Завоевание Средней Азии в хрониках российской армии

Экспедиционные тяжести подвозились в Оренбург обозами, которые были составлены из троеконных башкирских подвод – всего 7550, с таким же числом возчиков под начальством офицеров и урядников. Каждому башкиру выдавалась одежда, оружие, продовольствие на 4,5 месяца и подъёмных денег по 10 рублей ассигнациями.

Отряд полковника Гекке, выступивши в степь 30 мая, к осени постройку укреплений на Эмбе и Ак-Булаке закончил. На Ак-Булаке им было заготовлено сена на 25 тысяч пудов и собрано топливо. На Эмбинском укреплении, которое Перовский определил, как главное, обер-квартирмейстер Оренбургского корпуса, полковник Жемчужников, с августа месяца, заготовил 20 тысяч фуража.

Сбором верблюдов занимался генерал-майор Генс, председатель пограничной комиссии. Было собрано 12 тысяч верблюдов, на каждые 5 верблюдов был один вожак. Верблюды поднимали по 16 пудов груза, за каждого верблюда казна платила 10 рублей серебром или 36 ассигнациями. (32,с.156).

Войска, за исключением уральских казачьих полков и 64 казаков из Гурьева, сосредотачивались в Оренбурге, уральцы же стягивались к Калмыковской станице и должны были двигаться к месту складов запасов самостоятельно.

21 октября вышел авангард подполковника Данилевского в составе 234 пехотинцев, 116 казаков, и 25 артиллеристов при 4 10-фунтовых горных единорогов, с верблюжьим караваном из 1128 голов. В Эмбинское укрепление отряд Данилевского пришёл 12 ноября, следовательно, сделал переход в 480 вёрст за 23 дня. Прошёл авангард путь легко, без каких-либо трудностей, снега, а тем более буранов, ещё не было, верблюдам подножьего корма хватало вполне. Если бы в это время выступили и главные силы, они так же легко могли проскочить эту треть пути до Хивы и экспедиция, если бы даже и не удалась, то всё равно таких громадных потерь от обморожений и всяких болезней, не имела бы. Но выступление началось позже.

12 ноября генерал-адъютант Перовский отдал приказ по корпусу о походе на Хиву, а 14го обнародовал декларацию и выступил в поход. 19 ноября в поход выступили казаки полковника Бизянова из Калмыковской станицы. (19,с.529; 32,с.156–157).

в) Поход и отступление

14 и 15 ноября выступили колонны Кузьминского и Толмачёва. Они следовали из Оренбурга по Бердяно-Куралинской линии, колонны Мансурова и Циолковского вышли 16 и 17 ноября, направляясь на Илецкую защиту. 24 ноября все колонны соединились у озера Караванного, верстах в 17 от Григорьевского форпоста, 3 дня простояли и 27 двинулись вверх по Илеку эшелонами, на расстоянии 4 или 5 вёрст один от другого. Очерёдность движения была следующей: первой шла колонна Циалковского, затем Кузьминского и, далее, Толмачёва и Мансурова. (32,с.157–158).

Колонны, конечно, были названием условным, порядок же движения был примерно следующим. Впереди шёл авангард из сотни казаков, от которой отделяли вперёд, влево и вправо по три казака. Верстах в двух за ними главная колонна. Впереди ехали 30 казаков в шеренгу (линию), каждый из них вёл свою «нитку», верблюдов, привязанных друг за другом и навьюченных чем-нибудь одним, одна нитка, например, овсом, другая сухарями и т.п. За первыми нитками шагали верблюды второй линии, за ней третьей, всего 90 ниток, по 3 тысячи верблюдов в каждой колонне. Посередине верблюжьей колонны везли арбы и тяжёлые пушки, тут же шла пехота и ехали казаки, выдвинувшиеся уступом. В двух верстах сзади – арьергард в полсотни казаков, они были должны подбирать отставших и беречь тыл колонны. (1,с.26–27).

С первого же дня похода начались неприятности, одна за другой. 24 ноября пошёл снег. 27го, в день выхода всего отряда, поднялся буран при температуре 26 градусов мороза по Реомюру.16 Больше всего движение отряда задерживала перевьючка верблюдов. Так как лаучей было мало, вьючка животных занимала много времени. В этой работе им охотно помогали солдаты, но делали это неумело. Поэтому по ходу движения, то у одного верблюда, то у другого, груз сползал или вообще сваливался. Раздавалась команда «стой». Верблюда с нитки выводили, ложили, навьючивали снова, поднимали, ставили в нитку. А все стоят, ждут. Итак, без конца. Если верблюд обессилил, то тоже самое. Его выводили, развьючивали, груз перегружали на запасного, ставили в нитку и шли дальше.

