Здравствуй, дедушка Кощей!

Кощей, у которого, кстати, это был первый выход на публику после отсидки, на толпу не обратил никакого внимания и мне пришлось завести руку за спину и подёргать его за сапог. Царь-батюшка удивленно посмотрел на меня, заметил наконец-то толпу и помахал всем бутылкой. Придворные радостно взревели. Царь-батюшка милостиво покивал головой, встал, обвел бутылкой зал, потыкал ею же в молодых, крепко приложился к горлышку и рухнул обратно на трон. Одобрил, будем считать. И совершенно ясно, что вести церемонию придется мне – от Кощея толку сейчас никакого.

– Дамы и господа! – решился я, наконец. – Товарищи! Больше скажу – друзья!

Оратор из меня никакой, честно признаюсь.

– Сегодня я собрал вас здесь по особому поводу!

Только бы не ляпнуть мол, к нам едет ревизор.

– Мы собрались, чтобы соединить два любящих сердца и, следуя определенному алгоритму, создать новую ячейку памяти… пардон – общества!

Уф-ф-ф…

– Исходя из вековых правил, вынужден уточнить у молодых их намеренья. Итак, Тамарка, желаешь ли ты выйти за… Олёна, а ты чего ревёшь? Случилось что? Нет? От счастья? А, ладно… Только больше не перебивай меня… На чем я остановился? Ах, да. Тамарка… Да вспомнил я, вспомнил, хватить орать! Сейчас стражу позову! Ну-ка, заткнулись все быстро! Вот… Сбили… А, ну да. Тамарка, отвечай как на духу – хочешь ли ты выйти замуж за нашего славного полковника, великого героя, победителя страшного Манбангарола (потом расскажу кто это), короче, за Калымдая? А?.. Что?.. Ни фига не слышно… Ну, будем считать, что – да. Та-а-ак… Теперь – Калымдай… Да погоди ты, дай вопрос задать! По правилам же надо, по обычаям, которые нам от дедов-прадедов пришли! Итак, Калымдай, берёшь ли ты в жены Тамарку, присутствующую тут? Давай, теперь ори… Ага, понял. Ну, раз молодые не против, так и мы возражать не будем, верно? Ха-ха!

(Дружный смех, бурные аплодисменты).

Так, что там дальше? Ага, надо еще спросить, нет ли кого-то там, кто рискнёт жизнью и здоровьем и выступит с компроматом против жениха или невесты. Или как там правильно?

– Если среди присутствующих есть такой идиот, который имеет что-то против этой свадьбы в целом и против категорически одобрившей свадьбу Канцелярии в частности, пусть скажет сейчас или же пусть заткнётся и побережёт своё здоровье… Ну? Нет дураков?

– Я, батюшка! – вперёд вдруг протолкалась очень полная девушка с рожками на голове. Ага, бесовка. Я уже начал разбираться в местной нечисти. – Я против, Ваше Величество!

– А чего так? – удивился я. – Калымдай наделал тебе десяток детишек, а теперь от алиментов увиливает? Калымдай, проказник, ну-ка признавайся!

– Ни в одном глазу, Федор Васильевич, – пожал плечами полковник. – Я эту милую мадам первый раз в жизни вижу.

– Милую? – прошипела Тамарка?

– Мадмуазель, вообще-то, – томно протянула бесовка.

– Как звать тебя, мадмуазель?

– Василиса, батюшка.

– Угу. И с чего бы это ты, Василиса, выступаешь тут против этой свадьбы? Коротко и по существу.

– Замуж хочу, батюшка, – потупила глазки бесовка. – А давайте полковника на мне женим?

Пока придворные хохотали, а Калымдай с Агриппиной Падловной крепко держали Тамарку, порывавшуюся кинуться на Василису, я, отдышавшись и дождавшись когда все немного утихнут, предложил:

– Давай, красна девица по-другому сделаем. Сейчас ты молчишь в тряпочку, а еще лучше – удираешь подальше от греха и мести невесты, а потом, после праздников зайдёшь в Канцелярию. Подумаем, как тебе помочь.

