Capabilities

Пролог 1.

Под лестницей было душно и пыльно. Сквозь неровно прибитые доски проникали солнечные лучи, и в каждом из них танцевали сотни пылинок. Ребенок засмотрелся на них и сильно вздрогнул, когда ступенька над его головой заскрипела под тяжестью взрослого человека. Он поспешно зажал себе рот ладошкой и прижался к живому, теплому телу рядом с ним. Им нужно было сидеть как можно тише, ему и его подруге. Человек на лестнице продолжил спуск, подолгу останавливаясь на каждой ступеньке и что-то бормоча. Но вот он спустился, сделал несколько неровных шагов по коридору. В щели чуланной двери ребенок разглядел тонкий, немного нескладный, но совершенно точно женский силуэт. Женщина остановилась посреди прихожей, заметно покачиваясь. Из-за солнечного света невозможно было разглядеть ее лицо. Пышные волосы в беспорядке падали ей на плечи, солнечные лучи превращали их в ореол, в нимб. Постояв, она дернула рукой, поднимая к лицу зажатую в ней бутылку, сделала несколько звучных, громких глотков, а потом неожиданно пронзительно крикнула на весь дом:

– Где мои бриллианты?!

Подруга ребенка задрожала и тихонько заскулила от этого крика, и он обнял ее, не отрывая взгляда от щели. Ему тоже было страшно, но он уже заметил, что, когда рядом с тобой боится кто-то еще, свой собственный страх можно отодвинуть.

– Я спрашиваю… в последний раз… Где?! Мои?! Бриллианты?!.. Куда ты их дел, паскудник?! – женщина кричала, запрокинув голову к потолку. Она продолжала пошатываться, жидкость в бутылке тихонько плескалась. Ее тень то и дело гасила солнечные лучи в чулане.

– Мне нужны бриллианты… я не могу без бриллиантов… ты ведь знаешь это, почему ты каждый раз… это все твоя сука! – женщина пронзительно взвизгнула и швырнула бутылку в чуланную дверь. Ребенок отшатнулся, с ужасом глядя на красные потеки, просочившиеся сквозь доски. Он ощущал брызги на своем лице, а кое-где кожу саднило. Он не понимал этого, но до него долетели не только брызги, но и мелкие осколки бутылки.

– Я найду ее.. – покачнувшись, женщина развернулась к гостиной и нетвердой походкой скрылась из вида. Но ребенок продолжал ее слышать. – Я найду ее и перережу ей глотку, обещаю тебе… она забрала мои бриллианты…она сожрала их…долбанная сука…сука, сука, сука…ненавижу…

Ее голос постепенно стих, но ребенок все еще не шевелился. Он знал, что выходить пока рано. Лучше всего продержаться до ночи. Только бы подруга не подвела. Наконец он опустил плечи, тихонько выдохнул и, повернувшись, ткнулся носом в шею старенькой дворняжки, дрожавшей мелкой дрожью.

– Не бойся, Салли Ки, – прошептал он. – Все будет хорошо.

Пролог 2.

Камеры в здании передавали звук, но люди, следившие за изображениями на мониторах, ничего не слышали. Уши каждого из них были закрыты массивными наушниками, отсекавшими весь внешний мир. Но друг друга они слышать могли благодаря встроенному радиопередатчику. Двое сидели непосредственно у мониторов, остальные, явно армейского вида, замерли поодаль. Их, похоже, совершенно не впечатляло происходящее на мониторах, чего нельзя было сказать о первых двух.

А камеры тем временем передавали резню. Если судить по внутреннему устройству, действие могло происходить в обычной больнице: безликие стены выкрашены светло-зеленой краской, ряды дверей по обе стороны коридоров, каталки в проходах, небольшие холлы со стойками для медсестер. Некоторые камеры были установлены в лабораториях и операционных, но и те, и другие сейчас пустовали, да и в палатах не было больных. Все здание было отдано на откуп одному единственному пациенту и небольшой роте спецназа. От своих врачей пациент уже избавился.

