КНИГА 5. Жена Громовержца

– Но у княгини отменно выходит принимать посетителей…– постарался похвалить Арви. – Вот только времени мало…Так если каждому столько внимания уделять, то мы не успеем заслушать и половины.

Вошедший певец приготовился исполнить песнь, которую князю Рюрику слал владыка Полоцка, дабы развеять грусть зимних вечеров.

– Послушай…Я мыслю, чтобы твое мастерство узрели многие…– обратилась Дива к певцу, сжимающему в руках гусли. – Так что ты приглашен на сегодняшний пир! – Дива сама обрадовалась тому, как ловко придумала сберечь время. Она даже невольно переглянулась с Арви, тот одобрительно кивнул.

– Подарки от Белогора можно осмотреть вместе с отправляющимся в Изборск обозом и перед тем, как отрядить в странствие путешественника, – подсказал тиун.

– А зачем путешественник идет странствовать зимой?! – не понимала Дива. – Нашел время!

– Так мы будем точно знать, куда можно добраться по холодам. К тому же он не просто путешественник, но и опытный составитель карт.

– А как я оценю меха? – растерялась Дива, когда в горницу внесли звериные шкурки.

– К счастью, у нас есть скорняки…Они осмотрят мех и выразят свое суждение…А уж после мы решим, сгодятся такие шкуры или нет…

– А зачем нам, вообще, эти меха и так ли они важны, что их должен осмотреть сам князь?! – недоумевала Дива.

– Да, они важны, потому как…– Арви не успел ответить.

– Ладно, зови скорняков…– махнула рукой Дива, которая сейчас думала только об одном – она так устала, а впереди еще уйма дел. И в конце пир! Должна ли она посещать это застолье? Или сие необязательно?

Дива даже не заметила, как озвучила свои вопросы.

– Как же необязательно, княгиня? – с сочувствием отозвался Арви. – Ежели на пиру не будет ни князя, ни княгини, то все наши задумки окажутся под угрозой…

– Да, я совсем забыла, – выдохнула Дива, приложив руку ко лбу.

– Впрочем, если княгиня Дива чувствует, что не в силах посетить пир, то мы можем возложить обязанности хозяйки на княгиню-мать, – предложил Арви. – Думаю, Умила не откажет. Мы отправим к ней с просьбой, скажем, Гудрун. Ибо меня Умила не желает видеть с некоторых пор…

– Нет, не стоит. Я справлюсь и сама, – Дива понимала, что Умилу нельзя подпускать к делам Новгорода. – И знаешь что…Тогда пущай купцы тоже на пир приходят, там их и выслушаем. Верно?

– Зело верно, – похвалил Арви. – Так и время не потратим, и на пиру будет чем заняться, дабы не вызвать у гостей подозрений о самом главном нашем обстоятельстве…

– А какие там еще надписи надо было постичь? – вспомнила княгиня. – Пущай на пир их приносят, пожалуй…Там и постигну…– постановила смышленая Дива.

– Княгиня, за дверями ожидает предсказательница…– напомнил Арви.

– Пущай войдет, – воодушевилась Дива после того, когда обнаружился способ рассеять дела – всех более или менее значимых посетителей принять на пиру!

– Так я подумал…Может быть, предсказательницу тоже на пиршество? – неожиданно предложил Арви. – Это и гостей развлечет, и…И время сбережет…

– Ладно. Пущай и она на пир приходит…– согласилась Дива.

– Семья бортника! – объявил вестник во весь голос, прервав разговор Дивы и Арви.

В гридницу вошли трое мужчин и женщина. Они почтительно поклонились Диве, Арви и даже стражникам. Принесли с собой и подарок – липовую дуплянку из цельной колоды. Крышку сосуда украшал какой-то символ. Нетрудно было догадаться, что в этой кадке находится мед. Один мужчина был очень старым, седая борода свисала до живота, второй – среднего возраста, а третий – молодой парень.

