Дявольский луч

Теперь они заметили, что гудение стало громче. В одном из углов двора в ночь выплыл белый клубящийся шлейф пара, который исчез задолго до того, как достиг верхних башен. Голоса двух мужчин внизу доносились до них в виде негромких гулких возгласов. Один из них потащил тачку с углем к углу, где исчез в дверном проеме. Вскоре они услышали лязг железной двери и металлический скрежет засова.

Феррис хмыкнул.

– Динамо, – прошептал он, скорее самому себе. Только тогда Спайдер узнал знакомое гудение.

Некоторое время они с удивлением наблюдали за людьми, работающими на угольной куче. Феррис знал, что вилла построена по последнему слову техники, оснащена электрическим освещением и другими современными приспособлениями, но он был практически уверен, что энергию для них вырабатывает небольшой газовый двигатель в одной из пристроек рядом с комнатами для слуг. Кроме того, он знал, что гул в ушах свидетельствует о наличии динамомашин, гораздо более мощных, чем требовалось для нужд виллы в горах, какой бы обширной она ни была. Тогда зачем этим людям работать по ночам? Размышляя таким образом, он пробирался вдоль крепостных стен, пока впереди не увидел отблеск света от одной из небольших амбразур. Они осторожно заглянули в нее. То, что они увидели, вызвало еще один из тех негромких посвистов, которые издавал Феррис.

Помещение внутри, очевидно, было построено над машинным отделением. С одной стороны была короткая железная лестница, ведущая к ряду электрических реостатов и других приборов с циферблатами и множеством колесиков, прикрепленных к массивной резиновой пластине на стене. С другой стороны в полу торчали блестящие корпуса двух маленьких динамо-машин. Между ними стоял самый странный агрегат из всех. Он был из толстого зеленоватого стекла и по форме напоминал огромные песочные часы, верхний конец которого упирался в потолок, а нижняя часть была врезана в каменный пол. Из потолка вместе с верхней половиной часового стекла торчал U-образный стержень из черного вещества, по-видимому, углерода. Такой же стержень виднелся под стеклом в нижней половине. Между ними пульсировал странный пурпурный свет. Пока они наблюдали, он мерцал и вспыхивал, то изгибаясь, как змеиный язык, то превращаясь в ровный пурпурный луч.

Пока они стояли и смотрели, через отверстие в полу в дальнем углу показались голова и плечи человека. Шаг за шагом он поднимался, пока они, присев на корточки, не разглядели его через оконный проем: густые седые волосы, худощавая фигура, круглое бесстрастное лицо с глубоко посаженными глазами, скрытыми за линзами очков. Он повернулся, ступив на пол, и наклонился, чтобы помочь выбраться из лаза второму человеку.

Последний оказался гладко выбритым мужчиной с болезненными чертами лица и истощенным телом. Даже когда его лицо появилось в свете лампы, Спайдер почувствовал, как Феррис напрягся возле него, и услышал, как тот тяжело задышал. От сжавшейся руки Ферриса на его рукаве по позвоночнику Спайдера побежали холодные мурашки.

– В чем дело? – встревожено прорычал он.

Феррис ничего не ответил, но продолжал заворожено смотреть в окно, подняв голову так, что, если бы они решили обратить свой взор вверх, то увидели бы его воочию. Временами он замирал, отступал в темноту и проводил ладонью по глазам. Когда он снова прижался лицом к окну, Спайдер увидел, что на его лбу выступили крупные капельки пота, хотя ночь становилась всё более прохладной.

Маленький человечек нервно ерзал. Не в его правилах было подвергать сомнению действия своего шефа, но он понимал, что они теряют драгоценное время. В конце концов он положил ладонь на руку Ферриса и грубо отбросил ее в сторону. И тут снова возникла странная ситуация: Феррис повернулся к Спайдеру и долго и пристально вглядывался в его лицо, освещенное тусклым светом из окна. Спайдер не был студентом-психологом, но в глазах Ферриса было что-то такое, что вызывало у него панический страх, – некая неопределенность, вызывавшая тревогу.

