Семейные ценности Стиксов

Пролог

Старшая дочь Лея влюбились в смертного.

Потрясение от новости оказались так велико, что в подвале особняка открылся портал в иное измерение и выбравшиеся оттуда твари заполонили дом. Дедушка Лугоши заперся в своем гробу и не вышел бы из него, даже если бы весталки сами стали прыгать на него и предлагать свою кровь, как это случалось в былые времена. Бабушка Хейд отлавливала сбежавших из портала тварей и пускала их на фарш. Из него она собиралась сделать начинку для пирожков, «дабы вспомнить свое истинное предназначение и травить этих смертных, а то, иш ты, совсем распоясались». При этом поглядывала окосевшим глазом на зятя, считая его корнем бед.

Зять ее, благородный идальго дон Родриго Рикардо Хуан Фернандес де Веласко граф Салазар, видевший во всем происки своего давнего врага, Великого Инквизитора, натачивал шпагу и клыки и проверял расставленные вокруг дома ловушки. Виновницу всего этого безобразия, дочь Лею, он запер в комнате. Именно так поступали в его молодости с девами, забывшими родительские указы. Заточали в высокие башни, выкапывали вокруг глубокие рвы и сажали непроходимые леса.

Его жена, прекрасная, но заколебавшаяся ведьма Саломе пыталась сохранить невозмутимость. Она сама всего каких-то четыреста лет назад была на месте дочери, с той лишь разницей, что отец не запер ее в башне, а закопал в землю. Остальные ее дети бегали по потолку, аки по полу, и мешали отлову тварей, потому что сами выглядели, как монстры из портала, играли вместе с ними и пакостили наравне.

– Смертные для еды, а не для блуда! – прокричала бабушка Хейд, проходя мимо комнаты внучки.

– Сначала для блуда, потом для еды, – поправил ее из гроба дедушка Лугоши.

– Чему учишь ее, старый!

Лея предпочитала сидеть тихо, все равно семейства надолго не хватит. Протестующая сущность молодой ведьмы распространяла вокруг себя злобные эманации, разлетавшиеся по дому полтергейстом. Хорошо хоть не придется вместе со всеми очищать дом от тварей.

Для изгнания монстров Стиксы использовали такие отборные экзорцизмы, что твари краснели от стыда и добровольно отправлялись обратно в ад.

– Главное, детей по ошибке туда не отправить.

– Ну, погостят немного у дяди Люси, что такого?

– Выгоните из ванной Ктулху!

– Это просто гигантский осьминог.

Только двое не принимали участия во всеобщем бедламе: старый зомби Малкольм и Николай Васильевич. Они пили зеленую жидкость из пыльной бутыли и пытались разлагаться.

– Кто-то лезет по стене дома! – уши Родриго встали торчком. – Никак сам Инквизитор!

Его пятки в поношенных тапочках засверкали по лестнице.

– Дорогой, в прошлый раз ты думал также, а потом нам пришлось оживлять доставщика пиццы.

Но Родриго не слушал. Он ворвался в комнату дочери, и как раз вовремя. Патлатое чудовище с размалеванной мордой пыталось ее сожрать. Дуреха даже заклинание изгнания не читала, а вместо этого тоже пыталась сожрать монстра. Увидев отца, Лея отлетела от монстра и протараторила:

– Папа, это не то, о чем ты подумал.

– Саломе, – крикнул Родриго, – здесь еще один!

Не дожидаясь жены, он начал читать экзорцизм. Чудовище хлопало глазами, но не изгонялось.

– Раз литера тебя не берет, возьмет верный клинок!

Благородный дон выхватил шпагу и бросился на монстра. Волосатое чудище напугалось, кинулось к раскрытому окну, но в него, отрезая пути к отступлению, влетела Хейд.

– Дурень! – крикнула она зятю. – Тварей изгоняют поганой метлой, а не шпагой!

Она погнала монстра из комнаты внучки прямиком в подвал. На победоносный полет бабки собралось посмотреть все семейство. Лея бежала за ней и что-то кричала, но слова тонули во всеобщем гвалте. Рябиновые прутья метлы загнали чудовище прямиком в портал, а заклинание, слетевшее с уст старой ведьмы, запечатало его.

– Это был Сет! – голос Леи наконец перекрыл всех.

– Не говори глупостей. У Сета голова осла. Своего племянника я бы сразу узнала.