Мне понравилась Василиса своей бойкостью и живостью, возможно, она может нам пригодиться в очередной гениальной операции. Кстати, заметили – даже во время праздника, не забываю о делах думать? Государственный ум, что есть, то есть.

– Всё? – поинтересовался я, когда Василиса изящным бульдозером разрезала толпу, быстро покидая церемонию. – Ещё сумасшедшие есть против свадьбы выступить?

Оказалось, что есть.

Пора на опушке у Лысой горы психбольницу строить. Довёл Кощей-батюшка своих подданных до душевного расстройства.

Вперёд выступил здоровенный детина, на пару голов выше меня, а судя по одеждам из шкур и опять же – маленьким рожкам на голове – шамахан.

– Моя приходить и Тамарка забирать! – проорал он, скидывая безрукавку из волчьей шкуры. – Калымдай кирдык сейчас будет!

Я с опаской оглядел обнаженного по пояс бугая, на показ поигрывающего мышцами. Какой же это шамахан? Это – Терминатор самый настоящий в исполнении Шварценеггера. Рядом томно вздохнул Гюнтер.

– А чего вдруг такие страсти? – решился поинтересоваться я. – Вы с Тамаркой давние знакомые что ли?

– Никагда нэ видэл! – отмахнулся терминатор. – Калымдай кирдык! Она мая будэт!

– Ну, суть претензий понятна, – вздохнул я. – Что скажите, гости дорогие? Храбреца с почестями похороним или в лес на радость волкам выкинем?

– Минуточку, Федор Васильевич, – Калымдай скинул китель, выставив на общее обозрение белую кружевную рубашку. – Дозвольте мне?

– А надо ли самому? – протянул я с сомнением, но тут меня за рукав дернул Михалыч и зашептал:

– Не лезь, Федька! Енто же игрища у них такие, шамаханские. Мордобой предсвадебный.

– Да? Вот же дикари. Ну, раз это понарошку… Ну, давайте тогда, разрешаю. Только не тяните, а то гости уже устали, покушать и выпить хотят.

Гости дружно закивали, а бойцам выдали по сабле и они стали на пяточке возле трона друг напротив друга. Замелькали сабли, выбивая тучи искр, бойцы закружились в пляске. Это было изящно, показательно, невероятно быстро и… очень скучно. Ну да, здорово, но эти двое бились с таким мастерством, что было невозможно уследить за их движениями. Просто смазанные полосы в воздухе, осыпаемые искрами. Я зевнул, Михалыч почесался, Кощей за спиной булькнул самогоном, Гюнтер снова вздохнул.

Минут через пять, народ уже откровенно заскучал. Кое-где над гостями вился дымок самокруток, дамы оживленно обсуждали наряд невесты, под ёлочкой кого-то пинали ногами. Живенький ритм свадьбы явно нарушился, а эти показушники без устали крутили финты, выписывали пируэты, бахвалясь своим мастерством. Да мы и так в Калымдае не сомневались. Похоже, у него комплекс неполноценности и он всячески старается его компенсировать вот такими показательными выступлениями. Пора, пора психушку строить…

– Гюнтер, сходи, разними их, – предложил я.

Дворецкий опасливо покосился на звякающие сабли и категорически замотал головой.

– Деда?

– Кто тут из нас царь? – проворчал Михалыч.

Ну, как всегда – всё самому делать приходится.

– Калымдай! – заорал я. – Хватит! Всё-всё, завязывайте.

Бойцы остановились, гости оживились и снова подтянулись к трону. Калымдай со своим спарринг-партнёром довольно улыбались, хотя оба были в порезах и царапинах. У полковника его щегольская рубаха была разрезана в двух местах и сквозь неё уже проступила кровь, а у терминатора кроме порезов на груди, алой полосой через всю щеку тянулся новоприобретенный шрам, но рожи их так и сияли от удовольствия. Дикари-с.