Один из смотрящих в мониторы ощутимо вздрогнул, когда пациент показался на камере в длинном коридоре. Выглядел он не лучшим образом, казался измотанным и жалким, и было даже не понятно, чего так испугался смотрящий. На пациенте была обычная роба больного, сейчас, правда, изрядно порванная и вся в темных пятнах. Камера не позволяла определить, что это за пятна, но смотрящий знал, что это кровь. В конце концов, он видел, как они появились. Пациент брел вдоль стены коридора, то и дело приваливаясь к ней плечом и делая частые остановки. Но вот он вскинулся, пристально уставившись в дальний конец. Смотрящие синхронно повернули головы к другому монитору, на которой выводилось изображение с камеры в конце коридора. В этот же момент к самому углу подоспела едва ли не последняя уцелевшая группа бойцов, облаченных в черную обезличенную форму. Все они носили шлемы тактической защиты, однако, не экранированные от всех звуков внешнего мира. Двигались бойцы осторожно и мягко, по-кошачьи, и слышать их заранее измученный пациент никак не мог. Впрочем, смотрящие знали, что он и не слышал. Он их увидел.

Они выскочили из-за угла почти одновременно, все пять человек, пять профессионалов, помимо приказов и прочего сейчас еще и желающих расквитаться с тем, кто так зверски расправился с их коллегами. Слаженными движениями они вскинули свои штурмовые винтовки, и тут человек в другом конце коридора открыл рот и произнес несколько слов. Пару секунд камеры застило мельтешение и вспышки выстрелов, но вскоре все стихло. Смотрящие невольно подались ближе, хотя итак прекрасно знали, что увидят. Все пять человек спецназа лежали на полу без движения. Ствол винтовки каждого из них был обращен на товарища, каждого изрешетило не меньше десятка пуль перед смертью. Пациент же остался жив. В его сторону не было сделано ни единого выстрела. Тяжело дыша и явно слабея, он побрел в сторону бойни.

– Что ж… – внезапно подал голос один из смотрящих. – Пожалуй, мы видели достаточно.

– Это … невероятно, – тихо пробормотал второй, потирая глаза будто в неверии. Но на самом-то деле он просто устал. Он провел перед этими мониторами намного больше времени, чем первый. – Это сочетание… оно невероятно сильное. Я пока… даже не представляю, чем бы можно было…

– Слишком сильное, – перебил его первый с отчетливыми нотками недовольства в голосе. – Как прикажете этим пользоваться? Вы не пробовали кандидатов с нарушенным восприятием? Аутистов там… или других умственно отсталых?

– Пробовали… да, пробовали, – второй все еще следил за монитором и передвижениями пациента. – Но это не дает эффекта… в смысле, эффект непредсказуем. Невозможно спрогнозировать реакции таких кандидатов. Они необучаемы…

– Этот тоже не больно-то предсказуем, – хмыкнул первый, тоже покосившись на монитор. – Он слишком силен. Мне не нужна бомба, у которой черт знает, что в голове, док.

– Но сэр, мы еще не приступали толком к процедурам установления контроля… Вполне вероятно, нам удастся стабилизировать его, он станет управляем… Вы ведь сами потребовали провести эту демонстрацию именно сейчас!

– Я знаю, что я требовал, – в голосе первого прорезался металл. – Я хотел увидеть результат, и я его увидел. Неважно, какой будет контроль, данное сочетание непродуктивно.

– Но сэр…

– Довольно. Уничтожьте его.

– Что?! Сэр! Мы же едва начали работу! Потрачено время и деньги, и мы…

– Потрачены мои деньги, вы хотели сказать?

– Да… сэр… – второй явно сник, понимая, что возразить нанимателю нечего.

– Уничтожьте его, док, – первый остался непреклонен.

Второй колебался буквально секунду, потом достал из кармана небольшой пульт и положил палец на кнопку. Прежде чем нажать на нее, он поднял глаза на монитор и сильно вздрогнул. Пациент смотрел прямо в камеру и что-то кричал. Второй невольно подумал, что, умей он читать по губам, сейчас, наверное, был бы уже мертв. Как и в случае с последними бойцами, пациент увидел невидимую угрозу в свой адрес и даже понял, как достучаться до того, от кого она исходит. Но против шлемов со звукоизоляцией он ничего не мог поделать. Второй тихонько вздохнул и нажал на кнопку. В тот же миг изображение с камеры исчезло. Взрыв вживленного в тело пациента имплантата с микробомбой повредил и ее.

– Вот и отлично, док, – первый, вставая, хлопнул его по плечу. – Не горюйте. У вас еще полно моих денег, чтобы продолжить работу и выдать приемлемый результат.

Встав, он повернулся к своим людям у стены и коротко кивнул. Эти бойцы ничего не слышали, они были на связи только между собой, но жест шефа поняли моментально. Один из них неуловимым движением вскинул пистолет и выстрелил второму – доку – в голову.

