Здравствуй, дедушка Кощей!

– Смотри, внучек, – фыркнул дед, – пока мы с тобой на ответственном задании головами рискуем, царя-батюшку спасая, они тут уже самогоном наливаютьси!

– Коньяком, дедушка Михалыч, – томно поправила Маша.

– Типа за успех, босс! – Аристофан отсалютовал мне стаканом.

– Мы по чуть-чуть, – смутилась Олёна.

– Нервы, – виновато вздохнул Калымдай.

– Да на здоровье, – отмахнулся я. – Заслужили, можно и расслабиться. Всё равно дел у нас больше нет. Хм-м-м… Странно как-то звучит, а? У нас и вдруг никаких дел.

– Давай к нам, босс, – Аристофан взялся за бутылку, но я помотал головой.

– Не хочется чего-то, Аристофан.

– Ты реально заболел, босс, – взволновался бес. – Тебе выпить надо срочно в натуре.

– Не, спасибо. Сейчас Кощей-батюшка отдышится, в ванной отмокнет, да пойду дела ему сдавать. А вот потом можно будет немного и накатить.

– Мы подождём, босс, – самоотверженно кивнул бес.

– Пей, не надо ждать, – я присел на лавку. – Деда, чайку бы, а?

– Со сгущеночкой, внучек? – засуетился Михалыч и тут же сам себе ответил: – С ей, проклятой.

– Чего это ты так на сгущенку ругаешься? – удивился я.

– А для порядку, внучек, – отрезал дед. – Я с тобой к Кощеюшке пойду, так и знай.

– Пойдешь, конечно, – хмыкнул я, – как же без тебя. А чего ты дергаешься, деда?

– А не знаю, – дед устало опустился на лавку, но тут же снова вскочил и зашаркал к буфету за кружкой. – Ить и правда дела у нас закончилися и что-то мне не спокойно от тишины.

– Дедушка у нас без приключений жить не может, – хихикнула Маша и решительно протянула свой стакан Аристофану.

– Ты особо на коньяк не налегай, Машуль, – попросил я. – Мало ли что…

– Да ентой вампирше чтоб напитьси, ведро такого коньяка надо, – хмыкнул дед.

– Да кто же мне столько нальёт? – загрустила вдруг Маша. – А душа просит, погода шепчет, интуиция так прямо в голос кричит!

– Какая душа у вампира? – фыркнул дед.

– Да уж какая ни есть, а моя, дедушка Михалыч, – обиделась вдруг Маша.

– Маше больше не наливайте, – попросил я. – Машуль, ты хоть морковкой, а закусывай всё же.

* * *

– Его Величество Фёдор Васильевич с господином Михалычем! – торжественно провозгласил Гюнтер, открывая дверь в новый кабинет царя-батюшки.

Сам царь-батюшка сидел в любимом кресле за письменным столом и тиранил фон Дракхена. Кивнув нам, Кощей строго указал пингвину костлявым пальцем на коврик у дверей:

– Место! Место, кому сказал!

Пингвин не шевелясь тупо и грустно смотрел на него.

– Вот паразит, – пожаловался нам царь-батюшка, – вот только что слушался, а сейчас опять делает вид, что не понимает… Место! Место кому говорю!

– А тефтельку дашь? – пропищал Дракхен.

Кощей кивнул и пингвин заковылял к двери. Став посреди коврика он выжидательно посмотрел на дрессировщика.

Кощей взял тефтельку с тарелки, покрутил её в пальцах и кинул пингвину:

– Ап!

Дракхен вытянул длинную шею, ловко поймал лакомство в воздухе и счастливо зачавкал, пуская слюни.

– Во-о-о… – одобрительно пробурчал царь-батюшка, – хорошая собачка.

– Аз есмь Змей! – пискнуло с коврика. – Дай тефтельку!

– И куда в тебя только влезает? – Кощей кинул еще одну: – Ап!

Когда и эта тефтелька была благополучно проглочена, Кощей добродушно повернулся к нам:

– Ну чего стоите? Берите стулья и наливайте.

– Угощайтесь, Ваше Величество, – я поставил на стол прихваченную из Канцелярии бутылку коньяка.