– Наш род много лет занимается сбором меда, – ломая шапку в руках, начал мужчина среднего возраста, его звали Пчелич. Его жена, отец и сын хранили молчание, как тот самый принесенный ими липовый бочонок-поставок с крышкой. Потому что все они были люди скромные и пришли с Пчеличем только для поддержки, но говорить от лица всей семьи должен был он один. – От отца к сыну передается наше ремесло. И это не только необходимые знания и навыки. Помимо прочего у нас свои деревья в лесу, они помечены нашим знаменем, – объяснил Пчелич. Жена тут же подала ему кусок ткани, на котором был изображен какой-то нехитрый знак – знамя рода. Сличив символы на тряпице и на крышке дуплянки, Дива с пониманием кивнула. – Мы не трогаем чужие борти, – подчеркнул древолазец. В самом деле, у каждого бортника имелись свои деревья с дуплами, и считалось неприемлемым лезть в чужие. – Самому старому нашему дереву с бортью уже две сотни лет. И вот как-то я гулял по лесу и увидал, что наше знамя срезано, а мед забран.

– Про пчел скажи, – напомнила супруга шепотом.

– А пчелиная семья, которая жила в этом дупле уже два десятка лет – ровня сыну моему – погибла, потому как мед у нее был забран вот теперь, по зиме…

– Пчелки-то коченеют на морозе, – добавил старец.

– Забрал злодей мед наш, а семью медоносов погубил, – подытожил Пчелич.

– Да, грустная история, Пчелич, – согласилась Дива. – Имя свое – имя бога-покровителя всех бортников – ты носишь с честью, ибо заботишься о жизни даже таких крошечных душ. – Но как же я найду вам этого злопричинника? – не поняла Дива.

– Известно имя его, это зять старосты! – на сей раз в разговор вмешалась женщина. – Уж мы не первые, кто от его рук пострадал. Но только к старосте идти бесполезно – тот и слышать ни о чем не хочет! Говорит, нет доказательств! А свидетельства видоков, мол, не в счет, придумывают все! А потом и вообще заявил, что не такое это тяжкое преступление, за которое наказание полагается!

– О…– изумилась Дива. – Немыслимо. Поистине возмутительно! Арви, как же так?

– В самом деле, княгиня, мы не налагаем наказания за подобные поступки, хоть пусть они и скверны…– подтвердил тиун.

– А следовало б налагать, – строго ответила Дива.

– Мне думается, пущай староста сам разбирается. Сию историю еще дюжину раз проверить надо, так ли это, что зять бесчинствует, – зашипел в ухо Диве тиун. – Может, россказни. Иначе б, верно, всей толпой из деревни пришли сюда. К тому же мы ведь не знаем, как и что тому всему способствовало. Может, забрал дерево себе за долги. Или еще как. Они же правды нам не скажут, княгиня.

– Если мы хотим, чтобы наше княжество слыло справедливым и каждому честному человеку сюда не страшно было ступить – то закон должен быть для всех одинаков, Арви, – заметила Дива.

– Он не может быть для всех одинаков, княгиня. Зять старосты и древолазы – это не одно и то же. Как не одно и то же племянник Ньера и его соперник, – напомнил Арви.

– Это другое, – отрезала Дива, которой не понравилось сравнение.

– Чем же? – усмехнулся Арви, который ненавидел Ньера, и чувство это было взаимным.

– Ты спорить со мной будешь? – Дива не нашлась, что ответить. – Я хочу, чтобы в свод внесли нужные правки и закрепили все эти пчелиные истории.

– Будет сделано, – поклонился Арви, оставив поднятый вопрос о племяннике Ньера в покое.

– Старший дружинник! – вестник едва успел объявить, как был отодвинут мощной дланью.

– Вспомни хорошего человека, и вот он, – процедил Арви.