Долго ли это продолжалось (показалось, что несколько часов), Спайдер толком не знал. Когда второй из двух мужчин, тот, что выглядел истощенным, вдруг посмотрел на окно, ему показалось, что все потеряно. Спайдер мог бы поклясться, что тот увидел Ферриса, и рука маленького человечка метнулась к автомату, а слух настроился на крик тревоги. Но вместо этого (и Спайдер мог в этом поклясться) человек в башне, казалось, на долю секунды замер, завороженно глядя в окно. Неужели он узнал его? Затем человек в башне сделал шаг по полу, и Спайдер поднял оружие. Еще один шаг… но человек остановился. Он развернулся. С ним заговорил другой.

С востока донесся слабый гул самолетных моторов, едва слышное пение эфира. Самолет возвращался! Они должны уйти! Паук так жестко, как только мог, оттащил Ферриса от окна и, прижав его со всей силы к стене, приказал прислушаться.

Зум, зум, зум. Очевидно, они отсоединили шумоподавитель. И они приближались. Неужели Феррис лишился чувств? Понимает ли этот дурак, что происходит? Феррис вздрогнул пару раз и недоуменно мотнул головой.

– Это самолет, – прошипел Спайдер. – Ты что, пьян или спятил? Мы должны убираться отсюда, и очень быстро!

Феррис напрягся. Казалось, само выражение его лица изменилось, когда он повернулся лицом к ночному ветру.

– Боже, ты прав, – пробормотал он.

– Почему ты не заметил этого раньше?

И Спайдер выругался под нос.

Как можно тише они спустились через башню во двор. Еще немного пошарив – теперь они не решались пользоваться фонарем, – они нашли железную лестницу, ведущую под мост к маленькому каменному причалу. Снимать одежду было некогда, и они погрузились в воду как были. К этому времени слабый гул, доносившийся с востока, перерос в громкий рокот. Не успели они переплыть и половины озера, как самолет уже настиг их. Однако, оказавшись на воде, они были в полной безопасности. Вероятность того, что полуночные летуны заглянут в воду, где они находились, была невелика.

Но что это такое? Из тумана на востоке внезапно появился пурпурный отблеск! Сначала слабый, он становился все ярче с нарастающим гулом двигателей. Феррис почувствовал, как пальцы паники впиваются в его тело. Вокруг него вода стала ледяной. Он услышал, как Спайдер окликнул его сзади. В голосе маленького человечка звучала паника, которая, казалось, сковывала его собственные конечности. Это был крик страха – страха пред неизвестностью. Повернув голову, он посмотрел на восток. Он был там, его мрачные крылья вырисовывались на фоне рассеивающихся облаков. Но теперь от фюзеляжа к поверхности воды вертикально вниз струился сплошной луч пурпурного света.

Самолет с ревом приближался. Почему-то – Феррис не знал, почему – страх, заморозивший его конечности, теперь проник в самое сердце. Инстинктивно он чувствовал, что должен любой ценой избежать этого пурпурного луча. Летающий корабль с ревом пронесся над их головами.

Все было кончено в одно мгновение. Зловещее пурпурное пятно пронеслось над водой между ними. Оно не коснулось ни одной части тела Ферриса, но прошло прямо над головой и плечами Спайдера. Не было слышно ни крика, ни даже шороха. Но Спайдера больше не было!

Феррис с бешеной поспешностью бросился наутек, громко зовя Спайдера. Самолет уже достиг замка, и последний рокот его двигателей перекрыл все шансы найти его. Но Савйдер? Феррис снова проплыл по кругу, выкрикивая его имя. Он нырнул. Ничего. Он нырнул снова, на этот раз глубже. Вниз, вниз, вниз, пока его легкие, казалось, не разорвутся внутри него. Не в силах больше оставаться на дне, он вынырнул на поверхность, выпустив воздух.

Там, безмятежно дрейфующего и бледного на фоне соболиных вод Бленнерзее, он нашел Спайдера. Но именно то, что делало Паука тем, кем он был, то, что отличало его от грязи на дне озера, то, что заставляло его есть, пить, смеяться и говорить, – все это исчезло навсегда. Всего одно прикосновение пурпурного пятна – и он исчез!

Наконец Феррису удалось отбуксировать тело на берег. Там, с помощью поджидавшего его Лефти, он вытащил маленького человечка на узкий пляж. Вместе они возились с телом в течение двух часов. Два часа бесплодных усилий. Дюйм за дюймом они обшаривали его тело, но не нашли ни одного следа. В легких не было воды. Он был мертв, но отчего? Пурпурный свет? Скорее всего!

