Во имя народа

Улыбка застыла на лице Гао Юйляна. Он никак не ожидал, что Ци Тунвэй побежит к Чэнь Яньши в дом престарелых копать землю, и уж точно не ожидал, что новый секретарь прямо направит острие копья на Ци Тунвэя. Некоторое время он даже был обескуражен таким оборотом.

Ша Жуйцзинь легко перешел на полусерьезный тон:

– Я предлагаю определить передовика сельскохозяйственного труда этого года, а именно, избрать таковым нашего уважаемого начальника департамента Ци, по крайней мере, я голосую за. Хороший товарищ, настоящий мастер сельскохозяйственного труда!

В этот момент Ли Дакан не упустил шанс проявить свой талант. Взявшись за кисть, будь жестким, хочешь ухватить кусок – целься в главную точку. Отчетливо произнося каждое слово, он вмешался в разговор:

– Секретарь Жуйцзинь, я поддерживаю ваше предложение, я тоже голосую за! Этот товарищ поднялся вверх за счет подхалимажа. Когда я работал личным помощником секретаря парткома провинции товарища Чжао Личуня, Ци Тунвэй служил начальником отделения полицейского участка. Как-то раз, когда товарищ Чжао Личунь отправился в деревню навестить могилы родственников, мы с Ци Тунвэем сопровождали его. Ци Тунвэй лез из кожи вон – когда прибыли на могильный курган семьи Чжао, он упал на колени и зарыдал, потекли слезы и сопли…

Выразившись живо и ярко, Ли Дакан невольно вызвал у членов Постоянного комитета легкий смех.

Гнев охватил Гао Юйляна: это же открытый удар по лицу! Кто среди присутствующих на заседании членов Постоянного комитета не знал, что Ци Тунвэй его ученик? Чего добивается Ли Дакан? На первом заседании Постоянного комитета под председательством нового секретаря парткома пустить Ци Тунвэя под нож в качестве жертвы? Невзирая ни на какие нормы и границы? Бить упавшую в воду собаку, поглядывая на лицо хозяина? И он, улыбаясь, спросил Ли Дакана:

– Товарищ Дакан, что ты хочешь сказать на примере этих рыданий на могиле? Что Ци Тунвэй плохой человек и его нужно расстрелять? Или не до такой степени, по-твоему, всё плохо?

Ша Жуйцзинь попытался смягчить беседу:

– Не до такой степени, не до такой! В конце концов, даже когда Ленин говорил, что «следовало бы расстрелять всю эту банду болтунов», это были лишь слова, сказанные сгоряча. В истории мирового коммунистического движения мы не знаем прецедентов расстрела льстецов и подхалимов. Поэтому жизни начальника департамента Ци ничто не угрожает.

Но Гао Юйлян уже вцепился в противника и не отпускал:

– Товарищ Дакан, сегодня на заседании Постоянного комитета обсуждается вопрос о кадровых работниках. Вы оценили Ци Тунвэя, мне кажется, предвзято. Вы сказали, что в тот год своими глазами видели, как он рыдал на могильном кургане, и в этом факте я не сомневаюсь. Однако, товарищ Дакан, может, Ци Тунвэй так расстроился из-за кого-то из своих родственников? Кто из его родных в этот период времени умер? Ты узнавал?

Ли Дакан ответил:

– Я узнал: мать Ци Тунвэя до сих пор жива и здравствует, у него семья долгожителей.

Гао Юйлян ответил:

– Пусть даже и так, и что из того? Товарищ Дакан, какой пункт устава партии нарушил Ци Тунвэй? Какой из параграфов государственного законодательства? Какой из нормативов несения государственной службы?

Ша Жуйцзинь, несколько озадаченный таким поворотом, подумал: «Не слишком ли вызывающ этот заместитель секретаря Гао?» Взвесив всё как следует, он решил, что у этого человека всё-таки есть определенный уровень, в конце концов в провинции это большое дерево с глубоким корнем: он едва не стал секретарем парткома провинции. Подчеркнуто резко хлопнув ладонью по столу, он сказал:

– Этот вопрос задан очень хорошо, хотя немного отдает черным юмором!