– Да, нет же, мой парень Сет! Ты отправила в адский портал смертного!

Глава 1

Когда ты дом, никто не спрашивает, где тебе стоять. Просто возводят там, где хотят, и все. Если твой фундамент – руины древнего храма, а в недрах – нестабильные врата в ад, то судьба твоя предопределена – ты дом с привидениями.

Местные жители обходили дом Стиксов стороной, как до этого обходили стороной жуткие руины храма, а еще раньше – и сам храм.

Рисунки на стенах храма рассказывали о кровавых жертвоприношениях в ночи новолуния. Девы и юноши отдавались на растерзание жуткому божеству с острыми зубами и когтями. На рисунках вообще срамота была изображена: девы в разных позах сношались с нечестивым богом и сами превращались в таких же уродливых кровожадных монстров.

В храме том жил носферату – омерзительное воплощение ночных кошмаров. Он успешно выдавал себя за темного бога. Рисунки на стенах были его лап дело, потому что как иначе объяснить местным, чего он от них хочет. Местные, дабы злобное божество не пожирало всех подряд, каждое новолунье исправно доставляли ему свежих девственников. Странная штука заключалась в том, что некоторые девственники, независимо от пола, сами кидались в объятья монстра.

Однажды явилась под молодой луной дева прекрасная и черноволосая, да не в стенаниях и страхе и не в священной экзальтации, готовая отдаться похотливому кровопийце.

Пришла она со сковородкой.

Чугунной.

Тогда-то и понял носферату, что не в осиновом коле или серебре его погибель, а в чугунной сковороде. Ох, и лупасила же его дева, где только сил столько взяла. Как только забрезжил над храмом кровавый рассвет, вернулась дева нетронутой в деревню. Сковородку же для устрашения в храме оставила.

Потерял с тех пор носферату покой. Из сковороды личный фетиш сделал. Такое с ней вытворял, что стыдно кому сказать. Знаки внимания деве начал оказывать: то сердца птичьи в коробочку сложит и ленточкой кишок перевяжет, то письмена любовные на коже человеческой накатает, то нажрется волчьей ягоды, да белладонны с мухоморами и давай пьяным над деревней летать.

Неизвестно, что бы из всего этого вышло, если бы однажды местные жители не решили сжечь деву, потому что оказалась она ведьмой. Только носферату спас возлюбленную, а жителей деревни всех слопал.

С тех пор зажили носферату Лугоши и ведьма Хейд долго и счастливо. Потомство пошло, про жилищные условия задумались. Сначала на развалинах храма появилась избушка, потом дом каменный, потом особняк в викторианском стиле.

Особняк стал городской достопримечательностью, как самый старый в городе. Туристы любили фотографироваться на его фоне. Почему-то их не останавливал тот факт, что сфотографировавшиеся с ним люди вскоре умирали. Местные по-прежнему старались держаться от особняка подальше. Все равно в итоге в нем оказывались, потому что дядюшка Малкольм, брат Хейд, открыл в нем похоронное бюро. Хотел открыть бордель или игровой притон, но это оказалось менее выгодно, а так стало проще доставать сравнительно свежие мозги, ведь Малкольм был зомби и обожал этот деликатес.

Хейд пекла на продажу булочки и кексы. Их покупали, но не для еды, потому что в пищу ведьмина выпечка была непригодна, а как сувениры, ведь украшенные пауками да скелетиками маффины оказались прекрасным декором для Хэллоуина.

Поживало семейство Стиксов в относительном спокойствии: запечатывали внезапно распахивающиеся врата ада, ждали нападения Великого Инквизитора. Пока однажды в дом не проник, влекомый прелестями юной ведьмы, смертный.

Глава 2

Стиксы решили голосовать: открывать врата ада, чтобы спасти смертного, или оставить там гнить. Пока семейка спорила о плюсах и минусах обоих исходов, Лея продолжала испускать полтергейст, от чего сотрясались руины храма под землей, а мертвые на кладбище за особняком готовы были переворачиваться в гробах.

Бабка Хейд сначала голосовала за то, чтоб смертный сгнил. Потом совесть и любовь к внучке взяли верх, и она захотела выпустить несчастного. Лея и Саломе естественно были за спасение. Дон Родриго голосовал против и грозился рассечь шелудивого шпагой, как только он появится из врат. Дедушка Лугоши по-прежнему отказывался выходить из гроба, раз кризис не миновал, поэтому выставлял в щель куриную лапку, это означало, что пора бы перекусить. Дядя Малкольм голосовал сразу обеими руками, а также попытался выкопать пару покойников, чтобы использовать и их руки. Голосовать он умудрялся одновременно за оба варианта, чем усложнял подсчет голосов. Николаю Васильевичу в праве голоса отказали, потому что он мухлевал и привлекал к голосованию мертвые души.

