Генератор участи. Фантастический роман

Глава 2. Визит к Кантеру

Элам. Несколько дней спустя

Вильма ненавидела этот город и втайне боготворила его – за громаду легких на вид конструкций, за гений архитекторов, за суету воздушных такси и за особую атмосферу всеобщего безразличия. Этот муравейник позволял затеряться бесследно. В тот день Вильма предпочитала выглядеть как все. Защитные очки скрывали ее глаза и душу.

Лайнер снизился и гималайская панорама изменилась, ледник сверкнул под косыми лучами вечернего солнца. Бирюзовые краски вершин незаметно переходили в зеленоватые оттенки горных лугов, чтобы на дне ущелий сгуститься в синие непроницаемые тени. Контраст между нежно-голубым сиянием гор и древним зловещим словом – Элам1 трогал Вильму.

Влага живых век попала на электронные глаза и безобразно испортила картинку. Магия красоты моментально исчезла – бирюза и зелень жалко поблекли, превратив мир в однообразное подобие черно-белой фотографии.

Вильму замутило. Если придерживаться голой правды, ELAM – только искаженное неправильным произношением сокращение. «Восточная лаборатория автоматического менеджмента»2, имя организации, подаренное городу навсегда.

Конструкции мегаполиса приблизились, теперь они выглядели словно циклопический посев, гигантские ростки башен, грубо продырявившие землю долины.

– Сядем в аэропорту, и пойдет обычная суета с формальностями, черт бы их побрал, – буркнул сосед в кресле напротив. – Не понимаю тех маньяков, которые имплантируют чип в черепную коробку – мой мозг отчаянно протестует против такого надругательства. Я позаботился, чтобы микросхему мне ввели в подмышку. Это довольно удобно, но боязно, что он сломается.

Вильма вежливо согласилась. Кулон на батарейке – пурпурное сердечко величиной с ноготь, мерцал пониже ее ключиц. Сосед, который оказался лысоватым и добродушным на вид толстяком, вошел в раж и не унимался, назойливо рассказывая очередную историю.

В горной долине темнеет рано, там, в густом и живом полусумраке мерцали бесчисленные огни Элама. Толчок заставил вздрогнуть корпус лайнера, накатила минутная тошнота. Вильма подавила неприятные ощущения и вернула ноги в туфли – ступни отекли и это удалось не сразу. В ту же минуту снаружи заиграла музыка, в ласковой мелодии встречи преобладали звонкие колокольчики, а потом тонко и грустно запела синтезированная свирель.

– Вот мы и дома. Пойдемте на выход. Здесь очень ленивые рабочие киберы. Вам помочь с багажом?

Вильма придала своему лицу чувственное и туповатое выражение. Мягкая и полупустая, очень легкая, ее сумка валялась под креслом.

– Не надо, меня встречают.

Толстяк двинулся прочь с самым разочарованным видом. За трапом повеяло техногенной жарой, а за кромкой поля – теплой влагой и стриженной зеленью. Куртки пассажиров флюоресцировали, позади бордюра из стриженых кустов тоже едва заметно, но очень нехорошо мерцало.

«Это барьерное поле, которое окружает площадь. Его не видит никто, кроме меня».

Вильма подобралась. Людской ручеек тек в сторону арки. Неспешно работало устройство сканирования. Толстяк, тот самый, из лайнера, с чипом под мышкой, потел от волнения и жары в первых рядах. Сразу за ним в очередь пристроился худой, долговязый парень в пестром свитере. Свитер, весь в продуманно расположенных дырочках, обвис мешком. Небрежность, скорее всего, составляла неотъемлемую часть стиля и усиливала общее впечатление беззаботности.

Толстяк тем временем робко причитал: то ли в схемах арки что-то не заладилось, тот ли чип и вправду подкачал. Возня вокруг него просматривалась плохо, обзор скрывали пестрые спины. Вильма отступила немного в сторону, выбрала хороший ракурс, дала команду глазным датчикам и три раза сфотографировала арку прохода – сначала общий вид толпы, потом доброе лицо толстяка и, наконец, сама не зная, зачем – долговязого парня в свитере.

Толстяка оттеснили. Он хватался за карманы, скорее всего искал там сердечное. Толпа беззлобно посмеивалась, пережидая, пока освободится проход. Парень в свитере переступил с ноги на ногу и немного переставил свою сумку.

