коробкой из-под конфет.

– Я жду! – напомнила о себе женщина, заходя в комнату и осматриваясь.

– Паспорт потерялся, – упавшим голосом сказала Жанна. – Засунула куда-то.

– Вот что, моя дорогая, – саркастически сказала женщина. – Если не хотите, чтобы вас выселяли с милицией, даю вам неделю. Освободите квартиру, или ваши вещи выкинут на улицу. Аферистка.

– Никакая я не аферистка, – Жанна чуть не плакала. – Кто угодно подтвердит, что я живу здесь с рождения, и квартиру не продавала. Соседи, мои друзья…

– Только не надо меня стращать друзьями, не на ту напали. У меня друзья тоже имеются, и не чета вашим хулиганам. Говорила я мужу, чтобы не связывался с этим Борисом. Он мне сразу не понравился.

– С каким Борисом, – Жанну осенила ужасная догадка, она опустилась на стул. – С Борисом?

– Вижу, начала соображать. Ваш посредник! Он предоставил документы на квартиру, справки и доверенность, ваш паспорт. Он сам все оформил и деньги получил, раз вы болеете. А нам ждать некогда, – женщина направилась к выходу, задержалась. – Неделя вам сроку, как раз документы на регистрации, а будут готовы, тогда не взыщите. Всего хорошего! – и хлопнула входная дверь.