Карма

Догадка оказалась столь неожиданной, что он чуть не свалился с кровати. Ну, да, совершенно очевидно, этот ковер не далее как сегодня висел у него дома в гостиной комнате. И целый год висел. Как память о… Мурашки пробежали по коже, заставив содрогнуться мышцы. Неприятно екнуло сердце. Юрик лежал, покрытый потом и не мог понять, то ли он сошел с ума, то ли лежит в хирургии и бредит, а то и вовсе прибили насмерть в этом чертовом парке бескультурья и отдыха, а иначе как объяснить встречу с умершими родственниками?

ПЕРЛ ТРЕТИЙ

С самого утра Витя Дрягунов стал замечать за собой некоторые странности. Во-первых, встал он не с левой ноги как обычно, а с правой, во-вторых, ноги его, босые и неуклюжие неприятно коснулись холодного линолеума вместо того, чтобы попасть в теплые домашние тапочки. Будучи человеком аналитического склада ума, Витька легко объяснил первую странность нервозным характером проведения этой ночи, а если копнуть глубже, то и вообще нарушением режима последних дней, связанных в свою очередь с некоторыми переменами в личной жизни, несанкционированными вызовами на аварийку в цех. Вторую странность Дрягунов объяснить пока не мог ввиду явной недостаточности информации, поскольку тапок у кровати, как впрочем вообще на полу и в любом другом месте комнаты, не оказалось. Каково же было его удивление, когда он полчаса спустя, уже позавтракав и, естественно, забыв о тапках, обнаружил их на смывном бачке унитаза. От неожиданности Витька даже намочился не там, где положено.

Ленка, Витькина жена, пояснить ситуацию не смогла, вдобавок обозвала мужа дураком и ушла в магазин, хлопнув дверью.

Странно все-таки устроена человеческая психология. Какие-то бытовые мелочи попадают в поле зрения, приковывая к себе внимание, какие-то нет. Может работает некий особый мозговой фильтр, а может весь этот процесс носит чисто случайный характер? Ну уж нет, ничего случайного в Витькиной жизни не происходило. В любом событии Витя видел внутренний смысл, глубокую взаимосвязь с другими событиями, а самое главное, – закономерное появление оного.

Несколько минут активной умственной работы и, – 1) все стало как божий день 2) все стало на свои места [оба варианта совершенно равноправны, просто автор затруднился предпочесть один другому]1. Тапки являлись помимо предмета обуви еще и следствием мистической атмосферы прошедшей ночи, а если посмотреть на ситуацию с другой стороны, доказательством (объяснением) того, что звуки и шорохи, ощущаемые Витей в течение этой самой ночи имели мистическое происхождение.

Если уж мозговой механизм Вити Дрягунова заработал, остановиться ему будет совсем непросто. По особой логической схеме Витя без труда вышел на бабу Калю, – родную бабушку, проживающую некогда в этой самой квартире и продавшую ее любимому внуку перед свадьбой по смехотворной цене. Баба Каля слыла изрядной колдуньей и вполне после ее ухода в квартире могли еще существовать разные лярвы – продукты астрального творчества бабушки. Они могли быть и безобидными, словно осиротелые зверушки, покинутые хозяйкой, а могли находиться здесь со специальной программой, – выжить со света любимого внука, его жену и годовалового сына Олежку. Конечно, плохо думать подобным образом о родной бабушке, однако Витя обладал достаточной информацией, чтобы делать подобные выводы. Тем более, что столь подозрительная ночь была далеко не первой и не каждый раз она будет оканчиваться на смывном бочке. Черт и что, можно и совсем не проснуться.

Витя явно занервничал, а такое с ним последнее время случалось нечасто. Ленка конечно считает его придурком, обчитавшимся фантастики и говорить с ней на эту тему бесполезно.

Улица встретила его свежей внутренней прохладой. Ноги сами несли его прочь от города, подальше от суеты. Шел он, наверное, с час, хотя вполне можно было доехать на автобусе, просто мыслей об этом не было; и уже дойдя, едва не повалился на сгнивший от дождя и ветра грубо сколоченный деревянный крест. Ухватившись за него рукой, медленно сполз на твердую, словно базальт глину. Хитрое с лукавым прищуром лицо бабы Кали смотрело на него с вызовом и усмешкой, будто говорило: знала-знала, что сюда припрешься, куда ж тебе еще-то податься? Резкая боль в сердце, толи от нервной перегрузки, то ли от чрезмерно быстрой и долгой ходьбы, опустила Витю еще ниже и он ткнулся лицом в давно завядшие, почти сросшиеся с землей цветы. Словно эхом донеслась до него фраза Юрика, будто из другой, уже далекой жизни: «никогда не забывай оглядываться на себя со стороны, хотя бы на мгновение и задавать вопрос: я ли это делаю или мной кто-то руководит?»

