Проклятие Шалиона

– Вы всегда оставались для меня центром вселенной, ваша светлость, как бы далеко от этого центра я ни находился, – проговорил Кэсерил.

– А вот это уже лучше, – одобрительно кивнула провинкара. – Мне нравятся мужчины, умело распоряжающиеся своими мозгами.

И, обратившись к коменданту, она произнесла:

– Ди Феррей! Принесите кастиллару кресло. И возьмите еще одно себе – не торчать же вам там одинокой вороной!

Комендант, явно привыкший к такому обращению, улыбнулся и пробормотал:

– Конечно, ваша светлость.

Он принес резное кресло для Кэсерила, почтительно проговорив: Не угодно ли присесть моему господину? после чего из соседней залы принес кресло для себя и сел, поставив его в некотором отдалении от хозяйки замка и ее гостя.

Кэсерил поднялся с колен и уселся в кресло. Благословенны удобства цивилизации!

– Как я понял, у вас гостят принц и принцесса, ваша светлость! Я видел их возвращающимися с прогулки, когда пришел в замок. Я не рискнул бы побеспокоить вас, если бы знал, у вас в доме остановились столь высокие гости!

Он точно не рискнул бы!

– Они здесь не гости, кастиллар. Они у меня живут. Валенда – тихий, чистый городок, но… но моя дочь не вполне здорова. И ей здесь гораздо комфортнее, чем при этом сумасшедшем королевском дворе. Слишком много суеты и беспокойства.

Усталость и озабоченность промелькнули в ее взоре.

О Боги! Неужели и леди Иста здесь? Вдовствующая королева Иста – поправил себя Кэсерил. Когда он впервые появился в Баосии, совсем наивным и неоперившимся юнцом, младшая дочь провинкары Иста казалась ему совершенно взрослой женщиной, несмотря на то что была старше Кэсерила всего на несколько лет. К счастью, и в столь несознательном возрасте он был достаточно неглуп, чтобы никому не открыть тайну своей влюбленности в эту красавицу. Брак с королем Иасом (его второй брак, ее – первый), несмотря на значительную разницу в возрасте, казался естественной наградой ее неземной прелести. Кэсерил, да и вообще все вокруг ждали, что она вскорости овдовеет, хотя никто не предполагал, что это произойдет столь поспешно.

Провинкара же, сбросив с себя усталось щелчком пальцев, спросила:

– А как вы? Последнее, что я слышала о вас, так это то, что вы были посланником провинкара Гвариды!

– Это было… некоторое время назад, ваша светлость!

– Так как вы здесь оказались?

Она оглядела Кэсерила с ног до головы.

– И где ваш меч?

– А, это…

Автоматически он тронул бедро, где, увы, не было ни меча, ни перевязи, на которой обычно висит оружие.

– Я потерял его при… Когда маршал ди Джиронал повел войска короля Орико на Северный берег, чтобы провести зимнюю кампанию… да, это было три года назад, он сделал меня комендантом крепости Готоргет. Когда же маршал был вынужден отступить, нам пришлось девять месяцев держать оборону против армии рокнарийцев. Обычные дела, вы же понимаете! Клянусь, во всей крепости не осталось ни одной крысы, которая избежала бы шампура, но потом пришла весть, что ди Джиронал заключил с рокнарийцами перемирие, и нам было приказано сложить оружие и выйти из крепости, которая досталась нашим врагам.

Он слабо улыбнулся, погладив колено левой ладонью.

– Единственным утешением для меня, – продолжил Кэсерил, – было то, что, по соглашению, за наш замок принц Рокнари выплачивал нам триста тысяч роялов. Кроме того, мы получили компенсацию за потери, понесенные во время девятимесячной обороны.

Пустяшная компенсация за жизни, которые мы потеряли.

– Рокнарийский генерал потребовал, чтобы я отдал ему меч моего отца. Сказал, что повесит его у себя в палатке, в память обо мне. Тогда-то я и расстался со своим оружием. А после этого…

Кэсэрил на мгновение погрузился в себя, и голос его задрожал. Но, откашлявшись, он продолжал:

– Там произошла какая-то ошибка. Кто-то что-то напутал. Когда прибыл список тех, за кого готовы заплатить выкуп, и сами ящики с роялами, оказалось, что моего имени в списке нет. Рокнарийский интендант клялся, что ошибки быть не могло, потому что деньги считали по количеству голов… И тем не менее ошибка произошла. Всех моих офицеров выкупили, а меня со всеми прочими этапом погнали в Виспинг, где и продали корсарам на галеры.