Тревога охватила Вильму. «Дева Мария, только бы не случилось ничего особенного. Только не в Эламе, не здесь и не сейчас, когда я в деле». Она еще не поняла, что происходит – а толстяк уже обмяк, провел пухлой рукой по груди и рухнул ничком, но не на бетон площадки, а на долговязого, который развел руки, чтобы поддержать чужое тело. Лысый с силой вцепился в плечи помощника и осел еще ниже – датчики Вильмы сами собой поймали это движение и приблизили картинку. Хватка явно выглядела чересчур крепкой для больного.

– Посторонитесь!

Все смешалось. Дикий крик перекрыл и тихую музыку, и шелест голосов. Датчики Вильмы отчетливо показали, как толстые пальцы плешивого поспешно раздавили что-то под грубой вязкой чужого свитера. Скорее всего, это был дублирующий чип, то ли вживленный под кожу парня, то ли просто приклеенный к его руке пластырем.

В ту же секунду сломанное устройство перестало подавать ложный сигнал, сработал настоящий чип, ограждение сомкнулось и парень отлетел в сторону в неожиданно умелом, отточенном прыжке. Отброшенный толстяк сгруппировался и мягко шмякнулся на бетон.

Толпа брызнула в стороны. Вильма, остолбенев, смотрела, как парень в свитере пробежал несколько шагов, потом ловко перепрыгнул через живую изгородь, собираясь удрать.

Упал он от столкновения с невидимым защитным полем. Судорожным движением перекатился на спину, выгнулся дугой.

Вильма отвернулась, чтобы не знать, но зрительные датчики, подчиняясь подсознательному желанию, успели сделать последнюю серию моментальных снимков, и эти снимки в ее сознании слились в один короткий ролик.

Длинное и худое, еще живое, но уже парализованное тело беглеца на бетоне.

Угловатый силуэт, словно бы возникший ниоткуда – темная униформа, лицо под затемненным щитком, видны только яркие губы.

Второй похожий силуэт, развернутый в полупрофиль, безликий и грозный.

Чтобы обменяться короткими фразами, оба ловца сдвинули головы. Слов Вильма слышать не могла, но легко читала их по губам.

«Ты вызвал ему санитарную машину?»

«Да, но парень все равно испекся. С гарантией инвалид»

«Я не понял, чего ради было ломиться сквозь барьерное поле»

«Может быть, он не думал ни о чем, а, может быть, просто захотел сдохнуть»

«Лайнер только что сел»

«Да, поэтому барьерное поле города не удержало бы человека. На подобный случай тут и стоит внутренняя защита»

«Смешно до колик»

«Мне тоже, особенно если помнить, что за пределами внешнего барьера лед».

Она заплакала от жалости. К счастью, очки прикрывали эти слезы. Толпа рассосалась очень быстро. Силуэты ловцов ушли, толстяк-провокатор тоже.

Музыка еще позвенела и постепенно притихла вдалеке – стереоэффект чистого успокоения получился потрясающе правдоподобным. Сеялся мелкий теплый дождик, этот подарок городской климатической установки. Чей-то кибер метнулся в сторону из-под ног, Вильма вытерла с лица воду и слезы, закинула сумку за плечо и зашаркала туфлями по направлению к арке, к двум сутуловатым технократам, судя по петлицам – служащим двенадцатого ранга3.

– Да вы опаздываете, девушка.

Таможенники посмотрели на ее двусмысленный кулон и перебросились парой непонятных фраз на смешанном языке.

– Ваш индекс-чип в порядке?

– Думаю, да.

– А не будет наглостью спросить, куда вы его прицепили?

Вильма молча коснулась пальцем головы, потом сдвинула очки и, свирепо прищурившись, показала зрительные датчики. Тот из технократов, который выглядел помоложе, сдавленно ругнулся. Лучик фонаря уперся Вильме в лоб. Лицо мужчины в неверном свете казалось белесым и жирным блином.

– Проходите.

Мерцая поддельным сердцем, она без спешки миновала арку детектора и чуть спустя со злорадством услышала чужой неуверенный голос. На этот раз Вильма хорошо разобрала диалект. Говорили на сильно изуродованном непали в смеси с английским.

– Вильма Кантер. Ты как следует ее прочитал?

– Фью! А ведь все чисто. Виза не неограниченный срок. Пожизненные привилегии.

– Откуда эта птичка? – тихо спросил второй.