– Ваше Величество, – галантно поклонился терминатор и продолжил без всякого акцента: – Прошу прощения за задержку свадьбы во время этого представления, но умоляю не гневаться, а понять нас – традиции.

Так он еще и Калымдаев воспитанник, судя по манерам. Клоуны, блин. Ладно.

– Молодец, служивый, стань в строй… Э-э… к гостям, говорю иди… Хорошо, порезвились немного, а теперь продолжим. Продолжим, говорю! Ну-ка заткнулись все дружно и слушаем меня-батюшку!

Когда воцарилась тишина, я перешёл к заключительной части:

– По древним нашим традициям, даденым нам дедами-прадедами, правящий ныне монарх, то есть – я, – я смущенно шаркнул кроссовком, – волею, данной ему… блин, ну, мне, то есть… Короче, волею данной мне богами, а главное – Кощеем-батюшкой, я имею полное право соединить этот союз двух любящих сердец, чем сейчас и воспользуюсь.

– Наконец-то, – загалдели в зале, – давно пора! Жрать охота!

– Цыц! Итак, вот этой самой волей, данной мне вышеперечисленными лицами, объявляю нашего славного полковника Калымдая и очаровательную Тамарку, племянницу, кстати, нашей не менее очаровательной Аргриппины Падловны, мужем и женой! Давайте, целуйтесь. Ура!

– Ура! – заорали все, а Калымдай с Тамаркой принялись за поцелуйчики.

– Пожрём теперь! – радовались придворные.

– Нет, ты глянь, Свиридовна, как он к ней присосался, а!

– И не говори, Марусь, а мой-то, чмокнет разок в щёчку и сразу в койку тащит. Никакого романтизьму.

– Серёга, забей и мне место поближе вон к тому осетру, что рядом с бутылками лежит! А то, вона Мишка с евойнаю бандой уже тудыть нацелилси!

– Эй, Калымдай, ну куда ты руками полез?! Гля, Семёновна, так и шарит, так и шарит! Погоди, родненький до спальни, там-то уж и порезвишьси!

– Да не мешай, Григорьевна. Хоть посмотреть-то…

Я стоял, приветливо улыбаясь во все стороны и шипел сквозь зубы:

– Калымдай, завязывай! Тамарка, хватит же! Сейчас гости нас сожрут вместо закуски! Агриппина Падловна, ну хоть вы на них повлияйте! Ну что это за бесплатный сеанс немецкого порно?!

Наконец все утихомирились и расселись за столы. Не всем, конечно, хватило места в тронном зале, но и обиженных не было. Пиршественный стол продолжался в коридорах, не прерываясь, заворачивая на поворотах, проходя через малые залы и так по всему дворцу. Кощея беспокоить не стали, только поменяли опустевшую бутылку на новую, а через полчаса Гюнтер при помощи рыцарей-зомби, оттащили царя-батюшку в соляную комнату – нельзя пока ему долго вне её находиться. И понеслось.

Хоть я и старался есть поменьше, но блюд было так много, а еда смотрелась так аппетитно, что выдержать такого искушения слабое сердце несчастного, но гордого компьютерщика, не смогло. Сердце шепнуло желудку «Давай», тот взвизгнул от радости, мозг вздохнул и отключился, а руки и челюсти перешли в активный режим. Наконец-то!

И, кстати, тут некоторые злопыхатели, обвиняли меня в чрезмерном употреблении алкоголя. Так вот, на свадьбе я практически не пил! Я ел. Наш дорогой и любимый садист Иван Палыч расстарался так, что оторваться от очередного блюда, будь это хоть всегда горячо любимый мной шашлык или банальный запечённый целиком осётр, не было никакой возможности. Неудивительно, что через три-четыре часа, я осоловело сидел над серебряной миской с холодцом, лениво выковыривая из него морковку и устало подымал над головой играющий самоцветами золотой бокал, с всё еще первой дозой коньяка. Или дед подливал мне? Не помню.

Помню, что Михалыч с рыцарями подхватили меня и потащили из зала.

– Вы чего? – слабо отбивался я. – А тортик?