Как бы дон Родриго не тряс шпагой, выяснилось, что большинство за спасение смертного. Этим большинством оказались, конечно, женщины, чья солидарность победила и куриную лапку, и две левые руки дяди-зомби.

Вот врата открылись, и из них явился герой. Длинные волосы на концах немного подпалились, железные шипы на напульсниках раскалились докрасна, кожаная куртка пахла горелой кожаной курткой, трупный грим слегка подтек, от чего Сет еще больше походил на жителя загробного мира, а адский пес пытался укусить его за ягодицу. В целом же смертный выглядел сносно, а глаза горели бешеным восторгом.

– Это было пандемонически! – заявил он офигевшему семейству, потом обернулся на цербера и гаркнул: – А ну, место, адов Му-му!

Трехголовый песик заскулил и скрылся в закрывающемся портале. Лея и Сет начали так неистово лобызаться, что даже дедушка Лугоши выглянул из гроба.

– Руки прочь от моей дочери, бычья мошонка, – дон Родриго уперся острием шпаги в шею Сета. Алая капля проступила сквозь проткнутую кожу. Из гроба деда показались скрюченные пальцы и горящие жаждой глаза.

– Прибереги силы для Инквизитора, дорогой, – Саломе изящной рукой отвела клинок от шеи, видимо, будущего зятя и тут же предложила всем подниматься на верх пить чай.

– Как бы узнать, не девственник ли он? – вопрошал старичок Лугоши у бабки Хейд, прыгая в гробу по лестнице подвала.

На кухне для серьезного разговора собралась мужская часть Стиксов. Сет с интересом осматривал убранство кухни, напоминавшее декорации к страшилке. Дон Родриго сидел напротив него и прожигал красными глазами дырку в черепушке. Иногда он скалился и шипел, демонстрируя острые клыки, но смертный был обескураживающе невозмутим, и дону пришлось прекратить.

– Значит, ты Сет, – процедил Родриго. – Это сокращенно от Сетаниэль?

– Просто Сет. Это мое погоняло в группе. Человеческое имя у меня другое.

– Да, ведь ты смертный! – Родриго воспарил над столом, тыча когтем в парня. – А зачем-то притворяешься монстром!

– А, так это грим для выступления.

– Ты клоун что ли? – буркнул дедушка Лугоши, высунув голову из гроба.

– Нет, я вокалист и гитарист в блэк-метал группе «Сношение кишок».

– Блэк – это когда про мозги из черепушки, содом и другие приятности? – уточнил Малкольм, Сет кивнул.

Родриго, дед и Малкольм переглянулись, и даже Николай Васильевич оживился.

– Ты, это, извини, что приняли тебя за порождение ада, – Родриго поджал губы.

– Да, я привык. Правда, обычно меня в полицию сдают, а не в преисподнюю.

– И ты в аду не испугался?

– Я не сразу понял, где оказался. Все такое родное вокруг было. Я решил, что у Леи семья сечет во всем этом. Когда дошло, вы уже и врата открыли. Кстати, вот, – Сет вынул из кармана куртки существо с тельцем мышки и крыльями мухи. – Кажется, это ваш. Он вместе со мной в аду оказался и плакал.

Родриго бережно взял родное исчадие.

– У него ваши глаза, – сказал Сет.

– Вообще-то это она. Но да, глаза у них всех мои, – гордо заявил Родриго. – Малкольм, доставай настойку из мухоморов, будем проверять печень нашего зятька!

Пару адски пьяных часов спустя тройка порождений ада плюс Николай Васильевич склонились над храпящим Сетом.

– Ни че так парень, – резюмировал дон Родриго. – И с настойкой долго продержался.

– Есть пока не будем, – буркнул из гроба дед.

– Но если будем, то, чур, мозги мои, – застолбил Малкольм.

Глава 3

В старом особняке все любили рассказывать истории, этого добра у Стиксов хватало в избытке. Семейные легенды с течением веков обрастали такими мифическими подробностями, что сами члены семейства удивлялись, как могли такое сотворить.