– Из гнезда одного технократа. Сама, кстати, индексом не блещет. Но на повседневных делах это не сказывается. Семейный клан – великая сила для таких вот выскочек, потому что умники из Совета не дают подросших внучек в обиду.

– А я, пока не увидел стеклянные зенки, подумывал приударить за ней.

– Пока не лезь. Когда станешь хорошим мальчиком, она возьмет тебя в маникюрщики.

Оба развязно засмеялись, а Вильма уже уходила сквозь теплый мелкий дождик и капли отскакивали от непроницаемых стекол очков…

* * *

Несмотря на потрясение после инцидента в аэропорту, Элам в который раз заворожил Вильму. Цепь озер, почти не различимая в сумерках, тянулась по дну долины. Погруженные в амортизирующую жидкость фундаменты башен, темнели как панцири гигантских черепах. Километровые конструкции жилых ярусов, испещренные точками огней, уходили вверх. Вильма непроизвольно дотронулась до собственной шеи возле кулона – и тут же отдернула пальцы. В разных культурах жесты толкуют по-разному. То, что уместно среди своих, чужаку покажется намеком на совсем иные намерения. Вильма родилась в Эламе, но этот город вобрал в себя слишком много разнообразия, чтобы по-настоящему сделаться домом.

– Хорошая погода для вечеринки, – пробормотала она тихо, но разборчиво.

Кулон опять призывно мигнул. Прохожий, худой подросток, засмеялся и задел ее плечом.

Внутри украшения скрывался миниатюрный передатчик. Что, собственно, не запрещено. Ретранслятор прибыл грузовым багажом и, вероятно, уже действовал. Где-то по ту сторону эфира и очень далеко от ночного города, настороженный Тони Лейтен принял условный сигнал и ответил почти мгновенно – тихий звук его голоса шел из дужки темных очков, прямо в ухо Вильмы.

– Горного тумана сегодня нет.

Ответ означал благополучие для них обоих, и Вильма, отбросив страх, беззаботно окунулась в теплое искусственное ненастье улицы.

Ближнее озеро окрасилось цветными огнями фонарей. Созданный лишь для того, чтобы защитить башню от сейсмических колебаний почвы, резервуар заодно предоставил свою поверхность десятку лодок. На борту пели, причем, довольно приятно – ночь сильно приукрасила пьяные голоса.

Толпа, слегка усталая от сырости, с унылой старательностью веселилась под дождем. По мокрым дорожкам и мостикам брели призрачные из-за тумана силуэты выпивох. Вовсе не призрачные бутылки и банки прибирал одинокий кибермусорщик. Контейнер на его тележке давно уже переполнился, но в полуразумной машинке что-то разладилось, и она продолжала с бесполезной старательностью собирать и ронять хлам.

Город спал. Так дремлет огромное существо, не злое, а только равнодушное… Вильма подумала, что все эти мужчины и женщины, ночные любители приключений, на деле только часть сновидений полуразумного города. Гигантские башни подавляли, темные озера, напротив, создавали ложное чувство пустого пространства. И то, и другое вместе соединялось в то своеобразное и непередаваемое, что называется ночной Элам.

– Здравствуй, место проклятое.

Верткое такси притормозило рядом. Вильма забралась в кабину и отчеканила адрес на элами, стараясь выговаривать слова как можно правильнее. Неясное бормотание, неправильно понятое автопилотом, грозило обернуться бесконечным блужданиями по островам.

Машина очень плавно скользила над самой землей, два-три раза сворачивала под арки, должно быть, давая возможность сканерам считать индекс-чип пассажира. Это означало приближение к кварталам, закрытым для посторонних, но чип Вильмы был самым настоящим, и она позволила себе задремать, всецело положившись на память автопилота. Гироплан4 сел на почву, аккуратный кусок газона темнел под ногами. Ближняя дверь раздвинулась, как только Вильма подошла поближе. Уличный фонарь сначала включился, а потом сам собою потух за ее спиной, видимо, система управления башней работала в режиме экономии. Точно так же, на короткие минуты, необходимые, чтобы найти дорогу, осветился кусок холла: шахматный порядок плит на полу, панели темно-зеленого камня и металлическая, изломанных очертаний скульптура.

Скульптура выглядела жутковато. Возможно, она изображала человека. С точки зрения Вильмы изображение походило на виселицу.