Фраза подобно молнии во время шторма, развалила хрупкое суденышко сознания и его обломки, отягощенные грузом воспоминаний, стали быстро и неизбежно проваливаться на дно. Давление все возрастало, разбивая обломки в щепки. Расщепленное сознание, умирая, создавало такой калейдоскоп картин и звуков, что он быстро превысил информационный порог восприятия и Дрягунов совершенно потерял себя в омуте подсознания.

Свою первую встречу с Тишкевичем Витя всегда считал поворотным пунктом в личной психоистории. И не то, чтобы жизнь его круто изменилась или приобрела новое качество, наполнив себя высоким смыслом. Просто ребенок, с детства обожавший сказки и всякие загадочные истории, уже повзрослев, неожиданно встречает в совершенно обыденной обстановке старика Хоттабыча, в приятельской беседе объясняющему ему, взрослому юноше, что сказки- это не вымысел, просто некоторым людям не хватает научных знаний, чтобы объяснить их. Науку Витя уважал, если не сказать, боготворил. И три диплома о высшем образовании старика Хотта… тьфу ты, Тишкевича, вполне заменили для Вити светящийся нимб над головой, седую бороду с волшебными волосками и золоченый тюрбан.

Приятель по техникуму Игорь Пепеляев никогда не слыл болтуном или авантюристом, и его предложению познакомиться с интересной личностью, побывавшей на корабле инопланетян в черном космосе, запросто беседующему с домовым, лечащему людей от многих болезней магическим жезлом, состоящим из сплава 24 металлов, 20 из которых нет на земле, одним движением руки чертящим в воздухе зловещую пентаграмму, мгновенно вызывающую инфаркт у любого человека, приводящий как правило к смерти, Витя отнесся с нескрываемым интересом.

К обиталищу мага и чародея Витя шел на дрожащих ногах, а ум его застилал розовый туман. Игорь Пепеляев, сам того не ведая и, конечно, не преследуя никаких корыстных целей, уже порядком за-(кодировал, – зомбировал) Витю, подготовив тем самым благодатную почву для предстоящей встречи.

Уверенная безаппеляционность утверждений, постоянный энергетический натиск, систематическое напоминание о трех «вышках», подтверждение заявляемых фактов логическими выводами и нечеткой контрастности фотографиями, оперирование научными терминами, которых собеседник явно не знает. Вот она, четко налаженная схема обработки возможных клиентов, плюс, конечно, фактор Игоря Пепеляева, который Вадим Иосифович, естественно учитывал.

И Витя поплыл, он уже готов был записаться на курсы лекций, читаемые Тишкевичем в Перми, но (непредвиденный фактор, а может и судьба) – с сентября, когда начинались курсы, Витя уезжал в Ленинград учиться в технологическом институте.

Выходит совершенно напрасно распинался перед Витей Тишкевич, пытаясь заинтересовать его курсами?, но нет, ничего Вадим Иосифович не делал зря. Если уж не курсанта, то роль очередного Игоря Пепеляева Витя вполне мог выполнить. И для этого Витю не надо было ни уговаривать, ни просить, он сам с округлившимся от избытка впечатлений и знаний глазами, с сочащейся от желания поделиться информацией слюной кинется к друзьям. Именно так Вадим Иосифович Тишкевич вышел на свою «правую руку», – Юрика Пахомова, но это, конечно, совсем другой перл.

ПЕРЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

Иоганн Злоба имел обыкновение возвращаться домой поздно. Не сказать, что он был ужасно занят, хотя и вел насыщенный, деловой образ жизни, утверждать, что его тяготило одиночество (он был холост) было бы тоже неуместно, Иоганн жил своим внутренним миром, а недостаток в личной жизни с лихвой компенсировал общением с коллегами по работе и клубу. Можно даже сказать, что он уставал от людей и под вечер уже не хотел видеть и слышать никого. Однако, домой в последнее время он все же не торопился. Затягивал занятия в клубе, тем более что желающие всегда находились, гулял по вечернему городу, растворяясь в толпе людей, свете витрин и фонарей, шуме машин, гуле голосов. Часам к десяти – одиннадцати он буквально падал с ног от усталости и только это обстоятельство позволяло ему перешагнуть порог родной квартиры. Дома он вообще не обедал, предпочитая закусочные на улицах, буфет в клубе. Приходя домой, он запирался в маленькой комнате, подчас даже не раздеваясь, падал на матрас на полу и засыпал мертвым сном в абсолютно пустой комнате (всю мебель и вообще все вещи он перетащил в большую комнату, примерно с месяц назад, когда у него возникли первые подозрения).

Иоганн прекрасно знал с кем имеет дело и, конечно, имел понятие о всех возможных способах его личного Иоганна Злобы устранения. Мог посреди ночи внезапно упасть громоздкий шкаф и придавить его, мог вспыхнуть газ или сгореть телевизор, еда, приготовленная дома, могла оказаться ядом, могла упасть прямо на голову люстра, хотя почему могла? это уже и так было. Вообще, Иоганн боялся своей квартиры, вещи и стены, такие знакомые, стали чужими, враждебными, он больше не доверял им. И еще, – по утрам он чувствовал себя совершенно разбитым и немощным, будто и не спал всю ночь, а днем самочувствие его постепенно улучшалось. Мало того, участились кровавые поносы. Иоганн чувствовал , что хиреет прямо на глазах. Кто-то настроил его квартиру против хозяина и она высасывала из него энергию.

Иоганн не был простаком и кое-что предпринять был в состоянии. Однажды во время медитации он вышел в астрал и напоролся на духов, примитивных слепых сил природы, тонкоструктурных зачатков энергии с малой степенью организации, популярно обзываемых домовыми. К его удивлению он встретил яростный напор, его чуть не задушили. Воспоминания о той хриплой возне, бессильных судорогах, волне слепой ненависти долго не давали ему покоя, возвращаясь во снах в виде кошмаров и Злоба прекратил попытки выхода в астрал. Противник был явно сильнее, а скорее всего удачно использовал третью силу. Хоть бы она вышла из под контроля, молил дьявола Злоба. Он прекрасно понимал, что бывает в таких случаях. Джин пожирает Алладина, вызволившего его из сосуда. Человек, идущий на такой риск, должен быть или действительно искусным биоэнергантом или самонадеянным глупцом или просто ослепленным от ненависти или зависти человеком.

Злоба подозревал некоторых из своих коллег по другим клубам. Однако назвать кого-то конкретно не мог, возможно на него охотилась целая группа людей. Почти у всех своих знакомых, тайком, он изъял личные вещи: письма, фотографии, книги, рукописи, подарки. Однако, это было далеко, не все. У кого- то находилась его расческа, неожиданно выкрытая из письменного стола на работе, пропуск с фотографией, исчезнувший из кармана куртки в раздевалке. Кто-то очень ловко использовал все это. Посреди ночи Злобу разбудили затяжные трели телефонного звонка. Он проснулся в холодном поту, не соображая, что происходит. Телефон звонил не переставая. Если не снимать трубку, то хотя бы отключить (и почему он это не сделал вечером?). Для этого придется выйти из комнаты в коридор, чего Иоганн делать никак не хотел. Однако незнакомый абонент, похоже, не собирался оставлять попытки дозвониться до Злобы, а заснуть с таким перезвоном было просто невозможно и Иоганн нехотя поплелся к двери. Уже открывая замок, он заметил, что сквозь щель пробивается свет из коридора. Странно, неужели я забыл выключить? Память слушалась плохо, видимо, продолжала спать, безучастная ко всяким там телефонным трелям.

В конце концов он распахнул дверь и шагнул в коридор. Ничего страшного не произошло. Вешалка не сорвалась с петель, ботинки не кинулись в ноги, норовя сбросить на пол, зеркало не показывало ничего странного, кроме взъерошенного человека в мятом костюме и с красными глазами. Все как обычно. Только горел свет и звонил телефон.

Решая как ему поступить, Иоганн долго мялся на коврике, ковырял в носу и неприятно сопел. В конце концов, врагу надо если не смотреть в лицо, то хотя бы не побояться услышать его голос. И он снял трубку.