Они были людьми, привыкшими действовать в чрезвычайных ситуациях, поэтому вырыли на берегу Бленнерзее неглубокую могилу и похоронили в ней то, что было Спайдером. Когда они закончили, Лефти сказал Феррису, что с него довольно. Феррис может пойти с ним, если хочет, или остаться и отыграть драгоценности в одиночку. Что касается Лефти Фрица, то с него было достаточно, и с него хватит.

И вот той же ночью Лефти спустился с горы и пошел своей дорогой. А Феррис, сделав свой выбор, остался.

Глава 4. Девушка

Не в привычках Ферриса было пытаться объяснить пережитое, пока работа еще не закончена, и поэтому он выкинул из головы, по крайней мере на время, странные события в замке и трагическую кульминацию их переправы через озеро. В том, что между инцидентом с мертвой коровой в открытом поле и самолетом в замке существует какая-то зловещая связь, он был совершенно уверен. Очевидно, та же разрушительная сила, что убила Спайдера, убила и корову, оставив после себя полоску желтой травы. Но предаваться размышлениям было пустой тратой времени. Он навел кое-какие справки среди крестьян маленькой деревушки в долине, где остановился, но они знали о Бленнерхофе так же мало, как и он сам, и, казалось, не думали ни о чем, кроме того, что касалось их собственного незамысловатого существования.

Феррису пока хватило замка, и он решил обратить свое внимание на виллу, надеясь таким образом установить, где находятся драгоценности – на вилле или в замке. В заключение он решил побольше узнать о привычках обитателей виллы. Возможность сделать это представилась немного раньше, чем он ожидал, и таким образом, что это не принесло ему никакого удовольствия.

Два дня спустя он прогуливался по дороге, которая вела с гор в деревню, и на повороте дороги наткнулся на девушку. Это была не более чем тропинка, с одной стороны упирающаяся в скалы, а с другой обрывающаяся в пропасть. Что произошло до того, как он завернул за угол, Феррис сказать не мог, но, видимо, это была какая-то ссора, потому что он как раз успел увидеть, как девушка подняла хлыст и резко ударила им по лицу своего спутника. Это была подопечная барона, и она ударила большого немца, которого местные жители называли исключительно полковником фон Шаангом. Затем, развернув лошадь, она помчалась по узкой тропинке в сторону Ферриса, а мужчина с полыхающим от гнева лицом мчался следом.

Накануне вечером стоял небольшой мороз, но утреннее солнце уже успело растопить поверхность земли, оставив на ней тонкий налет скользкой грязи. То ли из-за раннего времени года она не позаботилась о том, чтобы подковать своего коня, то ли крутой поворот оказался для него слишком тяжелым, сказать трудно. Перрис, спрятавшийся за кустом в надежде остаться незамеченным, увидел, как задние копыта животного выскользнули из-под него и отбросили его головой к галечному склону. Гравий и камни, упавшие вниз от удара, видимо, напугали его, и он начал бешено скакать и метаться, все ближе приближаясь к пропасти, зиявшей по другую сторону тропы.

Ярость на лице преследователя сменилась страхом, когда он увидел надвигающуюся опасность. Он спрыгнул с лошади и замер, словно застыв от ужаса.

Фотографический ум Ферриса зафиксировал каждую деталь происходящего. Мгновенно осознав, что животное обезумело от падения песка и гравия на уши и глаза и что в следующее мгновение лошадь и всадник могут рухнуть с обрыва, американец бросился вперед и схватил уздечку. Он и думать забыл, что главной целью его жизни в последние несколько недель было не попадаться на глаза именно этим людям.

– Ослабь поводья! – крикнул он ей, когда лошадь попыталась развернуться и броситься на него.

Он увидел, что в ужасе она со всей силы натягивает тяжкие испанские удила, вгоняя острую сталь все глубже и глубже в чувствительную пасть зверя. Кровавая пена брызнула на него.

Она, казалось, не слышала его. Лошадь и всадник приближались к пропасти. Еще один рывок в сторону, как в прошлый раз, и они оба окажутся над пропастью. Видя, что она бессильна что-либо изменить, Феррис отбросил поводья, подскочил к стремени и обхватил ее за талию. Свободной рукой он выдернул кожаный повод из ее безвольных пальцев. Она потеряла сознание… к счастью. Но не запутается ли ее левая нога в стремени, прежде чем он сможет ее освободить? А ведь зверь уже балансировал на краю пропасти! Слава Богу, нога освободилась! Феррис со всей силы бросил свое тело назад и, покачиваясь, оказался над пропастью. Пока он восстанавливал равновесие, в скалы далеко внизу ударилась рыжеватая масса. Раздался грохот, который услышал даже он сам: лошадь брыкнулась и затихла.