Узкую, словно пенал, утробу лифта можно было легко рассмотреть сквозь прозрачную оболочку.

– Зачем вы здесь?

Спрашивала женщина – одиноко стоящая, с точеной фигурой, затянутая в серебристое вечернее платье. Скорее всего, дама уединилась, чтобы незаметно покурить. Шум вечеринки прорывался едва-едва, его глушили стены чужих апартаментов. В тонких пальцах незнакомки подрагивала и осыпалась невесомым пеплом сигаретка.

– Я внучка генерал-координатора, его зовут Влад Кантер, – пробормотала Вильма.

Красавица грациозно кивнула. Бриллиант в ее серьге дрогнул, кольнул чужачку радужным лучиком.

– Генерал в последнее время в плохой физической форме. Быть может, вы прибыли как раз вовремя, моя дорогуша. Хотя смерть – это такая гостья, от объятий которой принято уклоняться.

Вильма струсила. Сказанное на изощренном элами5 имело двоякий смысл. Гостьей была она сама, Вильма, и оставалось неясным, назвали ли ее причиной близкой смерти координатора или только персоной, призванной для последнего «прости».

Разозлившись, она откинула на темя очки и обнажила зрительные датчики.

Странно, но красавица не шокировалась, а лишь проявила умеренный интерес. Было в этой эламитке нечто странное, мерцающее.

– Изящно, в бижутерии на твоем личике чувствуется стиль – только и заявила она.

Растерянная Вильма вернула очки на нос. Странность незнакомки объяснилась очень просто – от женщины тонко, но вполне определенно несло дорогим алкоголем.

– Прощай, милочка, – бросила красавица-эламитка. – Мы еще увидимся.

Уходя, Вильма принудила себя не спешить…

И дальше, дальше, по черному мрамору пола, по переходу на головокружительной высоте, мимо холодно-прозрачной стеклянной стены, за которой тлела бесчисленными огнями панорама долины.

Арка, за которой начинались личные апартаменты генерал-координатора, оказалась не перекрыта – ни створок, ни защитного поля, ни видимых для глаз Вильмы контрольных лучей.

Она осторожно ступила на ворсистую поверхность покрытия, и через несколько шагов видимая реальность исказилась.

Сначала погас свет. Потом пол зыбко дернулся под ногами – видимо, сработал внутренний подъемник. Вильма опустила веки, по привычке, мысленно досчитала до семи и снова открыла глаза.

Торжественно-мрачный колорит интерьеров башни исчез. Ни мрамора, ни металла, ни стекла. У самых колен цвел розовым садовый шиповник. Полосатый шмель, весь в пыльце, ерзал в чашечке цветка. За кусты бузины убегала деревенская песчаная дорожка. Небо, бледно-голубой чуть прохладный купол умеренных широт, навис как раз в том самом месте, где по логике вещей должен находиться потолок.

Светило и пригревало сверху, но видимый источник тепла не показывался. Солнца не было совсем, зато на маленькой стриженой лужайке еще покачивались недавно покинутые садовые качели.

Вильма пошла по тропинке вглубь сада, с интересом прислушиваясь к писку и чириканью в траве. Растения выглядели очень естественно, она сорвала и растерла в пальцах стебель мятлика – зелень на пальцах оказалась настоящей.

– Влад!

Знакомый сухой и надтреснутый голос ответил ей почти сразу.

– Пройди немного вперед, дорогая, я уже давно хотел посмотреть на тебя.

Заросли бузины расступились. Домик, деревенский коттедж с красной крышей, ждал гостей под искусственным небом. Сам Кантер сидел на веранде – сухопарый невысокий человек, до сих пор ловкий и подтянутый, но с чуть заметными признаками слабости. Эта исчерпанность проглядывала в особом положении спины, в похудевшей шее. Руки генерал-координатора, еще сильные, красивых очертаний, лежали на коленях и слегка подрагивали. С прошлой встречи волосы Кантера отросли на пару сантиметров и поседели до оттенка горного льда. Он встал, чтобы обнять Вильму.

– Мне пришлось слишком долго ждать.

– Я вижу, ты переделал свои комнаты. Шмель настоящий?

– Настоящие тут домик, все растения до единого и климатическая установка. Можно даже загорать. А шмель всего лишь проекция. Объем пространства вокруг – художественная иллюзия. Труднее всего оказалось скрыть стены башни. Знаешь как это сделано? Сухой туман специального состава используется как экран для проекции пейзажа.