Провинкара глубоко вздохнула, а комендант, который по мере того, как Кэсерил продолжал рассказывать свою историю, все ближе и ближе склонялся к нему со своего кресла, выпалил:

– И вы, конечно, протестовали!

– Еще бы! Клянусь всеми пятью Богами. Протестовал весь путь до Виспинга. Протестовал, когда меня затащили на галеру и приковали цепями к веслу. Я протестовал, когда мы первый раз вышли в море, а потом… потом я научился воздерживаться от протестов.

Он вновь улыбнулся. Слова были для него словно маска для печального клоуна. К счастью, никто этого не заметил.

– Я был то на одном судне, то на другом… и довольно долго.

Девятнадцать месяцев и восемь дней, как он посчитал потом. Тогда же он один день был не способен отличить от другого.

– А затем, – продолжил он, – мне крупно повезло, потому что за моим корсаром погнался флот короля Ибры. Уверяю вас, волонтеры Ибры гребли лучше, чем мы, и вскоре догнали нас.

Отчаявшиеся уйти от погони рокнарийцы обезглавили двоих гребцов за то, что те якобы намеренно бросили весла. Один из несчастных все несколько последних месяцев был соседом Кэсерила по банке. Капли его крови попали Кэсерилу на губы, и он все еще чувствовал ее вкус – особенно когда начинал об этом думать. Он и сейчас ощущал ее остро-соленый вкус на своих губах. Когда ибранцы захватили корабль, они привязали к корме своих кораблей еще полуживых рокнарийцев веревками, сделанными из их же кишок, и тащили по морю, пока тех не сожрали акулы. Некоторые из освобожденных галерных рабов вызвались грести, но Кэсерил не смог. Он был так измотан последней гонкой, что еще немного и его выбросили бы за борт как совершенно бесполезное существо. Поэтому он просто опустился на палубу и плакал, мышцы же его все это время сводила судорога.

– Добрые ибранцы, – продолжал Кэсерил, – ссадили меня на берег в Загосуре, где я и проболел несколько месяцев. Вы же знаете, что происходит с человеком, если он долго жил в напряжении, а потом оно сошло на нет. Можно вернуться в состояние… полного, бессмысленного детства.

Он, словно извиняясь, окинул взором комнату. В его случае это был полный отказ всего организма, лихорадка, а потом, когда его спина поджила, на него напали дизентерия и горячка.

И все время он безудержно плакал. Плакал, когда служка в приюте Храма Материнского Милосердия в Загосуре предлагал ему пообедать. Плакал, когда восходило солнце. Плакал, когда садилось. Даже когда он случайно сталкивался в коридоре приюта с кошкой, он начинал рыдать. Рыдал, когда его отправляли спать. В любое время, без всяких видимых и невидимых причин.

– Я нашел временное убежище в приюте Храма Материнского Милосердия, а потом, когда мне стало лучше…

То есть когда слезы у него почти иссякли, и монахи решили, что он не сумасшедший, а просто нервный…

– …когда мне стало лучше, они дали мне денег, и я пошел сюда. Три недели пути.

В комнате воцарилась мертвая тишина.

Кэсерил посмотрел на провинкару и увидел, что губы ее исказил гнев. Ужас скрутил его внутренности.

– Ваш замок был единственным местом, о котором я подумал, – поспешно проговорил он тоном извинения. – Простите меня, мне очень жаль!

Комендант щумно выдохнул и откинулся на спинку кресла, во все глаза глядя на Кэсерила. То же самое сделала и кузина провинкары.

Вибрирующим голосом провинкара провозгласила:

– Вы – кастиллар ди Кэсерил! Они должны были дать вам коня. Они должны были дать вам эскорт!

Кэсерил всплеснул руками, и в этом жесте страх боролся с несогласием.

– Нет, нет, моя госпожа! Они… они сделали для меня достаточно много.

Он понял, что провинкара гневается не на него. О Господи! Горло сдавило, комната в его глазах закачалась. Нет! Только не здесь! Он решил не откладывать.

– Я хотел бы предложить вам свои услуги, ваша светлость, если вы найдете, как меня использовать. Признаюсь, пока я способен не на многое. Но только пока.