Испытывая странную дурноту, Феррис, спотыкаясь, пересек тропинку и положил девушку рядом со скалой. Темные волосы выбились из-под шляпки, обрамляя бескровное лицо с мягкими чертами. Он уже собирался подпереть ее голову своим пальто, собираясь растереть ей кисти рук, как вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку. Он забыл о присутствии того человека – фон Шаанга, хотя в голове все еще стояла картина, как он медлит где-то на заднем плане, пока ее жизнь находится на волоске. Как ни странно, он не обратил на него внимания, стряхнул руку и, не поднимая взгляда, принялся растирать запястья женщины.

Рука на его плече напряглась и попыталась грубо развернуть его. В тот же миг он почувствовал резкое движение хлыста по своим плечам. Он мгновенно повернулся и посмотрел вверх. По изумленному выражению лица полковника Феррис понял, что в нем с первого взгляда узнали чужака. Пока они стояли лицом к лицу, один пригнувшись, другой подавшись вперед, рука полковника стремительно переместилась к бедру. Феррис понял, что должен действовать быстро, и так и сделал. Одним движением он заставил голову девушки опуститься на плащ и, чуть сдвинув ноги, бросился на фон Шаанга. Резкий удар кулаком в подбородок немца и лязг оружия из голубой стали о твердый гравий тропинки прозвучали почти одновременно. Колени фон Шаанга подкосились, и он тяжело опустился на землю. Едва взглянув на него, Феррис поднял пистолет, презрительно посмотрел на него и швырнул в обрыв. Без лишних слов он переключил свое внимание на девушку.

Найдя неподалеку источник, он плеснул немного воды ей в лицо. Постепенно краски вернулись к ее коже, и она переложила голову в ложбинку его руки. Легкий ветерок провел по его щеке прядью ее волос, и тонкий аромат проник в ноздри, заставив кровь запульсировать в мозгу. Еще один вздох, трепет длинных ресниц, и она подняла голову, глядя ему в глаза. Первый ошеломленный взгляд непонимания сменился удивленным недоумением. Она что-то сказала ему на языке, которого он не понимал.

– Сейчас все будет в порядке, – рискнул он сказать по-английски.

Ее глаза распахнулись от изумления, а затем от страха.

– Вы американец? – спросила она.

По ее произношению он понял, что она, должно быть, хорошо знакома с английским языком, на котором говорят в его стране.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

И тут она увидела распростертого фон Шаанга.

– Вы убили его! Он мертв?

Феррис, улыбаясь, покачал головой.

– Не повезло, – сказал он. – Я просто ударил его по подбородку. Он ударил меня своим кнутом, а потом, увидев, что я не крестьянин, потянулся за пистолетом. Я должен был что-то сделать, – извинился он полушутя.

Она встала и придвинулась к Феррису, ухватив его за рукав.

– Было бы лучше, если бы вы убили его – лучше для нас всех. О, как бы я хотела сорваться с того обрыва вместе с бедным Ролло! Но вы не можете оставаться здесь. Смотрите, он шевелится. Я боюсь… боюсь, когда он придет в себя…

Феррис не сразу ее понял; глаза его сузились до маленьких щелочек, и он почувствовал, как кровь стучит в висках, как пульсирует непонятная для него ненависть.

– Мадам, – сказал он, – вам больше не нужно его бояться. Небольшой толчок в сторону обрыва, и он окажется внизу вместе с вашей лошадью.

В тишине раздался его негромкий металлический смех. Холодность этого смеха заставила ее отпрянуть от него. Она снова посмотрела ему в лицо и издала слабый стон. Даже когда ее губы разошлись, он отвернулся от нее и направился к беспомощному немцу. В глазах у него помутилось, и он увидел, что все вокруг стало красным.

– Красный-красный-красный, – пробормотал он. – Боже, как у меня болит голова! Все красное. Я должен убить его. Я должен его убить.

Он не успел пройти и половины расстояния до распростертого человека, как на него бросилась маленькая, белолицая фурия. Сквозь красную пелену, которая, казалось, душила его, он почувствовал, как ее пальцы сжались на его руке.

– Красный-красный-красный, – бормотал он.