Любимая легенда дяди Малкольма была о том, как он стал зомби. Ее он рассказывал каждый раз, как напивался пьян, потому что и сама история начиналась с попойки.

Компания, в которой он пил, менялась при каждом пересказе. Собутыльниками успели побывать четыре мушкетера и их кони (потом он говорил, что это были всадники апокалипсиса), король Ричард Львиное Сердце (не важно, что тот уже помер) и многие другие.

Что случилось во время кутежа, Малкольм не помнил. Очнулся пьяным и на эшафоте. Его обвиняли в сговоре с дьяволом и требовали признания, которые он не давал, ибо языком с похмелья еле ворочал. Тогда его растянули на дощатом полу, а сверху опустили железную клеть с камнями. Представлялось, что под пытками он признается и выдаст сообщников, но тщедушное тельце не выдержало, и клетка проломила ребра.

Все решили, что «колдун» мертв, но тут Малкольм закряхтел и потребовал выпивки. Тогда пытку клеткой повторили, потом еще и еще. Малкольм хоть и прибывал в спасительном опьянении, после этих манипуляций все же тронулся умом.

Не умирал он из-за старшей сестры Хейд, которая заговорила его еще младенцем. Опыта на тот момент у нее было маловато, поэтому побочным эффектом колдовства стало превращение брата в зомби и появление страсти к мозгам. Надо ли говорить, что первым лакомством новоиспеченного зомби стали мозги священника, обвинившего его в колдовстве.

Дон Родриго слагал легенды о схватках с Великим Инквизитором. Его рассказы больше походили на театральное действие, он наряжался в черный плащ с алой подкладкой, размахивал шпагой, сверкал красными глазами и так расходился, что в итоге принимал истинный вампирский облик, летал под потолком, скалил клыки, шипел на всех и гадил на вековые гобелены.

Если воспоминания о былых подвигах сопровождались выпивкой, заканчивал дон Родриго тем, что пытался изгнать из гроба деда Лугоши, за что получал по темечку припрятанной в недрах гроба сковородой-фетишем. Вырубался Родриго крепким вампирским сном в одном из гробов похоронного бюро, иногда забывая вынуть из него готовящегося к погребению покойника.

Дедушка Лугоши не отличался многословием. Его коронная история была о том, как он водил за мошон… кхм, за нос профессора ван Хельсинга, притворяясь графом Дракулой. Сам Дракула в это время гостил в женском монастыре на итальянском побережье. Лугоши во имя загробной дружбы позволял профессору каждую ночь протыкать себя осиновым колом, чтобы на следующую ночь опять восстать со злобным смехом и кровью девственницы на клыках. Откуда же несчастному профессору было знать о силе чугунной сковороды.

Бабушка Хейд любила рассказывать о житье-бытье до того, как связалась с псевдо Дракулой-хренакулой и окружила себя этим адопарком. Историй о шабашах на горе Броккен набралось столько, что из них можно было бы собрать книгу. Книга на самом деле уже существовала, но содержала сцены столь откровенные, что Хейд наложила на рукопись заклятие. Теперь никто, в том числе она, не могли книгу обнаружить. Дед Лугоши постоянно пытался ее найти, но находил только похабные стишки Николая Васильевича с иллюстрациями к ним от Малкольма.

Саломе обладала такой богатой фантазией, что предпочитала рассказывать не о том, что было с ней, а о том, что будет с другими, поэтому открыла гадальный салон. На картах, кофейной гуще и даже на птичьих внутренностях она предсказывала клиентам судьбу. Устраивала и спиритические сеансы, благо в загробных душах недостатка не было, и умерший от чумы сапожник запросто мог притвориться чьи-то почившим мужем или даже духом любимой чихуахуа, если уж так надо.

Семья росла, росли и истории. С появлением Сета они обещали умножиться. Старый же дом тщательно сохранял их в себе и берег от самого страшного, что могло случиться с воспоминаниями, – забвения.

Глава 4

Пуще всего на свете бесенята любили сказки. Сырым мясом не корми, дай сказки послушать. Наизусть уже знали «Адушку», «Черноснежку и семь смертных грехов», «Короля без кожи», «Кровавый ключик и другие приключения деревянного идола».