Глава 1.

Все началось с того, что Эмили открыла дверь. Она только проснулась и пребывала в далеко не лучшем настроении. Вчерашний день мелькал в голове отдельными вспышками и картинками, и ничего хорошего в этих картинках не было. Она снова напилась, хотя вроде как пообещала себе не делать этого больше. По крайней мере в этом месяце. Она снова переспала с тем парнем из паркурной тусовки, и оставалось только гадать, видел ли это Нил. Да конечно видел, как мог не видеть-то, если вечеринка была у него дома? Эмили сама не знала толком, на кого больше злится: на себя за неразборчивость или на Нила за … Как это назвать-то? Слабость? Всепрощение? Любовь? От этих размышлений у нее ещё сильнее разболелась голова, а ведь нужно было ещё попасть на работу. Привычно и без особых эмоций проклиная своего босса, Эмили встала, даже и не подумав заправить постель, и поплелась к ванной. Она прекрасно слышала, что в ванной кто-то есть, там лилась вода и доносилось невнятное бормотание. Тем не менее она подошла к двери и дёрнула за ручку. Эмили не сомневалась, что дверь закрыта, с этим у них дома было строго. На самом деле она просто хотела дать понять тому, кто нежился под душем, что есть ещё желающие освежиться. Но дверь неожиданно открылась. Эмили замерла, так и не выпустив ручку, и невольно уставилась на свою соседку, Дотт, методично намыливавшую ягодицы и вслух повторяющую роль. Когда дверь открылась, Дотт вскинула голову, прервавшись на полуслове. Пару секунд обе девушки молчали, потом Дотт махнула на Эмили мыльной рукой.

– А ну пошла вон! Тут занято!

– Закрываться надо, дура, – огрызнулась Эмили, недовольно стирая капли с лица.

– Я закрылась! Если ты сломала дверь…

– Ничего я не сломала, – не дослушав, Эмили закрыла дверь и услышала отчетливый щелчок, с которым язычок замка встал на место.

– Закрылась она, как же… – выбитая из колеи и ещё более мрачная, она прошлепала на кухню и включила чайник. – Спит и видит, чтобы на неё кто-нибудь попялился…

По образованию Дотт была делопроизводителем (то есть профессиональной секретаршей), а по призванию актрисой. Она вечно бегала от труппы к труппе, от театра к театру, но выше местечковых подвальных клубов пока что так и не поднялась. В последний месяц она прибилась к весьма эксцентричному ансамблю. Режиссёр труппы умудрился даже создать себе какое-никакое имя, перерабатывая классические произведения в эротическую строну. Таким образом в Ромео и Джульетте появились полноценные постельные сцены, а на Гамлета не пускали детей младше двенадцати. Наибольшей популярностью, как слышала Эмили, пользовался практически авторский Король Лев. Тем не менее именно эта работа оказалась наиболее оплачиваемой. Дотт искренне наслаждалась выступлениями, обжимаясь на сцене с такими же восторженными фанатами своего дела, как и она. Зрители её полюбили, и в этом месяце ей даже не пришлось подрабатывать секретаршей, как раньше, когда кончались деньги. Сама Эмили лишь однажды была на Гамлете и в целом осталась довольна, как и Нил, к которому она прибежала сбрасывать возникшее в процессе просмотра напряжение. И хотя Эмили была рада за подругу, в быту её новое амплуа доставляло определенные неудобства. Дотт репетировала постоянно, но теперь все чаще делала это голой, утверждая, что так легче вжиться в роль. Их третья соседка, Тамара, отчаянно смущалась и пряталась в своей каморке, но как обычно не возражала вслух. И Эмили, и Дотт прекрасно понимали, что временами причиняют ей дискомфорт, но обе были слишком эгоистичны, чтобы обращать на это внимание.

Чайник закипел, и Эмили залила кипятком три ложки растворяшки. По маленькой кухне поплыл отчетливый запах паленого.

– Фуу… – наматывая на голову полотенце, в кухню вошла Дотт (разумеется, кроме полотенца на голове на ней ничего не было). Пройдя к холодильнику, она достала банку колы и бесстыдно устроилась на подоконнике. Окна кухни выходили на небольшую улицу, и, учитывая низкий этаж, Дотт прекрасно было видно снаружи. Многие соседи и уличные мальчишки уже прознали об этой её новообретенной привычке. Вот и сейчас с улицы раздался призывный свист, но Дотт даже не обернулась. Она утверждала, что это добавляет ей творческих сил. Открыв колу, она сделала большой глоток.