Ли Дакан удивился:

– Черный юмор? По логике товарища Юйляна, раз уж товарищ Ци ничего не нарушил, не должны ли мы его рекомендовать для занятия должности вице-губернатора?

Гао Юйлян расплылся в улыбке:

– Товарищ Дакан, не торопись с выводами, я еще не закончил.

Ша Жуйцзинь сказал:

– Что ж, пусть товарищ Юйлян продолжит говорить, на сегодняшнем заседании мы непременно должны прийти к ясному пониманию ситуации; в дальнейшем в принципиальных вопросах не может быть ничего путаного и неясного.

И Гао Юйлян заговорил. Он оставил Ци Тунвэя и перевел разговор уровнем выше:

– Товарищ Ша Жуйцзинь говорил о проблемах кадровых работников нашей провинции. Существуют ли эти проблемы? Безусловно, существуют, и в некоторых местностях и учреждениях даже весьма серьезные. Например, начальник орготдела Хуа Синьфу, ни много ни мало, пьет с подчиненными женщинами. А уголовное дело начальника орготдела в городе Яньши в прошлом году? Что была за ситуация? Всем известно: адюльтер с сотней женщин – кадровых работников, и даже больше, чем с сотней, в высшей степени дурной поступок!

Один из членов Постоянного комитета добавил:

– Некоторые женщины – кадровые работники открыли двери в номера и дожидались этого начальника отдела на кроватях, а некоторые предлагали себя в обмен на деньги. И уж верх бесстыдства, когда мужья отдельных женщин – кадровых работников выступали сутенерами.

Ша Жуйцзинь изумился:

– С этими женщинами – кадровыми работницами после разобрались? Сколько их, и что в итоге решили?

Выступивший член Постоянного комитета горько рассмеялся:

– Да, по сути, не разобрались. Как разбираться-то? Это касается более чем сотни семей, подняли б тогда шум – пошла бы череда разводов, самоубийств и тому подобных дел. И какое дурное влияние это оказало бы на общество!

Гао Юйлян продолжил:

– Многие кадровые работники, узнав, что товарищ Жуйцзинь прибыл на работу в нашу провинцию, побежали к Чэнь Яньши. Конечно, рыть землю и дарить птиц нехорошо, но всё же имелось какое-то чувство меры и осмотрительность, в конце концов ему не дарили напрямую деньги! А вот когда в прошлом году мэр Линьнаня праздновал день рождения, триста шестьдесят восемь подчиненных прямо преподнесли ему деньги – и подарили сколько? Два миллиона восемьсот девяносто тысяч!

Ша Жуйцзинь поинтересовался:

– А с этим получившим деньги мэром разобрались или нет? Тоже не разобрались?

Гао Юйлян ответил:

– Разобрались, этого мэра приговорили к пятнадцати годам, тут нечего сказать. А как быть с теми почти четырьмя сотнями кадровых работников? С ними как разбираться? Товарищ Чэнь Яньши сказал мне, что разобраться легко: всех уволить. Но тогда весь кадровый состав Линьнаня исчезнет, и работать будет некому!

Секретарь комиссии по проверке дисциплины добавил:

– Тогда относительно мер, принимаемых по отношению к этим кадровым работникам, в Постоянном комитете много спорили.

Ша Жуйцзинь резюмировал сказанное:

– То, что рассказали товарищ Юйлян и его коллеги, позволило мне выяснить немало новых обстоятельств и еще больше убедило меня в том, что в кадровом составе провинции действительно немало проблем. Мы подошли к точке, когда, не разобравшись, двигаться дальше уже нельзя! Как же мы будем решать этот вопрос? Очень просто – мы будем действовать на основании принципов партийной дисциплины и законов страны! Пример с упомянутыми женщинами – кадровыми работниками, улегшимися в постель с начальником орготдела, чтобы получить повышение, очень показателен. Но добросовестно трудиться десять или двадцать лет и оставаться на прежнем месте – это справедливо? Нет, несправедливо! Когда все привыкают следовать этому образцу, партийный стиль, государственный стиль, общественные нравы – всё оказывается испорченным! Я предлагаю объявить мораторий на продвижение кадровых работников по службе – неважно, будь то рекомендованные ЦК на субпровинциальный уровень или же предлагаемые на уровень департаментов – всех поголовно следует заново глубоко проверить и лишь потом повторно рассмотреть!