– Ты звал меня, чтобы похвастаться?

– Нет, моя милая. Просто наш разговор слишком важен для меня, чтобы я начал его вот так вот, вдруг, не разглядев тебя как следует.

Вильма стащила очки, убрала их в карман и уставилась на генерал-координатора сияющей чернотой датчиков.

– Я все такая же.

– Время покамест терпит. Сходи, прими душ, если хочешь, можешь поспать после перелета…

– Сколько тебе лет, Кантер?

– Достаточно для печали, но не достаточно для ума.

Внутри коттеджа пахло немного деревом и очень сильно – кофе. Вдоль потолка передней комнаты шла мореная балка. Пустой холодный маленький камин сиял чистотой и изразцами. Кабинка деревенского душа отыскалась на задворках. Гоняя по коже мыло, Вильма призадумалась, куда же девается вода. Слив, скорее всего, отправлялся в санитарные коммуникации башни, но здесь, поблизости от жимолости и шиповника, под куполом ложного неба и крышей поддельного деревенского домика, ей казалось, что мир Элама – сложная схема, которая существует только в воображении.

Брошенный кулон алел среди одежды. Там же валялись очки. Если Лейтен в этот момент повторял одну из заученных фраз, его старания, конечно же, пропадали даром, но Вильма нарочно позволила себе пять минут бездумного блаженства.

Стал радужным и легким мир.

Шмель покинул кусты и показался по ту сторону покрытого водяными потеками стекла…

Кантер, возможно, так и сидел на веранде. Вильма не слышала за стеною его шагов. Мысли о том, что предстоит сделать, заставили ее не торопиться, она намылилась еще раз, согнала с себя пену с запахом мимозы, неспешно выключила воду и вытерлась хрустящим полотенцем.

Потом оделась, поправила влажные кудри и вернула на место кулон, он в такт пульсу просигналил беспокойным биением. Исчезло легкое искажение мира в виде радужного марева, для этого понадобилось только протереть зрительные датчики.

– Эй, Кантер!

Он покорно ждал у пустого камина – фигура и лицо без возраста, волосы цвета льда и холодные пустые глаза.

– Я не устала. Если у тебя ко мне разговор, лучше начать его прямо сейчас.

– Изволь. Если ты хочешь, прямо сейчас и начнем.

Он закурил и закашлялся, отложил сигарету в сторону и задумчиво уставился на бесполезный камин.

– Излишним будет говорить, что ты моя собственность. Нет, не в юридическом смысле, – генерал-координатор медленно качнул головой. – Времена рабовладения давно канули в прошлое, оно и к лучшему. Но я создал тебя, я вложил в это дело то лучшее, что оставалось во мне самом. Не хочу, чтобы эти небольшие остатки ты выплеснула словно помои. Где ты болталась последние месяцы?

– Отдыхала в Европе.

– Ты была нужна мне здесь, в Эламе.

– А ты не звал меня.

– Ладно, пускай. Я, конечно, просто старый дурак, который вообразил, будто ты догадаешься сама.

– Я сделалась взрослой и больше не хочу играть с тобою в недомолвки – скажи прямо, чего ты хочешь?

Генерал кивнул. Упадок сил опять проступил во внешности координатора, хотя Кантер казался невероятно моложавым – прямая спина, ни намека на полноту.

– Ты дочь моего сына, пусть и внебрачная, но я признал тебя.

– Знаю. Еще я знаю, что родилась уродом с мертвыми глазами, что ты нашел меня в приюте, поднял из грязи и сделал принцессой настолько, насколько деньги могут облагородить случайного пригулка. Не сомневаюсь, что я не единственное незаконное потомство моего папочки. Странно только, что ты так промахнулся и выбрал именно меня – этакое неблагодарное дерьмо.

– Вильма, Вильма! Какой изощренный цинизм… – генерал-координатор стиснул пальцы так, что побелели ногти. – Оставь свои домыслы. Ты моя внучка по крови, этого достаточно для моего внимания и заботы. То, что ты принимаешь за уродство, для понимающего разума – лишь отличие. Я давным-давно почти равнодушен к оттенкам девичьего имиджа, но если бы такая похвала не звучала смешной в устах деда-технократа, я бы сказал, что ты прекрасна. Пусть, по-своему, но это яркое и несомненно обаяние. От того, что ты такая независимая, эти чары только усиливаются.

