Полная версия
Маленькие женщины. Хорошие жены
Как их прототипы в жизни, так и в книге Мэг и Эми издалека нацеливаются на замужество. Две средних сестры, Джо, двойник Луизы, и Бет, срисованная с ее любимой сестры, напротив, не хотят и думать о браке. Тихую, боящуюся людей Бет не отдавали даже в школу из-за ее стеснительности; с тринадцати лет, после скарлатины, здоровье ее ослабло, и сама она постоянно выражала желание навсегда остаться при родителях. Никто ей не возражал сурово: «Нет, ты должна выйти замуж, это участь каждой женщины!» Чувствуешь свою «домашность» (как передать это прекрасное domesticity?) – возрастай в ней. И Джо, сорванца, громогласно сожалеющую, что не родилась мальчиком, никто не переучивает. Для нее приоритет независимость? Прекрасно. Хочет зарабатывать, готова и в гувернантки пойти, и коммерческие рассказы писать? Ее право. Плюется при одной мысли о «шурах-мурах» Мэг, а потом горько плачет, не желая отпускать сестру из семьи, – и такой опыт впрок. Заявляет, что никогда не выйдет замуж? Опять же ее дело, ее жизнь.
Так что и «маленькие женщины», и «хорошие жены» – это не специфические гендерные ограничения. Куда там! Феминистки (нормальные, не радикальные) давно поднимают эти книги на щит как образец уважительного отношения к свободе выбора, отказа от навязывания стереотипов. Джо свободна и не выходить замуж, и выйти в итоге замуж – не потому, что так принято, а потому, что захотела иметь семью, такую, как у ее родителей, стать такой женой и матерью, как ее мама – а какой, Джо в особенности поняла в час утраты, когда ее мама стала матерью уже не четырех, а трех дочерей. Материнство поднимается над смертью и удерживает семью, всех четырех девочек в их детстве и взрослости, в их земной жизни и небесной. Да, Джо взалкала лучшей доли, и писательница дала ей то, о чем мечтала и сама. Не потому, что «надо замуж», а потому, что великая способность любить возросла – в таком детстве, в таких отношениях с матерью – и жаждет воплотиться. И Джо во всей полноте обладает обеими свободами – быть одинокой или замужней, выбрать Лори или бедняка Баэра, быть писательницей или окружить себя мальчиками, «с которыми интереснее, чем с девочками» – открыть школу. Быть собой и, значит, иметь выбор.
Так неужто Луизе недоставало «знания любви»? За Эмерсоном и Торо она «ухаживала» – залезала на дерево и пела немецкие песенки (в книге она заставит петь немецкие песни Баэра, а Джо – подпевать мимо нот). Но это, конечно, подростковая пора, когда влечет ум, яркая индивидуальность, обаяние, а не пол «объекта» и уж точно не его пригодность в спутники жизни, поэтому такие переживания Луиза в свой писательский опыт не засчитывала. Не раз она произносила крамольную фразу, мол, ей не довелось любить мужчин, но случалось влюбляться в подруг. Речь, разумеется, не идет об «ориентации» – в набожной и традиционной Америке середины XIX века подобный открытый эпатаж не мог бы себе позволить даже самый богемный и маргинальный человек, не говоря уж о детской писательнице. Соответственно, в таком смысле никто это высказывание и не трактовал – ни тогда, в осуждение, ни в современности, чтобы найти в Луизе союзницу. Тем паче что в ее биографии имеется роман – несчастливый, но яркий, и многие черты того мужчины Луиза перенесла на Лори, «мальчика Джо». Выходит, ни детские влюбленности в философов и поэтов, ни взрослые, возможно, дошедшие и до близости отношения не числятся по разряду любви. То есть «любовью к мужчине» Луиза считает чувство к потенциальному супругу. Здесь должен присутствовать свободный выбор принимать и отвергать, как Джо, поквитавшись за свою создательницу, отвергает Лори вопреки его привлекательности и выгодности, и принимает бедного Баэра. Здесь нужно уважение – уважение к уму, душе, характеру, все, что нашла Джо в своем немецком учителе. Еще одно: Джо осознала, что нуждается в Баэре. И что он нуждается в ней. Неким вроде бы внешним, но очень важным фактором в выборе Джо стала честная бедность и необходимость трудиться – это входило в ее «потребность», в ее осознание себя. Она не могла принять Лори в том числе и потому, что брак с ним лишал ее необходимости зарабатывать. Расти. И потому, что Лори не был в ее понимании «нуждающимся».