Вошел Ньер. Он был подобен свинцовой туче, заслоняющей небосвод мрачной тяжестью. Впрочем, он вообще редко улыбался, даже когда бывал умиротворен. И все же сейчас чувствовалось напряжение, которое пряталось за его суровым взглядом и плотно сжатыми губами.

– Я и ты говорить. Одни. Тотчас, – Ньер с порога обратился к Диве.

Молодая княгиня не была удивлена этому появлению. Точнее сказать, ждала его. Как ждут нечто неприятное, но неизбежное. Голос старшего дружинника прозвучал не слишком-то любезно. Мда, почтительного поклона можно и вовсе не ожидать. Но ладно. И явно, что Ньер пожаловал в гридницу не для того, чтобы обсудить список дел, который Арви приготовил для него.

– Как ты себе это представляешь, Ньер? – кашлянула Дива, нырнув в шкуру, укрывающую трон. Не трудно догадаться, зачем он пришел. Все это время он никак не мог поговорить с ней, потому что князь был рядом. И вот теперь старший дружинник наверняка намерен получить объяснения. – Тут же столько ожидающих…Времени мало…Поговорим после…На пир! Приходи на пир! – оскалилась Дива, довольная своей идеей.

– Сей час. Пусть все уходить, – Ньер не обращал внимания на слуг и посетителей, которые толпились у входа, ожидая своей очереди.

– Ньер, ты забываешься! – на защиту Дивы неожиданно встал Арви. А может, это было и ожидаемо. Ведь если тиун вынужденно объявил себя верным слугой княгини, то это не значит, что он обязуется служить и старшему дружиннику. Да, Дива и Ньер не так давно напали на него, на ни в чем не повинного Арви. Деяния старшего дружинника не будут столь же легко преданы забвению, как то же сошло с рук жене Рёрика. – Ежели княгиня не желает говорить с тобой, то ты не можешь требовать обратного. К тому же не может быть речи о разговоре наедине! Что ты возомнил о себе? Как смеешь нарушать все правила и устои?!

– Я не говорить с тобой, тиун! – рявкнул Ньер на Арви. Приглушенная беседа была не тем, ради чего пришел Ньер. Он жаждал разбирательства, а не шушуканья на виду у всех.

– Не будем ссориться…А впрочем, это даже хорошо, что ты пожаловал…Ведь для тебя имеется несколько почетных поручений…Обсудим…– Дива поднялась на ноги и двинулась к гульбищу.

Крытое гульбище являлось прекрасным местом для отдыха и прогулки. Здесь было просторно, прохладно, свежо. Размеры площадки позволяли не стоять на месте. А крыша защищала от снега и дождя. В то же время тут было светло. Пространство заливало солнцем, которого так не хватало зимой в сумрачных горницах. Возвышаясь над землей и с трех сторон опоясывая терем, гульбище раскрывало восхитительный обзор: хоромы представлялись как на ладони. Жизнь кипела на княжеском дворище, и ничто не могло утаиться от внимательного взора княгини, выходящей на такое гульбище.

– Что ж у тебя случилось столь неотложного, что дерзаешь отвлечь свою княгиню? – нарочито недоуменно вопросила Дива. Пусть он сам начнет разговор, так будет проще.

– Ты не скоморошничать! – гаркнул Ньер так громко, что из-за дверей даже выглянула обеспокоенная стража. – Вон! – заорал старший дружинник на любопытную охрану. – Ты обмануть меня, – продолжал Ньер, нависнув над Дивой. – Мы договариваться, что ты быть у боярина…

– Чем ты недоволен? – голос Дивы прозвучал неожиданно холодно. Она не считала себя обязанной оправдываться. Он помог ей не из благих побуждений, а просто потому, что толком не успел разобраться, в чем ее обвиняют. Она застала его врасплох, умело сумев надавить напоминанием о долге. – И почему вообще что-то требуешь с меня?!