В декабре начались морозы, 30–40 градусов и бураны. Верблюды резали ноги о наст и пачками начали дохнуть.

6 декабря дошли до урочища Биш-Тамак в 250–270 верстах от Оренбурга. Таким образом, дней за 22–23 пути, вместе с днёвками, это чуть больше 10 вёрст в день в среднем.

На Биш-Тамаке началось сказываться отсутствие топлива. О костре для обогрева и речи не было, но вот его стало не хватать для варка пищи. Солдаты стали есть полусырое мясо и крупы. Отряду стала реально угрожать цинга. А поход только начался. Здесь Перовский разрешил пустить на топливо лодки, дроги, канаты, запасные кули, в общем, всё, что могло гореть. Этого хватило лишь на несколько дней, как ни как, а отряд всё-таки был в 5 тысяч, даже поболее.

Начались раздоры. Виною был генерал Циалковский, из поляков. Он отличался садистской жестокостью к солдатам и презрением к офицерам. Зато вокруг себя он собрал кучку поляков, унтер-офицеров, сосланных в Оренбург за восстание 1830–1831гг., устраивал каждый вечер у себя в палатке чаепитие, на котором этим гонористым панам обещал, что Перовского скоро уберут, что он станет начальником, доведёт это русское быдло до Хивы и возьмёт её, а их унтер-офицеров, всех произведут в прапорщики. Незамеченным это, конечно, не осталось, в отряде пошли разговоры, угрозы. Солдаты решили, что в первом же деле первая пуля будет Циалковскому. В конце концов, Перовский от командования колонной его отстранил и заменил полковником Гекке. (19,с.545).

19 декабря пришли на Эмбу. Шли 34 дня, а рассчитывали пройти за 15. Из этих 34 дней только 15 были без буранов и 13 дней, когда было меньше 20 градусов.

Сюда на Эмбу, ещё за 10 дней до подхода главных сил, 9 числа, пришли казаки полковника Бизянова, а вскоре заявился султан Баймухамед Айчуваков, предводитель западной части орды и подполковник русской службы, с 200 киргизами.

Здесь на Эмбе отряд простоял более двух недель. Ещё осенью Аллакуллихан, хан Хивы, выслал 2 тысячи хивинских туркмен, йомудов, напасть на укрепления Ак-Булак и на Эмбинское, вырезать всех и головы отправить в Хиву, затем следовать по пятам за главными силами, постоянно их беспокоя.

18 декабря эта конная толпа подошла к Ак-Булаку и напала на него.17 Гарнизон Ак-Булака к этому времени состоял из 130 здоровых и 164 больных. Трижды за день туркмены атаковали укрепление и трижды были отбиты. Ночью они пытались поджечь скирды с сеном, но были обнаружены казаками и отбиты залпами. Потеряли в этом деле йомуды более 10 человек убитыми, у русских потерь не было. Гарнизоном командовали горный инженер капитан Ковалевский и поручик Гернгросс, следовавшие в Бухару и оказавшиеся в Ак-Булаке случайно. (1,с.32–33; 19,с.551; 32,с.158–159).

Утром хивинцы, узнав о приближении к Ак-Булаку небольшого русского отряда, атаки на укрепление бросили и пошли на встречу. Это подходил отряд Ерофеева. (У Абаза он штабс-капитан, у Макшеева просто Ерофеев, без всяких чинов, у Захарьина поручик). Этот Ерофеев был Перовским по приходу на Эмбинское укрепление отправлен на Ак-Булак с ротою пехоты в 140 человек и с сотней казаков, из которых только 40 были конными. Отряд сопровождал транспорт в 230 верблюдов, запряжённых в сани с грузом овса, сухарей, круп и пр., который должен был потом вывезти из Ак-Булака всех больных. Не доходя 20 вёрст до Ак-Булака, отряд попал в буран и остановился. Здесь он и был, ночью, уже после бурана, внезапно атакован туркменами. Спас всех барабанщик. Увидев туркмен, он начал играть дробь-тревогу. Йомудские лошади сроду не слышали такой мелодии, испугались и понесли. В эту атаку они смогли только отбить 30 верблюдов и заарканить одного солдата.18 Потом они три раза повторили свои атаки, но были отбиты. Русские успели соорудить бруствер и встречали их огнём в упор. Последнюю атаку они произвели под прикрытием отбитых у русских верблюдов, погнав их вперёд и прячась за ними. Отбили и её, положив при этом человек 30. К вечеру туркмены отошли, оставив неподалёку часть своего отряда. Они тоже соорудили бруствер и остались на ночь, напротив русских. Огня туркмены не разводили, русские же развели. Йомуды на огонь начали стрелять, убили одного казака и 2 ранили. 10 человек охотников с унтер-офицером подкрались к ихнему брустверу и бросились на них. Трёх прирезали, одного взяли в плен, остальные убежали. Ерофеев хотел допросить захваченного «языка», но не успел, подбежавшие казаки вмиг искрошили его в капусту, за своего убитого у костра. С рассветом туркмен уже не было, ушли ночью. На их брошенной стоянке русские обнаружили обгоревшие останки солдата и труп киргизского почтаря, посланного Перовским. Того они перерезали пополам, поперёк вдоль пояса, воткнули обе половины в снег, в рот запихали письмо. В общем, весело время провели, не скучали. (1,с.33–35; 19,с.558–563; 32,с.159).