– Ну что, супермен, как ночь прошла? Я слышала, ты вернулась что-то около трёх, – ярая поклонница богемного графика, Дотт обычно ложилась к утру. Эмили и сама частенько так делала, пусть и по другим причинам, а Тамара уже давно подсела на беруши.

Вместо ответа на вопрос соседки Эмили лишь дёрнула губой и сделала большой глоток кофе. Тот, разумеется, ещё не остыл, и она зашипела от боли.

– О, понимаю, – Дотт многозначительно покивала головой. – У тебя был чик-пык? Он хоть того стоил?

– В том-то и дело, – Эмили чуть отдышалась и вопреки здравому смыслу отпила ещё. На этот раз пошло легче. – Я не помню.

– Что, совсем? – соседка округлила глаза. – Это что-то новенькое. Эй, милая… А ты вообще в порядке?

Эмили неопределённо пожала плечами, покачивая чашку с кофе в руках. На самом деле такого с ней и правда раньше не случалось. Бывало, что стирались детали, но свои действия она помнила всегда. А тут… Да, она пошла с этим лысым в спальню Нила, и то, что осталось от воспоминаний, не оставляло сомнений, что секс все-таки был. А вот дальше … Эмили нахмурилась. Ничего. Вообще ничего. Ни единого проблеска.

– Говоришь, я вернулась в три? – она подняла глаза на Дотт. – И… Как я была?

– Без понятия, Эм. Я к тебе не заходила, просто слышала. Ты вошла… И в общем-то все. Должно быть сразу вырубилась… О, Эм! А вдруг тебя отравили?! Подсунули какую-нибудь дурь…

– Я знаю на вкус всю дурь, что мне могли подсунуть. Этого не было, – Эмили коротко усмехнулась.

– Но ты же не помнишь! Откуда тебе знать?

– Я знаю последствия, Дотт. У меня обычное похмелье.

– А вдруг это было что-то новое?

– Новая дурь на тусовке у Нила? Не смеши.

– На самом деле есть очень быстрый способ все выяснить, – Дотт многозначительно улыбнулась. – Позвони Нилу.

Эмили подхватила со стола пластиковую ложку и швырнула в неё. Та от души рассмеялась, без труда увернувшись.

– Ладно, милая, раз ты не потеряла вчера свою почку, мне некогда тут торчать. Репетиция, все такое… – Дотт спрыгнула с подоконника и, сопровождаемая разочарованным улюлюканьем с улицы, вышла из кухни. Эмили проводила её глазами, потом одним глотком допила кофе и отправилась в ванную. Шутки шутками, а на работу все-таки надо.

«…Очередной террористический акт был совершен прошедшей ночью на севере города. На этот раз пострадала независимая химическая лаборатория в Кассле. Лаборатория финансировалась в основном частными инвесторами, хотя среди держателей акций значится и такой гигант, как Форестер Групп. По непроверенным данным там велись достаточно перспективные исследования в области бытовой химии. Злоумышленники установили взрывчатые устройства снаружи здания, и при взрыве произошло воспламенение горючих химикатов, хранившихся на складе лаборатории. Среди пострадавших значится весь находившийся там персонал, а также несколько подсобных рабочих и случайных прохожих. Ущерб, нанесенный террористами, оценивается в несколько миллионов долларов. В данный момент район Кассл оцеплен, близлежащие к месту взрыва улицы эвакуированы в связи с угрозой химического отравления. В Форестер Групп пока воздержались от комментариев, но источник внутри организации уверен, что…»

Эмили надоело слушать новости, и она отвернулась от висевшей в приемной плазмы. Террористы то, террористы се… В последнее время в новостях одни террористы. Ну, и Ювелир конечно. Терактов Эмили не боялась, она бы и вообще о них не думала, если бы об этом не трещали из каждого ящика. Какая разница, что творится в Кассле? Ясное дело, во всем виновата полиция, которая делает свою работу из рук вон плохо. Попробовали бы эти террористы сунуться в Рондо! Эмили понимала, что это не повод для гордости, но тем не менее в ее районе за последние три года не было ни одного постороннего убийства, или грабежа, или разборки. Никто со стороны не рисковал вмешиваться в дела района, и, хотя в городе он считался неблагополучным и опасным местом, Эмили не собиралась съезжать. Между прочим, за все эти годы Ювелир ни разу не наведался в Рондо. Ну, и как вам это, уважаемые копы?