Провинкара устроилась поудобнее, положив подбородок на тыльную сторону руки, и изучающе посмотрела на Кэсерила. Через мгновение она произнесла:

– Когда-то, в бытность пажом, вы замечательно играли на лютне.

– О! – произнес Кэсерил, а его скрюченные мозолистые руки попытались спрятаться друг в друге.

Он улыбнулся, положил ладони на колени и сказал извиняющимся тоном:

– Увы, моя госпожа, только не сегодня.

Провинкара наклонилась вперед и бегло осмотрела его покореженную левую руку. Затем, поджав губы, вернулась в обычную свою позу и проговорила:

– А еще, как я помню, вы прочитали все книги в библиотеке моего мужа. Начальник придворной службы пажей за это жаловался на вас, но я велела ему оставить вас в покое. Насколько я понимаю, вы собирались стать поэтом.

Кэсерил не был уверен даже в том, сможет ли его правая рука удержать перо.

– Я полагаю, когда я ушел на войну, я спас Шалион от изрядного количества плохой поэзии, – сказал он.

Привинкара пожала плечами.

– Да, кастиллар, вы меня озадачили. Я не уверена, что в бедной Валенде есть достаточно должностей, которые вы могли бы занять. Придворный, армейский капитан, комендант замка, посланник…

– Увы, с тех пор, как умер король Иас, я перестал быть придворным. В качестве капитана я помог проиграть сражение за Далус…

После чего почти год гнил в казематах Браджара.

– …как комендант замка я не выдержал осады, а когда я служил посланником, меня дважды чуть не повесили – как шпиона.

Он на мгновение задумался. И три раза пытали за то, что пославший его нарушил соглашения.

– Что я умею теперь? – продолжил Кэсерил. – Грести веслом. И знаю пять способов приготовления крысы.

Я и сейчас не отказался бы от хорошей порции крысятинки.

Он не знал, что именно провинкара читает в его глазах. Может быть, то, насколько сильно он вымотан. А может быть, то, насколько голоден. Наверное, последнее, потому что провинкара ехидно улыбнулась.

– Отужинайте с нами, кастиллар! Хотя я и не уверена, что мой повар сможет попотчевать вас рагу из крыс. Нынче в Валенде не сезон. А я тем временем подумаю о вашем деле.

Не доверяя голосу, Кэсерил склонил голову в благодарном поклоне.

Поскольку все еще продолжалась зима, обедали в полдень, в торжественной обстановке, в главном зале замка. Обед был обилен и разнообразен. Ужин же накрывали с меньшей помпезностью и, следуя введенным провинкарой правилам экономии, из того хлеба и мяса, что оставались от обеда. Впрочем, отсутствие разнообразия в блюдах хозяйка дома с избытком и щедро восполняла разнообразием изысканных вин из погребов замка. Летом, когда окружающие замок равнины дрожали от источаемой раскаленной землей жары, все было наоборот: днем перекусывали на скорую руку, зато после захода солнца наедались вволю, расположившись под светом ламп в прохладном внутреннем дворике замка. Такого же правила придерживались все жители Баосии, независимо от титула и должности.

В небольшом зале в новой пристройке, совсем недалеко от кухни, за столом собралось всего восемь человек. В центре стола устроилась сама провинкара, посадив Кэсерила на почетное место справа от себя. Кэсерила немало смутило присутствие самой принцессы Изелль, которая сидела слева от хозяйки, а также принца Тейдеса, который устроился напротив принцессы. Он несколько успокоился, когда принц, чтобы скоротать время, принялся бросаться хлебными шариками в свою старшую сестру – занятие, которое его бабушка прекратила одним только строгим взглядом. Принцесса метнула в брата огненно-яростный взгляд, но внимание ее отвлекла Бетрис, устроившаяся рядом с братом, чуть наискосок от Кэсерила.

Бетрис с плохо скрываемым любопытством, хотя и дружески, улыбнулась гостю, показав ямочку на щеке, и уже хотела что-то сказать, как тут слуга принялся обходить стол с большим сосудом для омовения рук. Теплая вода была ароматизирована вербеной. Руки Кэсерила дрожали, и он уже не смог скрыть этого, хоть и поспешил воспользоваться мягким льняным полотенцем. Кресло прямо напротив него оставалось пустым.