– Тебе налить, Федь? – ласково спросил Кощей. – За стаканом сбегать?

– Да сидите уж, Ваше Величество, – вздохнул я. – Сам налью.

– Оборзел Федька, – удовлетворенно кивнул царь-батюшка. – Заматерел, наглости и гонору нарастил. Ну, вылитый царь!

– Работа такая, – я принёс стаканы себе и деду и взялся за бутылку. – Давайте, Ваше Величество за ваше здоровье.

– Да чего ему сделается, – отмахнулся Кощей, с любопытством принюхиваясь к густой струйке, льющейся в его стакан. – Откормлюсь пару месяцев и за дела возьмусь… Так где, говоришь ты такой коньяк урвал, Статс-секретарь?

– Ничего я такого не говорил, – пробурчал я. – А коньяк это благодарные придворные преподнесли за благополучное разрешение проблемы.

– Ну, будем – царь-батюшка опрокинул в себя коньяк, прислушался к ощущениям и покачал головой: – Хорошо живешь, Федька. Мне такой коньяк ни разу придворные не подносили. Да и вообще не подносили никакого.

– Работать хорошо надо, – наставительно сказал дед, прикладываясь к стакану. – Хор-р-роший коньяк! Душевный…

– А я что ж, по-твоему, плохо работаю? – удивился Кощей.

– Ты пей, Кощеюшка, пей, батюшка, – хмыкнул дед. – А кто как работает, разе енто нам судить?

– Оборзели, – повторил Кощей. – Наливай, Федька.

– Ваше Величество, – я нацелился горлышком бутылки на его стакан, – давайте снимайте уже с меня царские полномочия. Никаких моих сил канцелярских уже нет.

– С чего бы это вдруг? – удивилось Его Величество. – Гюнтер! Лимончику нам сообрази!

Дворецкий, будто читая его мысли, чопорно вошел в кабинет, держа в руке поднос с тарелочкой тонко порезанного лимона, присыпанного сахаром.

– А вот, кстати, Гюнтер, – остановил Кощей дворецкого, уже собиравшегося уйти на свой пост за дверью, – ну-ка поведай мне, как тут Федор свет Васильевич правил от моего имени?

Ну, всё, конец мне. Сейчас Гюнтер за всё отыграется. Но на моё удивление дворецкий спокойно сказал:

– Хорошо правил, Государь, достойно. Имя Вашего Величества старался не запятнать, о державе заботился, о слугах не забывал. Проявил себя грамотным руководителем, не раз помог разрешить катастрофические государственные кризисы.

– Морально устойчив, – ошарашенно пробормотал я, – истинный ариец. Не женат.

– Чего? – отвлёкся от удивленного созерцания Гюнтера царь-батюшка. – Что говоришь-то?

– Я говорю, Ваше Величество, что один бы я не справился. Вот кстати – заметили повязку на глазу у вашего дворецкого? Угу. Если бы не самоотверженность Гюнтера, фиг бы мы Лиховида одолели.

– Кукушка хвалит петуха… – начал было Кощей, но осёкся, услышав ехидное хихиканье Михалыча. – Ладно, сами тут разбирайтесь, кто из вас кукушка…

– Ты, батюшка, даже не сумлевайси, – дед покосился на пустую уже бутылку и повел носом в сторону Кощеевой, стоящей на столе, – Федька с твоим заданием отлично справился. Нет, мы, конечно помогали ему и делом, и советом мудрым, присматривали, направляли, но всё остальное – он сам.

– Ишь какой у меня работник-то славный, оказывается, есть, – восхитился Кощей и подтолкнул бутылку деду. – Даже самому теперь стыдно, как я тут без него правил, да дров наломал.

– Ну чего вы, Ваше Величество? – насупился я. – Я же старался.

– Старался, – серьёзно кивнул Кощей. – Вижу, ценю. И не только старался, Федор Васильевич, а и вполне успешно дела мои вёл. Наливай, Михалыч, выпьем моего, хоть и плохонького коньячка за царя нашего Фёдора Первого.