В начале первой книги Лори – сирота, жаждущий материнского тепла, именно поэтому его привечают в семье Марчей и щедро одаряют и материнской, и сестринской любовью. В начале второй книги Лори – богатый и праздный красавец, он влюблен в Джо, но это влюбленность, а не любовь – он не «нуждается». На самом деле, сколько бы раз Джо ни повторяла с гордостью и горечью «мальчик вырос», мальчик вовсе не вырос. Потенциала роста в нем нет – или Джо не может разглядеть такой потенциал. Ее младшая сестра сумела и окатить Лори презрением за безделье и уныние, и переключить на себя его любовь, и ответить на его чувство – и, выйдя за Лори замуж, взращивать его именно таким, каким она его хочет видеть. Вот что Луиза Олкотт называет любовью: нуждаться и ощущать нужду в себе, взаимно уважать и доверять, но прежде всего – видеть возможность взращивать и возрастать.
Ее влюбленность в подруг – как прорывающаяся не раз у Джо влюбленность в сестер, вплоть до отчаянного «лучше бы я могла жениться на Мэг, чтобы она осталась дома» – это именно такая любовь. Доверие, уважение, потребность, рост.
Вопреки утверждению Луизы, будто она знать не знает девочек, вопреки утверждению ее альтер эго Джо, будто ей интересны мальчики (да, Луиза поет серенады, Джо играет в домашних спектаклях героические роли в плаще и сапогах), на самом деле мальчиков они не понимают. Джо голубила «своего мальчика» Лори, любовалась им – но не любила в нем «маленького мужчину», будущего «хорошего мужа». Лори не растет, пока в той или иной мере остается при Джо. Да и часто ли мы видели в детской литературе XIX века, чтобы мальчики взрослели? (Именно в детской, о взрослой классике, о великой трилогии Льва Толстого, да что там, о «Капитанской дочке», не говорим). Растет ли Том Сойер? В «Гекльберри Финне» он изменился мало. А вообще-то у Марка Твена полным-полно продолжений: «Том Сойер – сыщик», «Том Сойер за границей» и т. д. Гекльберри, может, и вырос, но Том законсервировался в сериале. Если бы Олкотт писала книги «про мальчиков», такой вот Лори – мальчик, подросток, юноша, жених, вечно юный муж – мог бы переходить из повести в повесть. Лори в университете, Лори в Европе, Лори в своем особняке, Лори-благотворитель. В девочках и девушках Луиза видит потенциал роста – видит сестру или подругу «как она есть» и «какой станет». И это – в сочетании с доверием, уважением к личности, верой в возможность «стать собой», взаимной нуждой – и называется любовью.
Такой любовью Луиза «влюблялась в подруг». И ей удалось небывалое: книга про девочек, которые растут прямо на страницах книги. Не между первой книгой и продолжением, а каждый день, с каждым читателем. Вот за что – раз уж мы говорим про любовь – так любят ее книги читатели. Уже многих поколений и всяких возрастов.