– Мы принесём вам, мсье Теодор, – успокаивающе икнула Маша, а Олёна только устало прикрыла глаза колечками из огурцов.

Понимаю. Смотреть на это изобилие было больно, а съесть хоть крохотный кусочек не было уже никакой возможности.

– Деда, давай по маленькой за молодых? – предложил я, когда меня тащили, огибая Аристофана, сидящего на табурете и наяривающего на балалайке «Мурку».

– Быстрее, – шипел дед на рыцарей. – Выносите царя-батюшку, пока не началось.

– А что должно начаться? – возмутился я. – Почему царь не в курсе?!

– Драка, внучек.

– Почему?

– По обычаю.

– А да, – понимающе покивал я и тут же всполошился: – Деда, они же мне тут ёлочку на фиг снесут!

– Не боись, Федька, – поднялась с лавки монументальная главбухша. – Я прослежу. А ты отдохни родимый… Ишь как красиво про мою Тамарку с евойным кобелём сказал…

Левый глаз упёрся в потолок и что-то там разглядывал с величайшим вниманием, зато правым я увидел, как в центр между столов вышла ухмыляющаяся двадцатка бесов, а им на встречу поднялись Калымдаевские спецназовцы. Сквозь кровь, брызнувшую из носов и пяточков, я заметил, что Агриппина Падловна грузно, но поспешно шагает к ёлочке, отсекая по пути огромными ручищами, сбившихся с пути истинного драчунов.

За ёлочку я больше не беспокоился. А вот десерт…

– Деда, ты напомни там про тортик, – попросил я, проваливаясь в сладкий сон, едва замечая, как Михалыч заботливо подтыкает мне одеяло. – И Дизеля выключи, пожалуйста…

Здравствуй, дедушка Кощей, борода из ваты, или Дети – это наше всё

– Надо, Ваше Величество, надо, – терпеливо убеждал я Кощея-батюшку. – Это же какой резко положительный имидж вы себе сделаете, прикиньте только! И вовсе не в том смысле положительный, что добрый, а в том, что народ ваш, и так безмерно вас любящий, ва-а-аще воспылает невиданным патриотизмом!

– Вот сам шутом гороховым и скачи вокруг ёлки своей, – устало огрызался царь-батюшка, с наслаждением прихлёбывая густой кофе из небольшого, искусно гравированного черепа какого-то незадачливого беса, попавшегося в недобрый час под руку неизвестному мне мастеру.

– Детей с самого раннего возраста надо воспитывать в почитании царя и Отечества, – назидательно произнёс я, принюхиваясь к кофе.

– Гюнтер! – проорал батюшка. – Чашку кофе Статс-секретарю! Или тебе коньячку плеснуть?

– На работе не пью, Ваше Величество, – отрезал я. – А за кофе – спасибо, с удовольствием.

Михалыч уговаривать царя-батюшку вместе со мной не пошёл мол, «покочевряжется и сам согласитьси», поэтому отдуваться за всех, как обычно приходилось мне одному.

Мы посопели друг на друга над горячим кофе и я решился на шантаж:

– Ну что ж, Ваше Величество, раз вы так категорически не хотите детишкам праздник устроить, придётся мне Деда Мороза звать.

– Так он тебе и придёт, – хмыкнул Кощей.

– Придёт. Аристофана попрошу, и он со своими и Калымдаевскими ребятами запросто его приведёт, – отмахнулся я чашкой и тут же взвыл от капелек кофе, упавших на джинсы.

Царь-батюшка ухмыльнулся, а потом задумался:

– Ну, эти да, могут и притащить Мороза… Да только это совсем не то будет.

– Вот и я о том же! – завопил я. – Одно дело какой-то там старый дед (прости меня, дедушка Мороз, я для ребятишек стараюсь), а другое дело – вы, наш Великий и Ужасный и горячо всеми любимый!

– А сам чего бороду нацепить не хочешь? – проворчал Великий и Ужасный. – Или, вон, Михалыча задействуй. Хочешь – Гюнтера одолжу на праздник?