– Да ну вас, Ваше Величество, – я обреченно опрокинул в себя коньяк. Ха, а мой-то и правда, лучше! – Давайте уже заканчивать, да пойду я в своей Канцелярии царствовать.

– Это ты размечтался, Федь, – Кощей влил в себя из своего стакана, почмокал сухими губами и повторил мои мысли: – А твой-то и правда, лучше! Вот где справедливость, а, Михалыч?

– Я вам сейчас весь оставшийся велю принести, – успокоил я царя-батюшку, – только на какие это мечты вы намекаете?

– Слышишь, как излагает, Михалыч? – одобрительно фыркнул Кощей. – «Велю». Пару месяцев назад сам бы побежал, а сейчас велит он.

– Я старался, – скромно потупился дед.

– Успокойся, Федька, – погрозил мне пальцем Кощей. – Никто у тебя до поры до времени трон отнимать не будет. Царствуй на здоровье. Благодарить не надо.

– Не понял… В смысле – царствуй, Ваше Величество? А вас мы тогда зачем из тюрьмы вытаскивали?

– Во, паразит, – восхитился царь-батюшка. – Нет, ты слышал, Михалыч? Это он меня из тюряги освободил, не потому что на волю выпустить хотел меня любимого, а чтобы работу царскую с себя сбагрить!

– От оно тебе надо, Кощеюшка, до мелочей докапываться? – пожал плечами дед. – Для чего, почему?.. Ты ж на воле, чего еще тебе надо? Давай лучше ишо по коньячку.

– Прохвосты вы оба у меня, – вздохнул Кощей и достал из ящика новую бутылку. – На, разливай… Сопьюсь я тут с вами совсем…

– Ваше Величество, – взмолился я. – Я совсем запутался. Что это у вас за намёки такие странные?

– Совсем и не странные, да и не намёки вовсе. Я тебе прямо говорю, Федор Васильевич – продолжай дальше царствовать.

– Ну, занафига, Ваше Величество?! Вы же здесь! Дракхен вон, на коврике скучает. Чего вам еще надо-то?!

– А хвалился-то Михалыч, какого великого царя тут воспитал, – покачал головой Кощей, – а он даже простых вещей не понимает…

– Ну и объясните, Ваше Величество, – обиделся я. – Чего я такого не понимаю.

– Ишь надулся, как наша бухгалтерша на аудитора, – хмыкнул Кощей и посерьёзнел. – Ты, Федь мыслишь сегодняшним моментом, а надо и подальше заглядывать, на полгода, год. На свободе я да в силу еще не вошёл. Дракхена ты победил, молодец, да только слуги его по всему нашему царству разбросаны, выслушивают, вынюхивают. А как прознают, что Змей у меня в плену, а сам я слаб ещё так и жди беды. Да и Гороху с твоим дружком-участковым, зачем раньше времени про мою волю знать? Пусть радуются пока, а в нужный момент уже я их сам порадую. Нет, Федь, сидеть мне в этой комнате безвылазно пока. Буду выходить на часок-другой ноги размять да за тобой приглядеть и сразу назад – за соль прятаться.

– Это я что-то не подумал, – виновато протянул я. – А давайте вы царствовать отсюда будете, а все приказы через Гюнтера передавать, а?

– Я ему про мозельское, а он мне про портвейн, – вздохнул царь-батюшка. – Работай, Федор Васильевич, не ленись. А то живо велю башку снести, царь я или не царь?

– Сложный вопрос, Ваше Величество, – хихикнул я.

– Уел тебя Федька, батюшка? – захекал дед. – Эх, наливайте что ли! Выпьем за царей наших единокровных!

– Каких таких единокровных? – оторопел Кощей. – Ты что несёшь, Михалыч?

– Да енто для красного словца, батюшка, – отмахнулся дед, – уж больно красиво звучит! Наливай, Федька!

В общем, деда в Канцелярию пришлось мне переть на себе. Ну, до ближайших скелетов, если честно, а потом просто контролировать процесс транспортировки.