– Мы не знать, где искать тебя! – рявкнул старший дружинник. Он сам до сих пор не понимал, как угодил в такую передрягу, пойдя у нее на поводу.

– А чего ты хотел Ньер? Чтобы я сидела в гостях, безмятежно пила кипрей и ждала, пока за мной придет стража? – усмехнулась Дива.

– Тебе нужно держать слово, а ты обмануть!..– ярился Ньер.

– Слушай…– перебила Дива, которая сделалась величественной и мрачной. – Ты помог мне сбежать от клеветы и несправедливых обвинений. И я благодарна тебе. Утешься. Ты свершил благой поступок. Это ведь не преступникам помогать…Как пришлось мне ради тебя, – напомнила Дива угрюмо. Она до сих пор винила себя в том, что встала на сторону зла, когда Ньер просил за своего племянника. Но разве у дочери Гостомысла был выбор? Обличенный властью порой оказывается заложником своего высокого положения: он вынужден терпеть то, что ему неприятно, и оправдывать то, что в действительности осуждает. – И не говори мне, что твой племянник – не преступник. Ты сам обязан понимать все о нем. И больше не спрашивай с меня отчета, – рассерженная Дива была готова удалиться. Подхватив подол, он уже развернулась в сторону дверей, ведущих в помещение.

– Ты обмануть меня! – гаркнул Ньер. – А он помогать тебе! Где он теперь?!

– Что? – Дива на самом деле расслышала вопрос и поняла, о ком он.

– Сван. Где он?! Он помогать тебе. Он предавать меня. Он предавать свой князь! – обвинения Ньера прозвучали угрожающе.

На мгновение повисла тишина. Обычно бойкая и скорая на ответы, пущай и не самые разумные, Дива теперь медлила. Она безмолвно шевельнула губами, словно желая сказать что-то. Но из ее уст не вырвалось и звука.

– Где он?! – повторил Ньер.

– А…Ты про возницу…– нарочито надменно усмехнулась Дива, наконец, придя в себя. – Он твой подчиненный. Тебе о нем знать, а не мне.

– Я велеть ему вернуться на дворище сразу, но он исчезать. Почему? Что он скрывать? Скрывать тебя? – Ньер даже не представлял себе, как близок он к истине.

– Не знаю, что ты там ему велел…Но…– Дива видела гнев в глазах старшего дружинника, но это до сего мгновения нисколько не заботило ее. И все же сейчас она поняла, что необходимо примириться. – Я вижу, что ты расстроен. Но напрасно, – голос Дивы сделался мягче, а взгляд дружелюбнее. Знаешь, твой человек в самом деле доставил меня к дому боярина…Все так и было, Ньер…– Дива была приучена говорить прямо, уж точно, не унижая себя ложью. Но ведь сейчас другое дело. Может пострадать, по сути, невиновный. Во имя справедливости иногда позволено чуть исказить историю. Что было или могло бы быть…Да какая разница?! Это почти одно и то же, потому как близко стоят друг к другу в данном случае! – Я двинулась к дому Аскриния…И была готова переступить порог…Я готовилась потянуться к дверям…Но в последний миг передумала…

– Передумала?! – Ньер даже отпрянул от нее.

– Ну да. Я поняла, что никто не поможет мне. Никто не укроет меня. Не спасет. Понеже каждый подданный верен больше своему князю, чем княгине. Я бы не успела и дух перевести, как меня бы уже сдали обратно моему супругу. Ну скажи, что это не так, – пошутила Дива дружелюбно и весело. – Нет, Ньер. Нельзя мне было прятаться у бояр или каких-то знакомых. Нужен был кто-то, кому нет дела до властелинов и самодержцев. И потому я отправилась в лес…Ты же знаешь, волхвам нет дела до мирских владык…– рассказанная история была правдива тем, что Дива не придумала ее на ходу, а уже пережила ее в своих мыслях в день побега. Так что это, может, и не прям ложь! – Что до твоего дружинника…Ну так…Он умчался, как только доставил меня до дома боярина. Но знаешь, что я думаю…Возможно, на обратном пути он узнал, в чем меня обвиняют, и испугался. Да, испугался, что помог мне сбежать. Ведь нельзя помогать такой скверной женщине, которая путается с Вышатой, хи-хи, – рассмеялась Дива, довольная тем, как все ловко объяснила Ньеру. – Я уверена, что он устрашился. Да, именно так! Ведь ты ничего не объяснил ему. Заставил увезти меня отсюда. И вот…Думаю, он вернется, когда прознает, что я невиновна. Тогда бояться будет нечего.