– Блант? – Эмили встрепенулась, оборачиваясь, и посмотрела секретаршу босса. Та кивнула на дверь кабинета и снова углубилась в пасьянс на компьютере. Эмили неохотно поднялась, переждала приступ дурноты и зашла в кабинет. Она бывала тут миллион раз и твердо знала – смотреть не на что. Безликая офисная мебель, какие-то обязательные фотографии на стене и столе, пара обшарпанных кресел. Да, это не «Нортон и сыновья», что всего лишь маленькая заштатная юридическая контора, единственная, где она смогла удержаться достаточно долго, чтобы руководство смогло оценить ее исполнительность и немногословность. Эмили не знала, чья эта заслуга. Вполне вероятно, что дело не в ней, а в том, что никто другой не хотел здесь работать за такие деньги.

– Ааа, Эмили… – ее босс оторвался от бумаг и вперил в нее маленькие бычьи глазки. В одном Эмили была уверена – этот человек ее не хотел. И это, черт возьми, просто прекрасно. – Ты опоздала.

– Да, сэр… Извините, – уместно было бы сказать, что это больше не повторится, но она не смогла этого выдавить.

– Ну ладно… у тебя сегодня много работы. Колин заболел, а сегодня нужно непременно доставить бумаги его клиенту. Я бы отправил других, но… все заняты.

Эмили едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Заняты, как же… может, в других конторах и дерутся за клиентов, но тут, в «Элдридж Ло», никто не хотел делать чужую работу. Никому нет дела до того, что это не Колин может потерять клиента, а вся компания.

– Ну, и помимо этого твоя обычная корреспонденция…

Обычно Эмили не направляли к клиентам. Курьеру в «Элдридж Ло» полагалось возить счета и квитанции, причем нередко личные. К клиентам каждый юрист ездил сам, и лишь изредка, если уж совсем не успевал, мог поручить Эмили, но все старались этого избегать.

– Ах, да… и еще тебе нужно пройти диспансеризацию. Это нужно сделать… эээ… сегодня, да. Я собирался предупредить тебя раньше, но как-то закрутился…

– Простите, что? – Эмили с усилием вынырнула из сонного оцепенения. – Диспансеризация? Это еще зачем?

– Мы все ее прошли, это… эээ… новое корпоративное требование, – под скептическим взглядом Эмили ее босс чуть смешался, но тем не менее продолжил. – Ты ведь знаешь про реформу здравоохранения? Ту, что проводит Форестер Мед?

– Да, но… насколько я знаю, это вроде необязательно.

– Ну, в общем, да, однако… все крупные компании сейчас проходят диспансеризацию и получают электронные медкарты. «Нортон», «Сандей» и другие… еще немного, это станет негласным обязательным требованием в нашей среде. И тогда все побегут, и очереди можно будет ждать годами, Форестер Мед ведь не резиновая… В общем, я решил сделать все сейчас. А ты штатный сотрудник, так что… Да и разве не здорово, что ты сможешь поучаствовать в диспансеризации сейчас, за счет компании? Частным лицам это пока обходится недешево, знаешь ли…

– Ладно… но почему именно сегодня?

– На компанию выделяют несколько дней, сегодня наш последний… вот, возьми документы, можешь подойти в любой центр. Только сначала к клиенту Колина.

– Понятно, – Эмили взяла конверты с бумагами и счетами, запихнула все в свою сумку и, попрощавшись, вышла.