С царем-батюшкой мы расстались мирно. Я повздыхал, но всё же согласился с его доводами. Придётся еще царём попахать. Ладно, ничего не поделать. Дед поддерживал меня категорически. Как и Кощея. И фон Дракхена с Гюнтером. Нализавшись, дед стал сентиментальным и всё просил Кощея подарить ему пингвина мол, мы сейчас с внучком пойдем к Виторамусу и тот нам быстренько найдёт зелье для оборота Дракхена в собачку. А ужо на той собачке и Тишка с Гришкой кататьси смогут и… Ну и так далее, по привычной схеме.

В Канцелярии нас так и не дождались и разошлись. Остался лишь Аристофан, да и тот с трудом оторвал голову от тарелки с квашеной капустой, поднял приветственно стакан, опрокинул в себя и снова рухнул в капусту. Вот такая у царей жизнь – и выпить не с кем.

Ах эта свадьба, или Ни за что, блин, не женюсь

– Не пойду! – категорически заявил я. – Лучше сразу здесь прибейте.

– Надо, внучек, – вздохнул дед. – Больше-то и некому…

– Вот пусть Калымдай сам и идёт, а я еще пожить хочу немного. Я даже сам ещё не женат!

– Нельзя нашему бравому полковнику идти, мсье Теодор, – терпеливо вздохнула Маша. – Ну, вы же сами понимаете. Убьёт его мадам бухгалтер, а какая же свадьба без жениха?

– А меня пускай убивает, да? Не жалко.

– Не, босс, не убьёт, не переживай в натуре, – замахал лапами Аристофан. – Ты у нас – фартовый, тебя бухгалтерия любит конкретно.

Я отбивался от предложения погибнуть героической и верной смертью уже с час. Подготовка к свадьбе Калымдая и Тамарки шла полным ходом, но процесс остановился на вопросе о масштабности свадьбы. Калымдай просил церемонию провести в минимальном объеме, как можно скромнее мол, быстро оженят их, посидим нашей тёплой компанией в Канцелярии и вперед – выполнять супружеский долг, вот и вся свадьба, да и Тамарка была не против. Я его понимал и поддерживал. Деду лишние хлопоты тоже были ни к чему, Аристофан был согласен на всё, лишь бы потом налили. В натуре. А вот девчонки настаивали на традиционной свадьбе со всеми причитающимися элементами и обрядами. Ну, там, карета, запряженная шестёркой бесов, выкуп невесты, где мне отведена роль жмотливого покупателя, подвенечное платье с Тишкой да Гришкой, несущими шлейф за невестой и непременно одетые во фраки, ну и прочий женский бред. Абсолютно нереальные фантазии, зато красивые и романтические, ах, шарман, блин.

Но и это не было проблемой. Тут как Калымдай по столу кулаком врежет мол, мужик он или не мужик, так оно и будет. Проблемой была Агриппина Падловна, наша дорогая и всеми любимая, чтоб её аудиторы съели. По её скромному, но единственно верному мнению, свадьбу надо было устроить с размахом, масштабом, приближенным к мировому катаклизму. Закатить такой праздник, чтобы все волки и зайцы в лесах от Лысой горы до Лукошкино, передохли от зависти. Чтобы все европейские короли и императоры валялись с инфарктом, а их королевы и императорши, долго пинали бесчувственные тела каблучками, завывая от досады, что упустили такого славного жениха как Калымдай. И финальным актом свадьбы на сто первый день праздника, было бы церемониальное сожжение Лукошкино и прилюдная кастрация Гороха, как дань богам плодородия. И это я не утрирую, не преувеличиваю. Я – преуменьшаю.

А отговорить Агриппину Падловну от этих грандиозных замыслов должен был я, представляете? А я легко представляю: – Здрасте Агриппина Падловна! А я к вам по вопросу проведения тихой маленькой свадебки… Бум! Бах! И могучий голос нашей бухгалтерши: – Следующий!

Нет уж, сами идите отговаривать.

– А я тебе оладиков напеку, внучек. Со сгущенкой!

– На поминки? Сам кушай деда, а я не пойду… Аристофан, хочешь самогону?

– Не пойду, босс, даже не проси в натуре.

– Ну и я не пойду.

Всё, тупик.