– И что я теперь делать с ним…– недоумевал Ньер, которому объяснение Дивы показалось разумным.

– Ну я не знаю…Наверное, ничего…– кашлянула Дива непринужденно. Она хотела скрыть, что не желает, дабы ее спаситель пострадал.

– Надо все оставлять, как есть. Как Нег приказать, – решил Ньер. – Пущай Сван охранять тебя, как Нег приказывать.

– Ну я не помню, что он там приказывал…Это вы уже сами решайте…Я и не запоминаю охрану особенно…– добавила Дива подчеркнуто равнодушно. И это было неправдой. Она знала в лицо охрану, поварих, горничных и вообще всех тех, кто так или иначе служил ей. Хотя в то же время могла не запомнить какое-то значимое лицо на пиру. Как бы там ни было, она обычно оказывалась добра к тем, кто трудится для нее и вместо нее. – Да что мы все об одном? Слава богам, истина открылась, Ньер. Я невиновна. И теперь мое имя обелено. Благодаря тебе!

– Не совсем, – Ньер не стал присваивать себе чужих заслуг. – Я тут ни при чем.

– О, не скромничай! Если бы меня казнили в тот же день, то теперь мы бы уже не могли отпраздновать торжество истины! – провозгласила Дива. – Я замерзла. Надо возвращаться в гридницу. И не забудь. Сегодня вечером грядет пиршество. Тебе надлежит явиться, ты можешь понадобиться мне.

– Ладно, – согласился Ньер.

Продолжение следует…

Глава 2

Время полуденное, еще не позднее. Однако уже как будто начинает смеркаться. День зимний всегда короток и часто сер. И тих. Но только не сегодняшний. Пусть не слышно пения птиц и шелеста листвы, но зато пронзительные вопли оглашают торговую площадь Изборска. Зевак уйма, хотя не видать ни лавок, ни купцов. Сегодня тут воздают тем жителям, которые провинились в чем-либо перед общиной.

– За навет и лжесвидетельство приговорен к опалению языка! – объявлял бирюч на площади наказание очередному преступнику.

– О, боги, не слишком ли это, – усмехнулся Орм, глядя на выдирающегося из рук палачей клеветника. Удивительным было то, что, в отличие от предыдущих, этот осужденный не кричал, а держал рот плотно закрытым. Но даже сия мера не помогла ему остановить неотвратимое: кто-то зажал его нос, и он был вынужден распахнуть нечестные уста.

– Справедливость должна быть строгой и безжалостной, – пожал плечами Барма. – Иначе преступления будут повторяться…

Сегодня Барма и Орм, как и многие другие, присутствовали на площади. Но их сюда пригнал не праздный интерес, а обязанность – они сопровождали наместника. И хоть не слишком он сегодня в них нуждался, да и стоял далеко, но того требовал сей день.

– Посмотри, это же твоя племянница, – Орм кивнул куда-то в сторону.

Барма проследовал взглядом туда, куда направил его тиун. В самом деле, Услада. Он легко узнал ее. Она все так же красива. Стройная, плавная в движениях. Однако от былого влечения не осталось и следа; теперь она вызывает только неприятные чувства. То, что прежде казалось достоинством, теперь видится недостатком. В его глазах из скромной девы она превратилась в расчетливую шлюху, успешно пользующуюся своими временными преимуществами, связанными с юным возрастом. Вот и сейчас она ластится к Трувору, явно добиваясь его внимания. Как это мерзко. Кстати, разве с Велемирой они не дружны? Кажется, княжна помогала ей захватить князя Рюрика.