Реформа здравоохранения, которую проводила «дочка» Форестер Групп совместно с министерством здравоохранения, по мнению Эмили была никакой не реформой, а самым обычным апгрейдом. По сути ничего не менялось за исключением того, что на каждого человека заводилась электронная медкарта, которая становилась доступна во всей сети общественных больниц. А для частных клиник Форестер Мед придумала хитрую систему лицензирования, по которой каждая из них могла приобрести доступ к хранилищу медкарт и таким образом иметь полную картину состояния здоровья каждого своего пациента. Если же клиника не приобретала лицензию, то по-прежнему могла работать, но вынуждена была либо все выяснять сначала самостоятельно, либо направлять клиента на повторные обследования, от чего многие наверняка стали бы отказываться. Лично Эмили не понимала, какой толк в этом лицензировании, если большинство клиник как раз и зарабатывали на этих бесконечных дублирующих друг друга анализах, но в правительстве видимо считали иначе. Программа электронных медкарт должна была в первую очередь каким-то хитрым образом поддержать государственную медицину, а также давала дополнительный источник дохода в виде лицензирования. У реформы были и противники, и защитники. Кто-то утверждал, что подобное хранение информации делает людей уязвимыми, кто-то кричал про сохранность персональных данных, кто-то вообще обвинял Форестер Мед (да и Групп тоже) в пропаганде какого-то там тоталитаризма. Сторонники воодушевленно вещали об огромном количестве доступных данных, которые смогут быть использованы для исследований в медицинских сферах. Подумайте, говорили они, мы сможем выявлять тенденции, анализировать тренды, оперативно узнавать об эпидемиях и все это в масштабах страны! Эмили было все равно. Она не видела ни плюсов, ни минусов, и сама бы, наверное, никогда не дошла до диспансеризации. Но мотивы босса были в общем-то понятны. «Элдридж Ло» пользовалась двоякой славой в юридических кругах. С одной стороны у нее было несколько довольно крупных клиентов (вот, например, тот же Колинов, финансовый директор «Арко», крупнейшей страховой компании в стране) и она их не подводила. Но с другой пользовалась репутацией конторы, к которой можно обратиться в щекотливых вопросах. А это далеко не та репутация, с которой входят в высший свет. Впрочем, босса Эмили устроила бы и подпольная слава, но он никак не мог ее добиться. Так они все и балансировали на грани закона, что позволяло получать доход, но не более. С помощью диспансеризации босс надеялся выделиться, козырнуть, напомнить о себе, и Эмили его не винила. Каждый крутится как может. В конце концов, пройти врачей и правда не так уж плохо, вот только бы не сегодня… Решив подумать об этом позже, она устремилась на запад, в центральный офис «Арко».

На активных экранах в подземке крутили те же новости, что и в офисе, и Эмили старалась не смотреть на них. Вместо этого она уставилась во тьму туннеля за стеклянной дверью и задумалась о прошедшей ночи. В самом деле, что сложного позвонить Нилу? Но Эмили просто не могла себя заставить. Она чувствовала себя виноватой, и оттого злилась на Нила. Она терпеть не могла чувствовать себя виноватой, тем более перед Нилом, в котором духу-то было, откровенно скажем, не больше, чем в коале. Да и не упрекал он ее никогда и ни в чем, искренне радовался, когда она приходила, и умудрялся мастерски делать вид, что не замечает измен. Или и вправду не замечал? Но в это Эмили не верилось. Оттого она и злилась, ибо не понимала такой кротости. Именно такое поведение вселяло в нее вину. Короче говоря, звонить Нилу пока было совершенно невозможно. Но что же все-таки произошло? Может, Дотт права, и это новая дурь? Кто-то из паркурщиков вполне мог разжиться… Но почему тогда она не помнит, как ей ее предлагали? Почему такая избирательная амнезия?

Погрузившись в размышления, Эмили едва не проехала свою остановку. Вскочив в последний момент, она устремилась к лестнице. Хотя час пик еще не наступил, вокруг нее сновало приличное количество людей. И сегодня в подземке было явно больше полиции. Ах да, теракт, вспомнила она. Тем более финансовый квартал. Отсюда до Кассла еще прилично ехать, но воротилам нравится видеть, что их охраняют. Эмили поймала на себе несколько подозрительных взглядов, но не сбавила шага и не опустила головы. Бывало, ее даже задерживали, но быстро отпускали. Что поделать, в толпе она выделялась и не в лучшую сторону. Маленькая всклокоченная негритянка с презрительной миной на лице, в драной хипстерской одежде, нередко с откровенного бодуна, с большой сумкой через плечо. Когда стражи порядка выясняли, что она работает курьером в, несмотря не на что, не последней юридической конторе в городе, на них нападал столбняк. Эмили уже предвидела нудные процедуры проверки на входе в «Арко». Никакая служба безопасности не могла спокойно пройти мимо нее. Эмили трудилась на этом поприще уже пару лет и легко могла бы выглядеть вполне прилично, чем избавила бы себя от львиной доли всей этой волокиты. Само собой, она этого не делала. Вот и сейчас, стоило ей появиться в холле, у ближайшего охранника отчетливо дернулся глаз. Но на этом, как ни странно, все и закончилось. Эмили подошла к стойке регистрации, назвалась, сообщила цель визита и приготовилась проследовать за безопасниками в отдельный кабинет, но вместо этого секретарша что-то проверила на компьютере, кивнула охраннику и выдала Эмили пропуск.