– Не надо Гюнтера, – твёрдо заявил я. – А сам я такую ответственную роль не потяну – солидности во мне мало. Пока. А вот Михалыч, он запросто с таким делом справится, да и народ его любит. Только не в этом же дело, а исключительно в вас.

– И что мне делать нужно будет? – сдался Кощей.

– Ой, да там особо и ничего, – засуетился обрадованно я, – мы там с детьми поиграем, зажжём их хорошенько к вашему выходу… Нет-нет, это я в переносном смысле, не радуйтесь… Потом дорогая наша Снегурочка – Агриппина Падловна, вас позовёт, вы и явите всем облик свой ужасный, но благородный. Раздадите детям подарки, послушаете их выступление и всё. Делов-то Ваше Величество, на одну рюмку коньяка всего.

– Налить?

– Не-не, это так, к слову пришлось.

– А я выпью, пожалуй…

– Эх, ну давайте и мне тогда, Ваше Величество – больно смотреть, как вы тут в одиночестве спиваетесь.

Коньяк был так себе, сигары как обычно – вонючие, но пришлось пострадать ради царя-батюшки.

– Шубу вам надо, красную или синюю, – рассуждал я, попыхивая сигарой. – Бороду уже Елька сделала. Хотите примерить?

– Давай, – проворчал Кощей. – Не из блохастых каких котов шерсти надёргала?

– Баран, Ваше Величество. Ой, не в том смысле, что это вы – баран, ну что вы сразу за меч-то хватаетесь? Я говорю мол, шерсть баранья.

– Не по-царски как-то, – брезгливо покрутил он в руках белоснежную бороду с тесёмками.

– Хотите, бесов на Северный полюс зашлю, какого-нибудь белого медведя обстричь?

– Ну и как её цеплять? Гюнтер! А ну-ка, голубчик… Что ты хихикаешь, Федька?.. Давай, Гюнтер, цепляй это уродство на меня, великого.

– Уродство, Ваше Величество, не поспорить, – кивнул дворецкий, завязывая тесёмки на лысом черепе. – Лёгкая небритость куда как больше вам идёт. Вид такой сразу мужественный, брутальный…

– Тьфу, ты! Тащи зеркало и слюни подбери!

– Корону приладьте сверху, Ваше Величество, – напомнил я. – А что? Совсем даже неплохо. Эдакий, модернизированный Дед Мороз с нашим, местным уклоном.

Кощей покрутил бородой перед зеркалом, поморщился, еще раз сплюнул и вдруг задумался:

– А может и мне бороду отпустить, а, Фёдор? Небольшую такую, эспаньолку?

– Да кто вас знает, Ваше Величество, – пожал я плечами. – Вы ко мне в Канцелярию приходите, у меня программка одна есть, можно на вашу фотографию разные бороды прикладывать и посмотреть, как оно выглядеть будет.

– Оно?

– Изображение, – выкрутился я. – И, кстати, Гюнтер, в той программе не только бороды, но и прически и всякий макияж примерять можно. Губную помаду подобрать или там выщипанные брови приладить.

– Сами пробовали? – оживился дворецкий.

– Вот, воистину «тьфу ты», Ваше Величество, – отвернулся я к ухмыляющемуся Кощею.

– И когда мне лицедействовать придётся?

– А завтра, прямо с утра, в десять часов, Ваше Величество. На часок, не больше.

– Чего ради имиджу не сделаешь, – вздохнул царь-батюшка. – Иди, Федька, не мозоль больше глаза мои печальные, пришибу ведь ненароком.

– Ухожу-ухожу, – поднялся я. – Видите Ваше Величество, какой у нас прогресс? Раньше сожрать обещали, а теперь только… Всё, положите меч, уже ушёл.

* * *

– Елька! К ноге! – проорал я, в который раз любуясь нашей ёлочкой в тронном зале.

– А звал, батюшка? – поорала кикимора сзади.

– А звал, – поковырялся я мизинцем в ухе.

– А вот она я вся тута!

– А вижу. Аелька, блин. Всё готово к утреннику?