В этом деле русские потеряли 5 убитых и ранеными 13. Барабанщик и охотники были потом награждены знаком Военного ордена, унтер-офицер произведён в офицеры, Ерофеев получил Владимира 4й степени с бантом и произведён в следующий чин.

Туркмены больше на русских не нападали и ушли в Хиву. Туда их дошло человек 700 из посланных 2 тысяч. Остальные замёрзли в степи, часть умерло от голода. В Хиве, они, недолго думая, заявили, что весь русский отряд вымерз и воевать не с кем. В Хиве началось ликование. А то, что их вернулось всего 700, на это и внимания никто не обратил. Всё это стало известно потом, после похода, когда с Хивы стали возвращаться русские пленные.

Известия о появлении в степи хивинцев, произвели неблагоприятное впечатление на киргизских верблюдовожатых, лаучей. Одной ночью, без разрешения, с десяток их отряд покинули и ушли в свои кочевья. На следующий день оставшиеся взволновались, и уже все, а их было больше 2 тысяч, хотели последовать ночному примеру. Ситуация в секунду стала критической. Но Перовский приказал их окружить войсками, двоих расстреляли, бунт и неповиновение были подавлены в зародыше. (29,с.588; 32,с.159; 19,с.556).

Дальше в описании похода у авторов есть некоторые расхождения. Приведём сначала вариант Макшеева. Как ни как когда он писал свой труд, он был уже генералом, за плечами имел громадный опыт службы в Азии, участвовал в разных экспедициях, воевал. Наверное, он отдавал себе отчёт, что при работе над таким военно-обзорным материалом, допускать ошибки просто нельзя. Плюс ко всему, он наверняка пользовался какими-то серьёзными документами, из военного министерства, например. У русских авторов того времени есть одна особенность, нам малопонятная, в то же время неприятная и затрудняющая работу. Все они, начиная от прапорщика и кончая генералом, штатские тоже, очень и очень редко дают какого-либо рода ссылки, откуда они эти данные взяли, от кого получили. Так что тут нам остаётся всё принимать на веру и не сомневаться в порядочности старых русских исследователей.

Макшеев пишет, что на Эмбе отряд простоял почти целый месяц, (Захарьин – более 2 недель, выше упоминалось), занимаясь устройством продолжения похода. Годных к дальнейшему походу верблюдов, из 12 с лишним тысяч, оказалось 8900, поэтому всё без чего можно обойтись, оставили и 31 декабря начали выступление на Ак-Булак. Выступали 4 колоннами. Первая, полковника Бизянова, выступила 31 декабря, 4 января вышла колонна полковника Кузьминского, 10го тронулась главная колонна генерала Циалковского, прибыла она на Ак-Булак 25го, сделав за 16 дней 160 вёрст. Четвёртая колонна полковника Гекке выступила 16го и прибыла на Ак-Булак 2 февраля. (32,с.160).

Перовский же с лёгким отрядом выступил 17 января, и по пути обогнав все колонны, лично убедился в трудностях пути. После этого он принял командование над 3й колонной, сместив, теперь уже окончательно, генерала Циалковского, который теперь следовал с отрядом как какой-нибудь наблюдатель.

В общем если брать по выходу 4й, последней колонны, 16 января, то действительно, можно считать, отряд на Эмбе простоял около месяца. Прибыли в декабре 19го и последние ушли 16 января.

Главное же, это то, что Макшеев прямо указывает, что с Эмбы на Ак-Булак отряд выступил весь, разбитый на колонны.

