Гибель Тартарии

– Диас, – Осип положил ладонь на плечо испанца, – в доме губернатора прячутся десять англичан и, похоже, сдаваться они не собираются…

– Амиго Осип, нас в два раза больше, чем этих мерзавцев, давай нападём на них с разных сторон и всё быстро решится в схватке.

Митяев медленно покачал головой:

– Диас, они уже ранили одного твоего матроса, а если мы пойдём на лобовую атаку, жертв будет гораздо больше. Давай сделаем вот что…

И Осип, оглянувшись на дом губернатора, что-то зашептал на ухо испанцу. Тот удивлённо хмыкнул, но возражать не стал. Вскоре к берегу быстрым шагом ушли Миха, Фома и Венька. Но пока они сняли кормовую пушку с коча, пока доставили её с припасами к

осаждённому дому уже окончательно рассвело. Прятающиеся за стенами дома англичане несколько раз выглядывали из него и подозрительно косились на ничего не предпринимающих, с их точки зрения, «туземцев». Но вскоре они поняли причину этого затишья. С пригорка недалеко от их убежища на них смотрело дуло пушки. Послышались запоздалые выстрелы из мушкетов, но Диас с Осипом успели отвести своих людей на безопасное расстояние. В этот момент в проёме двери губернаторского дома вновь показался Митчелл.

– Послушайте, господин Митяев, я хочу предложить вам сделку. Так получилось, что господин губернатор ранен и ему требуется немедленная помощь. Я готов его передать вам, как только вы позволите отплыть мне и моим матросам на шлюпках в океан.

Диас грустно переглянулся с Митяевым и звонко прокричал в ответ:

– Вы грязный ублюдок, Митчелл. Убив губернатора, вы ещё и торгуетесь, прикрываясь его именем.

– Я не намерен отвечать какой-то обезьяне! Так что вы ответите на моё предложение, господин Митяев?

По смуглому лицу испанца пошли красные пятна гнева. Но Осип успокаивающе похлопал того по плечу:

– У меня другое предложение, капитан. Даю вам всем на раздумье одну минуту. Если по истечении этого срока вы не выйдете безоружными и с поднятыми руками из дома, мы начнём обстрел дома.

В ответ на голос Осипа прозвучал залп сразу из трёх мушкетов и одна из пуль просвистела недалеко от головы тартарца. Не успокаиваясь англичане ещё дважды залпами выстрелили в людей затаившихся за песчаным пригорком, и в этот раз одна из пуль чиркнула по плечу Михи. Но потом «заговорила» пушка. Первым же выстрелом было обрушено полстены выходящей к берегу океана. Вопли, крики и ругань раненых пытался перекрыть визгливый голос капитана, но после второго выстрела из пушки и обрушения ещё одной стены, из дома шатаясь и зажимая уши руками, вышли четверо посечённых осколками людей. Эти четверо не успели далеко отойти от дома, когда все услышали одиночный сухой выстрел из пистолета..

А Осип побежал к мыску, где он оставил свою любимую….

Глава 5

Фёдор Кречет прибыл в Москву в аккурат на Покров. Снега, правда, выпало самую малость, но он уже не стаял как в прежние дни. Кречет покосился на двух своих попутчиков: дьяка Яровида и подьячего Семёна Мала. Дорога, особенно для грузного дьяка выдалась тяжёлой. Хотя тракт, проложенный между Москвой и Грустиной в стародавние времена поддерживался в должном состоянии, колдобин и островков прыткой лесной поросли прямо на проезжей части дороги хватало с избытком.

Двух кучеров, Емельку и Стёпку, Кречет сразу же определил на постоялый двор, оплатив за них за постой сразу на месяц вперёд. Но нутром чувствовал посол, что не скоро, ох, не скоро примут его и сотоварищей его во дворце царя московского. Да, послы из Москвы принесли в Грустину хорошие новости, мол, царь Иван Грозный отныне обратил свой взор на запад, а не на восток. Да и то, прибрав к рукам Казанское и Астраханское ханства, а чуть позже пообещав покровительство хану Ногайской Орды он, наверное, и вправду успокоился на этом. Но доживающий свой век и умудрённый жизненным опытом, царь Великой Тартарии Святовир уже не мог в полной мере доверять царю московскому. И, несмотря на то, что эпидемия чумы изрядно истощила людские ресурсы его страны, он направил тысячи опытных мастеровых для возведения укреплений Заволжского Вала и целой россыпи городов-крепостей вдоль него.