– До утра не доживешь, сука. – Произнес знакомый бесстрастный голос и трубка разразилась быстрыми бесконечными гудками.

Почуяв внезапную слабость в ногах, Иоганн тяжело опустился на пол. Телефонная трубка, продолжая гудеть, выпала из безвольных пальцев и громко ударилась об деревянный пол. Но этого звука Злоба уже не слышал.

Вадим Иосифович положил телефонную трубку на рычаг, в задумчивости массируя кончики пальцев и, глухо крякнув, пошел в комнату.

– Ну-с, и на чем мы остановились? – несколько надломленным голосом осведомился он.

Юрик оторвал голову от журнала и с интересом взглянул на Тишкевича. Глаза последнего светились непривычным голубоватым светом и было совершенно непонятно, что это означает? В рассказе Бредбери астронавты вернулись на Землю из полета на Венеру и глаза их светились голубым светом от неземных впечатлений. Однако Тишкевич никуда не летал, а просто уходил в соседнюю комнату. Хотя, черт его знает, странная все-таки личность. Может он выходил на связь с цивилизацией из черного космоса? Юрик едва подавил смешок. Вспомнил, как Тишкевич рассказывал случай о том, как с ним вышли на связь инопланетяне. Сидели они вдвоем с сыном Иоськой в комнате, внезапно тот повалился на пол и мгновенно уснул, включился отключенный от сети телевизор, инопланетянин передал Тишкевичу сообщение, телик выключился, Иоська проснулся и продолжал чинить приемник как ни в чем не бывало. Витька ему верил, а сам Юрик? Пока только прикалывался, ведь столь редкостного психопата еще поискать…

– Ах, да. – Вспомнил Тишкевич. – Ну и как? Все еще веришь в реинкарнацию?

– Звучит убедительно, логика есть. – Юрик задумался, подыскивая слова. – Я бы даже сказал, – наукообразно. Удачно совмещены периоды полураспада и распада души с религиозными представлениями – 9 и 40 дней. В течение первого периода распадается тяжелая, животная, грубая энергетика, в течение второго – светлая, высокая. Интересная последовательность. Все эти гранулы души, которые схлопываются и расхлопываются, раздираемые по мере продвижения вверх более плотными в смысле тонкоструктурной энергетики слоями атмосферы, пока окончательно не растворятся в атмосфере.

– Не все забирает ноосфера. – Подчеркнул Тишкевич. Сев напротив Юрика, он сложил кисти рук лодочкой, словно принимая одну из поз йоги. – Только самое лучшее, светлое. Более грубое, неизменно оседает в низших слоях, пока не растворяется с природной органикой.

– Выходит личность раздирает на составляющие и как единое целое перестает существовать?

– Вот именно. И ничего страшного в этом нет. Космосу абсолютно наплевать на такой никчемный субъект как человеческая личность, его интересует лишь продукт ментальной деятельности. Это обогащает цивилизацию, двигает вперед науку и культуру. Ноосфера – гигантский банк данных и человечество постоянно принимает из него информацию. Так родилась «Роза мира» Андреева и труды Блаватской.

– А ваши знания тоже откуда?– Поинтересовался Юрик.

Тишкевич смутился, словно услышал бестактность. Секунд пять он сверлил собеседника взглядом своих гипнотических глаз, затем медленно, с расстановкой, произнес:

– Возможно, часть из них и пришло по энерго-информационному космическому столбу [ЭИКС в понятии В.И. Тишкевича, – канал связи человека с разумом Космоса, находящейся за спиной человека и являющийся по сути его вторым позвоночником], остальное получено благодаря собственным силам и методам добычи информации. К тому же не забывай, что во время пребывания в нем, – Вадим Иосифович заговорщески кивнул на макет многогранника, – мне искусственно расширили канал сознания, что намного увеличило скорость и объем поступления и обработки информации.

Тему полета на многограннике в черный космос Юрик старался никогда не задевать, боясь бестактным вопросом или суждением спугнуть Тишкевича и разрушить завоеванное к себе доверие. Чудак чудаком, а общаться с ним было интересно, тем более, что некоторые знания приобрести было просто небесполезно.

– Получается, заново родившийся человек, – это собранные осколки разных людей, живших до него.

– И не только, в его ДНК заключена родовая память, почти как разум клеток по Саптрему. Не только душа, но и тело носитель и накопитель информации.-Тишкевич еще что-то хотел добавить, но в соседней комнате зазвонил телефон. – Минуточку. – И его как ветром сдуло.