Абаза сообщает примерно то же самое. По его тексту понятно, что шёл весь отряд. Переход был очень тяжёлым. Бураны, снег, мороз. Бывали дни, когда отряд проходил не более 4 вёрст. В Ак-Булаке все собрались в конце января 1840г. (1, с.36).

Захарьин же утверждает другое. Он особо обратил на это внимание, он писал, что, не смотря на общепринятое в исторической литературе мнение, что Перовский на Ак-Булак двинулся со всем экспедиционным отрядом, это не так. На Ак-Булак пошла всего одна колонна, все остальные войска оставались пока на Эмбе. (19,с.555, 564). Вышла колонна 9 января, начальником её был Циалковский, Перовский вынужден был его вновь назначить в строй, по болезни других старших офицеров.

Но, не смотря на категоричность утверждения Захарьина на движение к Ак-Булаку всего одной колонной, кажется прав всё же Макшеев и не только потому, что детально, по числам, называет даты выхода с Эмбы каждой колонны и прибытия их на Ак-Булак. Макшеев наверняка писал эту часть своей работы на основании каких-то документов, Захарьин же нет. Он сам в начале своей работы прямо указывает, что написана она «по рассказам и запискам очевидцев». Написал же Захарьин свой труд в 1891г. Со времени похода прошло 50 лет. Большинство его участников уже умерло, оставшимся в живых было лет по 70 и больше, т.е. память их могла и подвести, хотя, в общем, такое никогда не забывается.

Но как бы там не было, в конце января – начале февраля, главные русские силы пришли на Ак-Булак.

Генерал Перовский, ещё на стоянке в Эмбинском укреплении, начал сознавать, что поход, по сути дела, провален. В Петербург с Эмбы он отправил два донесения, в которых писал, что если на Устюрте снега будет мало, то отряд двинется дальше на Хиву, если же много, то вернётся на Эмбу, и по весне, получив подкрепления, всё же продолжит свой марш к конечной цели.

Придя на Ак-Булак, Перовский отправил на Устюрт рекогносцировочный отряд полковника Бизянова и генерального штаба штабс-капитана Рехенберга в составе 150 уральских казаков при одном 3х фунтовом орудии. Отряд должен был разведать пути к Устюрту, подъём на него и сколько снега на плато. Через 8 дней отряд вернулся. Результаты рекогносцировки были неутешительны. Бизянов доложил, вперёд, вёрст на 100 до подъёма на плато, снега ещё больше, корма и топливо им занесены, местами с трудом можно пройти даже на лошади. На самом же Устюрте, по которому отряд прошёл 20 вёрст, снега хоть и меньше, и он мягче и рыхлее чем внизу, но всё равно его слишком достаточно.

Таким образом, продвижение вперёд становилось проблематичным. Плюс ко всему, здесь на Ак-Булаке, русские узнали ещё об одном свалившимся на них бедствии. Рухнула и надежда на доставку с Каспийского моря верблюдов и провианта из Ново-Александровска. Суда с провиантом посланные из Астрахани, частью вернулись обратно, частью были затёрты льдами в 100 верстах от Гурьева и впоследствии разграблены адаевцами. Что же касается верблюдов, то для сбора их у киргизов между низовьями Урала и Ново-Александровским укреплением, ещё в ноябре 1839г., был послан корнет Аитов. Собрав 538 голов, Аитов двинулся с ними в Эмбинское укрепление, но 8 января вожаки из адаевцев напали на него, связали и увезли в Хиву, а собранных верблюдов возвратили в аулы.

Всё рушилось. Срочно был собран военный совет. На совете все высказались за невозможность продолжения похода. Приводились следующие аргументы. Если на полпути до Хивы потребовалось 2,5 месяца, нельзя было рассчитывать, что другая половина может быть пройдена за месяц, а именно на этот срок можно было поднять на оставшиеся верблюды продовольствие, не считая боеприпасов. Отряд мог достигнуть Хивы только при условии полного израсходования всего наличного продовольствия, изнурения лошадей и обессиливания верблюдов. При этих условиях отряд лишился бы не только способности действовать свободно, но мог быть поставлен в бедственное положение, и ему грозила возможность или быть целиком уничтоженным, или вынужденным сложить оружие. Вероятнее всего же было, что, не дойдя до Хивы, войска должны бы были повернуть обратно и, побросав всё, вернуться на Эмбу, что с пути было гораздо труднее, чем начать этот отход сейчас, от Ак-Булака, не вступая на Устюрт. Кроме того, продолжение похода было делом рискованным ещё и потому, что если киргизы узнают о бедственном положении отряда, то по примеру адаевцев, могут отказать в поставке верблюдов и отрезать всякое сообщение отряда с Россией. И, наконец, самая побудительная причина немедленного возвращения – убыль в людях вследствие постоянно увеличивающейся между ними смертностью и болезнями.