Фёдор за пять лет службы в Посольском Приказе столицы Тартарии многажды имел встреч и бесед с царём своим Святовиром. За мудрость и справедливость почитал он его пуще отца родного. И не то беда, что царь вступил в преклонные года, нет, разум и речи его были как всегда вразумительны и понятны. Тревожило Фёдора то, за спиной царя-батюшки была пустота. Не дали ему родители небесные Тарх и Тара сына наследника. И трудно сказать, что начнётся в огромной империи после смерти великомудрого царя.

Да, когда-то с Батыем, ханом Золотой Орды, было достигнуто соглашение, что ни Тартария Северная в дела Орды, ни Золотая Орда в дела Тартарии не будут вмешиваться, а только поддерживать друг друга будут в трудные годины. Но давно уже умер хан Бату, давно распалась Золотая Орда, а на её месте возникли Белая, Синяя, Пёстрая, Ногайская Орды, Джунгарское царство, Казанское, Астраханское и Крымское ханства. Во многих из них теперь верховодили магометане, чего, например, при Батые не было. Хуже всего было то, что не было с осколками Золотой Орды договоров нужных. А главным правителем всех этих улусов бывшей Золотой Орды без всякого курултая назначил сам себя правителем крымский хан Девлет-Гирей. Справедливости ради нужно сказать, что являясь по прямой линии чингизидов потомком Чингисхана он имел моральное право на такое лидерство. Но все «карты» его теперь путал московский царь Иван Грозный, отказывавшийся признавать главенство власти над собой со стороны чингизида Девлет-Гирея. Трудные времена настали. Теперь не московские послы в Грустину, а послы Тартарии в Москуву зачастили, чтобы избежать или отодвинуть угрозу войны с набирающим мощь московским царством.

Через неделю пустых хлопот и ожидания приёма тартарских послов у царя московского совсем приуныли они:

– Слышь-те, братцы, бают при дворе Ивашки, что занедужила крепко жена его молодая, Анастасия.

Дьяк Яровид вопросительно посмотрел на Кречета. Вместо него голос подал Семён Мал:

– Пригрел Иван-царь при дворе англов поганых, а где англы, там и пакости всякие творятся. Чего доброго, англы на нас болезнь Анастасии повесят, вот уж он так обрадуется, так обрадуется…

Фёдор вскочил со скамьи и несколько раз нервно прошёлся по горнице.

– И такой навет братцы на нас, не исключаю. Много нынче народу от нас в Москву прибыло, да и не только в Москву. И купцов и мастеровых-строителей, и оружейников знатных из страны нашей здесь сейчас пруд пруди. Но мудр наш царь Святовир, и мудрёно письмо от него для Иван-царя. Мабудь не наветам пустым, не клеветам аглицким поверит он, а слову мудрого царя нашего.

– Твои бы слова, Фёдор, да богу ихнему в уши.

Яровид тяжело встал с пристенных полатей и, пройдя к двери, наполовину приоткрыл её. Грузный вес и одышка толкали его лишний раз глотнуть свежего морозного воздуха. В горнице было так натоплено, что хоть веничком себя как в бане стегай. По полу пошёл ощутимый сквозняк, и Семён, недовольно посмотрев на дьяка, стал натягивать на ноги свою шубу волчью.

Во дворец царя их вызвали только к концу четвёртой недели пребывания в столице Московии. Кречет сразу заметил перемену в царе. Лицо его почернело от перенесённой утраты любимой жены. Его живые, порой насмешливые глаза словно остекленели, а вокруг рта застыли скорбные складки. Третьего дня умерла-таки Анастасия. Печален, тих и строг сидел Иван на своём троне. И даже приняв из рук Фёдора свиток с письмом от царя Святовира, долго он взглядом в пол, а не в послов упирался. Наконец вздрогнул он, прогнал от себя оцепенение, сорвал печать со свитка, вперился глазами в него и долго, долго читал письмо от своего брата царственного. Затем, не поднимая глаз на Кречета, молвил:

– Хорошо и о хорошем пишет царь ваш благолепный. Мир, дружбу предлагает учинить. Желает, чтобы наши царства благоденствовали да в торговле процветали. К военному союзу склоняет против врагов внешних…

Поднял он глаза на Фёдора Кречета, и взгляд этот неподъёмно тяжёлым стал:

– А что ж тогда вы, тартарцы за Волгой-рекой крепости да валы высокие строите? Али боитесь нас, русичей?