Ша Жуйцзинь задал основную тональность, и члены Постоянного комитета единодушно с этим согласились. Ли Дакан в душе понял яснее ясного, что Ша Жуйцзинь уже достиг цели. Упорядочить стиль правления и по-настоящему взяться за кадровое строительство – это и было дебютным сочинением, «большой статьей» молодого руководителя, назначенного на должность секретаря парткома провинции. Ли Дакан всей душой поддерживал масштабные цели, которые привлекли внимание Ша Жуйцзиня, заставив его временно забыть об угрозах, стоявших прямо перед глазами. Однако сердце у него болело, и он по-прежнему беспокоился: Дин Ичжэнь, 16 сентября… Действительно ли его жена к этому непричастна? Вот это вопрос!

Гао Юйляну вдруг тоже стало ясно, что новый секретарь парткома – мастер политических шахмат: пригласил старого товарища рассказать о традициях, чтобы легко остановить выдвижение предполагаемых к назначению кадровых работников. Ранее предполагалось, что прежний секретарь оставит большой список на выдвижение, включая Ци Тунвэя, и вот, вопреки ожиданиям, всё оказалось заморожено. Провал Ци Тунвэя дал новому секретарю образец. Однако ж и поделом: нечего докучать!

Наконец Ша Жуйцзинь произнес заключительное слово:

– Сегодняшнее заседание прошло очень хорошо, мы освежили в памяти историю и лучшие традиции партии. Особенно рассказ о бойце с партийным стажем всего лишь в один день – я думаю, товарищи не смогут легко забыть его имя, как и имена его соратников. Я настоятельно прошу всех хорошенько запомнить, что яркое знамя нашей партии пропитано их алой кровью, и не забывать слова из «Интернационала»: «Нужно бороться за правду!»[26]

Несколько ошарашенные члены Постоянного комитета, заседавшие на этом собрании, вполне себе уяснили: вновь назначенный секретарь парткома Ша Жуйцзинь поднял в провинции новый ветер, и дальше жизнь потечет не так, как раньше…

Глава 10. Случайность или покушение?

За последнее время Хоу Лянпин превратился в «человека летающего»: нити взяток из приходной книги Чжао Дэханя приходилось распутывать, результаты постоянно множились, и он безостановочно перелетал из одного города в другой. Сегодня Хоу Лянпин должен был лететь в Хух-Хото собирать очередные доказательства, но в тот самый момент, когда он стоял в очереди на регистрацию, неожиданно зазвонил мобильник.

Звонил друг детства, Цай Чэнгун. У Хоу Лянпина сразу возникло опасение, что произошло что-то серьезное. Принимая звонок, он отчетливо слышал напряженную тяжелую одышку:

– Хоуцзы, я… я срочно докладываю тебе, я… я должен изобличить, официально донести! На этот раз есть доказательства, правда!

Хоу Лянпин обрадовался:

– Снова изобличить? Есть доказательства? Ну так говори скорее, у меня самолет вот-вот взлетит, сейчас телефон придется выключить!

Голос друга детства дрожал, он спешил, проглатывал слова, как будто спасался бегством:

– Хоуцзы, я сначала хотел ехать в Пекин, чтобы лично донести тебе, но не успел – меня в любой момент могут убрать! И я говорю тебе: в деле замешан член Постоянного комитета парткома провинции, секретарь горкома города Цзинчжоу Ли Дакан. Его жена – Оуян Цзин, замдиректора Городского банка Цзинчжоу – получила взятку в два миллиона!