– А енто чё такое-то?! – влетела в Канцелярию Елька и запрыгала на месте от возбуждения. – А я Гюнтера сейчас встретила! А он говорит мол, всё говорит! Мол не будет свадьбы! А это как так?! А как же я тогда замуж выйду, поперёд Тамарки?! Давайте свадьбу!

– У-у-у… – тихо взвыл я. Нам еще только этого голосящего кошмара не хватало.

– На-ка, внучка котлету, вмешался Михалыч. – Пожуй, родимая, только не ори тут.

– О! Елька, а давай ты к тётушке сходишь? – оживился я. – Там-то и вопрос пустяшный – надо свадьбу по нашему сценарию провести, а не по бухгалтерскому.

Елька выплюнула откушенный кусок котлеты, аккуратно положила его в центр стола, скрутила нам фигу и смылась. Дисциплинка, однако. Царю в его собственном кабинете фиги крутят, ну что это такое? А может упиться в хлам? И пусть тогда без меня разбираются.

Пораженческое настроение прервал Гюнтер:

– Ваше Величество, Его Величество требуют Ваше Величество на срочную аудиенцию.

– Развели величеств… – раздраженно пробормотал дед. – Вставай, Федька, чего расселся? Давай-давай, Величество, шагай к другому Величеству!

Да с удовольствием. Лучше к Кощею в пасть, чем к Агриппине Падловне в лапы.

Дверь в библиотеку распахнулась, едва мы с дедом подошли к ней. Не-а это не нас тут так встречают. Просто фиолетовый Емельяныч придерживал щупальцем дверь, пока пара скелетов выносила разрубленного на три части монстрика. Вернулся царь-батюшка и сразу в труды и заботы окунулся, неугомонный наш.

– Его Величество… – торжественно начал дворецкий, распахивая дверь в соляную комнату.

– Да ладно, Гюнтер, – перебил его я. – И так всё понятно.

– Протокол, Ваше Величество, – вздохнул он, но посторонился, пропуская нас внутрь.

Царь-батюшка стояли посреди кабинета, с удовлетворением рассматривая лезвие длинного черного меча.

– А Федька! Здорово, Михалыч. Ну, присаживайтесь смутьяны, али сразу на колени падайте чтобы головы вам смахнуть сподручней было.

– И вам не хворать, Ваше Величество, – я подвинул стул поближе к столу и со вздохом опустился на него. – А чего это вдруг мы смутьяны?

– А вот это мы сейчас и выясним, – Кощей обошел стол и уселся в кресло. – И чего, и почему, и как вы вообще до бунта докатились.

– А у нас бунт? – удивился я. – Михалыч? Ты что-нибудь заметил?

– Ну что ты к словам придираешься, внучек? Неуважение царю высказываешь. Сказали тебе – бунт, вот и не противьси. Мало ли какая вожжа царю-батюшке под хвост попала.

– Спасибо, Михалыч, – хмыкнул Кощей. – Что у вас там за свадьба такая, что всю Лысую гору с утра трясёт?

* * *

– Не пойду! – категорически заявил Кощей. – Лучше сразу здесь прибейте.

– Ну, Ваше Величество, – заныл я. – Ну вникните в проблему. Ну а кому еще идти кроме вас? На вас-то она руку не подымет…

– Угу, не подымет… – Кощей почесал лоб. – А чего Калымдай не сходит? Или, вон, Аристофана зашли, а я ему от щедрот наших ведро самогона презентую.

Отвечать необходимости не было – разговор шел по кругу уже час.

– Вурдалачку свою пошли, Федька, – в десятый раз предложил царь-батюшка. – Она же живучая, зараза.

– Не пойдет она, – в десятый раз вздохнул Михалыч. – Самому придётся, Кощеюшка…

– Не пойду.

– Ну, хорошо, – я поднялся. – Давайте втроём пойдём. Решать-то вопрос всё равно надо.

Кощей помолчал немного и тоже поднялся:

– А пойдём. Только рыцарей моих с собой захватим.

Рыцари-зомби, кстати теперь разделились на два отряда: двадцатка охраняла царя-батюшку, а десяток сторожил меня. Чтобы не убежал. Чёрный юмор. Самому смешно. Угу.