Вышел он минуты через три в неопределенном состоянии. Похоже телефонное сообщение вызвало в нем неоднозначные эмоции.

– Чему быть, того не миновать. – Вслух подвел он итог своих внутренних сентенций и тяжело опустился в кресло.

Впервые за весь вечер Юрик взглянул на часы и ужаснулся, узнав, что уже глубокая ночь. А ведь утром ему ехать ко второй паре. Хрен с ней, ничего страшного, если он поедет к третьей, если, конечно, вообще поедет.

ПЕРЛ ПЯТЫЙ

Нет, решительно не клеился у Юрика сегодняшний день. Всю ночь провалялся с боку на бок, пытаясь заснуть; редкие сползания в сон были подобно обмороку – резкие, неожиданные, глубокие и страшные как омут. Неприятное состояние шатающегося сознания. Он и сейчас не смог бы точно утверждать, что было сном этой ночью, что явью, а что – еще черт и чем. В толковании снов сегодняшние сны – яви – бред никак не толковались, очевидно считалось, что подобное людям снится не может, а возможно, у самого толкователя просто не хватило фантазии. Так или иначе, а проснулся он в шесть утра с головой, набитой ватой, неспособный связно мыслить и координировать двигательную деятельность. И как оказалось, совершенно зря, не за чем было так мучить себя ранним вставанием, изнурительной тряской в междугороднем автобусе. И совершать небывалый подвиг – появляться на первой паре. Зачет по статметодам он все равно завалил. Вторая пара вызвала в нем небывалую тоску, столовая на большой перемене вообще добила его, зато третью пару он ожидал в состоянии зомби, вызванного из гроба заклинанием к кратковременной псевдожизни. На курсах по системно-структурному анализу Тишкевич громогласно распылялся на весь дом профсоюзов им. Свердлова перед новыми клиентами, пытаясь завлечь их на лекции, наговорил всякой чепухи, о которой Юрик уже сто раз слышал, а к новой теме так и не преступил. После курсов он пытался дозвониться до Алены, но толи у нее было занято, толи аппарат в этом чертовом доме профсоюзов был не исправен. К тому же он был голоден и выжат как лимон. А тут еще так не кстати это дурацкое поручение Тишкевича, сходить к кому-то там Злобе или Глобе в «Черный лотос» за анатомическим атласом по тибецкой медицине. Все у них не как у людей, разорялся Юрик, фамилии придумали какие-то идиотские, один дескать злодей необычайный, шарит в черной магии, второй, наверняка, астролог, причем глобальный, чего уж там мелочиться. А одно название клуба чего стоит?! Ну, лотос, это понятно, символ трансцендентального спокойствия и сосредоточенности, так его еще и обязательно черным надо сделать. Дескать, обитают в нем не иначе как слуги Сатаны. Пыль надо в глаза пустить, антураж создать. Тьфу ты, сплюнул Юрик на мостовую, видел я вас всех…

Он предполагал, что в «Черный лотос» его пустят по особому паролю, заседание будет проходить при задрапированных шторах и горящих свечах, а возможно, он попадает на кровавую литургию с запланированными жертвоприношениями, или на тайную сходку людей Черного круга… однако, все было буднично, просто и даже не интересно. Обычная дверь в жилом доме, не двойная, не металлическая, даже не обитая материалом или деревом. Простой дребезжащий звонок, никакого там мурлыкания или позывных в виде азбуки Морзе. И как ни странно, ему сразу же открыли. Среднего роста человек, среднего возраста, небритое худощавое лицо, запавшие, будто глядящие внутрь глаза.

Похоже, его ждали. Ни говоря ни слова, человек двинулся вглубь квартиры, словно предоставляя свободу выбора гостю, возможность лишний раз подумать, – продавать душу дьяволу или идти, откуда пришел. Коридор оказался длинный и темный, будто и в самом деле электричество здесь не жаловали. Незнакомец проводил его на кухню, там слава Богу, свет горел, жестом указал на стул и исчез. Кухня как кухня, лишь странного вида плакат приковывал к себе внимание. Зловещая бурая пентаграмма на фоне пенообразной конструкции, разорванной до бесформенности, – очевидно олицетворение Хаоса. Где-то он уже это видел, или Тишкевич что-то рассказывал…

Пристальный взгляд Юрик почувствовал сразу. Бородатый мужик стоял на пороге кухни и разглядывал его. Увидев реакцию гостя, сразу шагнул на встречу. И получилось это столь естественно, что создало некую иллюзию непрерывности движения, словно не стоял он в стороне и не разглядывал гостя, а все время двигался к нему на встречу. Бред какой-то… Юрик невольно встряхнул головой и поднялся со стула.