Хоу Лянпин, волоча за собой маленький чемоданчик, вышел из очереди на регистрацию.

– Скажи мне еще раз, Цай Чэнгун, на чью жену ты доносишь? Ли Дакана? Его жена получила взятку в два миллиона?

– Да, эти два миллиона дал я, я дал взятку, это считается доказательством?

Хоу Лянпин понимал, что дело нешуточное: есть имя, есть фамилия, есть сумма – и всё это заявлено взяткодателем под своим реальным именем! Можно возбуждать дело и начинать расследование! Цай Чэнгун – ключевой свидетель, и необходимо его защитить.

Ситуация напряженная, человек явно находится в опасности. Цай Чэнгун рассказал по телефону, что вечером 16 сентября, во время большого пожара, он с пробитой головой лег в больницу, но, услыхав о случившемся на фабрике, просто выдернул капельницу и сбежал. Спустя два дня он условился с Чжэн Сипо разобраться в ситуации, однако обнаружив, что за ним следит полиция, не стал встречаться с Чжэн Сипо и ускользнул от слежки. По телефону Цай Чэнгун обеспокоенно говорил, что Ли Дакан силами цзинчжоуской полиции в любое время может арестовать его. Решив идти до конца, он отважился донести на жену Ли Дакана и теперь может рассчитывать только на защиту Хоу Лянпина, в противном случае ему точно не жить.

Хоу Лянпин это понял и спросил Цай Чэнгуна, говорил ли он об этом кому-то еще. Цай Чэнгун ответил, что обсуждал это по телефону с Чэнь Хаем. Говорил без подробностей, однако назвал Оуян Цзин. Хоу Лянпин велел Цай Чэнгуну немедленно встретиться с Чэнь Хаем, сказав, что Чэнь Хай сможет его защитить. Однако Цай Чэнгун ответил, что идти не может, потому что повсюду рыщет цзинчжоуская полиция; его схватят как преступника-поджигателя по инциденту 16 сентября! У Хоу Лянпина екнуло сердце: он понял, что Цай Чэнгун находится в еще большей опасности, чем мог предполагать. Он велел ему сообщить свой точный адрес, чтобы Чэнь Хай нашел его. Цай Чэнгун даже своему другу детства не мог полностью доверять, и лишь после минутного колебания сказал, что он находится в телефонной будке рядом с домом № 125 по улице Сунь Ятсена. Хоу Лянпин велел ему дожидаться на этом же месте и никуда не перемещаться.

Закончив разговор, Хоу Лянпин почувствовал, что на его лбу выступили капли пота. Громкоговоритель призывал пассажиров поторопиться на посадку. Сейчас дорога каждая минута: нужно защитить и ни в коем случае не дать кому-то вырвать у него из рук особо важного свидетеля – и с общественной точки зрения, и с личной это недопустимо! Хоу Лянпин уже набирал номер Чэнь Хая. Ему повезло – тот ответил сразу. Хоу Лянпин лаконично изложил суть заявления Цай Чэнгуна, для чего ему хватило нескольких ключевых слов: жена секретаря горкома Ли Дакана замешана в деле о взятке, есть опасность, что свидетеля уберут. Похоже, у Чэнь Хая на руках были еще какие-то зацепки, потому что этот засранец, вопреки всем ожиданиям, ничуть не удивился! Он только сказал:

– Понял, понял, беру себе этого Цай Чэнгуна, а сам лети дальше!

Хоу Лянпин сел в самолет. Стюардесса настойчиво попросила пассажиров выключить электронные устройства, и он скрепя сердце отключил мобильник. Самолет покатился, разогнался и взлетел. Хоу Лянпин прикидывал действия Чэнь Хая и сопряженные с ними возможности. Если на основании своевременно полученной информации, а также бдительности и ловкости Чэнь Хая Цай Чэнгун быстро попадет в руки Департамента по противодействию коррупции, возникнут ли проблемы с защитой, которую ему должны предоставить? На серебристо-белых, похожих на ватные горы облаках за стеклом иллюминатора покачивалась тень самолета. Хоу Лянпин, закрыв глаза, думал о том, что так заботило его в последнее время, и чем больше думал, тем больше становилось забот…