А идти никуда и не пришлось. Дверь распахнулась и в кабинет вначале влетел Гюнтер, потом два часовых рыцаря, а вслед за ними уже вплыла с грацией сибирского мамонта, наша незабвенная главбухша.

– Вашество, – кивнула она Кощею, – Федька, Михалыч. – Бухгалтерша развернулась к нам необъятной кормой, склонилась над фон Дракхеном и засюсюкала: – А кто енто у нас такой маленький? А кто енто у нас такой хорошенький? А ну-ка, скотинка, посмотри, что тебе тётя Граппа принесла! – она запустила руку в необъятное декольте и, выудив большую кость, помахала ею над распахнутой пастью змеепингвина: – А ну-ка, животинка, скажи тёте «Гав!»

Фон Дракхен молчал, провожая взглядом летающую над ним кость.

– А кто будет упрямиться, – не отставала он него бухгалтерша, – того тётя сначала по попе отшлёпает, а потом и из ведомости на довольствие вычеркнет. Ну, змеиная твоя мордашка, скажи «Гав!»

– Гав, – покорно пропищал фон Дракхен, не сводя взгляда с косточки.

– Хорошая собачка, – кивнула главбух и, отдав ему кость, развернулась к нам.

Мой выход.

– Агриппина Падловна, это вы?! Не узнал – богатой будете! А я смотрю – дама какая-то жутко симпатичная, да вроде знакомая… А-а-а, понял – вы опять похудели? Действительно, не узнать. Эдак неделька-другая и придётся к вам специального слугу приставить, чтобы объяснял встречным придворным кто вы такая. Разоримся мы на вас, Агриппина Падловна. Но красота того стоит!

Уф-ф-ф… Я мысленно показал Кощею язык. Если что – теперь меня убьют последним.

Главбухша кокетливо опустила маленькие глазки, заулыбалась, но скоро опомнилась и грохнула толстой папкой о стол:

– Вызывал, батюшка? Пошто старую женщину гоняешь через весь дворец?

– Это вы – старая?! – взвился я, но меня перебил Кощей, бросив на меня недовольный взгляд:

– Что ты, Агриппинушка, никто тебя не вызывал, мы вот как раз сами собирались к тебе сходить.

– А мне Машка Федькина сказала, что зовёшь мол, отчёт за время Федькиного царствования предоставить.

Ну, Маша, фиг тебе, а не мешок яблок. Правильно я с ним время тянул, теперь ни за что не отдам!

– А, кстати, – оживился царь-батюшка, – ну-ка расскажи мне, как Федька чуть моё царство по миру не пустил. Как он тут премии себе да дружкам своим выписывал, как денежки мои проматывал без счёта.

– Тебе в цифрах, Вашество или коротко? – бухгалтерша открыла папку и взяла верхний листочек.

– Давай коротко. В цифрах подробно озвучим, когда приговор ему объявлять будем.

– Ну ежели коротко… – Агриппина Падловна прищурилась, разглядывая цифры на листе, – то если приход за время Федькиного правления считать за сто процентов, то расходы составили одну тысячную того же, растудыть его процента.

– Не понял, – вскинул брови Кощей. – А мне тут докладывают, что деньги из казны разлетаются как стая ворон от Горохова перегара.

– Так и есть, батюшка, да только приход в казну идёт неизмеримо больший. И уж ежели совсем честно, – бухгалтерша с осуждением взглянула на Кощея, – куда как больший, чем при твоём правлении, Вашество.

– Вот как? – царь-батюшка опустился в кресло и полез за сигарой. – А как же это он умудрился так… Стоп. Не надо. Оставь бумажки – сам почитаю, проверю, а пока у нас к тебе дело есть важное, дорогая ты наша Агриппина Падловна! Вот Федька как раз тебе всё и расскажет, – злорадно ухмыльнулся Кощей.

Зараза. В очереди для кандидатов на звание невинно убиённых, я переместился на первое место.

– Агриппина Падловна, – я горестно вздохнул, – вопрос у нас возник крайне неприятный. Это по поводу свадьбы в частности и безопасности Его Величества в целом.

– А шо такое? – насторожилась главбухша.