Согласившись в итоге написать «про девочек» (согласно легенде, в том числе и ради отца, которому хотелось опубликовать очередной свой опус, а лукавый издатель, чтобы компенсировать расходы, выдвинул такое условие), Олкотт справилась с задачей за считаные месяцы. Оказалось проще простого: взять себя и сестер, маму, отца отодвинуть на задний план, отправив на войну, припомнить события отрочества, случившиеся или потенциальные, выстроить их в последовательности «естественного роста». Такое выстраивание, конечно, было бы неимоверно сложно, если бы Луиза стремилась к нравоучению. Как долго она бы соображала, стоит ли начинать повествование с акта чистейшего милосердия, когда Марчи делятся рождественским ужином с бедняками, если за этим последует почти что пародирующий этот подвиг щедрости провал Эми с лаймами? Как мучительно прослеживала бы, насколько усваиваются уроки и ведут ли себя девочки в соответствии с ними! Но у Олкотт и правда «гений раскипелся», как говаривала Джо, и принцип возрастания, воспитания оказался не правилом, с которым нужно сверяться, а движущей силой – эпизоды явно ложились на бумагу сами, повинуясь внутреннему ритму познания каждой девочкой себя, столкновений с миром, все более доверительных и все более взрослых разговоров с мамой.
Где Олкотт копировала, а где отпускала на волю тогдашнее, детское воображение – отличить едва ли возможно. В самом ли деле «Эми» сожгла ее тетрадь с набросками романа или этот поступок органично проистекал из тогдашней вражды сестер? Было ли такое, что Луиза оставила младшую на тонком льду и чуть ее не погубила, или исследование совести подсказало ей, что гнев всегда отчасти – пожелание смерти и, не прощая младшую, она уже готова захотеть, чтоб той не было вовсе? Случилось ли «Эми» перехватить заветную поездку в Европу – или вряд ли, не было у них богатой тетушки, сама же Луиза и оплачивала путешествие младшей сестры? Наверное, их соперничество не доходило до таких пределов в реальности, но в душе – еще как.
Если мать и дочери в этой книги взяты из жизни, то образ отца изменен: мистер Марч получает более привычную профессию, традиционное место в семье (священник, авторитетный и умный глава семьи, голос которого слышен крайне редко, зато непререкаем) и вместе с тем выглядит милым чудаком, принципиальным эксцентриком, как мы видели в эпизоде с вином. Похожего священника мы могли бы найти и в других книгах. Но не девочек Марч – не таких девочек и не такую маму.
Конечно, выдуманы и благородный старик Лоуренс, и его внук-сирота Лори, он же Тедди. И образ старика, поначалу закаменевшего в своем горе после потери маленькой дочери и взрослого непокорного сына, а затем оттаивающего, «увнучив» Бет, смягчающегося по отношению к внуку; и образ этого внука – красивого, импульсивного, влюбленного, воспитуемого женским влиянием, которое только и убережет его от опасностей никчемного богатства и праздности – мы могли бы найти во многих других книгах, а то и придумать сами. Они, в общем-то, достаточно схематичны.
Хотя Луиза, как и ее Джо, считала, что мальчики интереснее, и сама хотела быть мальчиком, под ее пером парни вовсе не выглядят «интереснее». Поскольку первые две книги, написанные в 1868–1869 годах, пользовались огромным успехом и читатели требовали продолжения, Олкотт написала про сыновей Джо и учеников вымечтанной ею школы: «Маленькие мужчины». Пансион, описанный в «Маленьких мужчинах», – своего рода колония Макаренко, туда принимают и трудных детей, приходится решать недетские проблемы сквернословия, употребления алкоголя, воровства. Учатся там не только мальчики, но и девочки, и, пожалуй, наиболее интересно именно влияние девочек: мальчики исправляются, захотев дружить с девочками или даже возмечтав когда-то жениться на одной из соучениц. А так – мягкое формирование характеров, приучение к полезному труду и для разрядки субботние бои подушками согласно определенному регламенту. В некотором смысле многое тут – «бои подушками по регламенту». Не совсем как в жизни.