– А всё, батюшка! – Елька начинала загибать пальцы. – А платьице тётушке моей пошили, а кокошник я саморучно в Лукошкино спёрла! А детки песенку про ёлочку разучили! А ёлочка вот она – пред тобой, батюшка стоит, раскрасавица наша!

– А подарки?

– А иди, посмотри, батюшка! – кикимора схватила меня-батюшку за руку и поволокла за трон к небольшой дверце в подсобку. – А вот они все!

– Ничего себе, – я окинул взглядом гору свертков и пакетов, высотой с Кощея. – Ни в какой мешок не поместятся…

– А можно сюда бегать и таскать детишкам подарочки-то!

– Не, не очень как-то… О! Попробую у Михалыча его кошель безразмерный выклянчить на часок! А разноцветные шнурки, которыми подарки обмотали, это?..

– А как в воду глядишь, батюшка! – запрыгала от восторга Елька. – Белый шнурок – для девоньки подарок, а черненький – пацанчику малому!

– Кухня сладости на завтра готовит?

– А как же! А я сама бегала проверять, а вкуснотища-то, батюшка!

– Осталось детям что-нибудь после твоей проверки?.. Ладно-ладно, не завывай, шучу. Давай, работай и смотри мне тут!

Михалыча уговорить сдать кошель в аренду, оказалось вовсе не так сложно, как я думал. Всего три часа выклянчивания, уговоров, взывания к уму, чести и совести и дело в шляпе. Сдался дед перед массированным натиском всей Канцелярии, когда все мы стояли перед ним на коленях, жалобно протягивая к нему руки и завывая настолько натурально, что лукошкинские нищие вымерли бы от зависти, услышав нас. Дед плюнул, матюкнулся в последний раз, махнул рукой и, взяв с нас клятву о выплате ему ста золотых за аренду, ворча ушёл в свою комнату опустошать кошель. Ура.

Девчонки, как всегда хихикая куда-то тут же удрали, Аристофан пошёл укреплять нервы самогоном в казарму, Калымдай, отряхнув колени, отправился домой к своей ненаглядной Тамарке. Кстати, квартирку они себе урвали совсем рядом с нами – за два коридора. Я устало плюхнулся на диван, пытаясь сосредоточиться на завтрашнем празднике, однако звуки издаваемые колонками компа, никак не давали собраться с мыслями. Что-то очень знакомое… Ну, конечно – четвертый эпизод «Звёздных войн». Похоже, бесенята начали в который раз пересматривать сагу сначала. Ладно, пусть резвятся, вырастут – джедаями станут. Нет – ситхами, скорее всего.

* * *

Утро детского праздничного дня началось с моего личного кошмара. К нам в гости приехала Морская царица Морисента со своим царственным сынулей Моришуром. Нет-нет, царица была мне очень симпатична и как монарх и просто как женщина, вот только она оказалась уж больно любвеобильной, а в качестве объекта своих притязаний выбрала меня. Нет уж, хватит. Один раз я ей уступил исходя исключительно из государственных интересов и довольно.

Сплавив Моришурчика под опеку Ельки, я подхватил царицу под руку и потащил в библиотеку:

– Ваше Морское величество, – нашёптывал я по пути, – к моему величайшему стыду, должен всё же вам признаться, что я вовсе не тот, за кого себя выдавал.

– Даже так, господин мой Кощей? – кокетливо приподняла она брови?

– Ага, Ваше Величество. Не Кощей я. Ну, в каком-то смысле, в определённых ситуациях я выступаю от его имени…

– Не переживайте, дорогой мой Фёдор Васильевич, – ущипнула меня за задницу Морисента. – Я в курсе и надо сказать, меня это только радует.

– Увы, солнце моё, – вздохнул я, потирая джинсы в пострадавшей точке, – нам не суждено быть больше вместе, как это ни печально. Зато, у вас появилась возможность завести тесное знакомство с самым настоящим Кощеем! И скажу вам, – я понизил голос, – наш Великий и Ужасный, ого-го какой! В том самом смысле, ага.