На самом деле Хоу Лянпин всегда поддерживал связь с Чэнь Хаем. В ночь большого пожара 16 сентября, когда он просматривал видеоролики, Чэнь Хай тоже был на линии. Они смотрели и анализировали их вместе и обсуждали немало такого, чего лучше не знать никому. Осторожный в высказываниях Чэнь Хай проговорился, что, судя по последним данным, похоже, большая группа кадровых работников на берегах озера Гуанминху – откровенные коррупционеры. Вопрос этот очень серьезный, намного серьезнее изначальных предположений. Хоу Лянпин тогда спросил Чэнь Хая, не нашли ли Цай Чэнгуна, который хотел заявить на взяточников? Чэнь Хай сказал, что нашли и даже договорились встретиться, но Цай Чэнгун до сих пор не выходит на связь, и неизвестно, по какой причине.

Чэнь Хай склонялся к мнению, что заявления Цай Чэнгуна несерьезны, и, если подумать, в этом есть резон. Положим, действительно можно говорить об отказе в кредите Городским банком Цзинчжоу усилиями Оуян Цзин. Это определенно повлекло за собой кризис фабрики «Дафэн». Хоу Лянпин всё же засомневался: мог ли Ли Дакан так легко поддаться этой манипуляции Дин Ичжэня? Ведь у него есть свои мотивы, свои представления о целях и средствах. Чэнь Хай выражался туманно – ни да, ни нет, и как Хоу Лянпин ни выспрашивал, Чэнь Хай явно не был до конца откровенен. У Хоу Лянпина тогда осталось ощущение, что Чэнь Хай ухватился за неведомую важную зацепку, но считал, что еще не время раскрывать карты.

Подошла стюардесса, толкая тележку с напитками; улыбаясь, она спросила Хоу Лянпина, чего он желает, тот попросил бутылку минеральной воды. Заявление Цай Чэнгуна прямо-таки выталкивает Ли Дакана на сцену; чем сильнее тереть, тем гуще будет белый грим на его лице[27]. Однако Хоу Лянпин обнаружил противоречие. Допустим, Оуян Цзин получила от Цай Чэнгуна взятку в два миллиона; почему же тогда она отказала в кредите в решающий момент? Ведь именно из-за этого права на акции фабрики попали в руки Гао Сяоцинь. Непонятно, слишком сложно; прояснить всё это можно, лишь поговорив с Цай Чэнгуном. Внезапно Хоу Лянпина охватила тревога: он испугался, что больше не увидит друга детства.

Сойдя с самолета в Хух-Хото, Хоу Лянпин, несмотря на ледяной северный ветер, первым делом связался с Чэнь Хаем – узнать о текущих событиях. А событий было немало. Чэнь Хай сообщил, что он и Лу Икэ не нашли Цай Чэнгуна возле дома № 125 по улице Сунь Ятсена и сейчас сидят в кофейне «На острове», наблюдая за телефонной будкой. Хоу Лянпин забеспокоился, не увезла ли Цай Чэнгуна полиция города Цзинчжоу. Чэнь Хай сказал, что если так, то он ничего не может поделать, но вряд ли такое могло случиться, ведь Цай Чэнгун знает обо всех сложностях и наверняка принял меры предосторожности.

Второй звонок от Чэнь Хая поступил уже на второй день утром. Чэнь Хай, сообщил, что Цай Чэнгун всё еще не появился и, должно быть, и правда находится под арестом. Однако городской отдел общественной безопасности Цзинчжоу категорически опровергает задержание Цай Чэнгуна. Хоу Лянпин сказал:

– Так поищи старосту Ци Тунвэя: раз этот парень – начальник Департамента общественной безопасности, пусть он и выяснит, арестован Цай Чэнгун или нет.