В 1886 году, уже приближаясь к концу своего пути, Луиза написала «Мальчиков Джо». Полное название переводится примерно так: «Мальчики Джо и что из них вышло». Подведение итогов, почти отчет. Кто где учится и как преодолевает «мужские» соблазны высокомерия, зазнайства, тщеславия. Какую кто выбрал профессию и как в ней преуспел. Кто все-таки погиб. Кто попал в тюрьму, но стойко выносит свое несчастье и выйдет исправившимся. Кто женился, кто вовремя разочаровался в детской влюбленности, кто чуть не довел девушку до беды, кто выпутывается из долгов. Большое количество «кейсов». Мы узнаем, с интересом и сочувствием, если читали первые три книги, кто оправдал надежды, а кто – опасения. «Что из них вышло» – но не что происходило внутри, что вошло в их умы и сердца. И ведь не зря «Маленькие мужчины» не превращаются в «Хороших мужей», по образцу первых частей сложившейся тетралогии, а остаются «мальчиками Джо». Так она, вспомним, называла и Лори, и именно потому не смогла полюбить его как мужа, мужчину.
«Мальчики интереснее», – говорит Джо, сочиняя первые свои повести, загубленные сестренкой, и театральные сценки, в которых увлеченно играет мужские роли. Но каковы эти роли? Достаточно однотипные подвиги, спасение «девиц в беде», не зря исполнять их можно в одних и тех же сапогах, и, собственно, эти сапоги – основной стимул для воображения юной драматургессы. Такие же «герои в сапогах» действуют и в ранних коммерческих сочинениях Луизы Олкотт. «Я не изменю, я сдержу свое слово, я буду верен», твердят они и благородно исполняют обещанное. А женщины, девушки, девочки – меняются. Они могут отречься от давнего упорного плана ради любви (не «романтической», а чтобы обрести сестру и брата). Могут забыть о ревности и самолюбии, чтобы принять и все-таки воспитать возлюбленного. Много чего могут! Одна из приключенческих историй, опубликованных под псевдонимом А.М. Барнард, так и называется «Сила женщины». В ней Олкотт дала волю своей давней театральной страсти: отставная актриса с помощью грима превращается в юную гувернантку. Очаровывает всех – воспитанницу, ее мать, обоих братьев, но ставку делает в итоге на немолодого холостого дядюшку и успевает выйти за него в последний момент: младший брат, уехавший в Лондон, возвращается домой с перепиской, которая разоблачит интриганку, великодушно дает ей время уехать самой, и на вокзале «гувернантка» перехватывает дядюшку, доставившего лицензию на брак, а прибывший вместе с дядей священник соединяет их нерасторжимыми узами.
Закручено лихо, порой бывает смешно – и когда актриса выставляет молодых людей болванами, и когда разоблачается перед сном, вынимая изо рта несколько «жемчужных зубок». Она ведь перестарок! Тридцать лет! Насквозь фальшивая, словно распутница из обличительных проповедей, и лицо-то намалевано, и зубы не свои, и все истории вымышлены, переживания поддельны, души нет. Только под самый конец истории мы поймем, что зубки-то все-таки жемчужные, а не вампирские. Вот она охмурила дядюшку, вот он предлагает ей свою руку, титул. У сострадательного читателя замирает сердце: ох, отравит негодяйка остаток жизни достойному джентльмену! Истерзает его сердце, разорит, опозорит. А она предлагает обменяться клятвами: пусть жених обещает любить ее, прощать, защищать и не слушать никаких обвинений, невеста же сулит: «Я стану вам опорой, я привнесу в вашу жизнь счастье, которого вы заслуживаете». И автор, выключая нас на миг из напряженного диалога, сообщает: Джин взглянула в лицо жениха, повторила обещание – «и за все годы не нарушила своего слова».
Вот истинная сила женщины! Насквозь фальшивая, давно привыкшая играть и на сцене, и в жизни, скрывать истинные чувства, изображая выгодные, изолгавшаяся, симулировавшая уже и попытку самоубийства – клейма ставить негде, – она может «стать собой» и остаться до последнего вздоха собой, опорой и счастьем того, кто ей поверит. Эта сила подкрепляется устремленностью в будущее – автор знает (зная настоящую свою героиню), что будет дальше: «и за все годы не нарушила своего слова».