Перовский, убедившийся в невозможности продолжать путь к Хиве, решил вернуться к Эмбе, где был 4х месячный запас продовольствия. 1 февраля был объявлен приказ о возвращении. (19,с.573; 32,с.161–162).

Отступление началось 3 февраля. С Ак-Булака уходили 4 колоннами. Об этом пишут Макшеев и Захарьин. Таким образом, получается, как пришли с Эмбы на Ак-Булак 4 колоннами, так и в таком же порядке его покинули. Вот и получается, что Захарьин сообщая об уходе из Ак-Булака 4 эшелонами, незаметно для себя, себя же и опровергает. Ранее он писал, что основная масса войск оставалась на Эмбе и никуда с места не трогалась. (19,с.564, 578).

Далее Захарьин и Абаза сообщают, что войска пришли на Эмбу и простояли там до весны. (19,с.581; 1,с.39). Макшеев же пишет более определённо и конкретно. Обратный путь был не менее трудным. С Ак-Булака вышло 5 тысяч верблюдов, на пути к Эмбе 1780 пало. Морозы были от 15 до 25 градусов, плюс пронзительный ветер. На Эмбинское укрепление отряд не заходил, а между 13 и 17 февралём все колонны прошли мимо укрепления и направились в выбранное ими генералом Толмачёвым и подполковником Иваниным лагерное место при впадении реки Сага-Темир в реку Эмбу, куда потом были перевезены все запасы из Эмбинского, само же оно было взорвано.19 В новом лагере отряд простоял до половины мая. Лишь дивизион 1го Оренбургского казачьего полка и 5 сотен уральских казаков ушли раньше. Дивизион под начальством полковника Гекке 24 февраля был отправлен на линию, для сбережения зернового фуража и прибыл в Ильинскую станицу 12 марта. Две сотни уральских казаков с султаном Айчуваковым и штабс-капитаном Рехенбергом были отправлены к Каспийскому морю, для сбора верблюдов и наказания киргизских родов, ограбивших и сжёгших русские суда с провиантом и захвативших в плен корнета Аитова. Чуть позже к ним присоединились оставшиеся 3 уральские сотни с двумя 3х фунтовыми единорогами, под начальством полковника Бизянова, который и взял на себя общее командование.

Бизянов преследовал откочевавшие киргизские роды до песков Сам на Устюрте, на обратном пути разорили адаевские кочевья у устья Эмбы и отобрали у них несколько сот верблюдов (у Захарьина 850), которых Айчуваков в конце марта и привёл в русский лагерь. Сам же полковник Бизянов поиск свой продолжил и вернулся в Калмыковскую станицу 12 мая.

Генерал-адъютант Перовский оставался в лагере до 1 апреля, пока не обеспечил отряд перевозочными средствами и продовольствием. Затем он в сопровождении сильно больного генерала Молоствова и всех больных офицеров и юнкеров, выехал в Оренбург, куда и прибыл 14 апреля. Основные войска оставались в лагере, покинули его только 18 мая, а в Оренбург пришли 8 июня. Поход закончился. (19,с.580–582; 32,с.162–163).