Морисента была, как минимум заинтригована и, сдав её на попечение Гюнтеру, который с энтузиазмом принялся за все эти дворцовые ритуалы, я облегченно вздохнул и тихо хихикая, быстро рванул из библиотеки.

Один ноль, наши ведут.

Так, теперь генератор. Недавно я нашел в завалах всяких железок и кабелей, которые перетащил из фургончика в Канцелярию, десятиметровую светодиодную ленту. Да-да, отличная гирлянда, сам знаю. Жаль посмотреть схемы негде, а то можно было бы и мигать её заставить. Ну, ничего и так, думаю, отлично будет.

Двое скелетов под предводительством взволнованного Дизеля, потащили генератор в тронный зал, а сзади вышагивали мы с Михалычем, пытаясь на ходу распутать почему-то вечно запутывающиеся провода.

В тронном зале в одном из углов уже стояли столы с лавками, ожидающие набега юных голодных варваров, а посередине, возле ёлки, суетился новогодний комитет, правда, без горластой Ельки, чему нельзя было не порадоваться.

– Ща между рогов в натуре засажу! – орал взмыленный Аристофан.

– Попробуй только, – парировал Виторамус, – залеплю тебе рот колдовским способом и придётся твой любимый самогон, знаешь каким местом хлебать тогда?

– Что вы опять не поделили? – подошли мы поближе.

Скелеты стали запихивать генератор под ёлку, а Дизель засуетился около них, маша руками.

– Не, ну прикинь, босс! – заорал Аристофан, тыча пальцем в кладовщика. – Этот чмошник, в натуре хочет нас праздника лишить!

– Виторамус? – повернулся к хранителю колдовских штуковин.

– Слушайте его больше, Ваше Величество, – фыркнул бес, традиционно протирая платочком пенсне. – Аристофан, знаете ли, впал в детство и непременно требует, чтобы и его самого и его бандитов…

– Бойцы у меня! – взревел Аристофан.

…– непременно допустили поучаствовать в детском утреннике.

– В натуре!

– Ты чего, Аристофан? – удивился я. – У нас же свой праздник потом будет, там и оторвётесь.

– Ни фига ты, босс не понимаешь, – завыл боевой бес. – У мелких же реально Кощей за Мороза канать будет! А у взрослых – хрен конкретно!

– Аристофан, ну чего ты как маленький?

– А я может душой, блин еще типа маленький!

– Какая душа у беса?

– Да не суть, босс! Это же… блин, как её?.. ну как диск и Крым по-хохляцки?..

– Дискриминация? – угадал Виторамус.

– Во-во, братан, в натуре она!

– Да ты же опозоришься, Аристофан, – я попытался убедить беса, – среди детишек и такой здоровый дубина.

– В натуре, здоровый, это ты правильно сказал, босс. Ну, босс, а босс? – снова заныл Аристофан. – А я и стишок уже выучил. Из «Гамлета».

– Чего?!

– В натуре, босс, – слегка обиделся Аристофан. – Я же типа культурный теперь по самое не могу.

– Ох… Ладно, давай так сделаем – дозволяю тебе присутствовать на утреннике, только в сторонке, а как дело до конкурсов дойдёт, то выйдешь, прочитаешь свой… гм-м… стишок и всё. Только ты один, без своей банды, понял?

– У меня отряд, босс! – радостно закивал рожками бес. – Реально боевой… а, да хрен с ним! Согласен, босс, без базара!

– Внучек, – подшаркал к нам Михалыч, – я проводки твои скрутил, как ты показывал, можно проверять твою гюрл… гёрл… светильники твои, чтоб им пусто было!

– А батюшка! – в зал влетела Елька и волоча за собой совершенно ошалевшего Моришура, – а там уже народ с детишками собираетси под дверями! Запускать? А? Ну запускать же?

Я взглянул на часы:

– Ох, блин и правда, пора. Не успели мы проверить гирлянду, деда, ладно, будем надеяться, что всё в порядке будет.