Будущее – обязательная координата романа о воспитании: время, «куда» взрослеть. Если при чтении приключенческой истории мы не задаемся вопросом, в каком году все это происходит и много ли прошло с тех пор лет, раз автор знает все до конца, то при чтении «Маленьких женщин» и «Хороших жен» первые читатели сталкивались с хронологическим парадоксом – это мы его не замечаем. Рассказ о девочках Марч начинается в Рождество первого или второго года Гражданской войны (1861 или 1862 год), и Джо тогда пятнадцать лет. Вышедшая в 1868 году книга максимально приближала сюжет к читательницам, девочки росли буквально у них на глазах: в момент публикации «Маленьких женщин» старшая из сестер как раз могла выйти или собираться замуж, младшая – задуматься об активных поисках жениха. Пока все сходится. Но читательницы и тот самый редактор потребовали продолжения, и в 1869-м появились «Хорошие жены». В этой книге Джо накануне двадцатипятилетия осознает, что прежнее упорное нежелание выходить замуж сменилось острой тоской по своей семье. Но двадцать пять ей исполнилось бы самое раннее в 1871 году. И еще понадобится время на осторожные ухаживания Баэра, на то, чтоб он нашел работу, а потом умрет наконец та придирчивая двоюродная бабушка (вовсе не сразу), и в ее особняке Джо задумает разместить школу. И с таким же опережением «Маленькие мужчины» (первая публикация – 1871 год) описывают учебный год в этой школе, куда ходят уже и дети Джо. Мы-то не проверяем, в каком году выходили книги Олкотт, но, быть может, эта устремленная в будущее энергия продолжает действовать: девочки Олкотт не воспринимаются как персонажи, оставшиеся в далеком прошлом. Мы разделяем их взросление, мы проживаем его вместе. Сама человеческая ситуация взросления остается все той же, как – несмотря на устаревшие реалии, не всегда распознаваемые аллюзии – все той же остается великая тайна отношений.
И в этом – сила женщины. Этой женщины, Луизы Мэй Олкотт.
Любовь СуммМаленькие женщины
Глава 1
Игра в пилигримов
– Какое же это Рождество без подарков, – проворчала Джо, лёжа на ковре.
– Как ужасно быть бедной! – вздохнула Мэг, опустив взгляд на своё старое платье.
– Я думаю, несправедливо, что у одних девочек так много красивых вещей, а у других вообще ничего нет, – добавила маленькая Эми, оскорблённо фыркнув.
– У нас есть папа и мама, и друг у друга есть мы, – с удовлетворением сказала Бет, сидя в своём углу.
Четыре юных лица в свете камина просияли от этих ободряющих слов, но снова помрачнели, когда Джо печально сказала:
– Папы у нас нет и не будет ещё долго. – Она не сказала «возможно, никогда», но все про себя добавили это, думая о том, что отец далеко, там, где шла война.
С минуту все молчали; тогда Мэг сказала совсем другим тоном:
– Вы знаете, что мама предложила не дарить ей никаких подарков на это Рождество, потому что это будет тяжёлая зима для всех; и она думает, что мы не должны тратить деньги на удовольствия, когда мужчины так страдают на войне. Мы немного можем сделать, но мы можем принести свои маленькие жертвы и должны сделать это с радостью. Но я боюсь, что не смогу. – И Мэг покачала головой, так как она с сожалением подумала обо всех красивых вещах, которые она хотела.
– Но я не думаю, что то немногое, что мы должны потратить, может принести какую-то пользу. У каждой из нас есть по доллару, и солдатам вряд ли поможет то, что мы пожертвуем им свои деньги. Я согласна не ждать подарков ни от мамы, ни от вас, но я очень хочу купить себе «Ундину и Синтрама». Я так давно хотела эту книгу, – сказала Джо, которая была книжным червём.
– Я планировала потратить свой доллар на новые ноты, – сказала Бет с легким вздохом, которого никто не слышал, кроме каминной щётки и прихватки для чайника.