Незнакомец поздоровался, поинтересовался успехами Тишкевича, нравится ли ему тематика курсов. Кто он, интересно, Глоба или Злоба, гадал Юрик. И дернуло его за язык спросить. Мужик все-таки попался разговорчивый.

– Вы ведь Глоба?

– Почему Вы так думаете? – Полюбопытствовал бородатый.

– Просто снял энерго-информационную карту. – С невиннейшим видом ответствовал Юрик.

Глоба, а это наверняка был он, едва не выронил из рук объемистую книгу. Видимо, это был пресловутый атлас. Ни говоря больше ни слова, он вручил Юрику книгу и тот понял, что пора на выход. Собственно он так и собирался.

Вот, в принципе, и все посещение ужасного «Черного лотоса». Просто, буднично и даже немножко нелепо. Свежий воздух освежил Юрика, толчея людей растворила, втянув в свою безликую атмосферную массу и больше он о Глобе не вспоминал. Осенние сумерки еще только думали расползтись по улицам и пока они думали, Юрик решил еще раз попытать счастья. Телефон-автомат за углом не вызывал доверия. Начисто выбитые стекла, вывороченная в предсмертной агонии и повисшая на последнем дыхании дверь, облупленная краска, исцарапанная гвоздем малолетними дебилами в поисках самовыражения.

Однако, телефон работал. Мало того, трубку взяла Алена.

Вообще-то, зря он позвонил. День был длинный, силы на исходе, пора бы уже и домой ехать. Просто хотелось услышать любимый голос, потрепаться о всякой чепухе, что он обычно и делал, по пол- часа, а то и больше занимая аппарат в доме профсоюзов. Но сегодня вышло иначе. Нет, чепуху он, конечно, всякую нес. Все как обычно, кроме того, что Алена пригласила его, дурака, в гости. И никогда ни будь, а прямо сейчас. Что он мог ей ответить?

Голодный и измученный тащился он в трамвае, совершенно не о чем не думая. Хорошо хоть удалось занять сидячее место. Вытащил из сумки атлас, полистал, сплошь и рядом одни схемы строения человеческого организма, надпись по латыни. Все слишком сложно, специфично, и громоздко. Более понятным ему показалось схематика чакр, путей передачи энергии в организме, графики влияния энергий инь и янь на определенные типы людей в зависимости от времени суток и года. Это они уже проходили на других курсах Тишкевича, по биоэнергетике и основам современной магии, которые проводились в выходные. Юрику стало любопытно кто являлся автором атласа, ученый с присвоенной степенью или какой-нибудь знахарь, спустившийся с гор? Он открыл заглавную страницу и тут же его внимание привлекла огромная круглая печать: пентаграмма в центре, опоясанная полу -размытым тантрическим текстом. На ощупь ногтем оказалась даже рельефной. Вполне солидная печать, наверняка таящая в себе магическую силу. От прикосновения к ней неприятно защекотало в пальце. Юрик оторвал палец от печати и поднял его вверх. Кожное раздражение начало медленно перемещаться по руке, пока не достигло плеча. Казалось, будто рука онемела, потеряв упругость и эластичность, словно печать высосала из нее энергию. Даже указательный палец, поднятый вверх подобно персту судьбы, онемел и застыл, поддерживая свое неподвижное состояние непонятными силами. Юрик словно завороженный смотрел на него, не в силах совладать. От неожиданно нахлынувшего страха мгновенно побежали мурашки по голове.

Юрик едва не пропустил остановку. Выпрыгнул в последний момент, хряпнувшись в лужу и остолбенев посреди дороги, с ужасом обнаружил, что последние пять минут провел в совершенно бессознательном состоянии. Дорогу после рынка он не помнил совсем! Прямо наваждение какое-то… Он взглянул в сумку. Книга лежала на месте. Зачем-то пошевелил левой рукой. Действия его в этот момент были ему непонятны и казались сущей нелепостью. На счастье, на него едва не наехал грузовик. Инстинкт самосохранения помог ему выйти из ступора.