– Ты с ума сошел? – услышал он ее крик. – Вы хотите убить беспомощного человека?

Красная пелена все плотнее облегала его горло, душила, сдавливала. Он отмахнулся от нее. Еще два шага и он оказался над немцем, его пальцы судорожно сжимались и разжимались. Даже когда он потянулся, чтобы схватить его, он почувствовал, как холодное дуло пистолета прижалось к его виску. Ее голос, теперь уже ясный и спокойный, зазвенел в его ушах.

– Если ты к нему прикоснешься, я тебя убью!

Как тщательно отрегулированный насос начинает работать автоматически, когда вода достигает определенного уровня, так и инстинкты американца телеграфировали каждому нервному центру его тела, что еще один шаг к лежащей фигуре будет означать его конец.

Он приостановился, выпрямился. Красная, удушливая пленка, казалось, растворилась у него на глазах. Тугое удушающее ощущение на шее ослабло. Он отступил назад, испуганно глядя на девушку, в глазах которой горело презрение. Он услышал ее негромкий голос где-то за много миль от себя.

– Возможно, для всех нас было бы лучше, если бы этот человек умер, – говорила она, – но я не могу видеть, как его хладнокровно убивают. Будет лучше, если вы уйдете немедленно, пока он не очнулся. Обещаю, что в этом случае нас будет двое против вас.

Красный цвет уже полностью исчез. Пульсация в мозгу, пульсация шрама на лбу проходила. Он чувствовал сильнейший стыд, всепоглощающее желание убежать. И вот, пока она склонилась над другим мужчиной, он поспешил за угол и вниз по склону, свежий утренний воздух обдувал крупные бисеринки пота, выступившие на его лбу.

Глава 5. В одиночестве

Ранняя осенняя гроза, нередкая в этих горах, надвигалась на небо черной пеленой уже ближе к полудню. Феррис в своей комнате на постоялом дворе сидел, положив голову на руки. Он не обращал внимания ни на отдаленные раскаты грома, ни на сгущающиеся сумерки, предвещавшие бурю. В четверть пятого слуга принес свечу и зажег огонь. В течение нескольких минут ее мерцание отбрасывало причудливые тени на стену, а затем угасло. Феррис, казалось, не замечал холода в комнате.

Через два часа слуга, вернувшись с едой, застав американца в задумчивости. К этому времени порывы ветра уже рвали ставни и свистели во фронтонах. Яркие вспышки молний бледными отблесками озаряли полумрак. Мужчина снова раздул огонь, и тот снова метнулся в помещение. Через несколько минут он утих, превратившись в тусклое, угрюмое свечение под слоем полусгоревших дров и мрачного пепла.

Вслед за этим с более сильным треском, чем обычно, распахнулась одна из деревянных ставен, впустив в дом струи дождя и буйство пронизывающего ветра. Свеча на столе замерцала и потухла, ее слабый отблеск был ничтожен по сравнению с голубым светом, заливавшим комнату из открытого окна. Не успев взять себя в руки, Феррис оказался на ногах в дальнем углу комнаты, его пальцы сжимали холодную рукоять автомата, а глаза смотрели в сторону качающейся ставни. Но там не было ничего, кроме ветра и дождя.

– Нервы, нервы, – бормотал он. – На данном этапе у меня сдали нервы.

Он сжал кончики пальцев и почувствовал, как они дрожат от биения сердца и подергивания напряженных мышц.

– С такими пальцами сегодня и кружку не опрокинуть, – пробормотал он.

Он подошел к столу и сделал длинный глоток вина. Это, казалось, придало ему сил. Он подошел к окну. Шквал на время утих. Он вгляделся в ночь, услышал в непроглядной тьме раскаты грома. В деревне то тут, то там мерцали огоньки. Бурная ночь даже для этих стойких крестьян. Он задвинул ставни и зажег свечу, взяв из камина щепку, внутренне чувствуя, что угрюмые угли не желают уступать ему даже это крошечное пламя. Когда он отвернулся, они с неожиданной яркостью бросились на него. Он вздрогнул, отступил назад, проклиная себя за глупый страх. Толстый сосновый сучок, внезапно вспыхнувший пламенем, – вот и все.

– Нервы, нервы, – пробормотал он.

Вскоре он пододвинул кресло к камину и опустился в его недра. Он бы с радостью уснул, но жуткий стук ветра по ставням не давал ему сомкнуть глаз. То и дело он оборачивался в кресле и вглядывался в комнату позади себя, внутренне ругая себя за отсутствие самоконтроля.