– Я куплю красивую коробку с карандашами «Фабер». Они мне очень нужны, – решительно сказала Эми.
– Мама ничего не говорила о наших деньгах, и она не хочет, чтобы мы во всём себе отказывали. Пусть каждая из нас купит то, что хочет, и мы все доставим себе немного радости. Уверена, мы достаточно много работаем, чтобы это заслужить, – воскликнула Джо, по-мужски разглядывая каблуки своих туфель.
– Я знаю, что заслуживаю, обучая этих надоедливых детей целыми днями, хотя не терпится отдыхать дома, – снова начала Мэг жалобным тоном.
– У вас нет и половины таких проблем, как у меня, – сказала Джо. – Как бы вам это понравилось, если бы вас часами держали взаперти с нервной сварливой старухой, которая не даёт вам покоя, всегда недовольна и донимает вас так, что хочется выброситься в окошко или заплакать?
– Нехорошо жаловаться, но я думаю, что нет хуже работы, чем мыть посуду и поддерживать порядок в доме. Терпеть этого не могу, и руки как деревянные – не могу нормально играть на пианино. – И Бет посмотрела на свои мозолистые руки со вздохом, который на этот раз услышали все.
– Не думаю, что кто-нибудь из вас страдает так же, как я, – воскликнула Эми, – ведь вам не нужно ходить в школу с нахальными девчонками, которые издеваются над вами, когда вы не выучили уроки, и смеются над вашими платьями, и клеят этикетки на вашего отца, потому что он небогат, и оскорбляют вас, если ваш нос не слишком хорош.
– Если ты имеешь в виду «клеймят позором», то я бы согласилась, но не говори об этикетках, папа же не банка с огурцами, – смеясь, предложила Джо.
– Я прекрасно знаю, что имею в виду, и не смей надо мной насмехаться. Лучше сама правильно употребляй слова и улучшай свой лексикон, – с достоинством парировала Эми.
– Не ругайтесь, девочки. Джо, неужели ты не хотела бы, чтобы папа не лишился денег тогда, когда мы были маленькими? О боже! Какими бы мы были счастливыми и как нам было бы хорошо, если бы у нас не было забот! – сказала старшая сестра Мэг, которая ещё помнила лучшие времена.
– Ты сказала на днях, что считаешь нас гораздо счастливее детей Кингов, потому что они постоянно ссорятся и задираются, хотя они и богаты.
– Да, я правда так говорила, Бет. Ну, я считаю, что так и есть. Потому что, хотя мы и вынуждены работать, мы постоянно дурачимся, и мы довольно развесёлая компания, как сказала бы Джо.
– Джо слишком много ругается! – заметила Эми, с упрёком посмотрев на длинную фигуру, растянувшуюся на ковре.
Джо тут же села, положила руки в карманы и начала насвистывать.
– Не надо так делать, Джо. Это выглядит по-мальчишески!
– Вот потому я это и делаю.
– Я не выношу грубых, неженственных девочек!
– Ненавижу манерных, жеманных глупышек!
– Птички в своих гнёздышках живут мирно, – пропела миротворица Бет с таким уморительным выражением лица, что резкий тон девочек смягчился от смеха, а «пикировка» на время прекратилась.
– Правда, девочки, вы обе виноваты, – сказала Мэг, начав читать нотации в своей манере старшей сестры. – Ты уже взрослая, пора бы оставить мальчишеские шалости и вести себя как подобает, Джозефина. Когда ты была маленькой девочкой, это не было так важно, но теперь, когда ты так выросла и убираешь волосы в пучок, тебе надо помнить, что ты юная леди.
– Я не такая! И если из-за своей причёски я кажусь юной леди, то я буду носить хвостики, пока мне не исполнится двадцать, – воскликнула Джо, снимая с волос сетку и встряхивая своей каштановой гривой. – Мне тошно думать, что я должна вырасти и стать мисс Марч, носить длинные платья и выглядеть чопорной, как китайская астра! Хватит и того, что я родилась девочкой, хотя я люблю играть с мальчиками, работать и вести себя так же, как они! И почему я не мальчик? А сейчас всё хуже, чем когда-либо, потому что я очень хочу пойти воевать вместе с папой. А всё, что я могу, – это оставаться дома и вязать, как убогая старуха!