Кречет заученно, как царь Святовир учил, ответил:

– Царь-батюшка, то, что ты Казанское и Астраханское ханства к рукам прибрал, да ещё Ногайскую Орду себе присовокупил, дело твоё и нас это не касается. И какие у тебя отношения с ханом Девлет-Гиреем нас тоже не волнуют. А волнует нас то, что бояре пермские и нижегородские, самарские и саратовские чуть ли не каждый год вылазки со своими ратями на нашу сторону устраивают. Мы же, наоборот, на вашу землю не заримся и кровушку зря не проливаем. Вот потому, опасаясь наскоков русичей, мы и строим свой Заволжский Вал с фортами и крепостями. Как говорится, бережёных и боги берегут.

Грозный поморщился от этих слов. Боги, боги… Хотел он уже послам нотацию дать, что один бог на небесах и над всеми длань свою простирает, да вовремя остановился. Царь знал в совершенстве пять чужих языков, ещё столько же понимал. В его наверно богатейшей во всей Европе библиотеке хранилось столько документов всяких с ещё седых времён, что не ему послам, а им царю Московии впору лекцию читать. Ведь знал он доподлинно, откуда есть пошла земля русская. С Русколани, ещё и Лукоморьем и Беловодьем называемой, пришли на Русскую равнину, на волжско-днепровские берега русичи-русы и теми же богами окормлялись они, что и сейчас тартарцы. Но они-то от своих богов древних и мудрых не отреклись, а вот русичи…

Плакаться перед послами о том, что неудачен оказался поход его армии на Ливонскую Конфедерацию, и что пришлось и Нарву, и Копорье и другие, ранее завоёванные земли на берегу Балтии отдать полякам да шведам, ему не хотелось. А просить царя Святовира, чтобы он как встарь, во времена батыевы, помог ему войсками, не мог. И гордость не позволяла просить помощи, и другое понимал – большой урон в людях претерпела Тартария после нескольких страшных эпидемий чумы, холеры и нашествия джунгарцев.

– Донесли мне, что хана Едигея, какой-то хан Кучум умертвил и теперь он в Кашлыке правит. А ведь хан Едигей данником моим был и все земли в верховьях Иртыша и Тобола к ним тяготели. А с этих земель ясак мы собирали в виде рухляди меховой. Теперь вот подумал я войско против Кучума послать и изгнать его с той земли. По северам мы в ту землю пройдём, так что не через Заволжский Вал будем ломиться. О том царь Святовир пусть знает.

Кречет нервно переступил ногами:

– Хан Кучум это брат родной Едигея. Пришёл он из Хорезма, что стольным градом является Независимой Тартарии. Он и к нам, на среднюю Обь, сунуться хотел, да мы ему окорот дали. Так что это ваши с ним дела, царь-батюшка, мы тут вам ни вредить, ни помогать не намерены. Но под Грустиной два тумена нашей армии располагаются, так что не ходи туда…

Прозрачный намёк посла был дерзок, и уже за это Кречета могли тут же вздёрнуть на

дыбу. Хотя угроза эта была так себе. Сейчас в столице северной Тартарии и полтумена не набралось бы. Почти всё своё воинство: сотни и тысячи мастеровых царь Святовир бросил на строительство Заволжского Вала. Именно с этого направления тартарцы ждали главный подвох со стороны Московии.

Иван Грозный устало отмахнулся:

– Не до вас мне теперь. С запада свеи да кичливые шляхтичи жмут. С юга Девлет-Гирей набеги чинит. Так что передай брату моему Святовиру, что не враг я ему.

Склонил Федор голову:

– Обязательно передам, царь-батюшка.