г) Причины неудачи и итоги похода

Основной причиной затеянного предприятия являлось полное, или почти полное незнание края, его климатических и природных условий (речь идёт не о прилегающих к Оренбургу степях, а гораздо дальше, к востоку и Устюрту), игнорирование опыта степных кочёвок киргизских родов и того, даже небольшого опыта, который был у русских. В результате совещания 12 марта 1839г. было принято решение о проведении осенне-зимней экспедиции, что явилось решением роковым и обрекло экспедицию на неудачу. К этому, в организационный период, добавился ещё ряд более мелких просчётов, которые в сумме своей, так же сыграли свою роль и ускорили неудачный исход. Ну, например, это нелучший выбор промежуточных пунктов, плохая экипировка пехоты, плохая конструкция передвижных лазаретов, в которых больные в большинстве случаев умирали, а не выздоравливали, взятие в поход много ненужного, и наоборот, отсутствие необходимого, плохой подбор начальствующих кадров, Циалковского, например и т.д. Всё это являлось результатом полного отсутствия опыта дальних степных походов, особенно в отношении пехоты, да ещё в таком количестве, так что результат экспедиции был закономерен и, слава Богу, что генерал Перовский в нужный момент принял нужное решение и вовремя начал отступление. Дальнейшее движение вперёд было чревато неминуемой трагедией и такое наверняка бы случилось, сумей Циалковский довести свои интриги до конца и принять начальство над отрядом.20 Кроме этих конкретных причин, приведших к неудачному исходу, были ещё причины и политического характера. Макшеев писал: «Предприятие Перовского в политическом отношении не могло иметь успеха, потому что не было подготовлено предшествовавшею нашей деятельностью на Оренбургской окраине. Занимая в течение столетия пассивное положение на линии, мы не обеспечили её от набегов своих же подданных киргиз, не приобрели непосредственной власти и силы в киргизской степи и не оградили её от влияния ближайшего из Туркестанских независимых владений, ханства Хивинского. Что бы оспаривать это влияние, необходимо было предварительно самим утвердиться в степи, но генерал Перовский думал иначе и полагал возможным начать дело с конца». (32,с.148).

На экспедицию, как уже в начале этой части главы писалось, было отпущено 1,698 млн. рублей ассигнациями и ещё 12 тысяч червонцами, израсходовал Перовский, или как сейчас говорят «освоил», только полмиллиона. 21

Говорят, на ошибках учатся. Однако Перовский, несмотря на неудачу именно из-за выбранного время года, тем не менее, второй поход на Хиву, планировал тоже на зиму. Он предлагал снарядить для этого 19 тысяч войска, куда бы входили и гарнизоны для промежуточных укреплений, 15 тысяч лошадей, 6 тысяч волов, 17 тысяч верблюдов, около 150 тысяч четвертей продовольствия, 15 тысяч вёдер вина (имеется в виду хлебное вино, т.е. водка) и пр. И всё это затеять опять зимой. Какими, интересно, соображениями он руководствовался? Мало что ли ему было одной зимы? Или он рассчитывал, что такие зимы как зима 1839–1840гг. случаются раз в 100 лет? Непонятно. Но к счастью поход этот утверждён не был, Перовский от губернаторства в Оренбурге был освобождён и для поправки здоровья отпущен за границу. (32,с.163–164).

Ну, а теперь об итогах всего этого предприятия. Сначала о потерях русских войск. В результате боевых столкновений с хивинцами потери в войсках были минимальны, убитых 5 и 13 раненных, все нижние чины. А вот потери от холода и болезней были огромны, причём, как и всегда, у разных авторов они приводятся в разных числах. Начнём по порядку.

Абаза общие потери русских войск не называет, пишет только, что из 5 тысяч русских солдат осталось менее 4 тысяч (а сколько?), из них 600 больных. Потери в верблюжьем транспорте у него оцениваются в 10,5 тысяч. Из 12 тысяч верблюдов, пишет он, осталось полторы тысячи. (1,с.39).

Захарьин приводит потери просто фантастические. За поход умерло 11 офицеров и более 3 тысяч нижних чинов! Наверное, это результат его опроса живых участников похода, которым к моменту этого опроса было лет 70–80. (19, с.579).

Лобысевич цифры потерь не приводит, сообщает только, что на линию возвратилась только треть войск. Таким образом, общие потери по Лобысевичу – убитых, раненых, больных и обмороженных составили так же более 3 тысяч. Верблюдов из 10 тысяч вернулось не более тысячи. (29,с.588).

Наиболее реальные цифры потерь, конечно же, у Макшеева. Он пишет: «…Среди людей, болезнь и смертность, особенно в гарнизонах, развилась до громадных размеров. В основном была цинга и горячка, в весеннее время они даже усилились и не прекращались с прибытием на линию. Всего во время похода умерло, не считая 199 башкир в транспортах, собственно в отряде – 8 чиновников и 1054 нижних чина, или 18%. Более всего пострадали гарнизоны укреплений и пехота, менее всего – уральские казаки. (32,с.163).

Несмотря на неудачу, поход продемонстрировал необыкновенную стойкость русского солдата, его выносливость в небывалых ещё условиях зимнего похода по пустыне. Все офицеры получили за поход или ордена, или следующий чин и, внезачёт, по годовому окладу. Нижние чины выборочно были награждены знаком Военного ордена (т.е. георгиевским крестом) и всем выдано денежное вознаграждение. Юнкера и унтер-офицеры топографы были произведены в прапорщики.