Кэсерил кивнул в его сторону и спросил провинкару безразличным тоном:

– Присоединится ли к нам вдовствующая королева, ваша светлость?

Провинкара нахмурилась.

– Иста нездорова, к сожалению… Она ужинает у себя.

Кэсерил почувствовал на мгновение воцарившуюся за столом неловкость и решил, что узнает позже, что беспокоит провинкару и как обстоят дела у ее дочери. Реакция хозяйки указала на какую-то давнюю, долго длящуюся и слишком болезненную причину, которую не следовало обсуждать за столом. Скоро случившееся вдовство избавило Исту от опасностей, которые подстерегают молодых рожениц, но у нее могли возникнуть не менее серьезные проблемы, часто посещающие женщин в более зрелые годы… Иста стала второй женой короля тогда, когда тот уже перевалил рубеж середины земной жизни, а его сын, Орико, был зрелым мужчиной. В те недолгие годы, что Кэсерил провел при дворе короля Шалиона, он мог наблюдать за королевой исключительно на расстоянии, но она выглядела счастливой, по крайней мере в присутствии монарха. Иас души не чаял в крошке Изелль и Тейдесе, который постоянно сидел у кормилицы на руках.

Счастье королевской четы было омрачено предательством лорда ди Лютеза, которое, как говорили многие проницательные люди, и ускорило кончину короля, не сумевшего справиться с гневом и печалью. Кэсерил так и не решил для себя, имела ли болезнь вдовствующей королевы, которая и заставила ее покинуть двор своего пасынка, некую политическую подоплеку. Но новый король, Орико, как об этом говорили все, выказывал максимальную степень уважения к своей мачехе и был необычайно добр по отношению к сводной сестре и брату.

Чтобы заглушить урчание в пустом животе, Кэсерил закашлялся и обратил свой взор на солидного господина, сидящего на краю стола – видимо, старшего воспитателя принца. Царственным кивком головы провинкара поручила именно ему прочитать молитву, в которой сидящие за столом благодарили Святое Семейство за пищу, которая вот-вот должна была появиться в зале. Кэсерилу не терпелось поскорее стать свидетелем ее появления. Тем временем разрешилась и тайна пустого кресла – вошел запыхавшийся комендант сэр ди Феррей и, пробормотав извинения за опоздание, уселся напротив Кэсерила.

– Меня задержал священник ордена Бастарда, – объяснил он, в то время как слуги обносили гостей хлебом, мясом и сушеными фруктами.

Кэсерил, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на еду подобно голодной собаке, кивнул, произнес нечто неопределенное и отправил в рот первый кусок.

– В высшей степени велеречивый и нудный молодой человек, – сказал ди Феррей.

– И что они требуют сейчас? – спросила провинкара. – Что-нибудь для их приюта? На прошлой неделе мы послали им целый обоз. У слуг больше не осталось старой одежды, все отправили для их подкидышей.

– Им нужны кормилицы.

– Только не из моих людей, – скептически хмыкнула провинкара.

– Разумеется! Но он просил передать именно это. Храм надеется, что у кого-нибудь из живущих в замке есть подходящая родственница, способная из милосердия принять участие в судьбе несчастных младенцев. На прошлой неделе они вновь нашли подкидыша на заднем крыльце Храма, и ожидают еще. Такое уж нынче время года!

Орден Бастарда, следуя правилам своего божественного покровителя, спасал подкидышей круглогодично. Также, вне зависимости от времени года, он заботился и о законнорожденных детях, рано потерявших родителей. Вообще-то, как думал Кэсерил, Бог, у которого в услужении находится столько могущественных демонов, мог бы и более успешно выколачивать из разных состоятельных людей пожертвования для своих храмовых приютов.

Он осторожно разбавил вино водой – преступление по отношению к виноградной лозе, но, если бы он на пустой желудок выпил чистого вина, оно непременно ударило бы в голову. Провинкара, заметив это, одобрительно кивнула, вступила в спор по этому поводу со своей кузиной и, доказав ей, что все достойные люди смешивают благородный сок винограда с чистой ключевой водой, тут же опрокинула в себя полбокала неразбавленного.

Сэр ди Феррей между тем продолжал:

– У священника была и хорошая новость. Догадайтесь, кто умер прошлой ночью?

– И кто же?