Кречет чуть запнулся и всё же произнёс то, что вертелось у него на языке:

– Прояви милость свою великую, освободи людей наших, что в подвалах пыточных томятся по навету врагов наших общих, англов.

Вздохнул тяжко царь. Да, поддался он дворне своей продажной, что за деньги посла и купцов аглицких напели в уши ему о том, что к смерти Анастасии причастны именно тартарцы. Да теперь, после сыска им учинённого, стало ясно, что оговорили зря ни в чём не повинных людей, а самих англов, их купцов и даже послов царь Иван до ниточки раздел и разул за их предательские поползновения и коварство и выслал вон из страны, оставив при дворе только самого посла и его прислугу.

– Скоро освобожу их. Не виноваты твои люди в смертоубийстве жены моей оказались. Пусть царь Святовир не гневается на меня за притеснения людей ваших.

Чуть сощурив глаза, Грозный поинтересовался:

– А есть ли англы в ваших краях и не шкодят ли они?

Кречет спрятал в усах и бороде лёгкую усмешку:

– В свои земли мы их не пускаем, так как волхвы наши бают, что англы самим дьяволом порождены и страшны они этим. А вот в Новой Тартарии, что за океаном Великим лежит, сунулись они, чтобы берега, острова и мели описать, да и туда мы не пустили их. А когда барк аглицкий попытался в воды наши тамошние войти с целями преступными, наши люди этот барк и англов на дно океана пустили рыбок покормить.

Вскинул удивлённо брови царь Грозный. Не так просты эти тартарцы. Не убоялись нарастающей мощи аглицкой империи.

Из Москвы послы тартарские выехали вполне удовлетворённые встречей. Охранная грамота, выданная Кречету Иваном Грозным позволила послам без приключений добраться по Владимирскому тракту до паромной переправы у Нижнего Новгорода, а дальше своя земля под колёса их полукареты ложилась. И пригрезились в дороге Фёдору его Рослана, детишки его малые. Сам он был из приобских казаков. Столетиями предки его стерегли южную границу Тартарии от набегов степных кочевников ещё со времён Чингисхана. Он и дом свой на окраине Грустины превратил в привычную для его глаза казачью усадьбу. Крытая соломой изба была просторной. В ней одна из комнат выходила окнами и на восток, и на юг. Большая печь, которую и здесь, в Тартарии, называли русской, делила хату на две половины: на большую, где все жили, со столом и лавками вдоль стен, с «красным углом», где стояли деревянные божки Тарха и Тары и лежанкой, от которой шёл настил, на котором спала вся семья. Через ту лежанку детишки Кречетовых забирались на ночь на печь, которую перед этим протапливали. Там, особенно в морозные зимние дни и ночи они и коротали время, дожидаясь тепла на дворе.

Вторая половина дома именовалась хатыней. В ней до поры до времени чугунки да вёдра, рогачи да ухваты и прочая утварь хранилась. В эту половину выходил большой сводчатый зев печи. Именно оттуда доставалось и варево и свежеиспечённый хлеб. Этот хлеб, особенно выпеченный из ржаной муки, имел непередаваемо вкусный запах, если его пекли из новины, муки свежего помола. В той же половине у окна стоял ткацкий станок, который редко когда простаивал. Рослава была искусной мастерицей в этих делах, обшивала и одевала не только свою семью, но и семьи друзей и родственников..

Рядом с сенями дома стояла конюшня, где хрупали вдосталь овёс две кобылы и Малец, строевой жеребец Фёдора. Впритык к конюшне был пристроен утеплённый сарай для двух коров, да ещё закут для десятка овец. Чуть вдалеке, как бы отделяя двор от огорода и сада, стояли разные постройки, в которых были и погреб глубокий, и сарайчик для птицы, и

навесы, где висели хомуты и сёдла, и где было место, защищённое от дождей и снегов для телеги и саней. От ворот общего двора в сторону огорода тянулся довольно длинный огороженный загон для летнего содержания скотины. Все эти постройки были надёжно укрыты камышовыми крышами. Пучки камыша при этом были обмазаны глиной, смешанной с мелом. Обмазочный состав назывался крейдой. Чем хороши были эти крыши и стены? Тем, что зимой долго сохраняли и в хате и в постройках тепло, а в жаркое время создавали приятную прохладу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.