– Ой, да что же вы стоите, Агриппина Падловна, – засуетился я, оглядываясь по сторонам. Стулья выглядели очень хлипкими на фоне глобальной фигуры нашей дамы. – Ваше Величество, вот вам стульчик, пересядьте, пожалуйста. А я ваше кресло пока нашей дорогой Агриппине Падловне отдам, вы же не против?

Кощей скрипнул зубом, но радостно заулыбался, закивал головой и сам подтащил кресло главбухше, а пока она втискивала в него свой зад, украдкой показал мне кулак.

А я что? Я же и ничего, я просто как лучше хочу.

– Ты шо? – главбухша задумчиво посмотрела на меня, – свадьбу отменить задумал?

– Да вы что?! – взвился я, Михалыч закатил глаза, собираясь упасть в обморок, а Кощей от возмущения подпрыгнул, звякнув короной на лысом черепе. – Как вы такое подумать могли?! Свадьбе – быть! Это даже не обсуждается!

– Ладно, – выдохнула бухгалтерша. – Живите пока.

– Агриппина Падловна, – я перекрестился, сплюнул три раза, скрутил фигу, потыкал ей во все стороны, всё это – мысленно, конечно, – дорогая Агриппина Падловна! Я вам честно и без обмана скажу. Такая ситуация сложилась, что никак нам нельзя закатывать пышную свадьбу Калымдаю и вашей Тамарке. Всё, теперь убивайте меня, но я вам как родной всё как есть выложил. Другому кому – такого бы наплёл… Вон и Михалыч подтвердит… А вы для меня – святая. Почти родная мать. Вот я и говорю честно и откровенно: будет громкая свадьба – конец тогда царю нашему батюшке, а потом и нам всем вместе с дворцом и Лысой горой. Почему? Если хотите я расскажу вам, только дела это шпионские, политические и начались они за сто лет до моего появления тут. Да и не суть это. Главное – никак нельзя нам светиться в глазах врагов. Есть, конечно, вариант – перенести свадьбу на лето, а лучше – на осень, но уж очень молодым жизнь ломать не хочется. Они такие счастливые ходят, за ручки держатся, друг с друга глаз не сводят, а мы им вдруг всё и обломаем. Наверное, не стоит свадьбу переносить, как вы думаете, Агриппина Падловна?

Уф-ф-ф… Чего это я тут наплёл? Хотя, если жив пока, значит, всё правильно делаю.

– Свадьбу переносить не будем, – коротко и мощно сказала главбухша.

– Вот и я им говорю, – закивал я, тыча пальцами в Кощея с Михалычем, – нельзя свадьбу переносить и всё тут! Мы лучше лишний подарок молодым оформим, чем такую любовь на корню загубим! Верно же, Агриппина Падловна?

Бухгалтерша угукнула и задумалась, а Кощей с дедом переглянулись и так лаково улыбнулись мне, что я машинально полез в карман, проверить на месте ли Шмат-разум. Нет, дед убивать меня не будет, дедушка у меня хороший, внучека любит. Навешает подзатыльников и всё. И Кощей убивать не будет. Но царскими подзатыльниками я точно не отделаюсь.

– И шо ты, Федька, предлагаешь? – настороженно взглянула главбухша.

– Я? Я – ничего. По мне бы, так закатить пир горой, но нельзя. А вот ответственные товарищи, предлагают провести свадьбу тихую, но очень торжественную и тут я с ними согласен.

– Вашество? – бухгалтерша перевела тяжелый взгляд на Кощея.

– Скромничает Федька, – отечески улыбнулся мне царь-батюшка. – Это, Агриппинушка, всё его рук дело. Сам задумал, сам разработал, доклад предоставил. Мы тут с Михалычем посовещались, побранили его, конечно за самовольство и самодурство, но в целом идею одобрили. А уж окончательно – тебе решать, золотце ты наше.

– Ну, если Федька придумал, – золотце тяжело поднялось с кресла, – так тому и быть. Пока ты, Вашество по тюрягам прохлаждался, Федька тут с умом правил, казне большой прибыток принёс, верю я ему. А свадьба… Жаль, конечно, да ить не в свадьбе дело.