– Ты бы ей посоветовал отлепиться от наместника. Знаешь ведь, что делает княжна Велемира с соперницами…– метко подметил Орм.

– Да уж, да уж, – Барма был осведомлен о мстительности жены наместника вполне. – А кстати, где Велемира?! – Барма уже забыл о племяннице, потому как поднятый вопрос заинтересовал его больше. Ведь обычно дочь Гостомысла не оставляла своего возвысившегося до небес супруга одного, особенно если он отправлялся на пир или на прогулку по городу. В таких местах он мог подвергнуться атаке охотниц, выслеживающих, когда он окажется без жены.

– А и правда…– Орм покрутил головой в поисках дочери Гостомысла. Он тоже давно заметил, что Трувор обычно не появляется на людях без своей смотрительницы.

Пока Орм озирался по сторонам в поисках жены наместника, Барма задумчиво закусил губу. Его что-то беспокоило, он ждал чего-то. И когда почувствовал толчок в бок, то встрепенулся, вздрогнув.

– Не нашли мы его, хозяин, – мужчина в заячьем тулупе протянул Барме деревянную рейку с узором на одной стороне и с зарубками на другой, вырезанными в древесине.

– Как не нашли?..– ошеломленный Барма уставился на человека, отдавшего ему бирку.

– Нету его там, где он жительствовал. Раньше надо было, говорил же я, хозяин, – ответил мужчина, сунув Барме в руку хитрую деревяшку. – А сейчас как сквозь землю провалился.

– Да раньше нельзя было…– убрав в широкий карман деревяшку, Барма потер переносицу. На миг он даже потерялся, забыв, где он есть.

– Что опять тебя гнетет? – Орм заметил, что Барма напряжен.

– Да понимаешь…Сборен куда-то делся, – огорченно вздохнул Барма, провожая взглядом своего поверенного, вернувшего ему документ за ненадобностью. – Отправил я людей найти его да забрать мою бирку у него. Так он сквозь землю провалился будто.

– Не понял я ничего, – Орм отвлекся от зрелища и обратил взор на Барму.

– Когда деньги в долг берешь, то одного честного слова ведь недостаточно, – взялся пояснить глава вече чужеземцу. – Полагается бирку смастерить…Сейчас покажу, – Барма достал из кармана деревянный брусок, который только что получил от мужчины в заячьем тулупе. – Видишь эти резы и черты? Это величина моего долга, – пояснил Барма, ткнув перстом в зарубки. – Но это не вся бирка целиком: изначально она больше. Когда мы ее сладили, то раскололи потом на две части. Одна осталась мне, другая волхву. С биркой волхва и прибыл Сборен ко мне, чтоб долг взыскать. То есть если сложить две половинки вместе, то получится единая бирка, где резьба сойдется. Понял?

– Да понял я. Погоди ты, не про то спрашивал, – отмахнулся Орм, который знал о бирках и расчетах с ними между должниками и займодателями достаточно, но задумался по другому вопросу. – Слушай, так Сборен этот как снова появится, то ты и заполучишь ее тогда. Не?

– А он появится? – вырвавшийся из груди Бармы глубокий вздох символизировал сомнение. – Если с Трувором что-то случится в ближайшие дни…То Сборену зачем сюда в Изборск являться? Они с волхвом Ягилой смогут сразу к Рюрику обратиться и ту половинку моей бирки предъявить…И тогда…– ужаснулся Барма, не договорив. Его отвлекли крики на площади и речь бирюча.