– Кантер, ты льстец.

– С тех пор, как мой сын погиб в горах, я объективен как никогда. Не хочу собственными руками повредить семье.

– Ты хочешь, чтобы я повторно прошла интеллектуальные тесты?

– Да.

– Хочешь, чтобы я получила-таки права избирателя и занялась политикой?

– Да.

– Ты думаешь, что в предыдущий раз я схитрила и нарочно ухудшила результаты?

– Да.

– Ты считаешь меня сумасшедшей?

– Нет, только немного взбалмошной. И я не слишком тороплю события – думай, только не затягивая размышления до бесконечности. Ты цветешь словно роза, у тебя почти вечность впереди, вот только я не протяну и года.

– С ума сойти, а я-то думала, что ты бессмертен.

Вильма опустила темные очки на переносицу, отсекая хрупкий уют гостиной, камин, бледное лицо Кантера, фальшивый мир деревенского полуденного лета. Где-то за пределами иллюзорной пасторали стояла ночь Элама. Там, среди башен и холодных озер, под искусственным дождем, бродили бледные тени, и кибермусорщик безрезультатно совал в переполненную тележку мятые жестянки.

– Хватит. Не хочу с тобою спорить, мне просто нужно отоспаться. Пусть будет между нами мир, я снова пройду все тесты – почему бы нет? Ты, наверное знаешь, что вовне сейчас полночь. Давай, обговорим детали завтра.

Кантер, который немало поразился такой покладистости внучки, возможно, заподозрил подвох, но он ничем не выдал удивления. Только коротко кивнул и непринужденным движением, с подобием прежней кошачьей ловкости поднялся с кресла.

– Комната ждет тебя. Я закажу киберу луну и звезды. Это будет не ночь Элама в утробе башни, а совсем другая – в такой ночи шуршит трава, поют цикады, падают метеоры, и за маленьким окном вьются крошечные мошки, но они тебя не тронут. Отдыхай спокойно, дорогая девочка. А на утренние часы можно выбрать розовую зарю. Или нет – пожалуй, тебе больше подходит заря золотая.

«А Кантер-то романтик, – решила про себя сильно озадаченная Вильма. – Вот ведь льстивый подлец! Красиво лжет и сам себе поверил. А, может, и не лжет, а только обманывает себя, но это как раз хуже всего. Мне уже его жаль, а если я совсем размягчусь, то не смогу сделать то, что сделать необходимо. И Тони не попадет в Элам. И весь риск дела и все наши муки окажутся напрасными».

– Спокойной ночи.

Она ушла в свою комнату. Кровать тоже оказалась колоритной – высокой, с грудой пестрых подушечек и толстым одеялом. Все добротное и настоящее. Из дерева, полотна и пуха.

* * *

Сон пришел сразу. Во сне она «видела» себя в приюте – темный мир слепорожденного ребенка, наполненный образами-символами без цвета. От символов веяло покоем и легкой тоской. Почти все они казались безопасными.

Сон прервался как бы от толчка извне, и сразу сменился другим. На этот раз Вильма увидела себя двенадцатилетней, на дорожке в парке клиники, в легком платье, с датчиками, к которым она еще не успела привыкнуть. Мир видимой формы, свежий, как маргаритка. Летний полдень. Высокая стена из металлических прутьев.

Один прут оказался выломанным. По ту сторону стены сидел пес – поджарый, с коротким обрубком хвоста и почти без ушей. В его красноватых миндалевидных глазах тлела естественная неприязнь зверя. Слюна с красноватого языка тонкой ниточкой стекала на сухой асфальт. Вильма попятилась, чувствуя опасность голыми руками и ножками, слишком тонкой шеей подростка, всем своим существом, и мягкое тепло лета только усиливало эту тревогу.

Собака шевельнулась, собираясь войти в пролом и напасть, но сон уже смешался, почти перестал быть сном и превратился в обычные воспоминания.

Вильма видела себя в технологическом колледже – знакомые стены, полузабытые приятели, ровные, одинаковые ряды столов. Тонкие уловки. Шпаргалка, записанная в память глазного протеза. Текст подсказки, невидимый другим, тянулся поверх высокомерного лица экзаменатора словно бесконечные титры плохо переведенного фильма. Она могла бы без риска повторять это мошенничество неоднократно, но воспользовалась им всего два раза.