– Сэр ди Наоза, знаменитый дуэлянт.

Кэсерилу имя умершего ничего не говорило, а вот провинкара одобрительно хмыкнула.

– Давно пора, – сказала она. – Отвратительный тип. Я его не принимала, хотя наверняка были идиоты, которые были к нему благосклонны. И что, он недооценил очередную жертву? Я хотела сказать, очередного противника?

– Вот здесь-то и начинается самое интересное. Похоже, он был убит с помощью магии смерти.

Умелый рассказчик, ди Феррей сделал паузу и, пока встревоженный шепот облетал стол, со вкусом пригубил вина. Кэсерил же перестал жевать.

– Храм собирается расследовать тайну его смерти? – спросила принцесса Изелль.

– Никакой тайны там нет, – ответил комендант. – Скорее трагедия. Около года назад ди Наозу на улице случайно толкнул единственный сын провинциального торговца шерстью. Результат был самым обычным. Ди Наоза утверждал, что у них была нормальная дуэль, но нашлись свидетели, посчитавшие это самым грязным убийством. Впрочем, когда безутешный отец попробовал привлечь убийцу к суду, все они как сквозь лед провалились. Поговаривали, что и судья был не вполне справедлив и объективен, хотя, не исключено, все это – сплетни.

Провинкара недовольно хмыкнула, Кэсерил же, проглотив кусок еды, попросил:

– Продолжайте, пожалуйста.

Почувствовав поддержку, комендант вновь заговорил:

– Этот торговец был вдовцом, и погибший был не только его единственным сыном, но и вообще единственным ребенком. К тому же юноша собирался жениться. И это, в свою очередь, подлило масла в огонь. Магия смерти – отвратительное и недостойное занятие, но я не могу отказать в сочувствии бедному торговцу. То есть, конечно, достаточно богатому, но уже немолодому и неспособному овладеть искусством дуэлянта настолько, чтобы успешно противостоять убийце сына. Поэтому он и обратился к тому, что, как он полагал, было для него единственным средством. Весь последующий год изучал магию. Забросил дело. Кстати, люди в Храме в толк не возьмут, где он взял пособия! И наконец прошлой ночью отправился на заброшенную мельницу в семи милях от Валенды и попытался вызвать демона. И что вы думаете? У него получилось. Клянусь Бастардом! Тело этого торговца было найдено сегодня утром.

Если Отец Зима, как Бог справедливости, покровительствовал всем умершим в должное время года, то Бастард, в дополнение ко всем ужасам, которые входили в зону его ответственности, был еще и Богом палачей. А также и прочих, не менее отвратительных профессий и занятий. Похоже, торговец заключил удачную сделку. Кэсерил неожиданно почувствовал, как записная книжка, которую он все еще держал в кармане жилета, словно налилась свинцом. А вдруг она прожжет дыру в ткани и его одежда вспыхнет? Слава Богам, все это – только воображение!

– Что качается меня, то я ему вовсе не сочувствую, – сказал принц Тейдес. – Только трус способен на тайное убийство.

– Но чего иного можно ждать от торговца? – резонно заметил его наставник. – Людей этого сорта не обучают кодексу чести, коим владеет истинный джентльмен.

– Но все равно, это очень грустно, – покачала головой Изелль. – Я имею в виду несостоявшуюся женитьбу.

Тейдес фыркнул.

– Вечно эти девчонки говорят про женитьбу! – усмехнулся он. – Вопрос в том, что является большей потерей для королевства – какой-нибудь торговец, который озабочен лишь собственной выгодой, или же искусный дуэлянт, способный стать своему королю хорошим воином?

– Увы, это не так. По опыту знаю: между дуэлянтом и воином огромная разница, – сухо сказал Кэсерил.

– Что вы имеете в виду? – обратился к нему Тейдес.

Застигнутый врасплох, Кэсерил смешался и пробормотал:

– Простите, я поспешил со своим мнением.

– И все-таки в чем разница? – настаивал Тейдес.

Провинкара, легко постучав пальчиком по скатерти, бросила на Кэсерила взгляд, смысл которого расшифровать он был не в состоянии.

– Объясните, кастиллар! – попросила она.

Кэсерил пожал плечами и, отвесив легкий поклон в сторону юноши, проговорил:

– Суть в том, принц, что хороший воин убивает своих врагов, а хороший дуэлянт – друзей. Кого из них предпочтет иметь в своем лагере умный генерал?