Однажды Дон Родриго решил проверить Сета на вшивость и без предупреждения затолкал в одну из детских спален, снабдив только перевернутым распятием. Близнецы Азазелька, Бегемотик, Левиафанчик, Селена, Вербена и Пэйн ждали сказку. Шесть милых кудрявых головок торчали над одеялом, но только одна пара ног высовывалась из-под одеяла, и лишь одна пара рук теребила его кончик. Сет сглотнул.

Близнецы требовали историю про приключения, месть, драки, любовь, адские пытки, но чтобы без морали и со счастливым концом. Они улыбались Сету во все шесть пастей с острыми зубками, и думалось парню, что одним распятием он не обойдется.

– Расскажи, как вы с Леей познакомились, – потребовали близнецы. – Только рассказывай по сказочному.

– Сижу я однажды в баре… – начал Сет.

– Так не по сказочному! – клацнул зубами Левиафанчик.

– В давние-стародавние времена, – обливаясь холодным потом, продолжил Сет, – менестрель зашел в трактир промочить горло после долгого выступления. Но житья не было ему от фанаток. Пива выпить не мог менестрель без того, чтобы не напали на него суккубы в облике прекрасных дев. Не знали коварные дьяволицы, что в сердце менестреля поселилась дева с волосами, как аметист, фиолетовыми. А знали, так порвали бы ее…

– Не смогли бы! – заверил Азазелька. – Лея та еще злыдня.

– Да, это была Лея – прекрасная дочь ночного охотника и лесной колдуньи. Так ее порочная красота глубоко запала в темное сердце менестреля, что вознамерился он во что бы то ни стало влюбить ее в себя!

– А почему сердце было черным? – спросила Селена.

– Потому что отдал он душу темным богам и получил взамен голос, души рвущий, и умение на гитаре такие рифы выводить, что у простых смертных кровь из ушей текла.

– А как менестрель влюблял в себя Лею? – спросила Пэйн.

– Он подрался с бандой байкеров.

– Один со всей бандой?

– Да.

– И победил?

– Да. Ну, как победил… Десять швов наложили. А так да, победил.

– А когда Лею похитит дракон? – спросил Азазелька.

– Лучше приспешники инквизитора, – сказала Вербена.

– Тогда папе придется ее спасать, а надо, чтобы Сет, – не согласился Бегемотик.

– Она просто уехала с байкерами, – грустно отозвался Сет.

– Они ее похитили и заперли в трюме корабля, – сказала Пэйн. – Потому что на самом деле они пираты-зомби. И над ними висело древнее проклятие.

– Да-да, помню, – подтвердил Левиафанчик. – Каждый год в восход черной луны надо принести в жертву морскому чудовищу прекрасную деву. И если дева тому понравится, падет проклятье. Пока чудовищу ни одна дева не нравилась.

– Потому что дядя Ктулху свиней любит! – догадалась Селена.

– А почему менестрель до сих пор не отправился спасать принцессу? – спросили в один голос близнецы, вдруг вспомнив о Сете.

– Он отправился. Только сначала купил двух самых толстых свиней.

– А на чем отправился?

– На стальном цеппелине, вместо топлива он летел на звуках ада, поэтому менестрель позвал с собой всю группу. Их музыка рвалась из динамиков и поднимала вверх цеппелин.

– Но из-за громкой музыки пираты узнают о погоне, – заметил Азазелька.

– Не просто узнают, а устрашатся, ибо нет более адовых звуков, чем музыка «Сношения кишок». А еще музыка пробудила Ктулху, и когда он поднял тело над гладью морскою, менестрель забросил ему в пасть свиней. По кайфу пришлась Ктулху жертва, и пало с пиратов древнее проклятье. Но недолго им пришлось ликовать, ибо став смертными, не смогли они вынести дьявольской музыки. Мозг их расплавился и вытек через уши и ноздри, а глаза вылезли из орбит и лопнули. Менестрель же поднял на борт цеппелина прекрасную Лею и…

– Они поцеловались! – хором крикнули близнецы.

– Это была хорошая сказка, – вынесла вердикт Пейн.

– Мы решили пока не есть тебя, – заверил Левиафанчик.

– И даже разрешим встречаться с сестрой, – заявил Азазелька.

– Взамен ты будешь тысячу лет рассказывать нам сказки, – потребовала Вербена.

– Если с перерывами на концерты, я согласен, – улыбнулся Сет, но распятие держал все также крепко.

Глава 5

– Я пригласил вас, семья, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие: за нами идет инквизитор.