Чэнь Хай ответил:

– И зачем было об этом говорить? Я через Ци Тунвэя и узнавал; этот человек ни за что на свете не признается, что арестовал твоего друга детства. Хоу Лянпин, ну подумай, куда мог сбежать Цай Чэнгун? Если он всё же не в руках полиции, не могло ли произойти так, что его убрали с дороги?

На душе стало нестерпимо тяжело. И всё-таки Хоу Лянпину казалось слишком странным, что Цай Чэнгуна не убрали, зато едва не убрали Чэнь Хая!

Через три дня, когда Хоу Лянпин, вернувшись из командировки во Внутреннюю Монголию, направлялся в кабинет начальника Главного управления Циня доложить о деле в Хух-Хото, из Цзинчжоу неожиданно позвонил Чэнь Хай и сказал Хоу Лянпину, что в час он летит в Пекин. Сейчас ему нужно поехать на встречу с заявителем, а так как, возможно, будут получены важные доказательства, то он надеется доложить обо всём непосредственно руководству Главного управления. Воодушевлению Хоу Лянпина не было предела: он понимал, что, похоже, антикоррупционная работа в провинции N получила прорывное развитие, ведь, не будучи абслютно уверенным в этом, его осмотрительный однокашник ни в коем случае не стал бы такое говорить. Сдерживая волнение, он сказал Чэнь Хаю:

– Спокойно, брат, я сейчас встречаюсь с начальником Главного управления Цинем, договорюсь, чтобы он принял тебя после обеда. Вечером я с тобой выпью рюмку за успех!

Чэнь Хай возразил ему:

– Спиртное пока отставим, после доклада нужно немедленно возвращаться, чтобы не получилось так, что, начав косить траву, я спугнул змею.

После этого разговора, сколько Хоу Лянпин ни звонил по телефону, абонент не отвечал.

Уже значительно позже стало известно, что в то время, когда он разговаривал с Чэнь Хаем по телефону, тот переходил улицу по пешеходному переходу, и в этот момент на «зебру» выскочил автомобиль! Бампером он так сильно ударил Чэнь Хая, что его подбросило вверх. Сумка с компьютером улетела в траву на полосу озеленения, на дороге растеклась лужа крови, заливая разбитый телефон. По сообщению из Цзинчжоу, наезд совершил пьяный водитель. Когда его вытаскивали из машины, от него жутко разило алкоголем и он едва стоял на ногах. Сообщают также, что этот водитель – неизлечимый алкоголик, что он уже попадался, был судим за нетрезвое вождение и получил срок – два года. В этот раз он с утра не пил, пил вечером предыдущего дня, вдвоем с собутыльником они якобы выпили три бутылки «Эрготоу»[28]; пили непрерывно до двенадцати часов ночи. Утром он сел за руль и едва проехал несколько улиц, как случилась беда.

Хоу Лянпин не верил в версию ДТП. Потерпеть поражение практически на пороге успеха! Он понимал, что Чэнь Хай оказался близок к разгадке, до формирования подлинной картины событий, вполне вероятно, уже рукой подать! В противном случае Чэнь Хай не мог бы так внезапно столкнуться со смертельной опасностью! В сердце Хоу Лянпина его кровь сливалась с кровью друга, внутри пекло и жгло, перед глазами мелькали одно за другим вместе прожитые события, волной накрывала тревога.

В тот день Хоу Лянпин, стараясь не показывать свою подавленность, вошел в кабинет начальника Главного управления Циня, закрыл за собой дверь и с невозмутимым лицом сказал:

– Начальник Главного управления Цинь, с Чэнь Хаем рассчитались преступники!

Начальник Главного управления Цинь налил ему чашку чая, всем своим видом выражая понимание его состояния в столь тяжелый момент. Однако тут же мягко пояснил:

– Старший прокурор Цзи Чанмин лично отправился в автоинспекцию, чтобы ознакомиться и исследовать материалы по этому происшествию, и не нашел ничего подозрительного.

Хоу Лянпин, немедленно потеряв над собой контроль, взорвался:

– Теперь я подозреваю даже Цзи Чанмина!