– Понял, – сказал Тейдес и задумался.

Вероятно, можно было не спешить с передачей записной книжки умершего в руки соответствующих властей. Завтра, на досуге, Кэсерил зайдет в Храм Святого Семейства в Валенде и отдаст ее какому-нибудь из тамошних служителей. Записи, кстати, придется расшифровать. Большинство, в отличие от Кэсерила, считало такого рода головоломки трудными или скучными. Ему же нравилось это занятие, он на нем отдыхал душой и умом. Кстати, он может предложить Храму свои услуги в деле расшифровки этой тайнописи. Он тронул то место на своей одежде, где прощупывалась записная книжка, и понял, как правильно он сделал, помолившись за погибшего перед тем, как пламя погребального костра охватило его тело.

Бетрис, приподняв брови, спросила:

– А кто был судья, папа?

Комендант, некоторое время поколебавшись, пожал плечами и сказал:

– Достопочтенный Врез.

– Понятно, – хмыкнула провинкара. – Он самый!

Она сморщила нос – так, словно до нее долетел неприятный запах.

– А что, дуэлянт ему угрожал? – поинтересовалась принцесса. – Он же мог… мог позвать на помощь! Мог арестовать ди Наозу.

– Я думаю, ди Наоза был достаточно умен, чтобы не угрожать судье. Хотя не исключено, что ему удалось запугать свидетелей. А к судье, я думаю, он нашел более мирный подход.

Отправив в рот кусочек хлеба, комендант сделал большим и указательным пальцами правой руки жест – так обычно намекают на денежные дела и особенно на дачу взятки.

– Если бы судья честно и по справедливости исполнил свои обязанности, торговцу не нужно было бы обращаться к магии смерти, – медленно сказала Изелль. – А теперь, вместо одного, двое мертвы и прокляты… К тому же, если бы ди Наозу приговорили к смерти, перед встречей с Богами он мог бы очистить свою душу. Но почему, если все это всем известно, этот человек продолжает исполнять обязанности судьи? Бабушка! Разве ты не можешь что-то сделать?

Провинкара нахмурилась.

– Назначение судей не входит в мои полномочия, дорогая, – сказала она. – Как и их смещение. Хотя если бы это было так, они бы работали много лучше, уверяю тебя.

Она пригубила вина и ответила на недоумевающий взгляд внучки:

– В Баосии у меня значительные привилегии, но почти никакой власти.

Изелль бросила взгляд на брата, потом на Кэсерила, после чего повторила вопрос, который Тейдес несколькими минутами раньше задал Кэсерилу:

– И в чем разница?

– Власть дает право править и обязанность защищать. Привилегии – право быть защищенным, – ответила провинкара. – Между словами провинкар и провинкара разница больше, чем в одну букву.

Тейдес ухмыльнулся:

– Как и между словами принц и принцесса!

Изелль бросила на брата негодующий взгляд:

– И как ты собираешься сместить коррумпированного судью, ты, мальчик с привилегиями?

– А ну-ка, прекратите, вы оба! – сурово приказала провинкара, и ее голос был голосом бабушки. Кэсерил спрятал улыбку. В этих стенах она была королевой, и правила она здесь на основе закона, который был гораздо старше всех законов Шалиона. Это было маленькое государство в государстве.

Слуги внесли сласти, сыр и вино из Браджара, и разговор обратился на менее мрачные предметы. Кэсерил, изголодавшись за долгие месяцы, наконец-то насытился, вовремя остановившись, чтобы не навредить желудку. Правда, чудесное золотистое десертное вино, которого он выпил целый стакан, не разбавляя, едва не бросило его в слезы, но он хоть и с трудом, но сдержался.

В конце ужина вновь была вознесена благодарственная молитва, после чего наставник утащил принца заниматься, а Изелль и Бетрис отправили заниматься рукоделием. Они едва ли не галопом выбежали из зала, а за ними, более неспешно, проследовал комендант замка.

– И они действительно шьют и вяжут? – спросил Кэсерил провинкару, бросив взгляд вослед улетающим юбкам.

– Большую часть времени они сплетничают и хихикают, пока мне не надоест. Но, по правде говоря, руки у них пришиты правильно.

Губы ее были сурово сжаты, хотя в глазах светилась теплота.