В 11:30 по его часам он встал, подошел к своему чемодану и достал из него тонкий шерстяной свитер, пару ботинок на резиновой подошве, фонарик и тонкий стальной стержень, с обоих концов прокованный до толщины лопатки. За несколько минут он переобулся и натянул свитер. Во внешний карман непромокаемого пальто, которое он надел, он положил пистолет, в другой – стальной прут, финку и фонарик. Сделав все это, он задвинул громоздкий железный засов в двери, ведущей из комнаты, и погасил свечу. Минута осторожного разглядывания через щель в ставне, прежде чем открыть ее, и затем пятифутовое падение на землю снаружи. Через десять минут он оставил деревню позади и устремился к горам.

Глава 6. Зеркала виллы Бленнерхоф

Феррис, спотыкаясь, поднялся по склону на мыс, с которого открывался вид на озеро. Здесь он на мгновение остановился, разглядывая возвышающиеся над водой башни замка, почти неразличимые сейчас сквозь мрак и туман. Замок неизменно завораживал его, причем даже больше, чем сами драгоценности на вилле. Даже сейчас, когда он смотрел на него, ему казалось, что он видит отблески танцующих огней на мрачных крепостных стенах.

Однако предстояла иная, более серьезная работа, и он направился в сторону виллы. Вокруг царила абсолютная темнота. Некоторое время он опасался, что гончие на псарне в задней части виллы услышат и разбудят сторожа и слуг, расположившихся в соседнем здании, но шум дождя и ветра, непрекращающиеся раскаты грома заглушали мягкий шаг ступающих по гравию ног на резиновых подошвах.

Он со знанием дела выбрал одно из нижних окон и, подтянувшись на узком карнизе, вцепился в него стальными пружинистыми запястьями и пальцами. Уцепившись за шаткую опору, он вставил клин под створку окна и с постепенно нарастающим давлением потянул ее вверх. Она поддалась с металлическим щелчком, слышным даже в бурю. Он подождал мгновение, присев в темноте, зная, что его должны были услышать, если бы кто-нибудь остался бодрствовать.

Сверкающая вспышка молнии на мгновение осветила полированную мебель и сверкающую посуду. Значит, это была столовая. Очень хорошо. Он занес ноги внутрь и бесшумно опустился на пол. При этом движении торчащая из кармана рукоятка пистолета зацепилась за оконный карниз, и оружие выпало во тьму. Он поразмыслил, стоит ли возвращаться назад, рискуя быть услышанным гончими, но решил, что не стоит, и тихонько закрыл за собой окно.

Из своего многолетнего опыта он сделал вывод, что сейф, будучи цилиндрическим, вряд ли был спрятан в одной из стен. Вероятность того, что он находится в столовой, была невелика, поэтому он осторожно прокрался по полу к открытому дверному проему, фонарик стал ненужным из-за голубоватых вспышек молний, освещавших помещение при каждом третьем шаге. Он осторожно пересек коридор на руках и коленях и оказался в помещении, которое принял за гостиную. Шторы были частично задвинуты, поэтому он достал фонарик и осторожно пустил луч через всю комнату к противоположной стене. Ему оставалось только немного поискать, когда он с учащенным сердцебиением понял, что нашел ее. Долгий опыт работы в подобных обстоятельствах подсказывал ему, что за этой своеобразно повешанной картиной и драпировкой находится та самая маленькая полированная ручка, которую он искал.

Едва взглянув по сторонам, он чуть ли не побежал, споткнувшись при этом о стоящий рядом стул. На приглушенный стук он не обратил внимания. Разве в воздухе и так не было достаточно звуков, чтобы заглушить все остальное?

Он подошел к картине и стал шарить вокруг нее, пока не нащупал пружину, которая ее освобождала. Когда она откинулась, он просунул руку внутрь и с чувством удовлетворения нащупал маленькую круглую ручку. Затем, старательно заткнув ватой левое ухо, он поднес правое к маленькой стальной дверце и начал крутить никелированный диск. Он щелкнул один раз и повернул диск в другую сторону. Второй тихий удар внутри подсказал ему, что диск щелкнул еще раз. Боги действительно были благосклонны. Тревожная нервозность прошедшего дня исчезла, рука была тверда как камень, слух почти идеальным.