Начальник Главного управления Цинь строго осадил его:

– Эй, Хоу Лянпин, такие заявления нужно делать ответственно!

Хоу Лянпин, успокоившись, попытался проанализировать ситуацию. Он сказал начальнику управления, что в тот момент, когда произошло это странное ДТП, он лично разговаривал с Чэнь Хаем по телефону. И Чэнь Хай сказал ему, что, сделав доклад в Пекине по этому делу, он боится спугнуть змею и намерен немедленно возвратиться в Цзинчжоу. Сейчас, очевидно, змея уже в курсе грозящей ей опасности. Начальник управления Цинь, поразмыслив, сказал:

– Отец Чэнь Хая Чэнь Яньши принял активное участие в расследовании Цзи Чанмина и тоже не обнаружил ничего криминального.

Однако Хоу Лянпин продолжал настаивать на том, что ситуация в провинции очень серьезна, и что начальник Департамента по противодействию коррупции Чэнь Хай, вероятно, подступил вплотную к пониманию истинного положения вещей! Незадолго до этих событий руководитель «Дафэн», Цай Чэнгун, также сделал заявление Чэнь Хаю, а теперь Цай Чэнгун тоже странным образом исчез! Всё говорит о значительном масштабе проблем в Цзинчжоу и даже в провинции в целом!

Начальник управления Цинь погрузился в раздумья, начав медленно расхаживать по комнате:

– Так ты настаиваешь на том, что в случае с Чэнь Хаем было именно покушение на убийство?

Хоу Лянпин дал на это твердый ответ:

– Да, это покушение, это не ДТП! Чэнь Хай сказал мне, что собирается немедленно встретиться с заявителем, чтобы получить твердые доказательства по делу. И поскольку дело действительно очень важное, он хотел сам лететь в Пекин и лично доложить вам о результатах! Начальник управления Цинь, дело Чжао Дэханя почти завершено, я хочу поехать в провинцию N и тщательно расследовать бегство Дин Ичжэня, большой пожар 16 сентября и покушение на Чэнь Хая – всю серию дел!

Начальник управления, сев на стул, долго размышлял, затем поднял голову:

– Эй, Лянпин, а что если послать тебя в провинцию N, назначив на должность в прокуратуре? Будешь временно замещать Чэнь Хая на должности начальника Департамента по противодействию коррупции!

Хоу Лянпин опешил:

– Начальник управления Цинь, это… Я об этом не думал!

– Ну так подумай! Просто отправить тебя расследовать покушение на Чэнь Хая очень сложно, как работать-то? Каковы основания для этого? Уж и так расследовали-расследовали, а теперь собрались расследовать истинное положение? После того как вице-мэр, замешанный в цзинчжоуском деле, внезапно ускользнул прямо у нас на глазах, я тем более не верю в возможность открытого расследования!

У Хоу Лянпина засверкали глаза:

– Я понял, нужно, так сказать, тихонько подкрасться и, ухватившись за плетень, добраться до самой тыквы?

– Именно! Травмы Чэнь Хая очень тяжелые, сейчас он без сознания. Врачи после консилиума сказали, что даже если Чэнь Хай выживет, он, скорее всего, будет прикован к постели. Делом Дин Ичжэня должен заниматься сотрудник, обладающий всей полнотой информации; ты поедешь туда, заменишь начальника департамента, и тогда действительно можно будет сосредоточиться и дать противнику настоящий бой!

Хоу Лянпин поднялся:

– Слушаюсь, начальник управления Цинь! Готов в любое время выехать в провинцию N!

В тот вечер Хоу Лянпину приснилось, что к нему, весь в крови, пришел Чэнь Хай. Он разводил руками, подняв к нему свое детское лицо, и в его глазах, наполненных страданием, застыл немой вопрос: «Хоуцзы, как мне быть?» Хоу Лянпин вскрикнул в ответ: «Хайцзы, не бойся, я тебя прикрою!» – и проснулся. Он перевернулся и сел на постели; в окно с улицы понемногу проникал рассвет. Его лицо было мокрым от слез…