– За злостное нарушение договоренностей о возврате долга, – объявлял бирюч наказание очередному нарушителю, – преступный подлежит правежу, сиречь приговорен к ударам палкой! Начиная с сего момента, каждодневно и до конца луны, кроме праздников! – произносил бирюч громко и строго. – Наказание может быть снято, если ты вернешь долг или кто-то погасит его за тебя! – на сей раз слова бирюча были обращены к обвиняемому. – Ты готов заплатить тотчас?

– Нет у меня! Нету столько! – заорал связанный должник.

– Раньше надо было думать! – взвизгнул кто-то в толпе.

– Ворюга и плут! – послышались возмущенные голоса зевак.

– Он не ворюга. А должник, – поправил бирюч. После чего дал отмашку приставам, помогающим ему в осуществлении правосудия, – начинайте!

Связанного неплательщика на глазах у толпы принялись бить батогами по икрам и спине. Для достижения целей с него сдернули тулуп, чтобы удары палок не теряли своей мощи. Было неясно, вопит наказанный от боли или от холода. В одном сомнений не оставалось: в его непритворных криках слышалось страдание.

– А что будет, если он выстоит до конца луны и так и не заплатит? – задался вопросом Орм, все еще не сводя глаз с приговоренного, истошно орущего.

– Если выстоит и так и не оплатит, то его отдадут головой до искупу. Будет служить займодателю, покуда трудом не вернет долг…– сокрушенно ответил Барма.

– Палки вроде нетолстые…Неужто так больно, что вопит во все горло? – засомневался Орм.

– Ну как…Вообще, сказывают, зело болезненно…Некоторых изувечивали столь сильно, что даже увозили на телегах бесчувственными, – сокрушался Барма над печальной участью, которая может постичь каждого, у кого есть непогашенный долг. – Хотя иногда злостные неплательщики вопят во весь окрест, преувеличивая свои страданья в надежде, что кто-то из знакомых или родни сжалится и поможет оплатить займ…– вздохнул Барма, понимая, что его долг слишком велик, такую сумму никакой друг не заплатит за него.

– А можно заранее подкупить того пристава, чтобы не слишком сильно бил? – придумал ловкий Орм, глядя на человека, безжалостно наносящего осужденному удары палкой.

– Ну как…– задумался Барма, копошась в дальних кладовых памяти. – Было дело давненько, одному разрешили ноги толстой кожей обмотать под портами, чтоб не видать только. А после всего он встал да пошел как ни в чем не бывало…– вспомнил Барма. – И так месяц стоял.

– А потом что с ним содеялось? Рабом сделался али заплатил?

– Ну а потом отпустили его, – ответил Барма. – Он же дружинник был. Их сам князь Изяслав еще приказал не выдавать головой, а токмо палками наказывать. Но стоять им на правеже не луну, а две. То есть дольше обычного, зато свободным останется…И будет воевать за своего князя если что.

– А ты, часом, в дружине не служивал? Может, по молодости…– выразил надежду Орм.

– Нет, – мрачно ответил Барма. – Меня наукам обучали.

– Ну ты уважаемый человек, до такого, может, и не дойдет…– Орм угадал опасения Бармы, который не сводил глаз с площади, где секли виновника под улюлюканье толпы.

– До такого, может, и не дойдет, – понадеялся Барма. – Хотя тот, первый, которому язык прокололи, он ведь тоже не последний человек, боярин, – вспомнил глава вече приговоренного, с которого начались сегодняшние пытки. – А за ложь и обман вон как ответил. Не спасло его высокое положение, а даже наоборот усугубило участь. Ведь он, как никто, слово свое должен держать. Ему люди внемлют все-таки…Вот его и проучили сполна.

– Да, но в твоем случае все не столь однозначно, – утешил Орм. – Долг, может, и не твой, а Годфреда…

– Ну да. Только должности через это все я, точно, лишусь, если выплывет. Однако боюсь, и этим не ограничится, – огорченно вздохнул Барма, опустив плечи.