Я – учитель. Воспоминания

В то время порядки в Старом Осколе были простецкие: кто где захватил место, там и стоял. Пестрота и ералаш были характерными особенностями торга. Рядом оказывались, например, телеги со смолой и со сметаной, с салом и с известкой, с дынями и с привязанной на продажу коровой, лаптями, мётлами, куриными яйцами…

К полудню ярмарка в разгаре. Чаща поднятых оглобель простирается по всей площади. Солнце припекает. Надо всем висит кисея пыли. Пахнет сеном, навозом, дёгтем, фруктами и тем сложным ярмарочным запахом, какому и названия не подберешь. Дядя торгует, а я, ошеломлённый невиданным зрелищем, поднимаюсь на повозке, вытягиваю голову вверх, оглядывая кричащее человеческое море, огромные каменные дома в два и даже в три этажа.

Заливисто ржут лошади, тревожно ревут коровы, визжат поросята, бякают овцы, хлопают друг друга по рукам люди и кричат: «Молись богу и получай деньги!» В толпе шныряют бойкие мальчишки с ящиками на ремнях и звонко выкликают: «Горячих! Горячих! Горячих! Эй, кому горячих с рисом, пятак пара! Горячих! Горячих!» Куда ни глянь, видишь нищих, калек, слепцов. Одни из них ходят, держась за плечи поводырей, и устрашают толпу бельмами; другие выставляют на показ свои изуродованные ноги, руки, головы, чтобы разжалобить православных; третьи, сидя на земле, надрывно поют: «Заступнице усердныя…»

Цыгане в широченных плисовых штанах и засаленных цветных рубахах ходят по рядам телег, прицениваясь к лошадям и бесцеремонно хлеща их ременными кнутами.

– А сколько хозяин просит за гнедуху? – твёрдо чеканя каждый слог, спрашивает цыган.

– Восемь красненьких.

– Восемь годов будешь просить – никто не даст. Смотри: в паху кила, бабка свернута, лопатка сохнет. Бери половину! Молись богу, по чести даю!..

А подальше, где дорога шире расступилась, те же цыгане продают буланую клячу. Тут уж надо показать её прыть, и один, чмокая губами, тянет клячу за повод, а другой сзади нажигает её бичом. Кобыленка кое-как скачет саженей десять туда и обратно. Цыган напористо втирает мужику повод «из полы в полу»:

– Не лошадь – огонь! Век будешь благодарить. Ещё такую у меня купишь.

Пляшут, поют и собирают копейки голопузые, курчавые цыганята. Матери их, перетянутые наискось турецкими платками, в длинных, треплющихся о босые ноги юбках шныряют в толпе. Уставив на какую-нибудь тётку большие, нагло-просительные глаза, цыганка уламывает её:

– Дай руку, погадаю. Вижу, точит горе твоё сердце, болит оно, ноет день и ноченьку. Но скоро будет тебе радость нежданная, негаданная. Исполнится всё, чего душа твоя желает.

Складно врёт ведунья, угадывает всё о прошлом, сочиняет о будущем и просит:

– Ну, дай, тётенька, моим цыганятам кусочек хлебца, дай маненько подсолнухов, дай десяток яблочков, и пошлёт тебе, милая, бог доброго здоровья…

А на другом конце площади крики:

– Бей его!

– Сала захотел!

– По мусалу его, по мусалу!..

Толпа гонит и дубасит оборванца. Тот закрывает лицо руками, метит улизнуть, да некуда. Рыжий мужик забежал вперёд и длинной, истекающей от жары полоской свиного сала лупит вора по голове, по шее:

– На тебе сала! Лопай! Лопай, собака!..

Полоса, как удав обвивается вокруг шеи. Толпа смыкается в тупом остервенении. Это похоже на то, как в Стойле мы убивали Лохмача. Не знаю, остался ли жив человек…

Н. Ф. Петров. Ярмарка в Воронежской губернии. 1925. Пензенская областная картинная галерея им. К. А. Савицкого. Общественное достояние.

А торг идет вовсю. С болтающимися на поясе крючками, ножами, защепами, иглами расхаживают по рядам коновалы. Уже начались магарычи в честь продажи и покупок. Двери казёнки то и дело хлопают. В пыли валяются «готовые», упившиеся до беспамятства. Пьяные песни, ругань, крики наполняют воздух.

Посреди площади под гармошку крутится карусель, и вся земля под ней усеяна подсолнечной и ореховой скорлупой, конфетными обертками, огрызками яблок и груш. Вокруг стоят палатки с бакалеей и красным товаром. Видно, как приказчики ловко раскидывают штуки ситца и отмеривают аршинами. Но больше всего мне нравится следить за работой калужских набойщиков по холстине.

В своей палатке они обмакивают подушечки в краску, шоркают одну о другую и, как бы шутя и играя, намазывают узорные доски. Тут же натягивают на них белую холстину, прокатывают валиком – и получай, баба, заказанный рисунок! Бабы табунятся вокруг палатки, а оборотистые калужане знай себе поигрывают подушечками, огребают денежки и покрикивают:

– Подходи, бабы, подходи! Набьём, кому «в сосёнку», кому «в дорожку», кому «в твяточек»!

Огромная толпа сгрудилась вокруг бродячего артиста, который, помню, особенно поразил меня. Это был низенький, щуплый человечек с лицом сухощавым и умным, таким же серым, как его костюм. На голове у него звенели бубенцы, на горбе приделаны медные тарелки, на которых шнурок спускается к ноге артиста. В левой руке он держит стальной треугольник, а в правой – что-то вроде ложек для щелканья. Пронзительным тенорком артист поёт и одновременно часто-часто трясёт головой, чтобы звенели бубенцы, бьёт колотушкой по барабану, стукает по треугольнику, щёлкает ложками, дзинькает тарелками, дёргает ногой, пританцовывает, весь ходит ходуном, превращаясь в шумовой оркестр. Толпа восхищена.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Печатается по тексту: Топоров А. М. Я – учитель. – М.: Детская литература, 1980.