Стиксы ответили на слова дона Родриго дружным ахом, а Николай Васильевич дико завращал глазами: явно что-то припоминал. Сет сидел тихо. Ночью его чуть не съели шестиголовые близняшки, а утром дядя Малкольм схватил его под локоть и приволок в кабинет, где уже сидели все.

Дон Родриго в черном хубоне с высоким воротником стоял на письменном столе и стращал семейство надвигающейся опасностью. Дед Лугоши только привык к смертному в доме и вылез из гроба, теперь вынужден был опять залезть в него. Малкольм прятал в потайные карманы длинного плаща бутылки с самодельной бражкой. Бабка Хейд приволокла на собрание котел, разожгла огонь прямо на полу кабинета и варила завтрак.

– Вы знаете, что каждый год Великий Инквизитор вызывает меня на поединок, – дон Родриго указал на картину, где он в победоносной позе стоял над поверженным врагом. – Но в этом году в своем коварстве он пошел дальше и грозит напасть на особняк.

Только стук половника о стенки котелка раздавался в повисшей тишине. Сет рассматривал картину с доном Родриго и поверженным Инквизитором.

– На самом деле Родриго тогда хорошо получил по щам, – прошептал ему Малкольм. – Но художник очень хотел жить.

– Зачем Инквизитору это надо?– спросила Саломе. На ее плечах, обтянутых черным бархатом платья, сидело несколько ее порождений. Она по очереди кормила их сушеными пауками.

– Чтобы завершить начатое. Он даже письмо об этом прислал с указанием даты. Вот слушайте: «Вереск с антресоли взял вязаный плед и обнаружил неожиданность. Рассказ о слиянии льда и велосипеда в зелье из брогрой ягоды. Прикосновение ночи падет на вас».

Сету показалось это чушью. Остальным, видимо, нет, потому что дед Лугоши спросил из гроба.

– И что мы теперь будем делать?

– Обороняться! Я уже разрабатываю кое-какие планы и с удовольствием выслушаю ваши.

– Мой план как всегда прост и эффективен: травить к чертовой матери! – сказала Хейд. – У меня как раз еще осталось мясо тварей из преисподней.

– У меня тоже есть план, – Малкольм залез на стол рядом с Родриго и развернул длинный свиток. Некоторое время он на полном серьезе что-то говорил, но вскоре стало понятно, что его план – это схема нового самогонного аппарата.

Малкольма согнали со стола, и туда прямо в гробу залез дед Лугоши. Из-за приоткрытой крышки он объяснял, как правильно копать ров, обносить замок частоколом и держать долгую осаду. Говорил долго и нудно. Порождения тьмы успели уснуть на материнских плечах. Сет и Лея самозабвенно лобызались, и чавк от их поцелуев прерывал речь старого вампира.

– Не заниматься блудом на военном собрании, – рявкнул дон Родриго, и им пришлось прекратить.

– Не знал, что он ваш родственник, – Сет кивнул в сторону Николая Васильевича, скромно сидящего в углу кабинета.

– Скорее биограф нашей семьи, – ответила Лея. – Про дедушкиного брата писал, того, что с веками, про бабкину сестру-утопленницу.

– Да, я читал.

– Горемычный, – вздохнула Хейд, – столько натерпелся. Сначала живьем похоронили, потом в школе стали изучать, как фильмы про него снимать начали, так в гробу завертелся, что даже черти перепугались. Без того покойник беспокойный был. Пришлось выкопать.

– Эй, там, у котла! – гаркнул дон Родриго. – Болтаете много! По делу есть, что сказать?

Лея и Хейд с двух сторон ущипнули Сета, он подскочил и оказался под прицельным взглядом красных глаз.

– Ну, так, – начал он, – а когда инквизитор обещал напасть?

– Когда придет пора варить зелье из брогрой ягоды.

– И когда это?

– В начале августа.

– Может, вам просто на это время уехать куда-нибудь?

Семейство сначала притихло, а потом наперебой загалдело:

– А дом-то как?

– Ничего с домом не случится.

– А коли врата ада откроются?

– Запрем дверь в подвал, никто не выйдет оттуда.

– А детей куда?

– Отправим к дяде Люсе. Им полезна смена обстановки. Помнится, у нас котел на пятом круге пустует, вот и поиграют там.

– А сами-то куда поедем?

– Мы с Сетом в это время едем на фестиваль Вакен.

– Моя группа там выступает.