И Джо стала трясти синим армейским носком так, что спицы загремели, как кастаньеты, а клубок запрыгал по всей комнате.
– Бедная Джо! Очень жаль, но ничего не поделаешь. Придётся тебе довольствоваться тем, что ты превратила своё имя в мужское и играешь роль брата перед нами, девочками, – сказала Бет, приглаживая взъерошенные волосы Джо рукой, прикосновение которой не могло бы сделать грубым никакое мытьё посуды или вытирание пыли.
– Что касается тебя, Эми, – продолжила Мэг, – ты слишком привередлива и чопорна. Твоё важничанье сейчас выглядит смешным, но ты можешь вырасти жеманной маленькой гусыней, если не обратишь на это внимания. Мне нравятся твои хорошие манеры и изысканная речь, когда ты не стараешься казаться элегантной. Но твои нелепые выражения так же неуместны, как и словечки Джо.
– Если Джо – девчонка-сорванец, а Эми – гусыня, то кто же тогда я, скажи, пожалуйста? – спросила Бет, готовая выслушать нотацию.
– Ты прелесть и больше ничего, – ответила Мэг с теплотой, и никто не стал с ней спорить, потому что Мышка, как её называли дома, была любимицей всей семьи.
Так как юные читатели всегда интересуются, как выглядят персонажи, мы воспользуемся этим моментом, чтобы набросать для них небольшой эскиз четырёх сестёр, которые были заняты вязанием в сумерках, пока за окном тихо падал декабрьский снег, а в камине весело потрескивал огонь. Комната была уютной, хотя ковёр вытерся, а мебель была очень простой: несколько неплохих картин висели на стенах, книги заполняли полки в нишах вокруг окон, хризантемы и пуансеттии цвели на подоконниках, и уютная атмосфера гармонии наполняла дом.
Маргарет, старшей из четырёх, было шестнадцать, она была очень симпатичной, пухленькой и спокойной, с большими глазами, густыми мягкими каштановыми волосами, милым ротиком и белыми руками, которыми она особенно гордилась. Пятнадцатилетняя Джо была очень высокой, худой и смуглой и напоминала жеребёнка, потому что она, казалось, никогда не знала, куда пристроить свои длинные конечности, которые ей очень мешали. У неё были чётко очерченные губы, комичный нос и острые серые глаза, которые, казалось, всё замечали и были то сердитыми, то странными, то задумчивыми. Длинные густые волосы были её единственной привлекательной чертой, но обычно она убирала их в пучок и накрывала сеткой, чтобы они ей не мешали. Джо сутулилась, у неё были крупные кисти рук и ступни, и беглого взгляда на её одежду было достаточно, чтобы убедиться, как некомфортно было девочке от того, что она стремительно превращалась в женщину, и как сильно ей это не нравилось. Элизабет, или Бет, как все её называли, была румяной светлоглазой девочкой тринадцати лет, с гладкими волосами, с застенчивыми манерами, робким голосом и выражением спокойствия на лице, которое редко чем-то нарушалось. Отец называл её «Маленькая Мисс Безмятежность», и это прозвище идеально ей подходило, потому что она, казалось, жила в своём собственном счастливом мирке, лишь иногда отваживаясь покидать его, чтобы встретиться с теми немногими, кому она доверяла и кого по-настоящему любила. Эми, младшая сестра, была самой важной персоной, по крайней мере по её личному мнению. Настоящая снегурочка с голубыми глазами и вьющимися на концах светлыми волосами до плеч, бледная и стройная и всегда держащая себя как барышня, не забывающая о своих манерах. Описание же характеров четырёх сестёр мы прибережём на потом.
